К вечеру погода испортилась. Налетевшие с севера тучи окутали землю тишиной и сумерками, тревожно замерла округа, и только чайки, мелькая белыми пятнами на фоне облаков, всё ещё носились над Обью.

- Олечка, - шептала Лидия Петровна, наклонившись ко мне, - скажи своему отцу, что не нужно ехать в такую погоду, река сейчас очень опасна, – догони и скажи.

Услышав первые раскаты грома, она возбужденно добавила:

- Ну, вот и гроза тут как тут, скоро и дождь хлынет. Вань, - она повернулась к мужу, - хоть бы ты поговорил с ним.

Иван Аркадьевич, всё это время молча следовавший за нами, отозвался лишь на последнюю реплику:

- Я уже говорил, но ты же видишь, – как об стенку горохом, будто сам не понимает.

- О, господи, - простонала Лидия Петровна, - не хватало, чтобы с ними что-нибудь случилось.

«С ними» – это значит со мной и моим отцом.

Я-то знала, почему отец упрямится, всё было просто, – это я разозлила его, потому что за те полтора месяца, что гостила у него, вопрос – «почему ты нас бросил» – не давал покоя ни мне, ни ему; не стал исключением и сегодняшний день. Отец объяснялся как мог, но было видно, что эти вопросы порядком достали его, а принятая на грудь рюмашка-другая за обедом у Луниных не помогла, а напротив, подлила масла в огонь.

Когда до причала оставалось метров триста, отец остановился. Не оборачиваясь, он переложил с плеча на плечо мотор, и всё так же прихрамывая, зашагал дальше. Подойдя к отлогой тропинке, что вела к причалу, осторожно спустился к воде. А путь предстоял не близкий, - от села Александровское* до посёлка Стрежевой.**

В Александровское отец приехал по своим директорским делам перед учебным годом, а я просто так, - напросилась.

«Наверное одному богу известно, что сейчас творится в его душе, - думала я, глядя на потемневшие волны. - Вот-вот, пусть помучается, да за всё сразу: и за то что поверил россказням о «недозволенном» поведении моей матери, когда вернулся из госпиталя, и за то что с двух лет я осталась без него, и за то что мне было плохо».

 

Между тем набухшие влагой тучи распластались в полнеба. Они ворочались, дымились, клубились, пока наконец не превратились в одно иссиня-чёрное месиво. Молнии блистали непрерывно, да и гром грохотал уже прямо над нами. Ёжась от холода, Лидия Петровна плотнее запахнула жакет на груди, и, взяв меня под руку, снова заговорила:

- Олюшка, милая, беги – может, ты уговоришь его.

Я догнала отца, когда он подошёл к лодке. Бережно опустив двигатель на корму, он выпрямился, постоял немного, прислушиваясь к завыванию ветра, затем решительно нагнулся и приступил к установке мотора.

- Па-ап, - робко протянула я, - давай не поедем, – смотри, что делается!

- Нет, поедем, нас дома ждут, - не поднимая головы, буркнул он. - Сказал – поедем, значит, поедем. Всё, садись в лодку!

Умоляюще глянув на Луниных, будто они могли чем-то помочь, я шагнула в лодку и, держась за борт, прошла в носовую часть к скамейке. Сняв причальное крепление, отец забрался на корму и попросил:

- Вань, оттолкни.

Когда лодка закачалась на волнах, он рывком шнура завёл двигатель и, усевшись поудобнее, направил её к середине реки.

 

Всем своим видом отец давал понять, что всё в порядке и опасаться нечего, но его поглядывания в сторону туч, которые из иссиня-чёрных превратились в чёрно-свинцовые, выдавали его тревогу. Молнии, одна за другой, сверкали рядом, озаряя всё вокруг, а раскаты грома, рассыпаясь на звонкие осколки, заставляли вздрагивать и втягивать голову в плечи. Но двигатель мерно гудел, и лодка, подпрыгивая на волнах, уносила нас всё дальше и дальше.

Однако ветер крепчал, гроза усиливалась, а темнота сгущалась. Вскоре стало так темно, что невозможно было понять, где небо, а где волны: всё пространство сделалось одноцветным, и всё смешалось.

Неожиданно мотор чихнул, и тут же изменилось его звучание. Обороты упали, скорость тоже, и я почувствовала, как лодка, подхваченная волной, сначала вздыбилась, потом, резко ухнула вниз. Сердце ёкнуло, защемило, а в мозгу пронеслась единственная мысль: упасть на дно и заткнуть уши руками, чтобы не слышать и не видеть всего этого кошмара.

- Чёрт, цилиндр отказал! - послышался голос отца.

- Что-о? - выкрикнула я.

