От автора.  

 

   Давным-давно, мне в руки попал потрепанный томик А.Н. Толстого «АЭЛИТА».

Как и миллионы советских мальчишек и девчонок, я очень любил эту книгу.

Погружался в удивительный мир Марса, болел за бесстрашного и веселого красноармейца Гусева и задумчивого инженера Лося. Парил над столицей Марса Соацерой на крылатой лодке, штурмовал Дом Совета и Арсенал с марсианской трехлинейкой в руках.

   И, конечно же, меня очень интересовала любовь между землянином Лосем и гордой, красивой инопланетянкой Аэлитой. 

   А вот гениальное окончание просто убивало… Прекрасная любящая пара так и не встретились. Никогда. 

   Горячее сердце пионера было категорически не согласно, и все эти годы автор носил в себе острое желание написать продолжение и соединить влюбленных. 

 

Лось сел у приемного аппарата, надел слуховой шлем… Словно тихая молния пронзил его неистовое сердце далекий голос, повторявший печально на неземном языке:

— Где ты, где ты, где ты?

Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски, летит по всей вселенной, зовя, призывая, клича, — где ты, где ты, любовь?..

 

А.Н. Толстой «Аэлита»*

 

Похищение

 

Сестричка поправила белый платок с пришитым из красной ленты крестом и строго посмотрела на улыбающегося посетителя.

— Кем приходитесь?- нахмурилась она.

— Брат! — громко сказал веселый посетитель, стряхивая снег со старорежимной бобровой шубы, — Родный! — и, понизив голос, добавил с грустинкой, — Единственный на всем свете. Нету у нас здесь больше никого…

Показал громадный бумажный пакет, перетянутый шпагатом.

— Покушать принес, кальсоны там, книги, табачок… Ой! — вспомнил он, хлопнув себя по лбу — Это вам!

На потертый стол с исписанной амбарной книгой, гулко опустился длинный, тяжелый куль из синей бумаги.

— К чаю! — улыбнулся посетитель — Сладкая, как любовь, белая, как снег!*

— На ночь-то глядя…- заворчала было сестричка, но взгляд намертво зафиксировался на сахарной голове, и на нервный рот уже наползала улыбка.

В пустой палате, у окна, на серой простыне лежал Лось. Кожа пожелтела, глаза пугали черными провалами. На тумбочке валялись несколько нетронутых пыльных книг, пара дряблых яблок, пачка папирос.

Гусев, не выдержав, грохнул пакет об пол, скинул одним движением шубу, бросился к кровати. - Мстислав Сергеевич, дорогой, — шептал он, прижимая плохо стриженную, с клочками белых волос, пахнущую лекарствами голову — совсем ты сдал…

Лось невидящими глазами уставился на Гусева. Зашелестел голос, Гусев прижал ухо к высохшим губам инженера.

«Жива…»

Смахивая слезу, действовал быстро. Разорвал пакет из гремящей бумаги, надел на тощие ноги инженера огромные валенки, нахлобучил мохнатый треух, закутал в полушубок. Выскочил в коридор, попросил у задобренной сестрички кипятку. Когда та, гремя медным чайником, вышла в котельную, схватил непривычно легкое тело в охапку и выскочил в +метель. Машина с грохотом рванула в белую мглу.

Он отвлекся, выезжая из города, объезжая охранные посты, выбирая дорогу между снежными завалами. Повернул голову и оторопел — Лось, глядя в окошко на пляшущее желтое пятно фары, скалился жуткой улыбкой.

 

Усадьба купца Мешкова

 

Открыли быстро, словно Пахом весь вечер караулил у ворот. Вместе перенесли Лося в баньку, горячую, пахнущую свежим запаренным веником и березовыми полешками. Раздели, положили желтоватое сухое тело на полок. Дальше Гусев стал действовать сам. Зашипел в каменке травяной настой, взлетел в густые парные облака веник. Небольшой перерыв в предбаннике — и снова в парилку.

Закутавшись в хозяйские простыни, они сидели и потягивали чай. Лось, раскрасневшийся после веника и стопки, был совсем не похож на себя трехчасовой давности. Молчал. Жуткая улыбка почти пропала.

