Новелла

 

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:

Вместо свадеб – разлуки и дым!..

 

Б.Окуджава

 

Май струился над городом ароматом цветущих аллей и заливистым птичьим перекликом. Старшие Воронцовы неторопливо допивали вечерний чай, когда Анд-рей – студент четвёртого курса журфака, а за ним его сестра Катя – десятиклассни-ца специализированной технико-экономической школы шумно вбежали в столовую. В руках Андрея – городской еженедельник «Карусель».

 

-Народ, слушай и не моргай! – Андрей открыл газету на заложенной пальцем странице и громко прочитал: «Житель города Аугсбурга Пауль Шнейдер разыскивает Марию Воронцову, около 1925-26 г.р. в годы войны работавшую в лазарете лагеря №138 для интернированных немцев. Если кому известно о судьбе М.Воронцовой, просим сообщить в областной мемориальный центр «Память» или напрямую свя-заться с господином Шнейдером», - Андрей прихлопнул по газете рукой и добавил: - Даны телефоны, номера двух мобильников и скайпа… Всё, как у людей!

 

-Бабуля, это ты? – Катя подскочила к сидящей за столом Марии Васильевне и обняла её за шею. – Ты знакома с этим господином… Шнейдером?

 

Наступила неловкая тишина. Павел Сергеевич – сын Воронцовой и его жена – Ирина Валентиновна удивлённо переглянулись. Сама Мария Васильевна грузно об-локотилась на стол и начала нервно крутить на блюдце чашку с недопитым чаем.

 

-Этого не может быть, детки мои… Не может быть! – Мария Васильевна отки-нулась на спинку стула. – Это, верно, однофамилец Пауля. У немцев бывают одно-фамильцы?.. Андрюша, дай мне, пожалуйста, газету… Катенька, а ты сбегай, золот-це, в мою спальню за очками…

 

Прочитав объявление, Мария Васильевна вернула газету внуку и как-то враз сникла. Никто не решался обратиться к ней с расспросами, и только Андрей, взгля-нув на часы, уже серьёзно, по-деловому заявил:

 

-Не будем гадать. Я сейчас же позвоню и договорюсь о сеансе связи по скай-пу. Всё станет ясно… Так ведь, пап?

 

Павел Сергеевич не возражал. Он встал из-за стола, поблагодарив жену и мать за чаепитие, и вместе с сыном вышел из столовой. Не прошло и пятнадцати минут как они вернулись – радостные и возбуждённые. Сеанс связи должен был на-чаться через полтора часа.

 

Заинтригованная предстоящим событием, семья Воронцовых собралась в комнате Андрея. Марию Васильевну – нарядную, с подправленной причёской от природы волнистых волос, усадили на стул перед компьютером. Она недоверчиво, заметно волнуясь, стала смотреть на экран, пока Андрей устанавливал связь с её таинственным визави. Павел Сергеевич стоял рядом и с интересом наблюдал за манипуляциями сына, тоже нетерпеливо ожидая их конечного результата. Ирина Валентиновна с Катей сели с краю стола так, чтобы им хорошо был виден монитор. Наконец, Андрей радостно воскликнул:

 

-Бабуля, ты готова? Смотри! Сейчас, сейчас… Вот, смотри…

 

Сначала на экране появился какой-то молодой человек. Он молча улыбнулся и скрылся. Тут же в зону видимости его камеры вошёл седовласый импозантный мужчина в сером костюме с «бабочкой» на светлой рубашке. Он уверенно сел перед своим компьютером и несколько минут всматривался в видимое им изображение Марии Васильевны. И вот его лицо озарила улыбка… Вот он протянул руку к мони-тору… Вот протянул вторую… Горький вздох… Улыбка слетела, оставив вместо се-бя плотно сжатые подрагивающие губы… Вот из нагрудного кармана пиджака он медленно вынул платок и обеими руками приложил его к глазам. За его спиной сно-ва появился молодой человек и что-то тихо сказал ему на ухо. Мужчина отнял пла-ток от глаз, не скрывая больше катившиеся по впалым, чисто выбритым щекам слё-зы. Мария Васильевна замерла. Побледнев, она не отрываясь смотрела на экран. Видно было, что внутренне она порывалась что-то сказать, но не могла. Мужчина тоже молча смотрел на неё и плакал.

 

-Павлик, это ты? – незнакомым, с хрипотцой, но наполненным непередавае-мой нежностью и теплотой голосом спросила Мария Васильевна.

 

-Я-я, фрау Марусиа! Машенька… Это я, Пауль Шнейдер… Паулик я! Майне Марусичка… Гутен абенд, майне либе!..

 

-Павлик, это ты?.. – Мария Васильевна покачнулась, и Павел Сергеевич с Ан-дреем едва успели подхватить её, потерявшую сознание.

 

-Извините, господин Шнейдер. Бабушке плохо… Обморок, - крикнул Андрей в микрофон. – Мы попозже выйдем с вами на связь. Извините,.. - отключив скайп, он помог отцу перенести Марию Васильевну на диван.

 

Ирина Валентиновна быстро достала из аптечки в шкафу флакон с нашаты-рём и осторожно поднесла смоченный им комок ваты к лицу Марии Васильевны. Ед-кий запах аммиака подействовал быстро.

