- Мам… Мама! – хриплый шепот окреп и сорвался на крик. – Мама!!! Я не чувствую ноги! Я не чувствую но-о-ги-ии!!! - Светочка, милая, что ты, что ты, где болит? – мама спросонья пыталась приподнять ее голову, гладила, ощупывала руки и, наверное, ноги – Светка этого не ощущала. Она проснулась от того, что кто-то во сне злорадно прошипел ей на ухо: «А теперь у тебя не будет ног… Я их заберу себе, себе, себе!!!» Света помотала головой, отгоняя остатки кошмара и прикоснулась к колену – вот же мои ноги, на месте… На месте?! Вот колено, но почему она его не чувствует?! Девочка попыталась приподняться и снова упала на подушку. Она не понимала, что нужно сделать, чтобы поставить ногу на пол – это простое действие словно кто-то вычеркнул из перечня таких же привычных, выданных ей с рождения, и отправил испорченный листок в мусорное ведро. - Паралич… - усталый врач сердито, будто Света в этом виновата, произнес незнакомое, и оттого еще более пугающее своей неизвестностью слово. – Будем вытаскивать, шансы есть… Ее назвали Светланой, а крестили Фотиной. Светке было два с половиной года, и у нее на позвоночнике обнаружили огромную опухоль. Обнаружили не сразу, лечили полгода от воспаления легких. Она таяла на глазах недоумевающих педиатров, и когда ее случайно увидел опытный врач-нейрохирург, опухоль достигла устрашающих размеров и угрожала Светкиной жизни так же реально, как акула- людоед – пловцу в открытом океане. - Решайте, - доктор помедлил. – Не оперировать – умрет месяца через два, оперировать… Словом, думайте. - Сколько у нас есть времени? – прошептала Светкина мама. Врач еще раз внимательно посмотрел на рентгеновский снимок: - Полчаса. Несколько лет реабилитации после сложнейшей операции, наверное, запомнила только ее мама, устроившаяся в больницу санитаркой. Все- таки девочка была еще малышкой, и эти страшные дни и часы в детской памяти надолго не задержались. Они прозрачным холодным ручейком прожурчали в ее сознании и умчались в большую красивую реку под названием Жизнь. У нее была жизнь! А значит – небо, солнце, теплый ветер и холодный снег, мокрый дождь и сухой песок… Да мало чего еще дарит нам жизнь, вот просто так берет и – отдает! Бесплатно. Но иногда требует заплатить. И Светка платила. Каждый раз после гриппа, который ослабленный ее организм ловил с ужасающим постоянством, наступала полная парализация нижней части тела. Потом начиналось возвращение к жизни. Первой «просыпалась» кожа на ногах. Светке казалось, что кожу с нее содрали живьем – каждое прикосновение было настолько мучительным, что однажды она в полубессознательном состоянии вырвала у себя на голове клок волос. Это было не так больно… *** Алеша не спеша укладывал вещи в чемодан. Он хоть и рад был, что поступил в институт – с медалью-то много ли сил на это надо! – но уезжать из родного поселка не очень хотелось. Хотя новая студенческая жизнь определенно манила, да и любимым видом спорта – боевым единоборством – там можно будет заняться более серьезно. Специально вуз выбирал, чтобы секция была. - Сынок, - мама протянула новый теплый свитер, - ешь вовремя, одевайся тепло и вообще… - Чё «вообще», мам? – Алеша, нарочно как можно беззаботнее насвистывая, легко застегнул молнию чемодана, словно этим движением отсек свою новую жизнь от жизни старой. А дом… да, жалко расставаться, конечно, но не навеки же. Пара часов езды – и он снова в родных пенатах. Вот слово-то какое на ум пришло, недаром мама – учитель литературы. - Да не волнуйся ты так! – он обнял ее, родную и… чуть-чуть будто постаревшую. За один день. *** - Свет, - мама старательно отводила глаза, - может, с костылями-то удобнее будет, а? Все-таки трость какая-то ненадежная, соскользнет в ямку, упадешь, не дай Бог… Светка упрямо мотала головой и, сцепив зубы, шла и шла, преодолевая… нет, даже