Гусев частил, глотал слова, торопясь высказать все, что произошло за полгода в нескольких предложениях. Словно опасаясь, что Лося надолго не хватит. - Мстислав Сергеевич, спасите!.. Не могу больше… Все надоело. Революция прошла, НЭП* заканчивается. Весь мир объездил, мечту свою исполнил — до Стены китайской добрался. С Америкой торговать стал, купцом заделался — знаете, как наши нэпманы «Форды» североамериканские берут? Как горячие пирожки! Так ведь и это надоело! Думал, хоть семья держать будет, так нет. Ушла от меня Маша. Помните Хохлова, ваш аппарат собирать помогал? Захаживать стал к ней, когда улетели. Похоронили нас тогда, никто не верил. И девчушку от него родила, такую славную. Даже собака от меня убежала… Не могу! — надрывно дернул он простыню на груди. - Туда хочу, мочи нет. Ихошка моя снится каждый день. Зовет, руки свои синие тянет, «Сын Неба» шепчет. Ведь если Аэлита жива, то и она тоже! - Все время думаю об этом, Алексей Иванович, — хрипло ответил Лось, — Даже так — ни о чем больше думать не могу, кроме этого. Но мастерская растащена, производство ультралиддита в теперешних условиях невозможно. Двигатель мой, марсианский закрыли, сказали, перспективы нет совсем, лучше керосинки делать. Товарищи с механического завода приходили, порадовали…

- Молчите! — радостно заорал Гусев,- Сначала посмотрите на штуку одну!

Они накинули полушубки и вывалились на темный двор. Метель затянулась, не было видно и на пару шагов вперед. Гусев по памяти тащил Лося за рукав по заснеженной улице, пока они, наконец, не уткнулись в стену. Захлопнулась дверь, отсекая их от пурги. Гусев повозился немного в темноте, лязгнул чем-то, вспыхнул яркий свет. Лось пригляделся и ахнул.

Огромное помещение, прекрасно освещенное, походило на самолетный ангар. Оно было плотно заставлено станками, стеллажами с инструментами. В углу чернел кузнечный горн, рядом — небольшой гидравлический пресс, громоздкий аппарат для электрической дуговой сварки. Лось, прихрамывая, бежал от столов к стеллажам, щупая, гладя руками, прижимая, вдыхая родной запах масляных железяк.

-Но Алексей Иванович, откуда?!

-Докладываю!- счастливо улыбаясь, сообщил Гусев — это дом и мастерская купца Мешкова. Торговал успешно и диковины разные любил на досуге мастерить, своими руками. Подземную лодку строил, блюдце летающее. С новой властью не сошелся, драпанул за границу, а дом с мастерской остались. Я купить хотел — не дали. Пришлось побегать по кабинетам, орденами революционными потрясти, наши марсианские геройства напомнить. Подмазать кое-кого. Продал свое дело, чтобы денег на покупку хватило… Черти окаянные! Но крепость эту я взял: сейчас все принадлежит «Марсианскому акционерному обществу», вместе со сторожем Пахомом и конюхом Прохором — я их тоже на довольствие поставил. Мы с вами, Мстислав Сергеевич единственные акционеры, вот официальная бумага. Но это еще не все! Прихватил в свое время… Трофей. Насколько я понял, вещь в нашем новом деле очень даже нужная.

Гусев торжественно, не торопясь, снял с фанерной полки небольшой фолиант, весьма дико смотревшийся среди инструментов. Изъеденный червями, удивительно пахнущий, он словно вопил на всю мастерскую: «Я особенный, я требую бережного и почтительного обращения! На колени все!»

У Лося екнуло сердце. Бережно принял книгу в руки, раскрыл металлическую застежку. Тончайшая бесконечная страница заскользила вниз, на серый бетонный пол. Побежали, заструились цветные геометрические рисунки, в ушах зазмеилась музыка.

Гусев рассказывал про уличные бои, про золотишко и книгу, которые он реквизировал во благо революции из Арсенала Соацеры, но голос его становился все тише и прозрачнее.

Показались оранжевые пейзажи Тумы… Утренняя, в дрожащей дымке Соацера, призрачные башни с зелеными волосами плюща. Пронзительные глаза Аэлиты…

Наваждение ушло.

