День был тоскливым и таким долгим. На улице с самого утра моросил дождь, и Женьке казалось, что не будет ему ни конца, ни края. Ближе к вечеру в комнатах стало зябко и запахло сыростью. Папа затопил печь и, наказав дочери следить, чтобы она не прогорела, отправился управляться по хозяйству. Женька заглянула в спальню и, увидев, что мама спит, забрала с прикроватной тумбочки посуду и тихонько прикрыла дверь. Наведя порядок на кухне, она долго бродила по комнатам, то разглядывая приготовленные к завтрашнему дню подарки для мамы, то выглядывая во двор в надежде, что папа быстро управится и придёт, но его всё не было и не было. Не зная, чем себя занять, Женька пошла в детскую и, завернувшись в тёплый пушистый плед, устроилась на широком подоконнике.

«Почему, когда надо чтобы время бежало, оно ползёт, как черепаха? И почему, когда так нужно солнышко, обязательно идёт противный дождь?» – думала она, разглядывая унылую картину за окном.

Ещё вчера Женька так радовалась безоблачному небу, яркой зелени и цветам, а сегодня небо затянуто тучами, зелень и цветы, насквозь пропитанные влагой, потемнели и льнули к земле. Даже стойкие кусты любимых маминых роз, что росли под окном спальни, поникли под моросящим дождём.

Женька наблюдала, как влажный сумрак за окном постепенно густеет, но до ночи было ещё далеко.

«Лягу спать пораньше, всё равно делать нечего», – решила она и, спрыгнув с подоконника, юркнула в постель. Укрывшись с головой, чтобы не видеть, что в комнате ещё светло, свернулась калачиком и замерла, надеясь, что уснёт быстро. Но уснуть не получалось, она всё ворочалась и ворочалась. Наконец, не выдержала, откинула одеяло, легла на спину и замерла, слушая, как часы тихо и монотонно отстукивают нескончаемые минуты.

На улице стемнело, и дождь прекратился. За чёрными разлапистыми силуэтами деревьев поднималась, ещё дышащая влагой, но уже безоблачная громада тёмно-синего неба.

Папа давно пришёл и тихо ходил по дому, но вставать Женьке не хотелось. Глядя в окно, она любовалась спокойным мерцанием звёзд, считала до ста и обратно, но мысли кружили и кружили голову, и сон, видимо, потерялся в этой круговерти. Да и как уснёшь, если подушка словно каменная, а одеяло колючее. Ещё вчера постель была мягкой и уютной, а сегодня…

Женька начала злиться, но тут вспомнила, как учил её папа, и сильно-сильно зажмурилась, пытаясь мысленно проникнуть в бесконечное пространство сна.

– Утром надо встать пораньше. Пораньше. Пока спит мама. Надо... на-до… – зашептала она и не заметила, как уснула – улетела в свои красочные сны, которые виделись ей последнее время. В них парила Женька над землёй, словно за спиной у неё вырастали крылья! Тело было лёгким и послушным, и она поднималась всё выше и выше. Вот уже исчезали запахи и звуки, а она всё летела и летела, и летела…

Настрой, видимо, подействовал, потому как проснулась Женька до восхода солнца. Вскочила с кровати, распахнула окно и заулыбалась: «Здорово! Не проспала».

Быстро одевшись, на цыпочках вышла в прихожую, открыла входную дверь, стараясь, чтобы та не скрипнула, и выбежала во двор. Огляделась и ахнула – какая красотища! Вот уж подарок, так подарок для мамочки: на небе ни холодных серых туч, ни мрачных тёмно-синих тучищ! Нежно-голубое небо, слегка розовое на горизонте, улыбалось ей золотисто-серыми перистыми облаками, разметавшимися от края до края.

На улице в этот утренний час никого не было. Только издалека доносилось протяжное мычание коров, да петухи, словно соревнуясь между собой, кричали то с одной, то с другой стороны деревни.

Их дом был последним на улице. За ним протекала речка со странным названием Верхушка, которую жители переименовали в Вертушку. Мелководная речушка доставляла жителям столько радости! Летом плескались в ней ребятишки, ловили рыбу местные рыбаки, да по старинке полоскали бельё с мостков, так и не привыкшие к цивилизации, женщины. А зимой крутилась – вертелась детвора по снегу и льду на санках, коньках, да лыжах. Вот уж когда речка полностью оправдывала название.

