В кулешовском СДК уборщица мыла полы. Выпрямилась, швабру откинула.

- А Мария Григорьевна ушла домой только что, - сказала она. - Вы, я вижу, новым председателем сельсовета будете?

Я подтвердил свой статус.

- А вы пройдите или проезжайте к магазину, там дом Гореловых.

Поблагодарив уборщицу, я пешком отправился искать ее дом.

Срубовой, обшитый досками, крашеный домик, дворик асфальтированный. От сеней идет сразу же сараи, колодезь цыборный за двором. Далее виден сад и огороды. На мой оклик из сеней шустро выбежала молодая, красивая женщина. Она на ходу поправляла платок, сбившийся на собранную за затылком косу. Запыхавшая, на ходу, быстрыми движениями она обтирала руки фартуком.

Такой явилась мне Мария, на ее лице сохранялась улыбка и горел румянец.

Мария Григорьевна рассказывает.

- Родилась я в 1935 году в Ефремовке, которой теперь и не существует. Стерли наше село с земли как неперспективное. А то так бы так и жили в ней люди. На берегах речки Ветлянки она стояла.

Мои родители Егоровы: Григорий Емельянович с 1897 и Анна Константиновна – с 1896 годов рождения. Мама нас десятерых нарожала, а выжили пятеро. Говорили, медицина была отсталая и условия жизни тяжелые.

Из выживших нас три брата и две сестры.

Жила семья дружно, добром родители с нами обходились, в присутствии нас грубых слов не употребляли. Вообще мы вырастали в условия доверия и взаимопонимания. Но работать детям с раннего детства приходилось много. Мы детьми были послушными и бога боязливыми.

А работа была какая? За скотиной зимой и летом ухаживали и работа на огороде.

Посадили все под лопату, потом все лето идет прополка и полив. За счет огородов и скотины люди выживали. А с колхозов чего возьмешь? Они бедные. А может, политика такая была. Не платили до 1935 года, стариков мы слышали.

А сами мы чего помним? Только, как война началась. Страшное на долго запоминается. Мне же было почти семь лет тогда. Запомнилось, как к в окно сильно постучали. Я проснулась, а мама с испугу из дежи руки вынула, они у нее в тесте.

А в окне мужик мне виден. Он кричал: «Гришка! Собирайся! Война! К контору айда».

Суета в доме началась. По реакции взрослых становилось и детям не по себе.

Дождались отца, мы с Петей к нему жмемся. Отец поставил меня на стул, Петю приблизил к себе. Стал объяснять, что он скоро уедет, а мы матери и бабушке должны помогать и слушаться их. На следующий день мы отца на фронт провожали.

После ходили мы провожать и чужих мужиков. Ушли воевать и мои старшие братья: Михаил и Иван. К зиме в Ефремовке мужиков почти не осталось. Тихо стало в селе, по ночам жутко. Помню, собирались женщины к нашему дому, усаживались в рядок на завалинке и толковали, планировали: с чего им теперь жизнь начинать. Одна тетка поднялась с завалинки, повернулась ко всем лицом, поведя ладонями в стороны, говорит: «Вот чего бабы я вам посоветую: горевать горюй – а руками воюй. За работу нам браться надо».

Пошли они на утро к Григорию Степановичу Егорову. Он Максимовский, его к нам прислали председателем колхоза работать. Совет держали с ним. Определились, кого на какую должность ставить. Теперь и бригадирами полеводческих бригад, и заведующими фермами женщины стали работать. Техника в МТС, кое- какая осталась. Стариков и мальчишек на конные лобогрейки сажали, косили на лошадях хлеба, женщины следом шли и снопы вязали, ометы складывали и через молотилку до самой весны эти снопы пропускали. На стуже простывали и обезручивали люди.

На будущий год курсы трактористов и комбайнеров организовали. Курсантами - девчушки и мальчишки.

В войну одевались и обувались кое-как, питались впроголодь.

Колхозное зерно из амбаров выгребалось на нужды фронта. На трудодни начислят граммы, а корма для личного скота вообще не выделялись. Зато налогами колхозников закабалили.

Вспоминаю те годы с ужасом, не повторилось бы, упаси Бог.

