В гармонических окрестностях Воклюза Вдоль реки брожу я в зарослях ольховых, в лоне «свежих вод, зеленых трав» пытаясь отыскать ключ вдохновения Петрарки. Здесь изящно и таинственно сверкают, как в Эдеме, Богом выверены, скалы, в рай альпийский, полный свежести нектаром, приглашая привередливые души. В заповедно-тихой карстовой пещере я нашла необычайное творенье, удивительное детище природы – гладь озерная в расселине глубокой. Зыбкий блеск живой воды почти навязчив, в чаше конуса она прохладой дышит, дно уходит вниз, сужаясь к страшной точке - глубина её притягивает тайной… Конус озера Создателем заполнен изумрудно-фиолетовой водою – в Иппокрене этой дна совсем не видно, словно нет его в колодце влаги томной… Эта жидкость целомудрием не дарит – на смертельный, страшный яд она похожа, тот, который, если все же исцеляет, то навек и от всего, как гильотина… В странной влаге есть сакральный ужас смерти - лентой Мёбиуса в дантовых глубинах: путь от зла к добру, от рая к аду - нитью перекрученной, не знающей начала… Духом вечности проникнуто творенье, из глубин пленяя эхом отраженным, и величественность вод его волшебных манит цельностью, как циферблат без стрелок, Неизведанность влечет незримой силой, красотою без лица и одеянья, как Горгоны лик, манящий и ужасный, отрезвляющий столпом окамененья… Вот откуда вдохновение Франческо: эта гибкая томительность просодий, эта мягкость и причудливость движений блеском нежности в сонетах и канцонах, где Лаура – и дриада, и наяда - переменчивая зыбь зеленых дебрей, ореадой по траве неслышно ходит и силки сплетает, сети Канцоньере… Иппокрена муз великого поэта поражает той пронзительною силой сокровенности, глубокой до абсурда, в беззащитности пред вечности загадкой… Он, прозревший на краю земного рая, созерцавший бездну времени за жизнью, пел напевы околдованного ветра о Любви великой, вечностью нетленной… …Я спускалась вдоль речушки - в ней с форелью целовались голубые водопады... Мир земной казался чашею священной на треножнике бессмертности творений… |