- Цилиндр отказал, - напрягая голос, с надрывом повторил он. – Но ничего, ты не бойся, – второй-то работает. - И заметив моё стремление обернуться назад к волнам, вдруг резким, срывающимся голосом заорал: - Не смотри назад, не смотри, я сказал! Вычерпывай воду, быстро!

- Чем?! - вскричала я, размазывая по лицу брызги воды.

- Под сидением банки, возьми их, да поживее!

Ухватившись покрепче за скамейку, я отыскала банки и тут же принялась за работу.

Сколько так продолжалось, не знаю, только в какой-то момент, в промежутках между раскатами грома, я не услышала звука мотора, – ничего не услышала, даже чихания, – он заглох намертво. Это означало одно, – оба цилиндра вышли из строя. Лодка встала, и теперь волны делали с ней всё, что хотели. Это было самое страшное, потому что в одночасье мы сделались абсолютно беспомощными, и надежды на спасение не было никакой.

В следующее мгновение вспышка молнии высветила фигуру отца. В её сферическом блеске я увидела, что он пытается грести, только из этого ничего не вышло, и тогда он стал повторять одну и ту же фразу:

- Ты не бойся, с нами ничего не случится, вот увидишь... не бойся...

Но я не верила: слишком всё напоминало настоящий шторм, слишком всё было серьёзно. Лодка, как щепка, болталась на волнах, и я не могла понять, почему она всё ещё болтается, и почему мы до сих пор находимся в ней. В моём сознании уже давно мелькали картины, одна страшнее другой: я видела перевёрнутую лодку, вёсла, относимые в сторону, рюкзаки, прыгающие по волнам, и нас обоих в холодной воде.

- Боже, за что? - хотелось крикнуть, обратившись к небу, но вместо этого я вспомнила эпизод из своей жизни, когда мы с матерью отдыхали на Черноморском побережье в Лазаревском.

Было это пять лет назад, и было мне тогда двенадцать. В один из дней нашего отдыха мы, как всегда, купались и загорали. Море слегка штормило, и я с интересом наблюдала за тем, как на берег набегали сердитые тёмно-зелёные волны и как потом, обнажая каменистый берег, они уносились обратно в море.. Я даже придумала игру: во время отлива, когда волна устремлялась в море, я бежала за ней, а потом, видя, как она возвращается, бежала назад, к берегу. Этакая игра в догонялки, которая едва не закончилась трагически, потому что в один из таких бросков я не успела убежать и волна накрыла меня. Кувыркаясь в морской пучине с открытыми глазами (почему-то больше всего мне запомнилось именно это), я видела над собой зелёную толщу воды, – эту страшную громаду, – осилить которую даже и не пыталась, потому что все мои попытки море пресекло сразу и безжалостно.

Очнулась я на берегу, – меня спас мужчина, оказавшийся рядом.

 

Эта картина почему-то вспомнилась сейчас.

«Господи, скорее бы рассвет», - взмолилась я. Но не успела я договорить свою молитву, как лодка, подхваченная волной, встала почти вертикально, да так, что я едва не вылетела. Тут же последовал удар, и мне показалось, что наше маленькое судёнышко со всего маху уткнулось в какую-то твердь.

- Оля, ты здесь? - услышала я голос отца. - Похоже, нас на косу выбросило, сейчас возьму фонарь и посмотрю.

Да, это была коса, – продолговатая и узкая. Она тянулась вдоль берега на расстоянии двух-трёх метров, но нигде не соединялась с ним.

О, как мы обрадовались! Правда, через минуту-другую, когда осмотрелись, – поняли, что наша радость преждевременна, потому что добраться до берега всё равно было невозможно.

Мы затащили лодку на средину отмели и стали думать, что делать дальше. Двухметровое расстояние до берега не перепрыгнуть, тем более отцу с его изувеченной во время войны ногой. Но ведь самое страшное уже позади, и неужели то немногое, что осталось, нам будет не под силу?

В это время послышался вой сирены. Кажется, шла баржа. Да, это была баржа, она шлёпала где-то посередине реки, и мне показалось, что лучи её прожекторов, высвечивая потоки дождя, упали прямо на нас.

«Может спасут, - промелькнуло в голове, - надо только посигналить. Где же фонарь?»

- Они идут своим фарватером, а здесь мелко, так что придётся самим выбираться, - будто прочитав мои мысли, сказал отец.

- Нет!.. Не-ет!! - заголосила я. - Спасут, вот увидишь… дай мне фонарь… Спасите, спаси-ите! - стала кричать я, закрывая и открывая светящийся экран ладонью.

 

Нас заметили: баржа была неплохо освещена, и я видела, как вдоль палубы бегают люди. Они что-то кричали в ответ, но расслышать ничего не удавалось.

