Я боялся подойти к этой, запряжённой в повозку, лошади. Боялся потому, что мои товарищи говорили, что она, когда к ней близко подойдёшь, может ударить копытом и кусается. Даже тогда, когда она запряжена и на её шею надет хомут. На самом деле это была самая обыкновенная, худая, смирная кобыла, на которой целый день развозили хлеб из пекарни в магазины нашего небольшого городка. Она была так худа, что были видны сквозь её шкуру рёбра. Возможно, её плохо кормили, или она была больна, но она еле тянула тяжело нагруженную повозку по пыльной, разбитой дороге, и хорошо, когда эта дорога была суха. Осенью и ранней весной, когда дороги превращались в сплошное месиво, она не могла тянуть груженую повозку, и кучер, упираясь в повозку сзади, помогал ей, громко при этом ругаясь. Это потом я понял, что на самом деле лошадь смирная, что можно смело залезть к ней на спину, встать и танцевать вприсядку, а она даже не пошевелится. Понял я и то, что они говорили мне так потому, чтобы нас, малышей, около повозки было как можно меньше, чтобы больше было шансов им, старшим, поживиться оставшимися от погрузки в лотке крошками хлеба. Одновременно кучер исполнял и обязанности грузчика. Он подъезжал на повозке боком к стене, в которой было прорублено окошко и вделан наклонно деревянный лоток, по которому и подавали из пекарни свежий, мягкий, пахнущий дрожжами, сытный, чёрный, ржаной хлеб. Мы, мальчишки, следили за его погрузкой, и самые смелые и сильные из нас, от вида и запаха хлеба глотая слюну, подходили к повозке всё ближе и ближе. - Дядя Семён, можно, мы Вам поможем грузить, - обычно спрашивал самый смелый. - Как же Вы мне надоели, погибели на Вас нет. Ну, хорошо, погрузите Вы хлеб, а что я Вам за работу дам? Не дают мне лишней буханки хлеба, чтобы Вам раздавать. По счёту хлеб, понимаете Вы это или нет? А если украдёте у меня буханку, и в магазине хлеба не хватит, как мне рассчитываться, чем, - и он, сквернословя, брался за погрузку. Мы покорно отходили в сторону, наблюдая за ним, ждали, пока он окончит погрузку и отъедет подальше, за поворот, и с криками бежали к лотку. Как воробьи налетают на брошенные щедрой рукой крошки, так и мы налетали на лоток и горстями хватали осыпавшиеся с буханок хлеба крошки и, поспешно совали их в рот, чтобы успеть ещё хотя бы раз набрать горсть жареного хлеба. Дело доходило до незлобных потасовок, и доставалось в них, как обычно, самым маленьким и беззащитным. Иногда, правда очень редко, дядя Семён разрешал нам, мальчишкам, грузить хлеб, и мы с удовольствием грузили его. Грузили по очереди, по парам. Один брал буханку с лотка и подавал в руки другому, а тот уже укладывал булки хлеба в аккуратные стопки внутри повозки. После того, как первая пара «работников» уставала, за работу принималась другая пара ребят. Несмотря на то, что Дядя Сёма всегда матерился и на вид был суров, был он, видимо, добрым человеком, раз мог отдать нам, мальчишкам, каким-то образом добытую лишнюю буханку хлеба, а не нести её домой. До сих пор помню вкус того ржаного ломтя хлеба, доставшегося нам за работу. Ничего не было вкуснее и ароматнее. Но недолго продолжались наши набеги на пекарню во время погрузки хлеба. То ли руководству пекарни стало стыдно, что территория пекарни не загорожена, то ли надоело видеть им наши вечно голодные глаза, но однажды вокруг пекарни появился высокий забор с большими деревянными воротами. В то голодное время мы ели иногда такую еду, на что сейчас, наверное, мы и смотреть на неё не стали бы, в руки не взяли, но тогда, особенно после купания в степной речке, любая пища нам казалась деликатесом. О том я попробую рассказать в следующих своих рассказах. А вкус хлебных крошек запомнился мне, да и моим друзьям детства, на всю жизнь. Возрастная группа - от пяти до семи лет. © Copyright: Юрий Мацегор, 2011 Свидетельство о публикации №21106020459 |