-Мы спасены, Алексей Иваныч. Славный вы мой человек! Первый раз я готов вас расцеловать за вашу удивительную способность… реквизировать различные вещицы, на пользу революции, — с робкой улыбкой выздоравливающего сказал Лось. — Это описание и чертежи. Своеобразная техническая документация. Помните, на чем летали меж звезд Магацитлы?*

 

Корабль Магацитлов

 

И когда только Лось успевал отдыхать?

Книгу он больше не выпускал из рук. В первую ночь свободы заперся с ней в комнате, приготовленной ему Гусевым. Тот даже испугался — не свихнулся ли друг от радости?

Наняли бригаду грамотных рабочих и инженеров с закрывшего недавно завода. Гусев дни напролет ездил на личном «Форде» по городу и окрестностям, по блошиным рынкам и складам, и, сверяясь с очередным списком, делал закупки. Ну, толстенные медные листы, фрагменты разнообразных механизмов, закаленное стекло, это понятно. Но массивные золотые и платиновые кольца, куски обсидиана, старые примусы из красной меди, пучки сушеных аптекарских трав и водорослей? Сначала он, было, порывался спросить, зачем инженер заказывает такие странные вещи. Но Лось только показывал на книгу и восторженно отмахивался.

Мстислав Сергеевич осунулся, похудел, глазницы совсем ввалились. Только глаза светились радостно и фанатично.

Куча экзотических вещей на стеллажах выросла. А в центре ангара, потихоньку, начал вырисовываться загадочный яйцеобразный аппарат.

Пришлось нанять кухарку, чтобы готовила на всех, времени свободного совсем не было. Наташа, хрупкая девочка, из дворян, после революции оказалась на улице. Смогла устроиться в столовой при наркомате и научилась готовить неожиданно хорошо и изысканно, с какой-то аристократической изюминкой. Даже обычная пшенная каша с маслом превращалась деликатес.

Гусеву нравились эти моменты — все садились, по-простому, вокруг котла с мясным рагу или гороховым супом с копченостями. Каждый, даже Лось, вытаскивал из-за голенища ложку и по очереди зачерпывал вкусное варево. Делили теплый ароматный хлеб, бережно принимая в загрубевшие ладони душистый ржаной кусок. Грели руки о железную кружку с крепким сладким чаем. Что-то объединяло их — тайна ли, интересная работа, неожиданная дружба. Эта атмосфера отогрела Лося, смех его все чаще звучал в гулком ангаре.

Спали тут же, прямо на брошенных на грубый деревянный пол матрасах, обсуждая несколько минут перед сном события дня.

 

Неземные сны

 

Так жаль времени на сон, но после скандалов с Гусевым приходилось подчиняться. Лось ложился на матрас, накрывался серым солдатским одеялом и тут же проваливался в бездну.

Сначала он просто плавал в полной черноте, выныривая утром, со слегка посвежевшей головой.

Видения, сны, начали осторожно приходить к нему спустя месяц.

Красноватый шар Тумы, Соацера, запущенная, обветшавшая, полузасыпанная оранжевым песком. Каменный флакончик с горькими каплями. Её глаза, прощально — горестные, губы, припухлые от долгих поцелуев, хрупкие обнаженные плечи.

Ледяной, жесткий взгляд Тускуба.

А вот это лицо он не узнал. Девочка лет пяти, со слегка знакомыми чертами, с синими глазами и голубоватой кожей. Бесконечные разговоры… Девочка молчит, улыбается, слушает внимательно. Иногда охает и смеется, когда Лось рассказывает про Гусева и про Землю. Плачет, превращаясь, когда он вспоминает Аэлиту. Лосю пора просыпаться, она бросается к нему, обнимает за шею и никак не хочет отпускать.

С этих пор, сон для Лося обязателен. Он ждет его как воздух, ждет этих разговоров и прогулок. Они вместе гуляют по ночной Туме, разглядывают в небе далекую Землю. Девочка подсказывает ему, советует, и Лось, просыпаясь, тут же записывает все в блокнот, чтобы не забыть.

Иногда, во время разговора, он чувствует Аэлиту, ее ласковый взгляд, улыбку. Поворачивается, ищет ее глаза, кричит. Только объятия девочки успокаивают и удерживают его от безумия.

 

Подготовка

 

Год пролетел как неделя — осунулись, но работали ожесточенно, с диким азартом, словно от этого зависела жизнь. Несколько человек ушло, не выдержав темпа, но пришли две женщины, жены инженеров.