Помню, бабушка делила нам завтрак, обед и ужин. В печеном хлебе муки было мало, примеси: картофель, жмых, лузга. Мы и такого хлеба досыта не наедались. Травами голод утоляли, огород и скот кормил. Картофель являлся хлебом для нас. Тыкву, морковь и свеклу всю зиму ели. Квас из свеклы сейчас люди делать разучились, кашу не варят с тыквой, а это же такая прелесть, такая вкуснятина. Семечки тыквенные грызли, полезные очень.

Мама на двух работах была занята, мы с Петей помогали ей. Вечером брала она нас в школу полы мыть, печки топить. Воду железками грели в той же топке. Нагреем шестеренку от трактора до белого каления, в ведро опускаем. Она там шипит. Утром директор маму за перерасход керосина в лампах отчитывает, его в войну не хватало. Дома в целях экономии керосина с каптушками вечерами сидели, ужинали при них или завидно. Семи линейные лампы зажигали, когда молодицы вышивали узоры и рисунки на скатертях и наволочках.

Народ в те годы был не таким грамотным, а мудрости и опыта жизненного у него хватало.

Но как бы не было трудно маме, а она детей учила. Нас шестеро в третьем классе училось, а перешло в четвертый трое. Четвертого класса из малочисленности не вышло.

С перерывом в год я семилетку в Ефремовке завершала, война тоже завершилась. Отец с фронта в конце 1945 года пришел, брат Иван в конце 1946 года. Михаила погиб в 1942 году. В семье рабочих рук утроилось, на трудодень осенью пшеницы начислили по 150 грамм. На мельницу впервые мужики зерно повезли, оттуда с мукой приехали. Мама пельменями картофельными семью досыта накормила. Жизнь налаживалась, мы ей так радовались.

Весной 1947 года Иван женился и решил под стадо наняться. А какой пастух без подпаска? Я согласилась с радостью, но вскоре пожалела. Представьте себе утро летнее, солнце на восходе, а к постели мама подходит на цыпочках и шепчет на ухо: «Доченька! Вставай! Иван коров к нам подгоняет». И так изо дня в день, все лето. А мне не полных двенадцать. Но понимала, надо брату помогать, терпела.

В следующем году Иван берет меня к себе помощницей на комбайн. Лето с ним работаю, в сентябре в семеновской школе старшие классы открылись. Мы переростками были, но в них учились. Пешком туда ходили за три километра осенью и весной. А зимой ходили, когда соскучимся или за продуктами. В пургу без ориентиров в степи блудили.

Зато весной благодать в степи. Идешь утром, а из травы под ногами птички порхают, солнышко из-за горизонта выходит. Скользит лучами по земле, по нас, не греет и тумана еще не рассеивает, видимость впереди не ясная. Воздух прохладный, дышится свежо, идти легко.

Солнце поднимается выше и в степи все оживает. Начинают петь жаворонки: один из травы выпорхнул, ввысь поднялся, там запел, крылышками замахал, точкой завис, за ним другой, третий. Повисят минутку на одном месте, споют трели - на новое место перелетают.

Красота! Природа вокруг первозданная. С речки Съезжей туман поднимается, низиной рассеивается. А на небе ни облачка. Коршуны с Орланы в небе кружат, высматривают свои добычи: суслика или птицу подранку. Не замечает опасности зверек, и коршун камнем падает к нему, захватывает его когтями, уносит на удобное место.

На низинах луга стадами оживают.

 

Три сезона я и мои подружки протаптывали дорожки степные. В каникулы работала в колхозе и помогала родителям в хозяйстве. Мы детьми были послушными. Для нас руководитель или учитель являлся авторитетом недосягаемым. Мы в школе при учителях стеснялись громко говорить или смеяться. Сейчас времена и люди другие.

 

Учусь жизни у старших

Подросла. Уборка хлебов шла. Учетчик колхозный про меня вспомнил.

Ты теперь грамотная у нас, взрослая почти, - говорит он мне. Назначает весовщиком.

Зерно от комбайнов взвешивала ручными весами. Это коромысла на деревянной перекладине, с одного конца гиря трехпудовая, с другого железная кадушка. Насыпают ее зерном, я в ворох кадушку переворачиваю, пуды в журнал записываю.

