Музыка жизни умолкнет, если оборвать струны воспоминаний Джером К.Джером Почему так? Человек, достигший зрелого возраста, порой с трудом вспоминает события, которые были недавно, но почти всегда легко вспоминает то, что было в его детстве и юности. Причем картинки того давнего времени видятся так ярко, как будто события происходили вчера. Хорошо помню день, когда я впервые обратил внимание на это явление. Праздновали пятидесятилетие отцу. Собралась теплая компания из друзей и родных. Все друзья отца - украинцы, которых, как и его забросила война на берега Невы. Было уже поздно, наговорились, напелись, но расходиться почему-то не хотелось. Отец начал вспоминать забавные эпизоды школьной и довоенной студенческой жизни. Рассказывал выразительно, подробно, так тепло и проникновенно, что все затихли и внимательно слушали. Лицо отца помолодело, на нем появилось что-то детское. А потом наступило как раз то, что меня особенно удивило и даже потрясло. После небольшой паузы он начал читать стихи: Кохайтеся, чернобровi, Та не з москалями, Бо москалi – чужi люди, Роблять лихо з вами. ……………………… И так «Катерину» Тараса Шевченко отец прочитал до конца, ни разу не сбившись. Сразу после наступила очередь «Думки»: Тяжко, важко в свiтi жити Сиротi без роду: Нема куди прихилиться,- Хоч с гори та в воду! ………………………. Все сидели тихо, внимали, мягкому, округлому, музыкальному украинскому языку. Одно стихотворение плавно переходило в другое. Это длилось минут двадцать. Когда он закончил, кто-то захлопал от избытка чувств. Я же был буквально шокирован. Не предполагал, что отец, этот сухой технократ, когда-то увлекался поэзией. И не представлял, что у человека может быть такая память. Потом не раз я приставал к нему, чтобы почитал украинские стихи. Отец откликался, но уже никогда у него не получалось так, как это было в день юбилея. Сбивался, то забывал середину, то конец. Прошло много лет. Вот и я достиг зрелого возраста, и у меня в памяти начали совсем не последовательно, но очень ярко высвечиваться фрагменты жизни. И, удивительное дело, - самые светлые были те, которые связаны с Украиной. Странно то, что я, в отличие от отца, там не родился и не жил. Правда, в детстве каждое лето бывал на родине отца. До шести лет почти ничего не помню. Вот он - первый фрагмент, который выплывает из памяти ясно и отчетливо. Мы с отцом едем поездом из Днепропетровска в Новомарьевку. Я сижу у окна и, не отрываясь, смотрю. Все здесь другое, не такое как на севере: и дома, и вокзалы, и природа, и погода. Домики точно как на картинках - белые и крытые соломой. Поезд летит мимо этих домиков и мимо бескрайних полей в светлом, светлом пространстве, наполненном неумолкаемым стрекотом цикад, затягивая в свои открытые окна раскаленный воздух, наполненный непривычными ароматами, а временами и дымом паровоза. Вот, наконец, он останавливается, и мы, счастливые и радостные, выходим на маленькой станции с красивым названием - Незабудино. Станция не только имеет красивое название, но и представляет собой зеленый оазис в желтой степи. Это одноэтажное красное кирпичное здание, вокруг которого растут высоченные пирамидальные тополя. У вагона нас встречает родной папин брат, усаживает в свой мотоцикл с коляской, и мы, поднимая клубы пыли, едем по дороге, по обеим сторонам которой поля: то пшеницы, то кукурузы, то подсолнечника. Не прошло и четверти часа, как нас, со слезами радости на глазах, уже встречают во дворе родового отцовского дома. И тут же во дворе бабушка знакомит меня с соседским мальчиком, которого звать Петя, но все зовут его Петро. Мальчик такого же возраста, как и я, и в нашем дворе был не случайно, ждал он, оказывается, моего приезда. Мы с таким интересом отнеслись друг к другу, что отказались идти за стол обедать и пошли гулять через огород по направлению к саду. Мы наперебой делились своими глубокими познаниями и хвалились друг перед другом своими умениями, сгоряча не очень-то обращая внимание на то, что языки наши, мягко говоря, не совсем стыкуются. На первых порах главное было рассказать, а не выслушать. Идиллия длилась недолго. Минут через десять мы чуть не подрались и прибежали оба к бабушке жаловаться. Я, на правах гостя, начал первым: - Бабушка! Бабушка! А чего он кривляется и выдумывает всякую ерунду? Бабушка села на лавку: - Ну, так что случилось? - А мы идем по огороду, я и говорю: - Петро, смотри какой маленький арбуз. А он засмеялся и говорит, что это не арбуз, а кавун. Потом показал на тыкву и сказал, что это арбуз. Бабушка слушает меня с улыбкой, а я раскрываю кулачек и показываю бабушке. На моей ладошке сидит божья коровка. Видя поддержку, я продолжаю: - Вот, бабушка, божья коровка, а он говорит, что это солнышко, а солнышко, вон оно. – Я показал пальцем вверх и замолк, довольный своей четкой аргументацией. Воспользовавшись паузой, начал делиться своими впечатлениями Петро: - Баба Фима! Во брешэ, во брешэ. Чi там у Лэнiнградi