А на другой стороне Вертушки раскинулся луг – ни конца, ни края! Он был необыкновенным и всегда разным: зимой серебрился под солнцем от снежного покрова; весной стелился изумрудным ковром; осенью шелестел золотом и багрянцем увядающих трав; а летом…

Летом, когда распускались цветы, становился похож то на одуванчиковое облако, то на васильковое небо, то на бескрайнее ковыльное море.

Женька так любила необыкновенный, всегда наполненный пряным ароматом, летний луг! Перейдя вброд речушку, падала навзничь в высокие травы и, представляя себя небесной птицей, уплывала вместе с облаками в неведомые дали.

Женька долго стояла на крыльце, слушая утреннюю песню скворца-пересмешника и вдыхая сладкую свежесть утра. Затем, словно опомнившись, вприпрыжку помчалась к реке. Она хотела до того, как проснётся мама, нарвать букет её любимых васильков, которые сейчас покрывали луг. Ведь сегодня у мамочки день Рождения, а она так любит полевые цветы!

Женька помнит, как бродили они раньше по лугу, собирая разные травы да коренья. Мама знала каждый цветок, каждую травинку, даже с закрытыми глазами, только по запаху, могла их различать.

– Смотри, доченька, какое раздолье, какая красота, – говорила она, обводя рукой луг.

– Эти травы – драгоценный дар матушки-природы. Человек должен беречь эту хрупкую красоту, ведь она обладает чудодейственной силой: лечит и душу, и тело.

Разглядывая скромные цветочки, Женька слушала и удивлялась: как могут невзрачные соцветия приносить пользу? Но маме верила безоговорочно и, любуясь пёстрой неразберихой луговых трав и соцветий, стелющихся до самого горизонта, знала точно – такого чудного места на земле больше нет.

Так было раньше. Теперь Женька бегает на луг одна, потому что мама давно не поднимается с постели – болеет. Только вот чем болеет и как долго это продлится, никто ей не говорит, но по печальным глазам папы она и сама понимает, что лежать мамочке долго.

Мама, видимо, украдкой иногда плачет, но при них смеётся и шутит, только в глазах её поселилась грусть, от которой Женьке становится так плохо, что снова и снова мчится она на любимый луг и бродит, выплакивая обиду на такую несправедливость. Но, возвращаясь, всегда улыбается, протягивая маме то букетик ромашек или васильков, то веточку степного ковыля. А мама радуется и, прижимая к груди нежные соцветия, тихо шепчет:

– Спасибо, родная моя!

Сейчас Женька бежала к реке и вспоминала, как вчера они с папой всё утро готовили подарки для мамы: пекли её любимый торт «Наполеон», разрисовывали и расписывали поздравлениями лист ватмана, надували разноцветные шары и упаковывали в красивую бумагу папины подарки и её поделки.

А потом, подмигнув дочери, папа поставил в центре стола хрустальную вазу и сказал:

– Это для того, кто раньше проснётся!

Женька осторожно коснулась ногой воды и вздрогнула от утренней прохлады, но, набрав полную грудь воздуха, ступила в воду и, поёживаясь от озноба, зашагала на другой берег, а там...

Там, сливаясь на горизонте с небом, раскинулось целое васильковое море! Сквозь утреннюю дымку цветы казались совершенно необыкновенными: нежные голубые одуванчики – дунь и исчезнут.

Женька присела, любуясь резными листочками, потом жалостливо вздохнула и стала срывать хрупкое голубое чудо, осторожно стряхивая с него радужные капли.

Вдруг в траве послышался шорох. Женька вздрогнула, но, увидев большого чёрного птенца, рассмеялась.

– Кыш! – махнула она рукой, но птенец не взлетел, а скрылся в высокой траве.

– Он не может летать! – ахнула Женька и, не обращая внимания на мокрый подол платьица, зашагала по полю, разводя траву руками.

– Ну, где же ты? Где?

Наконец, увидела. Это был воронёнок. Он распластался между высокими стеблями, дёргая лапками и дрожа то ли от холода, то ли от страха.

– Ты запутался в траве! Иди сюда, маленький.

Женька хотела взять воронёнка, но тот клюнул её руку так, что на тонком запястье выступила капля крови.

– Что ты, дурашка, не бойся, я тебя не обижу, – девочка снова протянула руку и осторожно погладила чёрную спинку. Воронёнок прижался к земле плотнее. Женька положила букет и взяла птенца. Потрогала лапки, но когда коснулась крыльев, тот снова её клюнул.