Практику первичного учета получила, доверили учет молока вести на ферме. Их называли экономками. До тонны молока ферма надаивала утром и больше тонны вечером. Проработала до 1955 года. Научилась с начальством ладить и простых колхозников понимать. Умела я теперь подход к разным людям находить.

Начальство это учло, поручило облигации продавать. Позднее в депутаты местного Совета избрали. Старалась я народное доверие оправдать.

Молодежь тогда была веселой, не разболтанной. На лужок вечером выходили, там кадрили отплясывали, частушки под балалайку распевали. Тогда балалаечников считали одаренными, их любили девчата. От них культурный досуг на селе зависел.

Скромная была молодежь, одевалась скромно. Девчата на парней не висли.

В середине лета 1955 года в Ефремовку приехали табором цыганы. Я в саду была, цыганка во дворе с ведром появилась. Завидев меня она заулыбалась и запричитала:

-Э красавица! Не долго тебе гулять по саду осталось. Замуж ты выйдешь скоро в чужое село. Красивая ты девка и расцветаешь в пору. Считай, расцвела, как васильки в поле. Скажу я тебе красавица, и Васильком твоего жениха называть будут.

Рассказала она мне это, а я думаю «Кто цыганам всерьез, когда верил?»

И живу я себе спокойно, о цыганке забыла. К тетке в Кулешовку в гости поехала.

Закуты с ней помазали глиной, стираться я на речку пошла, вельком там белье выбивала. В тазу ее принесла на веревке сушу и следом утюгом глажу.

Женщина появилась, а в руках у нее утка домашняя.

- И чего это ты нынче к нам, Екатерина с уткой-то заявилась? – спросила с удивлением соседку тетка моя.

- Да вот они окаянные неизвестно где шляются, а пришли домой, и эта утка оказалась лишней. Я думаю, уж не Дарьина ли эта?

И тетка моя во двор пошла считать своих уток. А Евдокия меня все разглядывала, вопросы задавала, уже и не помню какие. А после ее ухода тетка мне рассказала, что не из-за утки она приходила, а на меня посмотреть: работать и разговаривать ли я умею.

- Невеста ей для сына Василия хорошая да работящая потребовалась, - сообщила мне моя тетка. И сказала, что я по всем параметрам подхожу ей в снохи.

Октябрь месяц 1955 года начался с дней солнечных. А в село наше лошадь с упряжью нижней дорогой въезжало. Сено свежее у двоих седоков в телеге. Мужчина и женщина дом Егоровых спрашивали. К нам они заявились со сватовством. Но без жениха.

Сваты говорили, что их Вася умный парень, красивый, армию отслужил. Обещали привести его к нам сразу же, если мы им дадим согласие.

Не договорились мы ни до чего, уехали сваты из Ефремовки в Кулешовку ни с чем. А вот жених с третьего числа как зарядил приезжать к нам, так до следующего сватовства и ездил. Понравился он мне внешностью, характером и настойчивостью.

Расписались мы с ним и свадьбу играли седьмое ноября 1955 года. И стала я Гореловой Марией. На свадьбе о Гореловых много слов было сказано добрых. Хорошие мнения были и о свекрови. С умом баба. Ишь, подход нашла, какой, с уткой к вам приходила. А во двор вышла, тетке моей говорит: - «Красавица-то твоя работящая. Гору белья вон какую постирала и погладила. В жены бы ее моему Василию. Признаюсь теперь, глазком одним ее хотела увидеть».

 

Пошла я на разные работы в колхоз, а Вася трактор ремонтировал в МТС. Не далеко мастерские, он в обеденный перерыв домой спешил. Думали и не налюбуемся никогда.

Забеременела первенцем, а на работу посылали, отпуска не предусмотрены. В 1956 году Сережа народился. Не сравнялось ему и трех лет Колюшок на свет появился. Забот прибавилось, но мы на этом не останавливаемся. В 1961 году родилась Танечка, радость долгожданная, в 1966 году Олечку родила.

Дети появлялись в среднем через каждые два с половиной года, за десять лет совместной жизни их стало четверо.