не расстояния от одного кабинета до другого по длиннющим интернатским коридорам и двору, а саму себя преодолевая, свое желание, чтобы ее пожалели, будто кожей своей измученной ощущала, что жалость эта низвергнет ее снова на ту самую нижнюю ступень, с которой она так долго выкарабкивалась. Выкарабкалась, а ее туда опять скинули. Лежи, отдыхай. Нет, иногда ей и хотелось все бросить к … Она же не железный дровосек какой-нибудь. Взять костыли, а еще лучше – сесть в инвалидную коляску, да и ехать себе, никого не мучая. Ни маму, ни ноги свои непослушные, ни руки, которые тоже скоро перестанут слушаться – от усталости. А как же этот летчик в книжке, которую читала в детстве? Маресьев… А еще слышала про художника без рук и без ног. И еще… Вот и дошла сама. Нет, мама, костыли подождут. И не дождутся. *** - Эй, земляк, тебя как зовут? Давай знакомиться! – Алеше во весь рот улыбался высокий парень, протягивая раскрытую ладонь. – Я Ромка. Значит, соседи? - Да вроде, - Алеша просто не мог не улыбнуться в ответ. – А я Алексей. Будем знакомы! Они не просто познакомились. Они оказались в эпицентре той самой мужской дружбы, про которую так любят петь хриплыми голосами барды у костра. Их словно столкнуло в круговерти событий и дат, и понесло по жизни, разнося и снова сбивая в кучку – в зависимости от обстоятельств. Ох, эти хрупкие цепочки случайностей, которые мы завязываем в узелки неудач и потерь, и распутываем при каждой судьбоносной встрече, событии, при каждом нашем успехе и горделивом самопожертвовании. А ее звенья так и норовят выскользнуть из рук и найти более удачливого хозяина, выкладывая замысловатым узором его чуть более успешную и яркую судьбу. Тут и жаловаться не на кого. Сами виноваты. Алексей же за эту случайность ухватился сразу и крепко. Будто сверху кто-то что-то рассказывал и показывал. Правда, он об этом не догадывался, жил как жилось. Очень даже неплохо, кстати. Учился легко, занимался любимым спортом, маму не забывал навещать. Она тоже потихоньку успокоилась – сын взрослел на глазах и радовал ее сердце, замиравшее в мягких, убаюкивающих волнах законной материнской гордости. Иногда только думала – какой будет та, которая без оглядки нырнет в поток их жизни и сможет плыть по нему, так же замирая от счастья и ревности, так же отдавая себя без остатка, так же любя. Как мать. *** - Света, а ты стихи пишешь? – вопрос застал ее врасплох. Да и повода для него не было – шел обычный урок информатики в техникуме, куда она поступила учиться на бухгалтера. Она смутилась и промолчала. Да собственно, ответа и не требовалось – ее проницательная и мудрая учительница и сама обо всем давно догадалась. - Покажешь? Светка лишь кивнула, внутренне леденея от ужаса – стихи не видел еще никто, даже мама. Дома она лихорадочно пролистала тетрадку, куда записывала свои первые стихотворные строчки. Какое? Это? Плохо… Или это? Совсем никуда… Она села и заплакала. Ерунда какая- то. Несерьезно все это. И ничего она никому не покажет. …Тетрадка с завернувшимися уголками словно нарочно высовывалась из сумки, так и норовя заявить: «Вот она я! А здесь много интересного!» Галина Викторовна бережно взяла ее, пригладила растрепанные страницы: - Ну вот, и познакомимся. Светка не поняла – кто с кем знакомиться хочет? Да они уже целых два года как знакомы, каждый день в техникуме видятся. Что-то непонятное говорит любимая учительница. А та, уловив ее недоумение, добавила: - С душой твоей, Света, познакомимся. Сдается мне, очень это будет увлекательное путешествие. В твой мир. *** - Леш, вставай! - Ромка сдернул с сонного Алексея одеяло, так и не дав досмотреть самую уютную часть сна – будто он дома, и мама угощает его оладушками со сметаной. И борщом. Да уж, это ежедневная жареная картошка передает привет – даже во сне