Гусев занимался финансами, покупал что-то, тут же продавал, даже умудрялся выступать с платными лекциями о Марсе. Так что, с деньгами особых проблем не было.

Космический аппарат занимал уже треть ангара. Тусклая медная обшивка, уже не клепанная — сварная, несколько толстенных иллюминаторов из закаленного стекла. Внутри — множество мягких кресел, стеганая обивка стен. Небольшая ниша для двигателя была еще пуста — Лось сутки напролет возился с ним, сверяясь с марсианскими чертежами и своими записями.

Когда строительство аппарата подходило к концу, выяснилось, что на Марс хочет полететь большинство их команды. Из-за того, что двигатель работал на других принципах и не требовал горючего, место в корабле было много, осталось добавить лишние кресла, увеличить запас кислорода и пищи.

И вот, с величайшей осторожностью, Лось установил сердце корабля — гениальное творение из переплетенных платиновых и золотых трубок, мерцающих рубинов, похожее, скорее, на экзотическую корону загадочного великана-императора, чем на двигатель.

Взяли оружие — огнестрельное и холодное, запас боеприпасов, разнообразный инструмент, семена различных культур.

Последний вечер перед отлетом собрались нарядные, пели и танцевали под патефон, пили сладкий терпкий кагор. Лось, счастливый и утомленный, поднял руку.

— Дорогие мои… То, что с нами было, в течение этого года — одна из счастливых страниц моей судьбы. Среди вас, замечательных людей, которых я могу с чистым сердцем назвать единомышленниками и друзьями, я снова обрел силы и желание жить. И сделать самое важное в своей жизни — найти и спасти свою любовь. Будет очень нелегко, и я не могу обещать вам удобства и безопасность. Зато гарантирую вам приключения и огромный риск — двигатель мы будем испытывать первый раз, на себе. И еще… На Землю мы не вернемся. Мы создадим свою цивилизацию — честную и справедливую, мы соберем всех несчастных Тумы, но объединим без насилия и принуждения… Интеллект и доброта, техника и любовь — вот наш девиз! Я жду вас, мои добрые попутчики, завтра утром, в 6 часов.

Он горячо обнял каждого, и стремительно вышел на улицу.

 

Прощание

 

Гусев знал, что сегодня Хохлов работает в ночную смену.

Не нужно было так приходить, но не выдержал. Проститься надо. По-человечески.

Замок Маша не поменяла. Заерзал позеленевший медный ключ, Гусев осторожно вошел, поскрипывая старыми половицами. Прошел к окну, обогнув исходящую теплом буржуйку, откинул старую занавеску, посмотрел на улицу. Сквозь перекошенную, дребезжащую форточку потихоньку пробивались звуки просыпающего города. Далекий трамвайный перезвон. Туман, гарь… Запах заводских труб, тревожный, отрезвляющий. Он не сомневался, что больше не вернется сюда, на Землю. Больше не увидит Машу с девочкой, которую, к сожалению, не может назвать дочкой.

Маша вскрикнула во сне, ребенок засопел сильнее, пытаясь розовым ротиком нащупать выскочивший загрубевший сосок.

Гусев, стараясь не шуметь, прошаркал унтами, выложил на стол пухлые пачки денег, кое-какое марсианское золото, после прилета оставленное на черный день. Поцеловал осторожно в щеку так и не проснувшуюся Машу, тихо, не дыша, коснулся потрескавшимися, колючими губами нежной детской головенки со светлым пухом на макушке. На ободранной, расшатанной табуретке посидел, по-русскому обычаю, на дорожку. Химическим карандашом вывел несколько слов на клочке бумажки, бросил на стол.

Он молча шел по набережной, касаясь ладонью холодных влажных перил. В голове было совсем пусто. Туман клочками плыл по Неве, бахнул, моментально утонув в молочной пелене, далекий винтовочный выстрел, неразборчиво забубнили голоса.

Невдалеке показалась сутулая невнятная фигура, тоже бредущая вдоль чугунной ограды. Медленно выплыла из тумана и, обретя четкость, превратилась в инженера Лося.