 

-Ну, что ж вы так, мама. Перепугали нас, - улыбнулась Ирина Валентиновна, поправляя подушку под головой свекрови. – Полежите, вам нельзя волноваться.

 

-Спасибо, Ирочка… Посиди со мной, не уходи. А вы что стоите, - уже веселее спросила Мария Васильевна притихших сына и внуков. Садитесь… Уж коли так судьба повернула, мне больше скрывать нечего…

 

Мария Васильевна прикрыла глаза, собираясь с силами перед непростой для неё исповедью. Из далёкого прошлого всплыли, казалось, уже забытые лица людей, сквозь толщу минувшего многолетия прорезались их голоса:

 

«…Побойся Бога, доченька! Отец погиб, Володечка, брат твой, погиб… Сколь-ко наших мужиков они извели! А ты нашла забаву – с фашистом шашни водить… Срамно людям в глаза глядеть».

 

«…За аморальное поведение, за предательство светлой памяти защитников нашей великой Родины, памяти наших славных воинов-земляков предлагаю исклю-чить Марию Воронцову из рядов Ленинского комсомола».

 

«…Гражданка Воронцова, если вы немедленно не прекратите свои амурные отношения с интернированным из фашистской Германии Паулем Шнейдером нам придётся разговаривать с вами уже не здесь и в ином тоне».

 

«…Нет, вы только погляньте-ка, бабоньки! Машка-то Воронцова немчурёнка на свет пустила. Ха-ха-ха! Ну, вылитый Пашка Шнейдер».

 

«…Не переживай, Мария. Отцом мальца можешь записать меня… Вместе пойдём его регистрировать. Ты… Да кому какое дело? Ты только скажи…»

 

«…К сожалению, гражданка Воронцова, фельдшером в нашу больницу я вас принять не могу. Как выяснилось, вы забыли отметить в своей биографии факт лю-бовной связи с интернированным немцем, что является очевидным свидетельством вашей неблагонадёжности, а теперь вдобавок и лживости характера. Разве можно вам доверить жизнь советского человека? Так что поищите работу за пределами нашего учреждения… Впрочем, вчера открылась вакансия санитарки морга. Если желаете, я возражать не стану».

 

-…Единственный человек, который меня ни разу не унизил упрёками за Пауля, который всячески старался защитить моё человеческое достоинство, который под-держал меня после твоего рождения, Паша, был Сергей Николаевич Лукьянов, наш начальник лазарета, военврач второго ранга, - Мария Васильевна промокнула кон-чиком платка глаза. - Он был инвалидом, без одной ноги… При орденах! Не долго пожил, горемычный. В сорок девятом, скоротечная чахотка… Вот он в твоих метри-ках отцом и записан.

 

-А немец что? Выходит, он папу и не видел? – тихо спросил Андрей, не шеве-лясь, с широко раскрытыми глазами слушавший бабушку.

 

-Павлика увезли от нас в сорок седьмом… Как он не хотел уезжать, вы бы только знали! Сердцу не прикажешь, мы любили друг друга… Он был красивым, до-брым. Пригнали их партию летом сорок пятого, а поздней осенью он сломал ключи-цу. Поскользнулся под дождём, когда на себе тащил каменную плиту в карьере. Вот так получилось… В лазарете мы и познакомились. Ему тогда шёл двадцать первый год, а мне было девятнадцать. Он немного говорил по-русски. Павлик ни в чём не был виноват… Он никого не убивал, - Мария Васильевна снова всхлипнула, но сдержалась. - У себя в Германии он служил журналистом какой-то газеты и попал в облаву. Привезли в Советский Союз восстанавливать разрушенное хозяйство. Ин-тернированными таких называли. Да, всё одно – пленные… И ведь надо же – в ро-зыск меня объявил, через столько-то лет!..

 

-Давайте пить чай! Ещё раз, - Ирине Валентиновне хотелось отвлечь свекровь от тяжёлых воспоминаний.

 

-Какой чай, Ира? – Павел Сергеевич поддержал жену в её намерении. - Дос-тавай фужеры… Шампанское на стол!

 

***

 

В конце лета по приглашению семьи Воронцовых Пауль Шнейдер приехал к ним в гости. Его сопровождал племянник – Ганс Рафес, тот самый молодой человек, который первым улыбнулся Марии Васильевне во время ставшего теперь для всех памятным сеанса связи через Интернет. Ганс сразу понравился Андрею, и они под-ружились. А у Кати при взгляде на высокого смуглого баварца, совсем не похожего на знакомых по книгам и фильмам голубоглазых блондинов, что-то так неожиданно и так сильно ёкнуло в груди, что она не на шутку испугалась.

 

Но трепет встречи двух любящих, а оттого и не постаревших за полсотни с лишним лет сердец, словами передать невозможно. Это надо было видеть… Не пе-редать словами и то чувство, которое вдруг охватило Павла Сергеевича, когда он привёз родителей на место, где располагался лагерь для интернированных, где за-родился он сам – плод искренней, светлой, оказавшейся неподвластной ни времени, ни расстояниям любви русской санитарки и немецкого журналиста.

 

…Они втроём стояли у машины перед бескрайним полем наливающейся пше-ницы. Казалось, ничто здесь уже не могло напомнить им о прошлом… Но Господь свидетель, что именно это поле вдруг заставило их сердца ударить в унисон, напол-нив жилы родной горячей кровью.