снится нормальная еда… - Отстань! Сегодня воскресенье! – Алеша попытался снова натянуть на себя одеяло, но неугомонный друг уже откинул его подальше – хочешь- не хочешь, а встать нужно, даже хотя бы для того, чтобы снова укрыться с головой и доесть мамины оладьи. -Леш! Ну ты забыл, что ли? Мы же тетке моей обещали крышу починить! Еще неделю назад! А кстати, у нее есть очень симпатичная дочь. Если ты сейчас встанешь и пойдешь со мной, у тебя будет шанс! Так он познакомился со Светланой. Это была его первая девушка, и отношения с ней складывались поначалу безоблачные. Алексей парил на бреющем полете самоуверенного ухажерства и как-то даже не заметил появления соперника. А тот не замедлил воспользоваться его беспечной самоуверенностью и нанес удар, которого увлеченный первым чувством Алексей совсем не ожидал. Пришел к Светлане. А там – тот, другой. Стоял, улыбающийся и наглый в своей веселости, а Светлана… «Идите вы отсюда оба!» Финал классический. Ну что ж, и ушел. И забыл. Вернее, пытался. Но заметил, что в груди будто поселился кто-то – серый и грустный, да еще и с острыми когтями: так и скребет, так и скребет… А однажды ночью вдруг проснулся, будто от толчка, и бросился искать карандаш и бумагу: в голове кто-то наговаривал строчки, которые хотелось записать. Ведь забудутся к утру, а наговорит ли их кто-то еще раз и когда – неизвестно. Исписал целый лист. Стихи заканчивались так: Зачем же без ответа Пылает моя кровь? Зачем на свете этом Такая есть любовь? Все как положено – если любовь, значит, и кровь должна быть. Хотя бы гипотетически. *** - Мама! Мои стихи в газете напечатали! – Светка с порога, отбросив в сторону свои трости – а их уже две стало, бросилась обнимать изумленную маму. - Господи, да где, в какой газете-то? – мама, щурясь и никак не примерясь к газетному мелкому шрифту, пыталась разглядеть ее небольшое стихотворение, скромно притулившееся в уголке студенческой многотиражки. - Да вот же оно, вот! Она выхватила газету и вдруг замолчала, будто споткнулась и потеряла равновесие. - Вот же оно… В настоящей газете… Внутри у Светки раскрыл крылышки маленький глупый птенец, затрепыхал ими, не смея взлететь. Кто ему поможет встать на крыло, кто защитит его: «Куда, глупый, там дикие звери, растерзают!» Нужно ли ей это – стихи? Здоровья они не прибавят… Поманит яркая звездочка надежды и окажется… обычным фонарем. Все эти годы она так и жила – словно без кожи. Сможет ли выдержать, когда полоснет по душе ее обнаженной боль неудач и разочарований? Ну стихи… А дальше – что? Мама, почувствовав ее смятение, вдруг тихо сказала: - Ну-ка, читай! Что-то я совсем ничего не вижу. Да погромче… - А то ты совсем ничего не слышишь? Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Вот так! *** Алексей сложил в чехол гитару, еще раз проверил рюкзак. Все-таки несколько дней в лесу – это не шутки, опытные туристы запасаются и едой впрок и теплыми вещами. Лето, конечно, в самом разгаре, даже ночи душные, словно наваливаются всей тяжестью: так и хочется эту тяжесть сбросить как надоевшее ватное одеяло. Но лишний спальник не помешает. Их с Романом позвали на международный бардовский фестиваль новые друзья – ребята из клуба авторской песни. После первых сочиненных строчек Алексея будто прорвало, и стихи посыпались как из лукошка осенние грибы, которые они с мамой так любили собирать вместе. А потом пришли мелодии. Он будто схватывал музыку за самый кончик и осторожно распутывал клубок из нот, нанизывая их на струны гитары. Играть научился быстро и легко. Все- таки музыкальная школа за плечами, пусть и по классу баяна. Поляну, на которой развернулся лагерь песенного фестиваля, нашли быстро. Поставили палатку чуть в стороне от «главной» улицы – здесь еще практически никого не знали, решили особо не выпячиваться, посмотреть