Немой протест. Публицистические заметки об экологии. Этот пруд я помню с детства. На отлогих берегах его, выстланных дерновым одеяльцем провел немало счастливых дней. Здесь учился плавать, рыбачить, мечтать. Днем по зеркалу воды, как по лобовому стеклу автомобиля скользили облака, ночью светились выкопирки звездного неба. Космос разбивали лягушата. Прыгнет какой- нибудь с травяного берега и на осколки разбивает сонмы галактик... Лягушки один из самых древних видов животных. Они холодны и загадочны. Наука благодаря им вырвала у природы много сокровенных тайн. Они- индикатор природы. Плохо им, значит плохо будет и нам. Они тоже из Ноева ковчега. Раньше лягушек в пруду водилось несметное количество. На уроки биологии в школе мы добывали их среди зимы. Колешь замерзший ил на дне, бросаешь куски льда в корыто, тащишь в класс, ставишь лохань в теплое место. Утром приходишь на занятия - таз уже квакает на всю школу. Лягушки, отогревшись, обманувшись ложной весной прыгают по дну корыта, раздувают лиловые зобы и поют как настоящие царевны. В далеком прошлом они не пострадали от всех похолоданий на планете и в отличии от динозавров здравствуют и сегодня. Обычные травяные лягушки спасли мне в детстве жизнь. Полетел как-то с велосипеда, содрал неимоверным образом о камни и колючки ноги. От ступни до колена лохмотья кожи висели. Лечили долго. Раны то заживали, то воспалялись вновь. Инфекция проникала в кость. Звучало уже страшные слова: гангрена, заражение крови, ампутация. И тогда мой мудрый дед сказал: - Я лягушками тебя вылечу. Старинный метод знаю... Сходив на пруд он принес в руках двух живых лягушек. Одну посадил в банку, другую обернул белым животом вверх и стал намазывать им мою ногу . Кожа у у лягушки была холодная и липкая. Лягушка разевала большой рот, отчаянно лягалась, и возмущенно поскрипывала. Затем дед поменял лягушек. Окончив процедуру вернул прудовых тварей в родную среду. Он проделывал это несколько дней подряд, принося свежих холодненьких лягушек. И мои раны стали заживать. - Видел какая кожа у лягушек на животе?- спрашивал дед у меня.- Тоненькая, как папиросная бумага, белая и всегда, заметь, чистая и здоровая.. А живут они брюшком в грязи. Где тыщи микробов. Где кишит все ими.Прыгают, ранятся, повреждают себя о камни и ветки. А кожа всегда как новая, ни царапинки, ни ссадинки. Почему? Стало быть, она выделяет какое-то лекарство для заживления. То что убивает заразу. Вот и тебе помогло.... С тех поря не боюсь брать лягушек в руки. Ежегодно по весне пруд наш обращался в лягушачий притон. В теплой, быстро прогреваемой воде копошились тысячи этих древних тварей. Блаженный , круглосуточный ор был слышен за километры и заглушал все остальные звуки. Потом откладывалась мерцающими лентами икра, выскакивали из глазков ее головастики, и уже скоро молодые свежего урожая лягушата прыгали по берегам, пугая голуботелых стрекоз, которые с электрическим треском зависали над тростниками. Со временем пруд стал усыхать, родники на его дне заглохли , зажелтели траурные каемки от кислотных дождей. Шипящими ручейками смывались с полей удобрения, автомобилисты повадились мыть машины с пенящимися шампунями... Лягушки не знали, что тает лед на полюсах планеты, сходят ледники, заражены океаны. Что к семи смертным грехам человека присоединился еще Вселенский на всех один грех- агрессивное воздействие на природу... И они, пережившие динозавров, стали молча вымирать. Этой весной в пруду поселилось лишь несколько лягушек. В верхнем течении ручья, питающаго водоем, уже несколько лет бодро зашибает деньги кустарный ликеро-водочный заводик, убивающий все живое вокруг. И людей и прочих тварей божьих. Продукция его ядовита и дешева. Но дохода на взятки властям хватает, и они только на словах обещают " прихлопнуть" самопальщиков. Но гулко хлопают лишь печатями на разрешительных бумагах. Лягушачья икра быстро погибла, а те головастики, что успели родится , вскоре выбросились в каком-то немом протесте на берег и засохли тем черной пленкой. Мы не знаем их языка, мы, по сути,глухонемые в общении с матерью- природой. Но жестоки и самонадеянны. Стою у пруда из моего детства... Как и прежде шуршит, преломленный в воде камыш. Но нет над ним привычных вертолетиков-стрекоз, и не показывают со дна фарфоровые кулачки белые водяные лилии. Сгорбились по берегам ивы-печальницы. С укором смотрит на меня из воды последняя живая лягушка. Мерцает, подобно слезе, тусклая пелена в ее выпуклых глазах. Она так и умерла не сводя с человека недоуменного взора. А он повернулся и ушел. Он тоже из этой эпохи-убийцы! |