«Я буду любить других женщин, назло тебе», - говорит он, и сводит в притирку мосты старых челюстей, верхней и нижней.

Плохие мосты, траченные серой едой упорного одиночества.

 

Он любит других женщин, дважды и трижды в неделю.

 

Они любят его любовь.

 

Принимают его вялые визиты за авансы будущих благ,

в виде счастья вдвоём у камина,

с чашкой грога

и пенковой трубкой в безвольных усах.

 

Он остро любит себя, за что ненавидит себя же.

Он плачет тяжестью горла, рыдает ругательствами, дышит бессильем.

Злые слова беззубыми старыми кобрами ползают в пыльном ковре.

 

Женщины с хищными орхидеями вместо ушей жадно ждут его доброго слова.

Но рот его стиснут и сдавлено горло обидой. Гортань суха и сурова.

 

Он остро хочет любви, он шантажирует небо иссохшей кожей ладоней.

Он не хочет умереть в очереди за любовью, пропустите его вперед, он инвалид этой треклятой любви…

 

Ему пишут на руке номер маркером ватерпруф, потому что на сегодня прием окончен, и очередь переносится на завтра.

 

Он идет домой и закрывается в ванной. Сухие ладони цепляют одежду, плохо струганная одежда оставляет занозы в пальцах.

Под душем тепло и ладони пьют воду, но разбухают занозы, и синий номер размыло, хотя маркер был ватерпруф…

 

Значит, завтра опять придется имитировать припадок в очереди.

Но его снова никто не пропустит, лишь напишут новый номер на послезавтра.

 

Значит, до пятницы не дождаться приёма в консульстве треклятой любви.

Снова придётся тратить любовь к себе на других совершенно женщин,

Бездарно и тупо любящих только себя, не его.

 

«Всё что мне нужно, так это немного любви», - хнычет он, засыпая.

 

Когда он спит, то становится маленьким мальчиком в синей линялой пижамке с белыми зайцами.

Угол белого пододеяльника намок у него во рту. И сладость собственной слюны замыкает круг.