ЧХА?: Моссалит (здесь можно увидеть авторские иллюстрации к роману): Игорь Бурдонов вновь удивил нас необычной работой – талантливой и неожиданной, как по построению сюжета, так и по самому видению окружающего мира. Уже сам жанр, предложенный автором, - роман-миниатюра есть некий оксюморон по своей сути, но совершенно точно отражающий структуру текста. Это роман-путешествие, чрезвычайно насыщенный образами, мыслями, иронией, грустью и мистически-реальной географией, - роман, который состоит из самостоятельных законченных и структурно гармоничных миниатюр-окон. Я не буду говорить подробно о сюжете – он есть и его одновременно нет – как само «время», которое есть, но в реальности его нет. Очень рекомендую прочитать работу и получить удовольствие от особенной мелодики текста, от необычайно изысканных находок, от фонетических «спотыканий», которые заставляют на минуту задуматься и погрузиться в свои новорожденные и незнакомые самому себе мысли, навеянные ироничным и мудрым повествованием «Равелы». Текст сопровождается замечательными иллюстрациями автора, что само по себе явление особое. Но это лишь вступление. Далее остановлюсь исключительно на своих личных впечатлениях, ахах и охах, которые могут быть понятны лишь автору и тем, кто ознакомится с текстом, и с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но высказать я их хочу, поскольку того просит душа. И, прежде всего, короткое отступление. Еду сегодня в метро, читаю в сотый раз Милорада Павича "Любовь в Константинополе" и думаю: надо бы Игорю написать про Павича, что я его люблю – Милорада, хотя... и Игоря ничуть не меньше, и что, читая Игоря, я начинаю «плыть» так же, как от Павича, а потому пропускаю свою остановку. Маркес и Павич - мои миры, в которых я существую как рыба в воде и, видимо от этого, у меня множество проблем в реале. Но Игорь оказался быстрее меня. Придя на работу и открыв почту, я обнаружила его письмо, где были следующие слова: «Про мир, который звучит «ТАК». Тут для меня образец стиля – Милорад Павич. У меня тоже перехватывает дух, когда я читаю его «комбинации» (как макро-конструкции его романов, так и, особенно, микро-конструкции его метафор). У меня в «Равеле» есть пара фраз в духе Павича, но вообще-то писать как он смысла нет». Что здесь скажешь? Вот оно созвучие, ради которого хочется заглянуть за поворот этой жизни и увидеть, что мир круглый и острый одновременно, а девичьи косы, вплетенные в лунные отблески, знают, порой больше, чем припыленные инеем тщательно уложенные пряди стареющих львиц. Но к тесту, к тексту! Нет смысла тянуть! Итак. Что понравилось по существу? Понравилось все или почти все. И Равела, и его "путешествия" с реально-мистической географией, и акварельные Окна, и диалоги – вроде как ни о чем, но, по сути, методично обучающие. Все структурно, продумано и скомпоновано, как в математике, вплоть до размеров миниатюр, что все вместе создает логическую последовательную цепочку ощущений. При этом, возникает странное предчувствие, что начать читать можно с любого «Окна» и получить при этом почти полное представление о герое и его состоянии. Это ощущение идет от законченности каждой части, от смысловой и ритмичной завершенности. Очень колоритно само повествование: и в плане чистого сюжета (хоть и условного), и в фонетическом плане, и в прямом живописном оформлении. Я буду писать обрывочными мазками – о том, что особо произвело на меня впечатление. Очень понравились варианты "красная шляп светло-серого цвета", «зелено-желтый туман темно-серого цвета» и т.д. Думаю, это эксклюзивная авторская находка, которая делает автора не просто талантливым, а почти великим. Идея с дырками в голове, «продолбленными» птицами, и смешна, и печальна одновременно, в ней прослеживается очевидный жесткий гротеск, гармонизирующий со всей стилистикой повествования. Но эта символическая история дает и развитие идее рождения в человеке таланта и его связи с небесными энергиями и открытыми «окнами», позволяющими художнику в широком смысле слова, увидеть Бога. Бесконечный рефрен и игра словосочетания «зелено-желтый» делает этот цвет в применении к существительным (напр.,туман) отдельным героем миниатюр, который появляется и исчезает только по ему понятным законам, но который неизбежен и повторяем, как времена года. При этом более плавное и ожидаемое словосочетание «желто-зеленый» автором отвергнуто, создавая именно те паузы и спотыкания, которые дают читателю время осмыслить прочитанное. Неожиданная конкретика: Автобус 5230, дома 507 и 509 в Которе - среди общей достаточно абстрактной картинки - расставляет точки на i и делает повествование неожиданно ярким, словно «все так и было» и «здесь нет никаких авторских придумок». Истории с этими номерами не просты и здесь уже надо дать слово самому автору для постскриптума, чтобы объяснить читателю всю игру с этими цифрами. Все картины как бы абстрактны и задумчивы по содержанию - словно мокрая размытая акварель на шершавой