усi такi брехуны. Бабушка засмеялась и, обняв нас, сказала мне: - Женя ты говоришь все правильно. Потом посмотрела на Петра: - И ты, Петро прав. Просто люди в разных местах одно и то же называют по-разному. В Ленинграде говорят арбуз, тыква, а у нас в Марьевке это кавун, гарбуз. Ты, Женя, приехал в гости к нам, в Марьевку, и должен учиться называть вещи так, как принято у нас. А когда Петро приедет в гости к вам в Ленинград, то будет учиться говорить так, как говорите вы. Так что, Женя, ты учись говорить по- нашему, а Петро тебе будет помогать. Бабушка встала и пошла к обеденному столу, а мы с Петром побежали в сад. Целый месяц мы гуляли вместе, и за все это время ни разу не поссорились. «Женя! Фасолевый суп любишь!» - кричит бабушка в сторону сада. Я стою у любимого сливового дерева и угощаюсь желтыми сахарными сливами. «Люблю» - отвечаю. «Тогда иди ко мне». Захватив несколько штук про запас, бегу к бабушке. Она, улыбаясь, протягивает мне кошелку: - «Раз любишь, то вот тебе кошелка. Иди в огород и набери в нее стручков. Фасоль уже созрела. А на столе, вон видишь, лежит холщовый мешочек. Сколько фасоли наберешь в мешочек – все твое. Зимой в Ленинграде мама сварит твой любимый фасолевый суп, будешь есть, и вспоминать Украину». Да! Украина вспоминается, как сказка из «Тысячи и одной ночи», как что-то очень светлое и жаркое, но с темными-темными ночами, абсолютно черным бархатным небом с яркими звездами и четко обозначенным Млечным путем. И озвучена эта красота круглосуточным стрекотом цикад. Вспоминается она своими пирамидальными тополями, безбрежными, как моря, полями, лесополосами из колючего глядыча, и обилием вкусностей в виде разнообразных фруктов, винограда, арбузов и дынь. И, конечно, какая же там была интересная мальчишеская жизнь, большая часть которой проходила рядом с водой. Вода в ставках всегда очень мутная, и совсем неожиданным было обилие живности, которая в этой грязи водилась: и карпы, и караси, и раки. А какие там лягушки! Это настоящие великаны, и название у них интересное – скрекотень. Размерами эта лягуха раза в три превосходит лягушку северную. Идешь с удочками, а они с крутого берега прыгают от тебя в воду и летят по воздуху метра по три-четыре. Жить тогда на Украине было интересно, но очень непросто. В сельских магазинах продукты практически не продавались, не было даже хлеба. В нашем селе жила женщина, которая выпекала его два раза в неделю и сразу на все село. Хлеб был одного сорта – серый пшеничный, а по форме – круглый. Основная часть зарплаты выдавалась в виде трудодней, а это было зерно или кукуруза. Иногда выдавали арбузы, и тогда, как это ни странно может показаться, их солили на зиму. Продукты питания приходилось добывать. Я с шести лет был страстным рыбаком, и мой улов на ставке карасей и карпов воспринимался совсем не как баловство и развлечение, а как добыча продуктов питания. Много радостных моментов помнится из того времени. Но есть такие, которые стоят особняком, когда вспоминаются – невольно появляются слезы на глазах от вновь переживаемой радости и невозвратности этих прекрасных минут жизни. Украинцы на берегах Невы жили как родственники, одной семьей. Встречались часто; дни рождения, посылки с родины. Посылку мы получали всегда к ноябрьским праздникам. Ее я ждал с особым нетерпением. Это событие обозначало интересный и радостный день, который выходил за рамки одной семьи и начинался всегда так. Все стоят вокруг стола и, как завороженные, смотрят за действиями отца, который с помощью молотка и стамески неторопливо и аккуратно вскрывает волшебный фанерный ящик. Первое, что всегда достается из него – это письмо, как правило, длинное, начинающееся приветами каждому персонально, и со многими подробными бытовыми описаниями. Оно с умилением и комментариями зачитывалось тут же вслух. Дальше из посылки извлекались поочередно: сало, семечки, сухофрукты и всегда мешочек муки, в котором, вперемешку с мукой - отборные куриные яйца. Но самый главный продукт, которому все радовались особенно – колбаса, сделанная из кабана, которого резали там в октябре. Главным продуктом она была не случайно – более вкусной колбасы на свете просто не существует. Сейчас я чаще вспоминаю Украину, наверное, еще и потому, что все мое детство было расцвечено яркой краской встреч нашей украинской диаспоры. Встречи эти - всегда красивый и веселый праздник: сочный выразительный язык, неподражаемый юмор и удивительные по красоте застольные песни. Жалею об одном, что мои дети и внуки никогда не увидят это чудо, а те, кто его создавал, уже ушли в мир иной. Это моя жизнь, и моя память. У каждого жизнь своя, и даст Бог дожить до зрелых лет, откроется своя память у каждого. И, очевидно, по этой же схеме - самое светлое и чудесное будет вспоминаться из детства. Должно быть, Господь так устроил для того, чтобы не забывали, ценили мы прошлое, и понимали, что без памяти о нем не может быть здорового будущего. |