С великими надеждами, а кто-то несомненно и с чудными мечтами, но все школьники, без исключения, совсем недавно ждали удивительного солнечного лета с его лесом и речкой, с его прыгалками и догонялками, с его песнями у костра и другой невероятной романтикой, может быть даже - первой любовью. Но, время не стоит на месте. Вот уже и пролетел галопом коняка лошадиная - июнь. Зря с конём сравнил, скорее незаметно мокрой кошкой пробежал летний первенец, наследив на паркете, совсем не немножко грязными лапами от надоевших дождей, не дав вволю накупаться в реке. Закончился «первый поток» в пионерском лагере «Зарница». Да-да… не удивляйтесь, лагерь так и называется по самое сегодняшнее время – пионерский. Лично у меня от одного этого слова что-то в груди начинает жать и просится непременно вспомнить то знакомое и близкое, то желанное и родное, незабываемое. Ведь память о детстве, вот она, рядом. Совсем не за горами, каких-то сорок лет прошли. Да нет, промчались как никогда, как этот долгожданный первый месяц лета. Ванечка стоит в почти новых кроссовках, чистеньких брючках и рубашке. Карманы топырятся от конфет, а мальчонка вытирает ручонками слёзы на своём мальчишеском лице. Мы стоим и тоже чуть не плачем. - Ну, можно мне остаться с вами? – В который уже раз спрашивает он. - Нет, Ванюшка… - также в который раз отвечаем мы. – Таков порядок, ты должен ехать домой, а если прибудешь на вторую смену, то мы будем только рады. - Плохой порядок… - рыдает он. Этот «плохой порядок» сидит у меня сейчас под рёбрами, и нет у меня сил совершенно никаких, чтобы вытащить его и исправить, волшебным образом повернув на правильную колею простого, нормального, человеческого развития. Ванька прибыл грязным, битым и голодным. На улице моросил дождь, а он был в одних рваных шортиках без майки и старых тапочках. Вожатые отмыли мальчишку и одели. Одежда не новая, но по размеру подошла впору и чистенькая как никогда. Я помню себя в таком же возрасте и в таком же примерно лагере, но никогда не просящего добавки в столовой, тем более каши манной. Да я вообще её не ел тогда, как и сейчас. Ваня идёт за добавкой в очередной раз и никак не наестся. На полдник дали каждому по персику. Ваня долго на него смотрел, потом съел с нескрываемой жадностью и подошёл к завскладу, с которой подружился в первый день. - Тё… а можно ещё одну апельсин попробовать. - Да у нас и апельсинов-то сегодня не было, - ответила та и задумалась… А что тут думать? Двадцать первый век, Великая Россия, а маленькие граждане её, «Великой», не знают что такоё апельсин, в глаза не видели. - На вот тебе бананчик. Дома покупали тебе бананчиков? - Нет, не покупали, - отвечает, протягивая обе руки Ваня. Дожили, достроились… и коммунизма вволю и рыночных отношений наелись вдосталь, а не заметили, что есть ещё на свете ребятишки, через головы которых перепрыгиваем, перескакиваем, торопимся и спешим жить сами для собственного удовольствия и собственных интересов. Сейчас в пионерском лагере «Зарница» переполох. Все бегают, суетятся… А как же? Проверка всех мастей из разных волостей, начиная от санэпидемстанции до прокуратуры. Мама мальчика Вани написала заявление, что его сына обокрали и всунули ему другую одежду, что не кормили и что вожатые его заставляли курить. Вот людская благодарность за всё человеческое. Сама мамаша – мошенница рецидивистка, недавно схлопотавшая очередной условный срок и только благодаря наличию множества детей не села опять в тюрьму. Живущая дрянь со своей дрянной правдой, заключающейся в том, что ей всё позволено и все должны, а она никому, даже своим собственным детям. Тьфу на неё! Не хочу больше про эту сволочь разговаривать! В первом потоке были детишки в основном из так называемых неблагонадёжных семей, детского дома и кадетского казачьего интерната. В самом первом своём выступлении я ещё не успел подняться на сцену летнего театра, как ребятня обступили меня со всех сторон и тут же стали задавать кучу удивительных невероятных вопросов. Трогали гитарные струны, теребили одежду, в общем встретили на самом высшем уровне, словно местную знаменитость, как меня объявили потом. Прилетевшее внезапно смущение и волнение испарились внезапно, как и пришли. Особенно было волнительно, когда внучка Поля (самая маленькая, ещё не школьница, присутствующая в качестве зрителя) закричала откуда-то из середины рядов: - Это мой дед, это мой дед! Первый аккорд был взят и… «Качает вечер нежно ветки струны, а рядышком соседка – тишина». Понеслось поехало… Да-да, как вы уже заметили, стихи к этой песне написаны нашей очаровательной Рижанкой, Марией Зининой … Песня стала в прямом смысле слова хитом. Пришлось не только начинать ею и заканчивать своё полуторачасовое выступление, но и исполнять вместе со своими «Ёжиками» несколько раз подряд и под