- С Катей прощался — сказал он рассеянно, потирая перепачканные свежей краской пальцы. И виновато добавил — Так и не был после похорон…

Гусев хотел было рассказать про Машу, но только отчаянно махнул рукой. Лось все понял и обнял друга.

 

Последний рассказ Аэлиты

 

Их прощание опять, в который раз, стояло перед глазами.

 

Счастливые, они лежали, в темноте, обнявшись, невероятно чутко чувствуя друг друга: дыхание, биение сердца, направление взгляда.

-Ты должен знать — гладя узкой теплой рукой по щеке Лося, прошептала Аэлита — хотя все кончилось, ты должен… Это последнее пророчество, не многие знают о нем. Тускуб приказал все книги с ним поместить в закрытую часть Библиотеки Совета.

…Сыны Неба погибли вместе с отрядом верных воинов. Жестокий властитель внял не голосу сердца, но голосу расстроенного разума. Он подумал, что пророчество исполнилось, и Тума погибает. Он решил избавиться от своих грешных подданных и уничтожить их со своих летающих лодок. Дочь свою, отдавшей сердце главному Сыну Неба, он задумал принести в жертву богине Магр.

И тут свершилось чудо — ожили алтари в горах Лезиазиры, на барельефах Пастуха возле великого гейзера Соам, выступили густые, как горный мед и ароматные, как самый первый весенний цветок, слезы. А возле Священного Порога Пастух сам вышел из камня, прихрамывая и горестно играя на своей улле.

-Мое сердце печально, — сказал он, вытирая слезы, — Тума угасает. Я вижу, как умирают мои дети. Я помогу и навсегда уведу вас из этого мира!

И повсюду стали открываться, словно огромные норы, сияющие радугой провалы — в скалах, в холмах, в стенах зданий.

-Не бойтесь, дети мои, — вещал великий Пастух — возьмитесь за руки, всей семьей, возьмите скарб, который можете поднять и идите! Злобный хищник попадет к хищникам, нежный малыш хаши — к таким же детенышам.

Да воздастся вам за дела ваши! Да будет вам мир, который вас достоин. Начните все с чистого листа, не повторяйте своих ошибок. Врата в другой мир закроются только тогда, когда последний житель Тумы, юное дитя, будущий правитель нового народа, покинет грешную землю. И Тума опустеет навсегда…

Аэлита коснулась Лося губами и пьянящая волна накрыла влюбленных. А через несколько минут дверь содрогнулась от ударов.

 

Старт

 

Машина заглохла и вновь стало тихо, спокойно. Тут, вдали от города, и запахи другие, и звуки. Пропел петух, его сонно поддержал другой, третий.

Когда Лось и Гусев подходили к мастерской, оба замедлили шаг. Постояли на крыльце, смотря друг на друга, Гусев вздохнул и решительно распахнул дверь.

Они не поверили глазам, переглянулись.

Пришли все. Вернее, не ушел никто.

 

Вынесли несколько коробок с продовольствием, установили запасные кресла. Двенадцать человек, включая Лося и Гусева.

Провожали их два старика — Пахом и Прохор. Им оставили усадьбу и машину.

Гусев завинтил тяжелый люк.

Проверили, как закреплен груз, пристегнулись сами. Лось повернулся к друзьям.

— На случаи плохого самочувствия пилота у меня стоит особый автомат, переключающий режимы двигателя и ориентирующий на место назначения. Полет пройдет очень быстро. Тут другие физические законы, я не буду сейчас подробно о них говорить. Просто мы исчезнем тут, на Земле, и выскочим в пространство возле самого Марса. Садиться же будем вручную.

Гусев волновался. Проверил пристяжной ремень, поерзал, удобно устраиваясь в мягком кожаном кресле.

Что-то неуловимо изменилось. Закружилась голова, глаза закатились. Конечности отнялись, только слегка шевелились пальцы на руках.

-Черти окаянныееееее…- замычал он, порываясь встать и потерял сознание.

Сквозь забытье, гулким эхом, он слышал крики, удары по обшивке. Долго сидел в тишине, свесив голову, пока его осторожно не потрогали за плечо.

 

Тума

 

Кругом только пыль и оранжевый песок. Запах степной полыни. Гусев, наконец, вспомнил этот запах, яркий, терпкий. Перед глазами сразу всплыли бескрайние казахские степи, где он успел повоевать.

