13 марта 1973 г. Солянка. И ещё:

«6 августа 1969 г. Алупка. … Как-то я был в плохом настроении: наплыли и неурядицы в течении болезни, и в личном плане зыбкость, и я пожаловался, полушутя-полусерьёзно Антоновне, нянечке нашей, на жизнь:

- Ох, Антоновна, жизнь какая-то дурная.

- Да что так? - Антоновна, приземистая полная женщина русских кровей лет пятидесяти перестала шоркать своей шваброй и, оперевшись на неё, устремила на меня взгляд своих голубых очей.

- А чёртова болезнь, никак не могу встать на ноги. И самое отвратительное, что теперь всю жизнь надо трястись за своё здоровье. Не пей, не кури, будь монахом и береги здоровье. Чёртова жизнь, хоть в петлю лезь.

- Больно ты думаешь много. И что у вас, у молодых, мода пошла такая: чуть что, сразу в раздумья ударяетесь. И стареете вы раньше от того, что чересчур умными стали, всё думаете, как бы чего не вышло. Мы в ваши годы не такими были.

- Что ж, не думали совсем?

- Почему, всё было: и сомнения, и страхи. Но чтобы предаваться отчаяниям - этого не было. Тебе бы только радоваться: операцию удачно сделали, девушка у тебя есть. Вот и женись на ней, и живите мирно, для радости.

- Да, всё это так. Но опять же - как проживёшь на две стипендии? А быть лишней обузой родителям как-то совестно.

- Ну вот, опять ты за своё. А ты не думай, женись, и родители вам помогут. Ты не смотри, что я толстая. Мне тоже нелегко жилось, были и болезнь, и смерть, и голод, и нищета. Я когда шла замуж, то было одно ситцевое платьице, и то всё в латках да в штопке. И на невесту-то не была похожа. И у мужа ничего не было: одни штаны, да и те с вентиляцией, для охлаждения чувств, - и Антоновна весело, по-молодому рассмеялась. - И ютились мы у его родни, спали на полу, и иногда трудно было припомнить, когда в последний раз ели. Ой, сколько же нам пришлось помыкаться!.. Однако же не задумывались, не печалились, и жили с ним всегда весело и дружно, и были счастливы, и не замечали неудобств да всяких там проблем. А вы, теперешние, какие-то все задумчивые да невесёлые, словно и жить-то вам неинтересно. По-моему, чем больше думаешь да осторожничаешь, тем больше свою жизнь отравляешь.

- Интересно, а кто же за тебя думать будет? Боженька? - никак не мог я взять себе в толк.

- Ничего ты нового не выдумаешь, хоть лопнешь с натуги. Жизнь сама всему научит, сама подскажет, что и как делать. А с этими раздумьями одна только морока. Вас, молодых, рожали для радости, вот и живите себе в своё удовольствие. Всё придёт со временем - и здоровье, и семья, и хорошая работа. Так-то, Володечка.

Сегодня переливали кровь. Был у Аарона. Потом спустился вниз, туда, к парку. Там на входе стоит бюст лётчика, дважды героя Советского Союза, погибшего на войне, крымского татарина. Всё не запомню его фамилию, какая-то сложная, вроде с -Заде на конце. Вот тебе и «татарский полон» наших украинок… А в Бахчисарае «Фонтан слёз» просто потрясает. Это же тех же полонянок слёзы. А потом этих татар вывезли отсюда в Казахию или ещё куда… Рассказывали мне местные, что они творили тут при немцах, какую резню устроили… Вот и разберись в этих наслоениях, где герой, а где подлец, где дикарь, а где поэт, как Муса Джалиль, погибший в немецком плену за колючей проволокой… Может он и не крымский татарин, Муса? Ну а какая разница? Крымские - это всего лишь осколки мамаевой орды. «Как Мамай прошёл.» - это же не зря осталось в народной памяти. Побили его на Куликовом поле в 1380 году, да Тохтамыш добавил, вот и скатились недобитки те на юг, в Крым, вытеснив отсюда местных. А так всё те же татары. Которые через пару лет, уже под Тохтамышем дотла сожгли Москву. А крымские ещё лет 300 лили кровь южных окраин Руси, Украины и Польши.

А по Алупке интересно ходить. Вся на холмах, в несколько этажей, вся каменная, и камнем выложенная. Утопает в зелени, и Ай-Перти там недалеко над нашим берегом взгромоздился. Ниже сказочный белый Воронцовский дворец графа, за женой которого, Лизанькой, Пушкин приударял в Одессе. Того самого, что «Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец, полу-невежда…» Вот счастливая стезя у пишущего: пришпилил несчастного Воронцова на века, как насекомую какую на иголку насадил. А там разбирайся, кто есть кто… Любой бы из нас, уверен, вздыбился, если бы за нашей женой ветреный пиит какой-нибудь начал бы волочиться, будучи приглашённым в наш дом. Гид говорила, граф тот и на военном, и на гражданском поприщах много полезного сделал для России. Бивал этот генерал, Михаил Семёнович, кажется, и персов, и турок, и Наполеона. Дважды Георгиевский кавалер «за мужество и отвагу». А с 1823 года генерал – губернатор новороссийского края и наместник Бессарабской области. Кои он оживил и цивилизовал. Тут он и застал опального поэта, и ввёл в свой дом. А потом Кавказская война против Шамиля, Крымская…

