Слышь, народ! Кажется, я уже допился до чертиков. Нет, не так - пока

только до одного из них. Но дальше уже некуда.

А все эта водка, чтоб ее…

Ладно, обо всем по порядку.

Когда-то, в молодости, я пропил комбайн мехбригады – работал тогда в

колхозе комбайнером. Не один, конечно, пропивал - с бригадой. Стояла эта

сельхозтехника в отстойнике, в дальнем углу мехцеха – ждала капремонта.

А с запчастями туго было – время такое – экономика должна быть

экономной. Ну, мы этот комбайн на запчасти распилили и толкали

потихоньку в другие бригады. В результате один корпус остался.

Начальство кинулось – ремонтировать нечего, а огромная коробка место зря

занимает. Списали на металлолом. Так мы и металлолом пропили.

Потом, переквалифицировавшись из комбайнеров в писатели, пропил две

новенькие стиральные машины – нам их с женой на свадьбу подарили, аж

три штуки. Две, значит, лишними оказались.

Затем пришел черед мебели. Все лишние предметы, совершенно

бесполезно занимающие квадратные метры нашей двухкомнатной

жилплощади, как-то: шкаф-купе, двуспальная кровать, комод, стенка – все

пошло в ход, то есть в похмелье. Но я честно вместо них купил вешалку, две

раскладушки и десяток коробок из-под бананов – складывать вещи и

посуду. Затем пропил компьютер, на котором сочинял свои опусы… но

оставил, как память, старенькую пишущую машинку, с которой начинал

писательскую карьеру. Честно сказать, не поднялась рука…

Наблюдая такое дело, жена шустро собрала двоих наших детей, упаковала

наиболее ценное имущество, которое не успело еще пропиться, и

быстренько укатила к теще. Так что получается, семью я тоже как бы

пропил. Ну, укатила и укатила, подумал я наутро и продал последнюю

бесполезную вещь в хозяйстве – вторую раскладушку. Не пропадать же

добру…

Просыпаюсь на следующее утро в пустых кубометрах жилья, на своей

раскладушке, слепо шарю по привычке справа от нее на полу – а там не

прощупывается дежурной бутылки для опохмелу! Не на что было вечор

запастись. Раскладушка - это вам по цене не шкаф-купе.

Но прежде чем проснуться, унюхал – серой в квартире попахивает.

- Опять в подвале крыс травят,- подумал. И с усилием разлепил глаза.

Сидит, зар-раза! На двух банановых ящиках, положенных один на другой.

Ничего себе красавчик, лет тридцати с лишним, гладко выбрит и причесан

по моде, одет в фирменный костюм клерка или… Господи, пронеси –

налоговой полиции. С тросточкой в руке. Причем вполне трезвый на вид и

явно не с бодуна. Значит, не вчерашний кореш, а совсем наоборот.

- Что,- говорю,- жена успела уже и на алименты подать, за один-то день?

Быстро у вас, однако, все делается. Экономику так бы поднимали – цены б

вам не было.

А потом только проснулся окончательно. Дело в том, что я в любой стадии

опьянения привык тщательно запирать на ночь дверь квартиры. Жена

приучила – методом тыка. Носом в эту входную дверь. С тещей вкупе – одна

бы не сладила. И эта привычка за несколько лет настолько укоренилась во

мне – вроде рефлекса Павлова. Зашел – закрыл. Вышел – захлопнул…

- Слышь, дятел, ты кто такой?- спрашиваю. – Если грабитель, то давно бы

уже понял, что здесь легче подать хозяину копеечку, чем найти в квартире

что-то ценное. А если из налоговой…

- Ни то, ни другое,- прервал мою философскую речь посетитель. – Я пришел

дать тебе денег. Много денег. На все опохмелы в обозримом будущем. В

обмен на твою душу, однако.

- Началось,- разочарованно зевнул я прямо в самодовольную рожу

искусителя. – Черти уже мерещатся наяву, видать и впрямь допился до

белой горячки. Вот говорила мне мама…

- Да брось ты эту бодягу,- скривился дьявол.- Я самый что ни на есть

настоящий.

- Не пошел бы ты, настоящий, туда, откуда нарисовался?- я стал терять

терпение.- У меня голова раскалывается, ею нужно еще думать – у кого

занять сотню-другую на неопределенное время. А тут разные-всякие глюки

мысли перебивают.

- Да настоящий я, тебе говорят!- дьявол в ярости хряснул свою тросточку

через колено.- Можешь в зеркало посмотреть – я в нем не отражаюсь.

- Во-первых, это еще одно доказательство того, что ты обыкновенная

галлюцинация,- хихикнул я через силу.- А во-вторых, где ты видишь здесь

зеркала? Я их все продал, чтоб не видеть по утрам свою обросшую и

помятую физиономию. О, слушай, если хочешь доказать, что ты настоящий

– подари мне свой автограф, а? Скольким людям я раздарил автографы на

своих книгах, а мне никто из знаменитостей так и не дал своего. А тут - сам

дьявол, во плоти!

- И что, тогда поверишь?- гнев дьявола пошел на убыль.

- Всенепременно,- горячо заверил я.- С тещей вон, семь лет бок о бок

прожил – еще не такого кино насмотрелся. Только извини, авторучки все я

тоже пропил, придется кровью – как там у вас практикуется…

Дьявол быстренько уколол свой палец выкрученной из воздуха булавкой,

макнул в свою зеленую кровь щепку от трости и вывел на протянутом мной

листе бумаги витиеватую закорючку, типа Люци… или что-то похожее.

- Теперь веришь?

- Теперь верю,- согласился я, помахивая листком, как веером – чтоб быстрее

просохла подпись.

- Тогда пиши расписку на свою душу,- торжествующе потребовал он,

прикуривая появившуюся из ниоткуда шикарную гаванскую сигару.

- Ладно, покури покуда, сейчас быстренько отстучу на машинке.

Выйдя в спальню, где на очередном банановом ящике стояла пишмашинка,

я вложил под ее валик бумагу и напечатал, чуть выше автографа:

 

Расписка

Я, господин Люцифер, заключил сделку с писателем таким-то, о том, что моя

душа отныне и во веки веков переходит в полное его распоряжение.

В чем и подписываюсь.

 

…С тех пор он, опасаясь адовой кары, выполняет все мои желания.

Первым из них было – бросить пить, чтобы вернуть семью. Потом заказал

мир во всем мире.

А последнее, наверное, будет не скоро – мы всем семейством подумываем о

бессмертии. Причем всерьез и в масштабах, нешуточных для всего

человечества. Ведь жизнь – такая захватывающая штука.

А затем эту душу могу в хорошие руки уступить – надоела уже своим

нытьем.

Уступлю не торгуясь… за разумную цену.