сначала – что да как. Но цепочка случайностей еще не размоталась до конца, она лишь приостановила свое движение, замедлила его, завороженная ходом событий, топавших по тропинке на фестивальной поляне. Навстречу друг другу. *** - Нет, нет и нет! – Светка упрямо закусила губу. – И не уговаривайте, никуда я не поеду! Ну какой из меня турист, как я в палатке-то ночевать буду? А потом… На сцену нужно по лесенке заходить. Вы себе представляете, где я и где лесенка?! Она еще пыталась шутить, но было видно – до слез остался один неверный шаг. Или слово. - Светочка! – Лариса, известный в городе бард и журналист, никак не могла найти верный тон. – Ну послушай! Я очень хочу, чтобы ты свои стихи почитала на фестивале. Мы тебя и довезем на машине и на сцену занесем… Ну вот и оно, неосторожное слово! - Это шкаф в комнату заносят! – Светка залилась злыми беспомощными слезами. – Меня не надо никуда заносить! Я сама себя куда надо доставлю! И вообще – я в монастырь ухожу… - Так, я сейчас звоню ребятам, говорю, что ты согласилась! Ты хочешь подвести людей!? И вообще, что за чушь, какой монастырь? Мы тебя там замуж выдадим! *** Людей на такие фестивали собирается – тысячи. Не мудрено и потеряться. Только нашим друзьям суждено было другое. - Привет! Вот вы где! – смешная девчонка по имени Дашка окликнула их у штабной палатки. – А я вас на вокзале не нашла! Да вот – сама добралась! Она тараторила без умолку и одновременно умудрялась вертеть головой во все стороны, улыбаясь и отвечая на приветствия. - Почему вы так далеко палатку поставили? Перебирайтесь к нам поближе! – не спрашивая согласия, Дашка начала вытаскивать из палатки их рюкзаки. – Вместе будем, у нас та-а-ки-и-е люди собрались! Ребята особо и не сопротивлялись – интересно им было посмотреть на знаменитостей, приехавших на фестиваль. В том, что это будут мэтры и классики бардовской песни, они даже не сомневались. Только у костра на поляне возле штабной палатки лишь одиноко сидела девушка. Алексей присел рядом. Она обернулась… Хрустальный взгляд, пепельные волосы по плечам. Замысловатая цепь из случайностей внезапно размоталась до конца и больно шваркнула куда-то в область солнечного сплетения. - Ну что, познакомились? – Лариса подошла к костру и обняла девушку за плечи. – Это наша Света! Она пишет замечательные стихи и сегодня будет их читать для всех! Алексей вздрогнул: «Ну надо же, тоже Света!»… Ему вдруг стало так грустно, что сидевший рядом Роман словно почувствовал это и поежился, как от ледяного душа. Из темноты к костру внезапно шагнул здоровенный парень, наклонился и… подхватил девушку на руки: - Пошли, Светлячок, сейчас твой выход! Она оглянулась на остолбеневших ребят и улыбнулась, будто извиняясь: «А вы что подумали?» Алексей вскочил и побежал к сцене. Там уже стоял стул для Светланы, микрофон опускали пониже. Великан бережно нес ее на руках, а у самой сцены вдруг резко развернулся, и с ноги Светланы упала босоножка. - Стой, Сережа, стой! – она замахала руками. – Босоножку мою потерял! Как же я без нее?! Алексею вдруг показалось, что он не успеет, что его кто-то опередит. Секунды растянулись в мучительно длинные века, и не было в этих веках, со дня сотворения мира стоявших на любви, двух таких сердец, пронизанных внезапной вспышкой, не увидеть которую было невозможно. Вокруг все замерли. И стало понятно – он успеет. Именно он. Тогда Алексей медленно, очень медленно подошел, поднял босоножку с земли и протянул Свете. И увидел лишь ее глаза… А в них – отсвет только что родившейся на небе звезды. Я – грусть и смех. Я – лед и пламя. Я – низ и верх, Штиль и цунами. Я – день и ночь. Я – тень и блики. Я – мать и дочь. Я – тишь и крики. Я – тень огня И неба просинь. Я – это Я: Фотина-Осень. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
