Куземко Владимир Валерьянович.

 

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПИШУЩЕГО ЧЕЛОВЕКА…

 

«Нас называют графоманами! - ехидно сообщил он, хищно сверкнув очками. - А ведь в точном переводе слово это означает лишь: «человек пишущий»… Да, я – пишущий человек, и горжусь этим!..»

 

Мы познакомились в очереди у пункта приёма макулатуры, куда он с трудом притащил целый мешок ответов из редакций и издательств на своё творчество.

 

«Критиканствуют?..» - кивнул я на мешок.

 

«!!!!!!!!!!!!!!!..» - ответил он мне взглядом.

 

«Интриги бездарей, завидующих могучему таланту?..» - предположил я.

 

«Разумеется! - нахмурился он. - Но главное в другом… Стране не хватает бумаги!.. Её меньше, чем достойных опубликоваться… И я – одна из множества жертв этого печального обстоятельства…»

 

Мы помолчали.

 

«20 лет в литературе! - вымолвил он с особенной грустью. - Ни дня без строчки… Сочиняю стихи, рассылаю по редакциям, знакомлюсь с ответами, пишу ответы на эти ответы, снова сочиняю и рассылаю… А, что говорить: вся моя жизнь - в Литературе!»

 

«И ни одной публикации?!» - ахнул я.

 

«!!!!!!!!!!!» - гневно сверкнули очки.

 

Мы провели целую минуту сближающего молчания.

 

«А взгляните, что же они публикуют! - наконец с жаром воскликнул он. - Бумаги не хватает даже талантам, а они и то, что есть, щедро отдают на тиражирование всевозможных бездарей!..»

 

«Печатают имеющих блат?!» - возмущённо прозрел я.

 

«Естественно!.. Но главное в другом… Печатают серость, не выбивающуюся из общего ряда… А всё яркое, незаурядное - режут на корню!»

 

«Как ваше творчество, например!» - подсказал я. Его щёки зарумянились.

 

«Хочешь, прочту свои стихи?» - по-дружески перейдя на «ты», предложил он.

 

«Валяй!» - ответил я.

 

И он прочёл нечто - громыхающее и убивающее наповал.

 

«Грандиозно… - пробормотал я, вытерев холодный пот со лба и откашлявшись. – Могу представить, как дружно оплёвывали этот неповторимый шедевр клеветники - рецензенты!»

 

«Ничего… Я им своими ответами тоже немало крови попортил!» - тонко усмехнувшись, доверительно сознался он.

 

Мимо пронесли сдавать в макулатуру собрание сочинений известного поэта.

 

«Видал? - насмешливо кивнул он вслед. - Понесли голубчика… А тоже ведь строил из себя неизвестно что, хвалебные статеечки о своих стишонках почитывал, и всерьёз полагал, что они переживут века...»

 

«А потомки не его - тебя читать будут!» - уверенно предсказал я. Он красноречиво промолчал.

 

Вздохнул: «Иногда остро осознаёшь своё эпохальное значение для будущих поколений читателей – и такая колоссальная ответственность наваливается на плечи!..»

 

Ещё раз вздохнул.

 

Оживился: «И правильно в последнее время призывают охранять Природу!.. Пусть берегут её как зеницу ока!.. Может, тогда больше у нас будет леса…»

 

«Больше леса – больше бумаги! - подхватил я.

 

«Ну да!.. А станет больше бумаги…» - и он замолк, не договорив мысль.

 

По его щеке скатилась слезинка затаённой надежды.

 

Очередь двигалась вперёд. Избавившись от макулатуры, он подошёл ко мне, попрощаться.

 

«Но я не сдамся - закидаю их рукописями!.. Надоест же им когда-нибудь отвечать одно и то же…»

 

«Когда надоест - обязательно напечатают!» - уверенно предсказал я.

 

Он остановил на мне огненный взгляд.

 

«А ты мне нравишься… И я так скажу напоследок: жизнь без творчества - ничто!.. Живёшь - лишь когда пишешь, лишь когда творишь, - тогда такой подъём на душе в присутствии собственной Музы… Так пиши и ты!..»

 

…Вот с тех пор я и пишу!..

 

1984 год.