Дорога была свободной, поэтому к дому Бобби мы добрались до рассвета. Дверь нам открыл пожилой мужчина с рыжей бородой и маленькими глазами:

 

- Батюшки мои! - воскликнул он, глядя на меня.

 

Но как только увидел взгляд Джеффри сразу исправил ситуацию:

 

- Как вы рано приехали. Я вас еще не ждал. Проходите, - он указал рукой в сторону гостиной.

 

Я зашла первой, поэтому не услышала, что Джеффри прошептал на ухо Бобби:

 

- Она еще ничего не знает.

 

И сказал более громко, обращаясь ко мне:

 

- Памэла, это мой хороший друг Бобби Сингер.

 

Бобби протянул мне руку и сказал:

 

- Очень приятно.

 

- Взаимно.

 

Мужчины оставили меня в гостиной, а сами ушли подготовить лабораторию. У меня появилась возможность рассмотреть дом. При первом взгляде сразу становилось понятно, что это жилье холостяка. Нигде не было видно женской руки. Хотя, сказать, что в доме был беспорядок тоже нельзя.

 

На окнах не было занавесок. Похоже, что хозяина не смущало то, что кто-то может подсматривать за ним. Но исходя из того, что дом стоял на окраине городи и вдали от дороги, то можно сделать вывод, что гости тут бывают не часто. Ближайшие соседи живут в полу мили отсюда.

 

Рассматривая книги, которые были здесь повсюду, я размышляла о том, что была бы совершенно не против, какое-то время, пожить вдали ото всех. Одиночество всегда шло мне на пользу.

 

Каминная полка, была так же уставлена различными книгами по истории и искусству. Я не нашла на ней ни одной фотографии, что принято выставлять на всеобщее обозрение.

 

В углу гостиной я увидела большой аквариум и подошла к нему, пытаясь при слабом свете рассмотреть его обитателя. Но как я ни старалась, ничего не увидела. Если бы не коробка корма, стоящая рядом, можно было подумать, что аквариум здесь стоит просто для красоты.

 

- Здесь живет Майк.

 

Голос Бобби заставил меня вздрогнуть.

 

- Кто такой Майк?

 

- Игуана. Он очень любит спать, поэтому редко выходит из своей норы.

 

Мне почему-то захотелось рассказать, что у меня когда-то был хомяк. Но я благоразумно промолчала. Говорить о том, что он пробыл у меня всего одну ночь, а потом умер - как-то не корректно. Тем более, что он выдуманный.

 

Некоторое время Бобби рассматривал меня, в его взгляде просматривалось легкое изумление. Мне стало как-то не по себе, поэтому я решила нарушить молчание:

 

- А где Джеффри? То есть профессор Морган.

 

Как же мне себя вести?! Наверное, будет слишком самоуверенно называть его по имени при посторонних. Как-никак он все еще остается моим профессором.

 

Бобби сделал вид, что не заметил моего замешательства.

 

- Ждет нас на кухне. У меня не самое новое оборудование в лаборатории, ему нужно время, что бы разогреться. Так что я предлагаю скоротать время за завтраком.

 

Коротать время пришлось до самого вечера. Мужчины все время откладывали исследования. Я уже стала подозревать что-то нехорошее. Это было бы не удивительно, так как нехорошее со мной случается очень часто.

 

Когда за окном потемнело, мы расположились в гостиной. Октябрьские вечера были достаточно холодными, чувствовалось приближение зимы. Бобби разжег огонь в камине и в комнате стало намного теплее.

 

Памэла, я должен тебе кое-что рассказать, - профессор сидел напротив меня, в руках он держал чашку с, так и не начатым, кофе, - прежде чем мы приступим к работе.

 

Его вид был настолько серьезен, что мне тоже перехотелось улыбаться.

 

- Ты ведь помнишь историю появления картин, - это был не вопрос, а утверждение, поэтому я продолжала молча слушать. - Так вот, шесть картин - это не ошибка. На шестой картине Враницкий изобразил свою возлюбленную.

 

- Он был геем? - Я все еще не прониклась серьезностью разговора и витала в каких-то своих фантазиях.

 

- Пойду-ка я за пивом, вечер будет не легким, - тихо сказал Бобби и скрылся в кухне.

 

Мы с профессором даже не взглянули на него.

 

Профессор улыбнулся уголками губ на мое заявление и, вновь посерьезнев, продолжил:

 

- Сегодня вечером ты увидишь спектрограммы и рентгеновские снимки картин. Когда я впервые проводил анализ, то увидел, что краска на шестой картине, в том месте, где изображен декабрист, более новая, чем на остальной картине. При детальном изучении мы увидели, что на первом слое нарисован другой человек.

 

Профессор на некоторое время замолчал. Давая мне возможность осознать сказанное. Я чувствовала, что принимаю участие в чем-то поистине значащем.

 

- К сожалению, я не мог вскрыть этот слой без оглашения. Поэтому погрузился в изучение истории. В глубинках России мне удалось увидеть старинную фотографию этой картины. Лишь однажды мне посчастливилось увидеть то, как она выглядит в оригинале.

 

Я боялась пошевелиться. И, кажется, даже перестала дышать. А профессор Морган за время разговора ни разу не поднял глаза от пола.