Корабль был пуст, только Лось осторожно отстегивал его от кресла.

 

— Мстислав Сергеевич, нашел!- радостно закричал Гусев. Вдвоем они открыли покосившиеся ворота. Двухместная серебристая лодка была припорошена слоем пыли, но никаких повреждений не было. Реактивный порошок нашелся в большой керамической амфоре.

Они летели по знакомым местам. Кактусы, пустыни, бездонные провалы. Показалась Соацера. Лось и Гусев сжались.

Башни были разрушены, дома, улица, заметены песком. Статуя Магацитла была так же грозна и величественна.

А вдалеке маячили горы Лезиазиры. Лося трясло.

 

Аэлита

 

Эту ночь она совсем не спала. Не было сил сидеть, ходить, играть на улле. Сердце останавливалось, вырывалось из груди, пропускало удары. Самая сладкая и страшная пытка — ждать.

Вчера пришел отец, постучал, против обыкновения, оставил охрану за порогом. Аэтума спряталась за Иху, и оттуда таращила голубые глазенки на Тускуба.

Отцу было тяжело говорить. Лысая голова покрылась испариной, самый жестокий правитель Тумы отводил глаза.

-Врата закрываются по всей планете, людей совсем не осталось, только мы. Завтра я ухожу. И ты поторопись.

Снова помолчал, шишки на голове потемнели.

-Мы больше не увидимся. Ты же помнишь пророчество? «Злобный хищник попадет к хищникам, нежный малыш хаши — к таким же детенышам»

-Я прошу тебя простить. Меня.

Это было невозможно. Отец просил прощения. Тиран, давший приказ на уничтожение Тумы, стоял перед ней на коленях.

Все, что она смогла сделать- подойти к нему, погладить по щеке и покачать головой.

Но взор старика посветлел. Прижал ее руку к дряблой щеке, закатил глаза.

На прощание протянул шкатулку из темного камня.

-Твоей матери… Она верила, что эти драгоценности приносят ей счастье.

-А ты — морщинистый палец отыскал Аэтуму — Ты… Хоть в тебе половина крови этого Сына Неба… Хочу сказать, что люблю тебя и никогда не забуду.

Он гордо дернул головой, стряхивая слезинку, и пошел к двери.

Аэтума в два прыжка догнала деда, вложила в морщинистую руку крошечного кукленка, сплетенного ею из жестких горных трав Лезиазиры. Плечи старика затряслись.

-Жди его — не поворачиваясь, произнес Тускуб – Он прилетел.

 

Священный порог

 

Лодка осталась позади, перед Священным Порогом. Ноги стали ватными, но не только потому, что идти приходилось в гору и пешком. Сердце выскакивало из груди — он узнавал места, где когда-то уже был — мальчишка слуга и Ихошка вели его по этой тропинке к той одной, единственной, которая превратилась во вселенную.

Впереди раздался шум, стук камней, Гусев вскинул маузер.

Потом вдруг вскрикнул, выронил оружие и с воем, стуча деревянной кобурой, помчался вперед.

Вихрь, смерч скрыл его мгновенно. Закрутил, заполнил собой и превратился в красивую, чуть полную молодую женщину в пестром, с вышитыми ленточками платье.

Лось осторожно, стараясь не дышать, прошел мимо потерявших голову Гусева и Ихошку.

Наконец, он остановился перед треугольной двери в скале.

 

Встреча

 

Дверь захлопнулась, и он оказался в темноте. Глаза постепенно привыкали к тьме, и он увидел свет. Он падал сверху, проникая сквозь небольшую трещину. Сверху, как метеориты, или падающие звезды, летели пылинки.

Словно две планеты выплыло из темноты, освещенные загадочным светилом. Планеты-лица.

Сначала он узнал большую, голубоватую, как Земля, с пронзительно красивыми глазами. Свою Аэлиту.

Вторую — поменьше.… Да, конечно же. Девочка из снов. Так похожая на Аэлиту и на него, Лося.

Дочь. Его дочь.

Лось едва слышно произнес:

– Аиу ту ира хасхе Аэлита?*- и услышал тихо, по-русски — Да.… Три планеты стремительно потянулись друг к другу и встретились. Но катастрофы не произошло. Произошло чудо.

