Тебя не ждут, тебя забыли, ты не придешь – «когда темно» ... Немые щели, слои пыли, и оттого, что не любили – вина во здравие не пили, гнезда надежного не свили: здесь мертвым сделалось Окно*... Там, где цеплялись верхолазы, теперь летает летний пух, обрывки снов, осколки фразы, потресканные унитазы, и мертвый с корнем вырванный лопух... На окнах всех лежали тени, в них умирало божество - слепых надломленных растений, в них медленно тянулось время, сгущая бремени вино. Растений тени умирали, в очах бунтующей Зари, в ней на престолах восседали, в лучах, как свечи, оплывали в коронах деспотов Цари. На выверт вырванные двери, хромой паркет, на нём стекло; на гобеленах льстили мели, хотя им бездны надоели, их тоже вглубь всегда влекло. В осколках зеркала на стуле - глаза, слеза, родные губы, спокойно навсегда уснули, и спят, как ночью лесорубы, огонь, вода, срамные трубы. Все сказки, небыли и были, здесь всё теперь сошло на нет: те, что пылали, пели, пили, пытали, славили, любили - теперь лежали в слое пыли и в этом был на всё ответ! Туман окутал всё пространство, и полз как ядовитый плющ; в нём исчезали государства, парчою варварства и барства, развратом разрывался плюш, застыли арочные своды, ботинки урок – перемерь! и сердцем скверны на свободу, смотрели целые народы - в их совесть скважиною дверь! Портреты, в рамах корифеи - картин небрежные мазки, пейзажи жизни, фото-феи, а под окном за батареей расписки, письма и носки. На всем лежало запустение, хранило вечности печаль; венчало это всё творение, слепое чахлое растение, цветя, как черствости печать, грустило гордо засыхая, врастая в тленности темно; и слово времени верстая, летели стрелки белой стаей, листая вечности стекло. За ними ночь, сродняя тени, дарила сон чужим сердцам, и в назидание нетерпения, ласкала мертвые растения, прощая подлости юнцам. «Отдай рассвет! – взывала вечность. – Сожги неверную зарю!» но та хранила бессердечность, и проявляя безупречность, прочь улетала к ноябрю. Пришли снега, затем напасти, что ждать теряющим тепло; заткни огонь из дымной пасти, испепели безумство страсти – здесь не живут уже давно. Ну, вот Тлетворность одолела всё, что скрывалось и брело, вслед незаметно овдовело, само собой переболело – другое счастье обрело. Попеременно, кривобоко, растлилось и разодралось – что с Запада, или Востока, всё стало плоско без намёка, одно с другим переплелось. И что ж нам в жизни оставалось, когда так явь переплелась – нетрепетная Одичалость, что в одночасье оторвалась, лиясь, по свету растеклась. Вопили времени валторны, играл заиграно оркестр, пылали огненные горны, вернулись дни, что были вздорны, на что с трудом взирал Гефест. Когда погасло, что светило, и дымом всё заволокло, всё облегченно ощутило, сказав, что, не было – то было, ну что ж, что было, то прошло... В короткой сей лукавой притче, хотелось мне вам дать совет – для охранения, для приличия, всем доверяться неприлично – храните верности обет! Прохожий он и есть – прохожий, он делает всё невпопад; в иные истины он вхожий, он посторонний, непохожий, и он другой, и это – Ад! *Окно - окно возможностей. © Ол Томский Санкт-Петербург 2013г | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
