Мы отступали. Шел десятый день. Стелился над землей багровый дым. И был таким щемящим и родным Сиротский вид российских деревень. Я шел, сморгнув горячую слезу, Усталый и от голода чумной, Внезапно увидав перед собой Колхозницу, доившую козу. Стекали в кружку капли молока. Я руку протянул, но в тот же час Заметил, что следят издалека За мной пять пар голодных детских глаз. А женщина поправила платок, Метнув тяжелый взгляд из-под бровей, И глухо позвала: "Иди, сынок. Последнее, а все-таки испей". И, видя, что отказываюсь брать, С печалью, ей добавившей морщин, Сказала: "У тебя ведь тоже мать Ждет-не дождется, чтоб вернулся сын". Я кружку взял, но дрогнула рука: Во взгляде были жалость и укор. Вы знаете, я помню до сих пор Тот горький вкус парного молока. |