25. Подарок достойному. Продолжение следует

 

Ольга Ртищева

 

Глава 25. На новом месте

Скоро жизнь в Америке стала привычной, они привыкли к чужой речи и черным лицам на улицах. Всё воспринимается без удивления, а как должное, кое-что даже раздражает.

За это короткое время Танька устроилась официанткой, сразу же прекрасно себя зарекомендовала, опираясь на Машкины инструкции. Если бы не она, им было бы тяжелей вдвойне. Машка когда-то уже прошлась по инстанциям, поэтому они не путались и не теряли время. Всё было хорошо.

Самое смешное, что всё здесь в кафе было с точностью до наоборот, не так как на родине. Все чаевые шли в общий котел, о тайном кармашке не было и речи – везде стояли камеры наблюдения, не хотелось, чтобы информация о кармашке дошла до начальства. О «пополаме» тоже надо забыть навсегда.

Самые щедрые чаевые от бывших соотечественников или интересующиеся обстановкой в России.

Если клиенты выясняли, что их официантка совсем недавно прибыла в США, сметливая Танька выуживала чаевые самыми изощренными способами: от обворожительной улыбки, излучающей настолько искреннее расположение к гостям заведения, что не возникало даже сомнения в том, что обслуживает она с удовольствием именно эту семью или эту пару; или коротенький рассказ-намек о том, как сложно выехать сюда, вызывал дополнительный поток чаевых.

В душе Танька насмехалась над глуповатыми и ограниченными, по её мнению, американцами, снисходительно глядя на их невоспитанных детей, которые, придя в кафе, вели себя так, что у нас в России давно бы прилюдно схлопотали от родителей.

Американские мамочки уговаривали своё чадо вести себя прилично потому, что «стыдно перед мистером за соседним столиком», в тот самый момент, когда само чадо с воплями скидывало со стола тарелки с едой, орало дурнинушкой и пыталось швырнуть едой в того самого «мистера».

Мать, ловко ловила куски на лету, продолжая ласково уговаривать деточку. Танька жалела несчастных родителей, в душе ругая американскую систему воспитания.

Говорили, что хозяин кафе тоже потомок русских первой волны иммиграции «то ли из князей, то ли из графьёв». Его толком никто и не видел, говорили, что пожилой мужчина приятного вида.

Нанятый управляющий тоже имел русские корни, язык предков знал плохо, но при желании мог изъясниться на бытовом уровне.

Коллектив разношерстный, есть из Китая, Мексики, Афганистана, Украины, парочка человек из России.

С первой же недели стало ясно, что такого работника как Татьяна еще поискать надо. Американцы работают по принципу «лишь бы не выгнали», азиаты считают работу временной, предпочитая более денежные варианты, из бывших советских никто жилы не рвет.

Прозорливая Татьяна поняла, что имея чаевые в разы больше, чем у других, получает денег меньше, потому что общая сумма чаевых делится на всех членов коллектива, но всё равно работала на совесть, ждала, когда заметят.

Заметили. Не понравилось. Первым делом сотрудники побежали «стучать», что новенькая русская ворует продукты и чаевые, но ничего не вышло.

Татьяна, естественно, никогда не брала ни продуктов, ни денег, всегда выходила из кафе с небольшой дамской сумочкой. Управляющий просмотрел видеозаписи, но следов криминала не обнаружил, зато обнаружил приличные чаевые и служебное рвение.

Он вызвал Татьяну на разговор, поговорили о работе, внимательно выслушал как поставлено дело в далеком Новосибирске. Немного поговорили на русском. Было видно, что доволен.

В свою очередь Танька попросила устроить на работу при наличии свободных мест родную тётю. Управляющий пообещал, и через пару месяцев Лилиана Корнеевна уже работала на кухне, мыла помещение, закладывала посуду в посудомоечную машину, чистила овощи.

Вот она - ирония судьбы! Посудомойка теперь она, Лилиана Корнеевна, с чем сама себя насмешливо поздравила.

Каждую неделю Лилиана Корнеевна посещала русскую церковь, хотя верующей никогда не была. Самым тяжелым испытанием для неё было узнать, что некоторые прихожане - потомки недобитых фашистов. Это как подлый удар ножом в спину, как внезапный ожог, она с тоской думала о жертвах Великой Отечественной войны, о замученных и убитых.

Как так получилось, что, причинив столько горя народу Советского Союза, эти люди спокойно и счастливо доживали здесь остаток жизни, не голодали и не нуждались, и не испытывали мук совести, а их потомки имели довольный и весьма упитанный вид?

Невольно сжимались кулаки и наворачивались слезы. Но так было только в начале, потом она свыклась с этими мыслями и успокоилась.

Кроме неё церковь посещали в основном представители русскоговорящей диаспоры - потомки первой волны эмиграции и второй послевоенной. И неверующая Лилит, стала активно принимать участие в жизни церкви.