Через пару минут прозвучали три гудка, – два коротких, один длинный. Всё. Баржа прошла мимо.

Надежды на спасение рухнули, я села на песок и заплакала.

- Оля, - через минуту позвал отец, - посмотри, что я нашёл. Он показал деревце, метра два длиной, которое было выброшено сюда бурей. - Знаю, что ты устала, но соберись, прошу тебя, я буду говорить, а ты запоминай. Здесь не глубоко и поэтому сделаем так: я срежу лишние ветки на дереве и по зарослям брошу его комельком к берегу, а на вершину подставлю ногу, и ты станешь на неё. А я…

- Но тебе же будет больно, - воскликнула я, перебивая не оттого что будет больно, а оттого что ушла баржа и оттого что приближалась новая опасность.

- Оля, успокойся, – слышишь? Ты станешь на ногу, а я тебя буду поддерживать, – пока не ступишь на ствол. А потом потихоньку проберёшься к берегу, только держись за ветки и ещё вон за те кустики, что торчат из воды, поняла?

Я-то поняла, но отчего-то подумала, что больше не выдержу. Мне показалось, что именно сейчас, когда осталось немного, я свалюсь в эту проклятую воду, а потом запутаюсь в водорослях и утону.

- А ну, соберись! – услышала я жёсткий голос отца. - Действуй, как я сказал. Давай сюда руку и не забудь верёвку от лодки привязать – вон там – видишь? - он направил свет от фонаря на берег. - Я брошу её, когда ты выберешься на сушу.

- А ты-то потом как? У тебя ведь подставной ноги не будет.

- Ничего, если упаду, то успею схватиться за дерево, только держи покрепче.

 

На берег мы выбрались. Отец конечно упал, но я, упираясь в корягу, изо всех сил держала это самое деревце и к счастью, всё обошлось. Мы вытащили лодку, протянули её вглубь, подальше от воды, и хорошенько привязали.

- Судя по всему, - заметил отец, - на том берегу должно быть Ларино***, так что километров пятнадцать мы с тобой отмахали, но самое главное, нужно отыскать охотничью сторожку, – мне кажется, она где-то здесь, там и печка есть. Пойдём, всё уже позади.

 

Шли долго. Отдалённые раскаты грома и редкие всполохи молний уже не пугали, дождь стих до мороси, и только ветер продолжал свою сатанинскую песню. От холода и сырости у меня стучали зубы.

- Пап, я больше не могу, я замёрзла, - не выдержала я.

Мы остановились.

- Наверно это не Ларино, - пробормотал он. – Ты вот что… посиди тут, - он указал на поваленное дерево, - а я пойду, поищу сухих веток, попробуем костерок разжечь, благо, у нас спирт в таблетках есть. - Он улыбнулся и добавил: - Ты не бойся, я ненадолго.

А я перестала бояться, мне сделалось всё равно. Мне показалось, что страшнее того, что было, теперь уже точно ничего не будет.

Минут через двадцать отец вернулся. Найденный сухостой (и где он раздобыл его в такую хмарь!) он сложил небольшой горкой на расчищенную площадку, вытащил из рюкзака бумагу, подложил под ветки, туда же бросил несколько таблеток и зажёг. И костерок заполыхал. К счастью, и морось сошла на нет, только с веток дерева, под которым мы приютились, иногда ещё сыпались холодные дождевые капли вперемешку с мокрыми листьями.

Так мы и просидели остаток ночи, скукожившись у костра. Буря утихла, и только промозглая сырость да поваленные кое-где деревья вместе с поломанными ветками всё ещё напоминали о ней.

 

Когда забрезжил рассвет, мы вышли к берегу. Слева на горизонте, где должно было показаться солнце, светлела полоска неба. Внизу тихонько плескались обские волны, а прямо перед нами, на противоположном берегу, виднелся тот самый причал, от которого мы отшвартовались вчера. Чуть выше раскинулась панорама Александровского.

- Мда-а, приплыли, - протянул отец, глядя на противоположный берег.

- Пап, хорошо, хоть так приплыли, - сказала я, - а могли бы…

- Истину глаголешь, дочь моя, - улыбнулся он и, притянув меня к себе, поцеловал в голову. - Ладно, пойдём к лодке.

После замены свечей в электродвигателе мы благополучно отчалили. Рассекая лёгкую рябь, лодка пошла уверенно и быстро – прямо к солнечным зайчикам, которые, будто извиняясь за вчерашнее, весело прыгали по воде.

 

* На севере Томской области. Обь в этих местах так широка, что едва заметен противоположный берег.

** В настоящее время известный город нефтяников, расположен, примерно, в пятидесяти километрах от Александровского.

*** Посёлок недалеко от Александровского.