Мы тогда с Васей в достатке жили, зарабатывали хорошо, я дояркой работала. Вася сеял пропашные культуры, зимой кормил скот на ферме. При МТС технику берегли, а людей не берегли ни в МТС, ни в колхозе. И не от руководителей это зависело, от политики.

Производственные достижения налицо, молока государству только с нашей фермы два бойлера увозят. Успехам колхозным мы рады как своим. Недостатки замечали, критиковали виновных. Стенные газеты выпускались. Не хотелось попадать на страницы с плохой стороны. Хотя справедливая критика исправляет человека и заставляет лучше работать.

Я в стенные газеты критические частушки сочиняла.

Про врача мы все забыли

И не помним, какой есть.

Обещал нам председатель

Фотографию принесть.

Потом тему нашла и про полеводов.

Дождик планы перепутал, цены в людях поменял.

Навредил он им в уборке, пьяным отдыха не дал.

Понравились людям четверостишия, посчитали Марию за поэтессу.

В 1968 году заведующего СДК в селе искали, на ней выбор остановился, на женщине с семилетним образованием у которой четверо детей.

Секретарь сельсовета с заведующей отделом культуры ей это предложение давали. Мол, соглашайся, меняй профессию доярки на работника культуры. Убеждали ее, что на к людям подход умеет делать. с молодежью найдет общий язык. «И клуб у тебя под боком, работа легкая: с выходными будешь, с отпуском».

Оплата у культработников в те годы была низкой. Но много и положительного в работе. С детьми и мужем общение увеличится.

- Я сомневалась, справлюсь ли? Работа ночная, будет ли он меня из дома одну отпускать? С Васей посоветовалась, он согласен.

Молодежи в селе много было. Парни и девушки 1948 года рождения взрослые, серьезные. Я на их поддержку рассчитывала. Они в самодеятельности участвовали и порядок в клубе поддерживали. Словом, закипела в клубе культурная работа. Хор вскоре организовали, я в нем вторым голосом пела. Появились и солисты с хорошими голосами: Глотова Мария, Фиолетова Валентина, дуэтом слаженно песенки исполняли Натарова Валентина и Чеховских Нина. А мне приходилось во всех ролях быть: в хоре запевать, дуэтам и солистам подпевать и сценки разные в спектаклях разыгрывать. Заведующий во всем должен быть застрельщиком. Культурный досуг молодежи в селе должен быть на высоте, к этому я стремилась. И результат не заставил себя ждать.

Баянистов из парней подыскала: Опанасенко Виктора и Глотова Сергея. С их помощью концерты проходили, На областной сцене под их игру солисты наши выступали.

И где бы наши не выступала, зрители их приветствовали аплодисментами и криками «молодцы». Про наши таланты в местной газете и по радио сообщалось.

В те годы было принято славить человека труда, а не банкиров и бандитов. И люди относились к работе с настроением. Клубная работа тоже строилась с учетом прославления человеческой деятельности. С ветеранами мы встречались, концерты им ставили, слушали их воспоминания.

С заведующей библиотекой Тульцевой Любой мы вели патриотическое и культурное воспитание молодежи. Восемнадцать лет работали мы с ней рука об руку, дружили. С киномехаником Орловым Николаем ладили, танцы бесплатные под его громкоговорители устраивали. Задача общая - занять молодежь культурным досугом, не оставлять им время на хулиганство и пьянство.

И в прошествии времени я анализировала свою работу. Результат выходил положительный. Я способствовала их воспитательному процессу.

А техничкой в клубе при мне работала Крайнова Валя. Она не только чистоту в клубе наводила, хотя и это очень важно, она сама культурно воспитана, в хоре с нами пела, от молодежи требовала культурного поведения в клубе. Я когда на курсы в Куйбышев уехала, Тульцева с Крайновой клубом заведовали. Справлялись, ничего.

С работой после курсов лучше ладилось. И в семье у нас в 1970 году прибавка. Сын родился, в честь столетия В.И. Ленина Володей назвали.

