И так, трудно будет сказать его точные размеры. Быть, возможно, что был он несколько маловат, либо напротив выш за меня. Был он ребенком или был он зрел, либо юн, не знаю. Но то, что пузат был он, так это точняк. Как только мне бывалось прихаживать к нему, он надувался в шеках и брюшке, скрещивал руки сзади и косолапа пружинесто вышагивал то туда то сюда, больше шагать ему было некуда. Только вперед и назад.

 

Так, гулялось мне в вечер довольно и сыто. Наивных старушек встречались улыбки, они ведь знакомы мне еще с детства. И пасмурных туч настроение, в небе не портили милой картины вечерней моей. Трусливая пудель услужливо велять согласилась хвостом, как только приняла врученье от меня- шмат слойки с печенкой а вскоре удерла к хозяйке раззяве, которая трепясь с незнакомцем, намного постарше, пачкала грязным мусорным ведром, уже опрокинутым в мусорный бак, мамой и пахучим порошком стрианные бежевые колготки. Тащили в раках приходящие в домы, с работы, с учебы, с халтуры или еще от куда-то, кульки целофанные с хлебом и маслом, что чаще, и с разного рода бумагами, книгами, стопками разных докум, что реже. Средь них мне встречались довольно вальяжны, довольно усталы, довольно не в шутку приболевшие, гулялось как и мне, инфекция в городе очень дурная. Ухмылялась она и посмеивалась.

Так вот, и чтоб оказаться для себя любопытным, забресть угодилось мне в роен изучаемый ранее вдоволь, но в данный момент позабытый слегка. И вот в моей длани булькает теплый немного и сладкий газированный н. и я иду просто так, без смысла вперед глотая н. и думая в меру своих настроений о чем-то совсем пустяковом. Наткнувшись на речку, внизу растеканной, и понимая о том, что теперь мне придеться идти скорей всего в низ, чтоб не скатиться кубарем к брегу, пришлось повернуть мне, немножечко криво, к закату, там были какие-то странные развалины. Возможно, несостоявшаяся стройка, или наоборот что-то рушить собрались, но почему то потом позабыли, теперь там местность была не приглядна, и капельку мерзка. Туда мне идти. А чтоб не описывать долго то место, скажу, что оно не заслужит деталь.

 

Там мне он и встретился. Забравшись на полуразваленную стену, рядом с которой стояла еще одна такая стена, когда солнце уже почти опустилось, внизу этих стен уже было достаточно темно, и не видным было что там, творилось. А интересно было и любопытно. Когда же стало смеркать, и уже показалось мне все это пребывание оплошным, стало быть, пара возвращаться домой. Зашвырнув оставшуюся от газированного бутылку поодаль, пришлось спускаться к низу. И только был сделан первый спалзок, как с низу раздался какой то шуршок. Сделалось мне как то не по себе. Когда же моя голова опустилась к слышимому, чтоб глянуть, там уже что-то зажглось и засветилась. Свет, похожий был на такой, который выдаеться от зажженной спички, не шибкий.

 

Это был он. Тем разом он вышел для того, чтоб подпалить камыш для отпугивания комарья, довольно живенького в том месте. Когда он увидел меня, сделал абсолютный вид будто меня не заметил, надулся и важно прошелся из стороны в сторону, больше ходить ему было некуда так как ущелье было особенно узким.

 

У меня получилось очень не выразительно крикнуть ему «ктоооо там?». На что он ничего не ответил, поднял голову к верху ко мне, насупился, порастовлял по бокам руки, пыхнул, пришурил один глаз и вдруг неожиданно так, совершенно прекрасно, улыбнулся и замахал мне ручками.

 

 

Так мы стали видеться часто. К вечеру я к нему, и мы подолгу гляделись друг на друга. Как только он меня видел, сперва он важничал, надувался а потом начинал махать мне руками и улыбаться. Видимо мое навещание, нравилось ему чрезмерно. Когда мы стали быть знакомы хорошо, он вдруг к моей неожиданности кинул мне камешек и быстро убежал в темноту ущелья. На камешке этом была записка. Странно, он умел писать.

 

« в следущий рас, можно принесть мне что-то для игры». Такое вот там было написано.

 

Для игры мною было выбраны, песочные часы, фонарик, мяч-прыгунчик и водяной пистолет.

 

Он долго не выходил когда мною были принесены одарки. Стеснялся наверно.

Из всего этого моему другу подошли только часы. Он их разбил и тоненькой тропинкой рассыпал песочек по своей тропинке.

 

Мы с ним не разу не говорили. Может потому, мы виделись так часто. Но мы часто смеялись, это факт.

 

Один раз он не захотел ко мне выйти. Незнаю что у него приключилось, только на следующий день он долго извенялся и явно чувствовал себя виновником.

В тот вечер, дома у меня почему-то прямо на столовом столе лежала старая, еще доревалюционная отрытка. Что на ней было написано, нескажу, тобыло вышкаребанно, виден был только рисунок, синий слон на красных шарах взлетевший под купал цирка, держа их хоботом, одетый в полосатые подштанники. У слона были очень выразительные веселейшие глаза.

 

Почему мной никому небыло про него рассказано? Потому, что он наверное не хотел видеть еще кого-то. По всей видимосте, меня ему было выше крыши.

 

Один раз мне стало понятно, что он, кушает мух. Но мною был сделан такой вид, будто бы я такое не знаю. Ха-ха!

 

Инфекция, гулющая тем летом по городу, нечаянно прилипла и ко мне. Посему три дня сталось во мне находиться температура больше тридцати девяти. Так, мой ущельный друг остался без моего внимания. Но как только температура спала, моя, была уже на улице и неслась к развалинам.

 

Когда моя голова опустилась в ущелье, света некто не зажег. Вот как. Думаю, обиделся. Когда мой фонарик сам посветил в щель, свет наткнулся на камни. Ущелье полностью было засыпано камнями. От куда они взялись? Казалось они были там всегда. А он? Незнаю…

 

 

Больше мы не виделись. А развалины эти вскоре окончательно разрушили, и на этом месте построили новый красивучий район. А через много лет, он вдруг мне преснился. У него были бусы из мух, нарядная пышная юбка а рядом с ним стоял точно такой же как он, только раза в три меньше. Он взял малыша на руки и протянул его мне. Показал так сказать, похвастался. Наверно это был его ребенок. Они вместе посмеялись, закурили саломку, хотя нет, он сам закурил две саломки, одну оставил себе а другую отдал малютке. После они покланялись надули брюхи и покасолапели куда-то неизвестно. Синхронно в одну ногу.

 

 

 

Вторым днем седмицы, с самого утра Алешке следовало проснуться от того, что прямо на него из над, где весел календарь высыпались все месячные даты. Все кроме двух цифр. Четверка слегка перекошена качалась стараяся удержать приципившуюся к ней хвостом двойку, которая вот, вот могла рухнуть с ледом за другими.

Даты усевшие кровать Алексеестого были уже мертвы т не представляли собой никакой ценности. Потому Лешка смахал их на предкойчатый коврик а последним выжевшимбыла оказана помощь и они стали крепко прижатыми к странице ноябрьского месяца. Так на осенней странице месяцеслова водворилась всего одна дата, чье имя сорок два.

А чтоб подобное не случилось с прочими страницами календаря где приютились остальные одиннадцать месяцев Алеше пришлось проклеить листы прозрачной калькой.

Только через время выяснилось что это было поспешное решение. И через определенное количество дней многие даты от таких вот типличных условий поболели и умерли. Так что живимы, остались только зимние и мартовские числа. Все это было очень грустно….