 

- На картине была изображена женщина.

 

Только после этих слов профессор посмотрел на меня.

 

- Именно она была возлюбленной Враницкого. Жандармы не догадывались о его связи с Анной. Так звали ту женщину. А Враницкий, и без того сломленный болезнью, не мог перенести этого потрясения. Его рассудок помутнел. Единственное, что придавало ему сил, так это картины. Вот почему они считаются самым выдающимся его творением. Он вложил душу в них и свои последние силы.

 

Я не заметила как Бобби вернулся и дал мне в руку бутылку пива. Я даже не заметила, как сделала несколько глотков.

 

- Женщина на картине была беременна, - профессор произнес это так быстро, что смысл слов еще долго не мог остепениться у меня в голове. - Женщина на картине была беременна. Причем на последних сроках. Когда ее казнили, ребенка подобрали военные и подкинули на порог дома бедняков. Дальнейшая судьба ребенка теряется.

 

Долгое время в комнате царила тишина.

 

Когда информация наконец-то усвоилась в мозгу, я чуть не потеряла сознание.

 

- Ты выпей еще, - заботливо сказал Бобби и подтолкнул мою руку с пивом к моему рту.

 

- Как они могли? - Я не узнала свой голос.

 

- Это были тяжелые времена, - Бобби говорил спокойно.

 

Я сначала хотела возмутиться его спокойствию, но быстро взяла себя в руки. Наверняка он, вместе с профессором изучил эту историю вдоль и поперек. Она давно перестала вызывать в них какие-либо эмоции.

 

Нужно было действовать как специалист. Ведь, в музеях я и не с такими картинами сталкивалась. Кто знает, какие истории хранят они. Я попыталась сформулировать вопрос, который меня волновал больше всего.

 

- А где та фотография?

 

- Фото сгорело.

 

Только сейчас я обратила внимание на то, что держу в руке пустую бутылку из-под пива. Я поставила ее на журнальный столик и постаралась расставить все по полочкам.

 

- Ты сказал, что женщина на картине была беременна.

 

Опережая мой вопрос профессор сказал:

 

- Памэла, не задумывайся над подробностями. Ребенок выжил.

 

От избытка информации мозг работал медленно, поэтому я не сразу поняла предупреждение Джеффри. Я продолжала ворошить прошлое:

 

- Она успела родить?

 

- Нет.

 

- Тогда как? Ведь ее четвертовали.

 

Мне никто не ответил, но неожиданно как на включившемся мониторе в моем мозгу возникла картинка. Пробормотав извинения я выскочила из комнаты. Мне вслед раздался голос Бобби:

 

- По коридору направо.

 

Мне с трудом удалось добежать до туалета. Моментально пиво и легкий завтрак оказались снаружи. Я провела в туалете больше двадцати минут, прежде чем желудок перестал пытаться вырваться наружу. Когда я убедилась в том, что могу отойти от унитаза, решила вернуться в комнату.

 

Быстро умылась, пожевала зубную пасту - простой безотказный способ привести себя в порядок.

 

Голова все еще немного кружилась, поэтому я шла медленно, держась за стену. Из гостиной раздавались приглушенные голоса мужчин. Когда я подошла ближе, то услышала их разговор:

 

- Ты слишком тянешь с этим, - похоже Бобби был чем-то недоволен.

 

- Мне кажется еще рано.

 

- Ты закончил свою работу, единственная проблема - документы и разрешение. Хватит мучить себя. Скажи ей.

 

- Сказать мне что? - я зашла в комнату и переводила взгляд с Джеффри на Бобби и обратно.

 

- Памэла, - профессор встал и подошел ко мне. - Мы рассказали тебе не все про картины. Есть еще одна важная информация. Присядь, - он указал рукой в сторону дивана.

 

Бобби снова подсунул мне бутылку пива. Я не стала отказываться. Это было единственным способом не потерять голову от количества нахлынувшей информации. Прежде, чем Джеффри начал говорить, в моей голове проскочила мысль о том, что все так хорошо начиналось.

 

- Как я уже сказал, ребенок Враницого и Савольской выжил. Девочку забрали военные и отдали в приют. Враницкий попросил моего прадеда передать ребенку кулон. Единственное, что у него осталось от ее матери. В вырванных страницах дневника есть записи о том, как мой прадед нашел девочку и выполнил последнюю просьбу художника. Я провел много лет в поисках потомков Анны Савольской. И недавно обнаружил наследницу картин. Мне нужно получить у нее разрешение, на обнародование картин и моей работы по ним. Памэла, ты когда-нибудь открывала свой кулон?

 

- Что? - я не поняла, как этот вопрос относится к делу.

 

- Враницкий спрятал в кулон дочери свое завещание. В котором передавал ей все, что нажил при жизни. В том числе и эти картины. Памэла, эти картины принадлежат тебе. Твой кулон изображен на казненной женщине. И ты как две капли воды похожа на Анну. Ту, Анну, что я видел на фотографии. Ты наследница Враницкого.

 

- Джеф, помолчи, бедная девочка, - Бобби озабоченно смотрел на меня.

 

Комната стала быстро терять свои очертания и последнее, что я услышала, был встревоженный голос мужчин, которые звали меня по имени.