А тут «полу-…», и всё! на веки вечные… И литераторша наша в Норильске так честила этого графа!.. Средневекового вида крепость из камня, опять же графом тем построенная. И зелень вечнозелёная кругом, куда ни пойдёшь. Многое тут ещё в те времена сажалось, когда Воронцов, впоследствии светлейший князь и фельдмаршал, озеленял полуостров, строил дорогу по - над морем, по которой мы и сейчас ездим у моря по всему Крыму… А внизу «.. самое синее в мире, Чёрное море моё…» с белыми теплоходиками, снующими туда –сюда. И в чеховском домике под Ялтой я тоже был. Скромненько там всё, не то, что у графа. Да и то правильно, творческому человеку нельзя отвлекаться на всякую ерунду вычурную. Иначе, по-моему, мозги перестанут работать. Засохнут. Или зажиреют в неге и лени. А Ласточкино гнездо!.., нависает над тобой, этакий миниатюрненький каменный замок, когда плывёшь на катерке том в Ялту или обратно…»

А вот другая запись:

«20 мая 1970 г. Воронеж. Серёга Белкин, квартирант наш, длинный рыжий некрасивый губастый парень, весь копия мамаши, студент-англичанин Университета, сбацал сейчас под гитару - играет он на ней здорово, - песенку из своего обширного походного репертуара, мою любимую:

 

Ты бельё стираешь, босоногая,

Песенки поёшь ты про себя.

Волосы твои я в мыслях трогаю,

И целую мысленно тебя.

 

Река – речёнка, милая девчонка,

Я прихожу к тебе издалека.

А утки кря-кря-кря, ты, парень, ходишь зря

И хочешь счастье здесь своё найти.

 

Ах, тоска, тоска, тоска весенняя,

Как бы поскорей тебя пройти.

Как бы через речку мостик выстроить,

Или брод какой-нибудь найти.

 

Река – речёнка, милая девчонка…

 

Поёт он баритоном замечательно, а как зальётся про «тоску», так сам начнёшь тосковать, аж по-щенячьи скулить захочется. Вообще он много песен мне заронил в душу, тех, которые поют у костра. Я и сам их любитель, ещё с северов, а он оформил их в красивом голосе и прекрасном звучном аккомпанименте… А потом, отложив гитару в сторону, выдал: «Баба - она вещь несложная, и её изучать нечего. Баба - она не сложнее велосипеда»… При всём при том не заметно, чтобы Серёга ходил в походы или утопал в женских прелестях: он домосед. И его рыжая прыщавая голова всё время склонена над зубрёжкой английского».

Карандаш уже почти не виден. Когда я доберусь до него? И что с этих листочков можно сварганить? Кому они нужны, если у самого не доходят руки?..

16 марта. 1973 г. Завтра решили работать: анализ подходит к концу, я страшно тороплюсь, т.к. хочу взять отпуск для философии - в начале апреля сдавать. Осилил уже «Анти-Дюринга», теперь «Диалектика природы». Немного болею от т ого, что «…материя… с железной необходимостью… истребит на земле свой высший цвет - мыслящий дух…». 17 марта, т. е. завтра обещали открытие клуба, но опять ( в который раз!!!) отодвигается это дело. Был сегодня воскресник в ём.

Нина молчит, и нет у меня сильнее желания, как получить письмо из Москвы. Уже просто галлюцинации с этими желаниями. Почему-то мне кажется, что она опять (в который раз!) оттолкнёт меня невольно своей сдержанностью при встрече. В Москву еду где-то во второй половине апреля, в общем, ровно через год. И, наверное, это будет концом: я не смогу больше вынести эту сдержанность. А вообще всё чушь: я уже настолько устал от этих дум о нашей совместимости-несовместимости, что будет любой исход безразличен. Вот только зря она молчит. Как-то часа два ломал себе голову над нашим будущим; вообще во всей этой философии любовью не пахнет - или я старый стал, что слишком копаюсь (самокопание интеллигентское, слюнтявое, «быть - или не быть»), или её и не было, любви этой. Просто какое-то подспутное ощущение, что мы не друг для друга, и никак я от этого не могу отделаться. И иногда с ужасом думаю, что всё же фаэтон наш, хотя и со скрипом, движется по наклонной к пропасти (?) - нашему «сочитательству». Что будет? - я и боюсь этого, и хочу одновременно. А тут ещё пьяные грехи…

Бабунечка прислала письмо, в котором сватает за меня какую-то там «Лену». И смех и грех, а вообще я тронут её заботой. И ещё раз остро ощутил весь идиотизм своего положения. Пришёл к тому, что или сейчас, или никогда - следующую зиму я один не переживу. Ну да ладно, рассопливился.

А Файка вышла замуж, был у неё на свадьбе. И все веснушки её излучали счастье. Бедный наш Вовочка - Хакас, лопух несчастный, не удержал он свою жар - птицу… Смотрел «Человек-оркестр», это лучше, чем наши «Песни моря».

На фотографии Нина стоит у Спасской башни Кремля и улыбается беззаветной любящей улыбкой. И молчит, а у меня кошки, понимаешь ли, скребут. Итак - философия!

22 марта. Наконец-то вплотную можно подступиться к философии - с сегодняшнего дня в отпуске (без содержания). А деньков-то осталось 10-15 !.. Пока сижу в кабинете, т. к. Зина копается с цифрами, вернее, в цифрах. Вчера был праздник - кончили анализ. Перестаю понимать эту «молчаливую любовь», и хочется написать ей об этом, зло и резко. Спать.

Да…, а Антоновна моя дорогая была мне тогда как кислородная подушка…

Главка из романа "Пятый дневник".