ТЕАТРАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ ПОСЛЕДНИЕ ПРЕКРАСНЫЕ МГНОВЕНИЯ Пришёл человек в оперу. На него поглядели как на сумасшедшего. Сначала кассирша, продавшая единственный за день билет. Потом билетёрша, оторвавшая единственный за вечер контроль. А гардеробщица и вовсе пришла в предзабастовочное смятение, поскольку при трудоустройстве ей гарантировали, что принимать и выдавать пальто не придётся. А потому, несмотря на настойчивые требования единственного зрителя, так и не вылезла из закутка между вешалками. Артисты гурьбой вывалились на сцену поглядеть на единственного чудака в зале. Внешне ничем не отличимый от прочих теплокровных, он показался, склонным к преувеличениям особям холерического темперамента, едва-ли не марсианином. По мне, однако, ничего сверхъестественного не произошло, хотя индивидууму со средним образованием, средними возможностями и средними способностями найти занятие повеселее, чем посещение оперы, не проблема. Но от глупостей такого рода никто не гарантирован, тем более, что только и слышишь стенания общественности о гибели искусства вообще и оперного в частности. Надо ли удивляться, что многих не оставляет надежда оказаться свидетелями его последних минут. ТРАНССЕКСУАЛЬНОЕ ПА Зато на балетном спектакле полная противоположность оперному запустению. Толпа, сквозь которую не протиснуться и банану, сбежалась на обещание, что в спектакле «Жизель» женские партии, в том числе и заглавную, будут исполнять мужчины. В антракте зрители обменивались впечатлениями по поводу увиденного и, по мнению возбуждённых мужчин, ничего путного из эксперимента не получилось. – Какие из нас, мужиков, балерины! – негодовали они. – Пачка и туфельки сорок пятого размера ещё не признак пола. Женщины смело приняли вызов с благородной целью защитить мужчин от них самих: – Что вы понимаете в половых признаках, не говоря уже об генитальном перевоплощении… У Мерфутьева даже лобок виден. После спектакля полчаса подымали и опускали занавес. Мужчины вызывали Мерфутьева. ТЕАТР УЖАСОВ Представьте, что вы на спектакле в «Театре Ужасов». На сцене — ужасотворчество, в зале — ужасотворение, ибо в предвидении театральных ужасов, зрители вспоминают об ужасах реальных и им становится ещё ужаснее. Режиссёр за кулисами ужасно волнуется и напутствует исполнителя Главного Ужаса: «Умоляю, дорогуша, не увлекайся! Веди себя так, будто ты не ужасный преступник, а добрый дядюшка, ужасными действиями преодолевающий отвращение к ужасной действительности. А потому не делай ужасные глаза, когда глядишь на полную ужаса жертву. Чикотило тоже наводил ужас, но на жертв потенциальных. Жертвы реальные были от него без ума, потому что глаза преступника излучали доброжелательность, а улыбка привлекала, и они ловились на неё, как рыбка на мормышку. Побольше публичности и поменьше отличности, и можешь заранее считать себя невиновным. Тебя не заметят даже на месте преступления. Преступника играют его жертвы и органы дознания. Но исполнителю Главного Ужаса ужасно хотелось поужасать. С артистами подобное происходит сплошь и рядом. Инженеру укажешь не включать рубильник, он и не поглядит в его сторону, даже если в темноте под ножом хирурга умирает пациент. Зато артисту, которому запрещается, ужасно хочется запретного, и он придумывает в оправдание ужасную реплику: «Разок ужасну, а там хоть трава на могилках не расти». Вышел исполнитель Главного Ужаса на сцену, вгляделся в до ужаса переполненный зал и ему померещились ужасные рожи, отчего пришёл в неподдельный ужас, непредусмотренный режиссёрским сценарием, и потому воспринятый зрителями как проявление Высшего Ужасного Мастерства, и они пачками стали погибать от ужаса прямо в театральных креслах, никак не приспособленных к летальному исходу. Как установила позже компетентная комиссия из критиков и самокритиков, смертность происходила оттого, что зрители, по причине годами отработанного менталитета, старались удерживать ужасные эмоции в себе, тогда как выплеснутые наружу, хотя и сохраняют пагубные последствия на здоровье, но уже не ваше. Слух об ужаснейшем происшествии в Театре Ужасов достиг ушей театральных воротил, которые придя в ужасный восторг /нет ужаса без добра!/, принялись во всеуслышание превозносить ужасных исполнителей, в полном составе приглашенных на Бродвей, где ужаснули всех, купивших к своему ужасу билет на самую ужасную в мире премьеру, показанную также в одной воинской части, специально натренированной с подачи ООН для разного рода мифотворческих миссий в самом центре Ужасных Событий. Замерев о сладкого ужаса, солдаты наблюдали за развитием ужасных сцен и, вдохновлённые увиденным, наперебой стали проситься в зоны межнациональных конфликтов, уверяя, что после ужасов театральных, реальные — им ни по чём. А откуда пошли толки, не всегда справедливые, что самые ужасные ужасы наблюдались в странах бывшего СССР, когда те переживали ужасы становления демократии, сказать не берусь. Но, что каждому, прошедшему через эти ужасы, гарантировано постоянное место в Театре Ужасов, наслышан и радуюсь за тех, кому повезло. Борис Иоселевич |