– Понятно. Крылышко перебито. Ну, ничего, мы с папой тебя подлечим.

Она прижала к груди дрожащее тёплое тельце, взяла васильки и пошла домой.

Папа сидел на крыльце и курил. Увидев дочь, заулыбался. Девчушка с распущенными белокурыми волосами и милыми солнечными крапинками, рассыпанными по лицу, была так похожа на маленькую лесную фею! Словно вышла она из своего сказочного леса подарить людям чудесный букет, переливающийся под первыми утренними лучами небесно-золотистым цветом.

– Доброе утро, лесная фея!

– Ой, папка, ты проснулся? Доброе утро! А почему я – фея? – рассмеялась Женька, разглядывая мокрый подол платьица.

– Потому что ты несёшь радость, – сказал папа, и в глазах у него заплясали смешинки.

Женька подошла, положила на ступеньки васильки и села рядом с папой, поглаживая птенца.

– Вообще-то я несла цветы и воронёнка.

– Это тоже подарок для мамы?

– Нет. Он запутался в траве и не смог взлететь. У него, кажется, одно крылышко перебито. Не могла же я его оставить. Посмотри сам.

Папа взял птенца. Тот недовольно закрутил головой.

– Ну-ну, спокойнее, дружок, надо посмотреть твоё крыло.

Воронёнок словно понял и притих.

– Точно, перебито. Пацаны, наверное, погоняли, а, может, и зверь степной перекусил. Молодец, дочка, что не оставила бедолагу. Принеси бинт и какую-нибудь палочку.

Женька метнулась на кухню, нашла аптечку, достала бинт и на всякий случай йод. Затем подобрала во дворе палочку и принесла всё папе.

– Йод зачем? Им только раны смазывают.

– А если у него под перьями рана? Полей!

Папа рассмеялся:

– Нет у него раны, дочка.

Он расправил воронёнку крыло, приложил к нему палочку и забинтовал, приговаривая:

– Тише, тише, малыш. Вот так. Всё будет хорошо, а пока срастётся крылышко, поживёшь у нас.

Женька внимательно наблюдала за папой.

– Он же ещё не взрослый, правда?

– Птенец, конечно, хоть и крупный. Видишь, клюв желтоватый. Заберём домой, а то во дворе его заклюёт петух. Ты цветы поставь в вазу и посмотри, не проснулась ли мама.

Женька взяла со ступенек охапку васильков и прошла в дом. Срезав разлохмаченные стебельки, она поставила цветы в хрустальную вазу и раздвинула шторы. Солнце уже взошло, и яркие лучи тут же заиграли на хрустале и на цветах. Женька поправила цветы и замерла, глядя, как преобразилась ваза, словно превратилась в прекрасную чашу, разливающую вокруг себя небесно-голубой цвет.

– Красиво-то как! – шепнула Женька.

Папа зашёл в комнату, отпустил воронёнка и тоже уставился на букет. Потом обнял дочь и поцеловал в макушку.

– Умница моя, – прошептал он слегка севшим голосом, – такая красота, мама будет очень-очень рада! Давай поставим вазу с цветами в спальню, а потом будем украшать комнату.

Женька взяла вазу, и тут послышался мамин испуганный крик и следом хриплое:

– Кар-р-р, кар-р-р...

Папа рассмеялся:

–Так кто из нас первым поздравил маму с днём Рождения? Пошли теперь прогонять этого незапланированного поздравителя.

Он прошёл в спальню и раздвинул шторы. Затем сел на кровать и накрыл ладонью мамину руку.

– Ну, что ты, родная? Это всего лишь птенец.

Женька поставила на прикроватную тумбочку вазу с цветами и забралась к папе на колени.

И мама заулыбалась, глядя то на дочь, то на мужа, то на васильки.

– Спасибо, родные мои! Вы у меня самые-самые лучшие!

Воронёнок подошёл к кровати, волоча по полу перевязанное крыло, потоптался на месте, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, и снова закричал хрипло и требовательно:

– Кар-р-р! кар-р-р!

– Да и ты замечательный подарочек. Тебе тоже спасибо! – будто поняла и рассмеялась мама.

И отражаясь от необыкновенно красивой вазы, заскользили по маминому лицу золотисто-голубые солнечные лучики, разглаживая горестные морщинки вокруг глаз. А Женька с изумлением смотрела на игру света на мамином лице и думала:

«И почему мне всегда казалось, что у мамы серые глаза? Да они же, как два василька!»