минусовку и под гитару. Девчонки переписали текст и передали искренне Марии пламенный привет! Что я сейчас и делаю: - МАРУСЯ, ПРИВЕТ!!! Через десять дней состоялось второе выступление с песнями военных лет. Наиболее популярными оказалась песня «Казаки в Берлине», при исполнении которой уж очень даже оторвались казачки из кадетского интерната, выбежав на сцену, и хором не один раз проорали понравившуюся им уже знакомую песню. При подготовке к выступлению я просмотрел множество знакомых нам с детства песен и впервые обнаружил, что у них, оказывается, есть авторы с удивительной порой историей создания своих собственных произведений. Я сначала с некоторой лёгкостью от вечной нехватки времени, с каким-то пренебрежением, что ли, относился ко всему этому. Но одна подружка с ТДВ, не буду говорить кто, хотя это была ВАРЯ, направила меня на путь истинный. После этого легкого направления я погрузился в начало-начал написания всех этих песен и нисколько не разочаровался, даже больше скажу – всё это позволило мне провести настолько интересный концерт, что ребятня была безумно рада. А дети - самый что ни на есть честный зритель! Уж, поверьте, в этом я удостоверился на личном опыте. Вот, например: ...Ранним утром 9 мая 1945 года на одном из самых оживленных берлинских перекрестков, заваленном покореженной фашистской техникой и щебнем, лихо орудовала флажком-жезлом молодая регулировщица. Десятки берлинцев наблюдали за ее размеренными и властными движениями, которые еще более подчеркивали строгость военной формы, ее походную простоту. "Вдруг послышался цокот копыт, — рассказывает поэт Цезарь Солодарь автору книги "Друзья-однополчане" (изд. 1973 г.) А.Е. Луковникову, — мы увидели приближающуюся конную колонну... Это были казаки из кавалерийской части, начавшей боевой путь в заснеженных просторах Подмосковья в памятном декабре сорок первого года. Не знаю, о чем подумала тогда регулировщица с ефрейторскими погонами, — продолжает Цезарь Солодарь, — но можно было заметить, что на какие-то секунды ее внимание безраздельно поглотила конница. Четким взмахом флажков и строгим взглядом больших глаз преградила она путь всем машинам и тягачам, остановила пехотинцев. И затем, откровенно улыбнувшись молодому казаку на поджаром дончаке, задиристо крикнула: - Давай, конница! Не задерживай! Казак быстро отъехал в сторону и подал команду: "Рысью!". Сменив тихий шаг на резвую рысь, колонна прошла мимо своего командира в направлении канала. А он, прежде чем двинуться вслед, обернулся и на прощание махнул рукой девушке..." Через два-три часа Цезарь Солодарь улетел в Москву и уже в салоне военно-транспортного самолета набросал первые строчки будущей песни: По берлинской мостовой Кони шли на водопой, Шли, потряхивая гривой, Кони-дончаки... Распевает верховой: "Эх, ребята, не впервой Нам поить коней казацких Из чужой реки..." В этот же день он прочитал стихи братьям-композиторам Даниилу и Дмитрию Покрассах, которым они очень понравились. По их предложению стихи были "усилены" лихим припевом: Казаки, казаки! Едут, едут по Берлину Наши казаки. Музыку написали к вечеру и, следовательно, песня "Казаки в Берлине" была написана за один день — 9 мая. Вскоре в исполнении Ивана Шмелева она прозвучала по радио, и ее узнала и полюбила вся наша страна. Рассказал всё это я ребятам, но про комментарий один, промелькнувший в интернете, рассказывать не стал: «Цезарь Солодарь увидел в Берлине лирическую сцену между удалым конником и молодой регулировщицей. Другой бы может и прошел бы мимо, но не профессиональный пропагандист и агитатор Цезарь. Братья Покрассы, прикинув авторские отчисления от каждого исполнения, тоже прониклись идеей. Все трое в это бизнесе были далеко не новичками, и как продвинуть продукт к потребителю — учить их было не надо. Шлягер получился славный. И начальство одобрило, и народ мелодию подхватил, и гонорар недурственный капнул. Все вроде бы довольны. А реальная история казачества с ее кровавыми коллизиями — да на кой она кому нужна?» Начнёшь вот так читать мою писанину и подумаешь, что, мол, начал про Фому, а закончил про Ерёму. Но, ведь последний комментарий к истории песни и историю про Ваню я хочу объединить… На все наши благостные бескорыстные начинания найдётся обязательно какой-нибудь урод и всё опошлит… Хорошо если только словами из интернетовской Обиванщины, но ведь ещё никуда не лезущими в ворота действиями алкашихи-мамаши. И если будем молчать, то хана всем нашим добродетелям и начинаниям, потому что не очень-то захочется уже их совершать… А надо, очень надо…очень-очень!!! P.S. Если лагерь не закроют, буду выступать с новым концертом «Алые паруса». Прогуляемся по дворовым песням нашей молодости. Кстати, Андрей Коровёнков однажды мне переслал кучу этих песен, как раз они, сейчас, и пригодятся. |