Жизнь в семье получалась согласованной и безоблачной благодаря свекрови и покладистости мужа. Но мы понимали, бесконечно так не может быть. Первое горе пришло в наш дом, 20 октября 1985 года, умерла свекровушка, Анна Сегеевна. Неугомонная помощница и любимая бабушка моих детей.

Погоревали, а куда деваться-то? Износился человек, старость незаметно подкралась, хвори стали ее донимать. Больше забот с детьми. Приспосабливаемся с Васей к новому режиму. Слава богу, и наши дети живут дружно и в труде, по принципу нашего детства.

А через три года у меня уже непоправимая утрата случилась, умирает и мой Вася. Мне пятьдесят, все заботы теперь мои, два мальчика еще в школу ходят. Там скотины полный двор: коровы, овцы, свиньи, птица. «Горевать горюй, а с делами воюй».

Я свое утешение находила теперь в социальной работе. Закрепили за мной семь старушек немощных, я ежедневно их обихаживаю. Полезная работа, умные люди ее придумали. Без ухода старому человеку не жизнь, а мука. Не у всех же дети есть.

И жизнь моя вошла в нормальное русло. С 2000 года внучата стали появляться – Никита, Аленушка. Радость-то! И Вася рад был бы.

Весна — красна заявилась. В саду расцвело, яблони как молоком облиты, скворцы вили гнезда, голуби на крыши ворковали. Сережа из Ульяновска приехал, в огороде с ним работали. Он ямки делал, я картошку в них бросала. Не скажешь, чтобы мы устали, но Сережу накрыл инсульт.

Думаю «Без беды проклятой наверно и не дыхнешь». Разным врачам показывали, лекарства самые дорогие покупали, сутками сами не спали. Жена у него святая. Казалось, что конец нашему терпению, мы сами с ног валились. Однажды Сережу из квартиры в Ульяновске упустили, он оделся и привычной дорогой пошел в сторону прежней работы по дороге, не обращая внимания на транспорт. А водители разные, избили его и бросили в кювет. Нашли мы Сережу в ужасном состоянии, я сама там чуть не умерла, потом меня внучка отхаживала. А Сереже в больнице швы накладывали.

Пережили и это, Сереже лучше стало, учились с ним разговаривать. Он старался, старалась и я. Жалела я Сережину и Тоню, забирала на все лето его к себе, она же работала. Увозила она его в Ульяновск. А чтобы он не пропал, она из деревни переманила к себе свою маму. И она приглядывала за зятем. Я миллион раз говорила им спасибо. Такие люди!

И пошли взваливаться на мою головы разные испытания. Бог меня на прочность наверно проверял. Брат заболел туберкулезом легких, жена отказалась. И зачем он ей такой?

Пережить пришлось много, износилась и сама. Суставы и голова болят к непогоде. Врачи утверждают от позвоночника. А вылечить чем? Руками разводят. Не древняя я, внутренности здоровые. Советуют в постели лежать, органы атрофируются. Врачам это нужно? Нет. Я их не слушаю, веду активный образ жизни. У меня светлый ум. Я сажусь на диване и сочиняю стихи, или святые книги читаю. В открытии святого дома в Кулешовке, моя заслуга.

Жизнь коротка, все задуманное не успеть сделать. И что сделаешь - разрушается не чистыми на руку людми. Ефремовку зачем надо было разрушать?

Ездили мы туда еще с Васей, были на кладбищах. Речку Съезжую проведали и побродили по лугам. А мест где жили, не увидели, развалины остались от деревушки.

Кладбище не ухоженные, на могильных холмиках метровый чертополох вымахал. Покойных родственников с трудом отыскали. Надписей не сохранилось и крестов совсем мало.

Рыбаки или пастухи у костра сидели, к ним подошли. У них поленья для костра от крестов приготовлены. Сказали «Дрова здесь лежали». Действительно, золы от старых костров и бутылок вокруг много. Так поминают туристы наших предков.

Посидели мы с ними, рассказала я о себе: чья буду и откуда. Пошли с Васей уход делать на могилках. Только там мы по настоящему осознаем скоротечность нашей жизни, там начинаем понимать ее смысл нашей. А так все куда-то спешим, не то делаем. Суетимся много, прожигая жизнь. Оглянуться на прожитое времени нет.