 

Исход

 

Нагрузились, словно вьючные верблюды. Гусев, согнувшись, кроме тюков с инструментами, осторожно нес двигатель Магацитлов. На шее у него, цепко держась за поседевшую голову, сидел восторженный мальчишка лет шести. Ихошка назвала его отцовским именем — Алексей.

Они подошли к мерцающему провалу-пузырю.

Первым пошел Гусев — усмехнулся, подкрутил усы, и крикнул: — Прощайте, товарищи!

Зацепил левой рукой Ихошку, прижал к себе, и рывком исчез.

 

Хрупкая Аэлита несла стопку тяжелых инженерных справочников.

Аэтума сидела тихо, как мышонок, глядя влажными глазками на багровый закат. Прижалась нежной щекой к Лосю, гладила его свободной ладошкой по белым волосам.

Они взялись за руки и вошли во врата. Аэтума тихонько помахала на прощание рукой почти севшему солнцу. Лось только сейчас подумал об имени, которое Аэлита дала дочери.*

 

Инженер зажмурился — тут солнце было еще высоко. Яркое, слепящее. Потом, с порывом ветерка, пришли ароматы — свежие листья, влажный мох, незнакомое благоухание цветов, запах близкой воды.

Они стояли на опушке леса, по виду, средней полосы России, возле небольшой извилистой реки. Только неестественно яркие краски, да небо, необычного зеленоватого цвета, намекали, что они не на Земле.

Вещи были небрежно разбросаны по изумрудной траве.

Люди восторженно разбрелись по поляне, обнимались, кричали. Невдалеке разгорался спор.

— Мстислав Сергеевич, рассудите! — увидел инженера Гусев — Уверен, штаб тут ставить надо, а там мы мельницу и кузню поставим! Колесо водное присобачим!

Лось с улыбкой отмахнулся от него, посадил завизжавшую от восторга дочку на шею, и, обняв Аэлиту, не торопясь, пошел по мягкой, высокой траве.

 

_Словарик_______­

 

· «Аэлита» — фантастический роман (1923 год) и его переработка в повесть для юношества (1937 год) Алексея Николаевича Толстого о путешествии землян на Марс. Земляне попадают на Марс, обнаруживают там цивилизацию гуманоидов и становятся катализаторами социального взрыва. Дочь главы Высшего совета Аэлита влюбляется в земного инженера. Однако спровоцированная землянами революция терпит поражение, и они возвращаются на Землю. Показывая образ марсианина Тускуба — главы Совета Инженеров и фактически диктатора Марса, отстаивающего «цивилизацию лишь для избранных», Толстой вскрывает антинародный характер его взглядов, в которых имеются общие черты с идеологией фашизма.

· Сахарная голова в бумажной обёртке — способ расфасовки. Это сахар, изготовленный в виде конусов высотой от 10 см и до полуметра. Сахарные головы могут храниться сколь угодно долго — воистину вечный сахар. Основание «головы» (нижние две трети) традиционно обертывают в синюю бумагу всегда одного цвета и плотности — сине-серый цвет когда-то даже назывался цветом сахарной бумаги. В годы революции - сказочная ценность.

· НЭП - Новая экономическая политика — экономическая политика, проводившаяся в Советской России и СССР в 1920-е годы. Была принята 14 марта 1921 года X съездом РКП (б), сменив политику «военного коммунизма», проводившуюся в ходе Гражданской войны. Новая экономическая политика имела целью восстановление народного хозяйства и последующий переход к социализму. Главное содержание НЭПа — замена продразвёрстки продналогом в деревне (при продразвёрстке изымали до 70 % зерна, при продналоге — около 30 %), использование рынка и различных форм собственности, привлечение иностранного капитала в форме концессий, проведение денежной реформы (1922—1924), в результате которой рубль стал конвертируемой валютой.

· ТУМА - Марс (марсианск.)

· Магацитлы — племя атлантов, спасшееся после затопления Атлантиды и переселившееся на Марс. Высокоразвитые и жестокое.

· Ультралиддит — тончайший, необычайной силы взрывной порошок, изобретенный Лосем в качестве горючего для первого космического аппарата.

· «Могу ли я остаться с вами, Аэлита?» (марсианск.)

· АЭТУМА — "Тума (Марс), видимая в последний раз" - женское имя (марсианск.)