Все старались говорить только на русском, говорили красиво, как-то по особенному вежливо и мягко, так, что приятно общаться.

Лилиана Корнеевна гордилась своей принадлежностью к учителям начальных классов и всегда искренне считала, что лучше всех говорит именно эта категория людей, речь точная, ёмкая, без лишних пауз и слов, загромождающих фразы, отточенная годами и десятилетиями, поэтому понятна слушателю любого возраста, единственный минус – иногда просачиваются командные интонации, увы, - издержки профессии.

После службы часто остаются пить чай и общаться. Лилиана Корнеевна ощутила дефицит общения на русском спустя полгода, поэтому подружилась с прихожанами, всегда стараясь чем-нибудь помочь в церкви, чтобы быстрее почувствовать себя своей.

Всё хорошо, за исключением безделицы – скучно! Скучно слушать вежливые разговоры ни о чем или о чужих родословных, что тоже относится к разряду разговоров ни о чем, зато является предметом гордости многих семей.

То, что мужчины старательно ухаживают за дамами, сначала радовало, потом тоже перешло в разряд обыденности.

Явно не хватало эмоций! Здесь мужчин гораздо больше, чем в России, они менее требовательны, не набивают себе цену на пустом месте, уважительно относятся к противоположному полу, не говоря о том, что не пьют в непомерных количествах и не ругаются матом.

Как-то в соседях по праздничному столу случайно оказался пожилой человек высокого роста, аккуратно одетый, худощавый, слегка сутулый, который вел себя достаточно скромно, но в нем чувствовалась внутренняя сила.

Неплохо говорил по-русски, шутил, ухаживал за Лилианой Корнеевной, подливал ей чай. Она глядела на немного непропорционально-крупные кисти его рук и удивлялась, какие длинные пальцы у этого человека. Такая рука могла принадлежать хирургу, художнику, пианисту. Все звали его Альбертом.

«Сердечник,» – решила она, глядя украдкой на мешки под глазами на худом скуластом лице. Он вел себя скромно, А Лилиана Корнеевна по старой учительской привычке старалась взять за столом инициативу разговора на себя.

Незаметно для окружающих меняла тему, если предыдущая себя исчерпала, направляла коллективный ход мысли в нужное русло одной фразой, а дальше нить беседы вилась сама собой, будто никто и не приложил усилий для её развития.

Альберт предложил подвезти ее домой, сделал это спокойно и интеллигентно, в мягкой манере русских американцев. Сказал, что будет ждать на улице. Лилиана Корнеевна поблагодарила, а когда он вышел, позвонила Тане, чтобы та не заезжала.

Не прошло и полгода, как Альберт сделал ей предложение и тут же получил согласие, хотя она толком ничего о нем не знала, кроме того, что человек не бедный, он же давно здесь живет – заработал.

Они пару раз были в театре. Смотрели балет. От оперы Лилиана Корнеевна отказалась, у неё с языками было никак. А ближе к осени обвенчались в той самой церкви.

От жениха получила обручальное кольцо с небольшим бриллиантиком и обещание, что когда она получит права, прямо же в этот день они поедут выбирать машину.

Лилиана Корнеевна тут же записалась по телефону на курсы вождения. А после свадебной церемонии и праздничного обеда в ресторане, поехали в съемный дом невесты, то есть Лилианы Корнеевны, которая вскоре бросила работу и целыми днями занималась хозяйством.

Скука почти прошла! Как же ей хотелось, чтобы все, с кем она была знакома в России взглянули на кольцо с бриллиантом. Оно ведь стоит баснословных денег!

Хорошо, что уехала! Что там делать?

Жили теперь втроем, дружно завтракали в небольшом садике, Альберт называл их «мои девочки», по утрам рисовал картины с изображением цветов прямо в саду с натуры.

Танька вглядывалась и думала, что где-то она уже видела подобное, но никак не могла вспомнить. И вдруг её осенило: похожие изображения гладиолусов и ирисов висели у них в кафе, она тут же сообщила об этом Альберту и тёте Лилит.

Альберт засмеялся и сказал, что действительно отдал несколько работ как раз в это кафе, жаль, что не знал о том, что «мои девочки» там работали, иначе бы завалил помещение нарисованными цветами.

Эта мыль «девочкам» понравилась, они еще долго шутили на тему: «До чего мир тесен!». Днем же Альберт исчезал часа на четыре, говорил, что по делам. А по каким, никого слишком не интересовало.

Татьяна неожиданно получила повышение, теперь будет работать администратором, дома бурно радовалась, все уши прожужжала, какой она замечательный работник, что начальство оценило её по достоинству, да там и выбрать-то особо некого, кроме неё супер-работницы.

Лилиана Корнеевна её периодически одергивала, а Альберт просто широко улыбался, поддакивал Татьяне и соглашался, что справедливость наконец-то восторжествовала, что они все много потеряли, что не поставили Таню в первый же день на эту должность.