бумаге, но при этом присутствуют в изобилии точные яркие детали-мазки, создающие более чем конкретный кадр. Из деталей очень ясно формируется и авторская мысль, причем она достаточно "ребристая" - хочется покрутить, чтобы разглядеть все ее стороны. О художественных приемах Бурдонова можно говорить долго, и бесконечно приводить словосочетания и комбинации, от которых лично у меня перехватывает дух. И не из-за оригинальности (тут ведь кроется опасность, что автор ради оригинальности только и делает, что изощренно стыкует красивости), а из-за того, что лично я так мир и вижу: он для меня звучит именно ТАК. Именно так мне все в нем - в мире - понятно. И малопонятно - иначе, обыденно и ясными словами. …хищные птицы и венецианские острова... Ему не хотелось рисовать даль… Ее линии были столь же изогнуты, а взгляд остроуголен. Кончетта отнеслась к рассказу неожиданно серьёзно, даже застегнула верхнюю пуговицу блузки… Фраза «…Ну, а всё остальное Джорджоне нарисовал ещё пятьсот лет назад» - восхитительна. …явная избыточность тел, голов, рук … и т.д. – у Леонардо. Вообще «итальянская тема» очень колоритна и тема Леонардо дана с новым видением: совершенно четкая идея многоплановости и зеркальности творчества любого художника, причем зеркальность может быть многоуровневой. «Задача художника – не в том, чтобы передать то, что он видит, а в том, чтобы похоронить это в себе, допуская в картину лишь то, что в нём самом не помещается». Пепельный свет искусства… Бог бросил краски и ушел… Мир не закончен. Мы – подмастерья. Пытаемся дописать картину. Неисповедимы пути к Господу. Душа любит взирать на свою причину. И становится нагой. … анкета на получение небесной визы… Женские образы проистекают и дополняют друг друга, словно это одна женщина только в разные моменты жизни. Иронична история их последующих мужей. Вообще, говоря о вдохновении и творчестве, неизбежно возникает женская и «пейзажная» тема, как одна большая взаимосвязь природы женщины и природы в целом. «Нас влечёт в женщине не то, что мы видим, а то, что нам не позволяют видеть. Когда ничего не видно, похоть становится неудержимой. Твоё художество – это совокупление с пустотой». Или «Женщины – это вечные константы, к которым вечно примеряется вечно переменная сущность мужчины». Неразрывно творчество и с сутью природы, которая в высшей степени естественно-эротична: «Все эти тучки и дождики, фаллические горы и влажные низины, обнимающиеся деревья, цветочки и пчёлки – природа постоянно совокупляется сама с собой. Но тебе ведь мало подглядывать, ты хочешь сам изображать. И разве не пишут картины по воспоминаниям или по воображению?» Здесь можно плавно перейти к теме эроса – так называемой, фаллической теме, которая в "Равеле" доминирует. Во все века искусство напрямую, навсегда и неразрывно, было связано с эротикой, заложенной в самой сути природы, и, соответственно, в сути самого человека. Художник, открытый миру и Богу, еще более органичен в сексуальной теме и осязании природы именно через чувственные импульсы. Именно поэтому даже безобидные образы в литературе, живописи и кино, порой, несут в себе фаллические символы, что есть ничем иным как сублимацией невыраженных подсознательных желаний художника, его псевдо (мнимая или желаемая) "эрекция". Эрос доминировал открыто и завуалировано всегда - через художественные/музыкальные/живописные образы и конструкции, а иногда и выражался через реальный оргазм в момент особого творческого вдохновения. При всем при этом, меня как читателя чуть-чуть загрузила «эротическая» тема в «Равеле» - больше чем следовало бы. «Эрекция» Равелы - задумчиво-самостоятельная и частая, и иногда ее кажется многовато-то. Не столько непосредственно ее активной формы, сколько уделенного ей авторского внимания. Хотя я понимаю, что она - отдельный почти центральный образ и символ, параллельный Равеле. Причем символ - органичный. Но мне он показался слишком перевешивающим в канве общего повествования, а все от того, что (исключительно на мой взгляд) слегка (чуть-чуть!) нарушился общий баланс образов: фаллической темы очень много и она как бы стала мало-управляемой - обособленной от авторского замысла. Ведь если чего-то много (не важно что это: вода, воздух, любовь, взбитые сливки, сны, туман, люди, мысли, камни ...) - то это "много" становится сразу малоинтересным. Это естественно - мы идем туда, где вакуум, стараясь ее заполнить собой, и бежим от избытка (даже со знаком +), захлебываясь в нем. Отдельно можно говорить об образе Солио Философа – как о разумном «двойнике» Равелы. Он и самостоятельная личность, и внутренний голос, и то извечное практично-философское начало, которое скрывается в любом человеке, пытающемся понять самого себя и окружающий его мир. В завершении хочу сказать, что «Равела Акварелист» очень красивая работа, несмотря на мое бурчание про "эрекцию". Работа завораживающая, мелодичная, мудрая, полная художественных изысков и неожиданных поворотов, с внутренней авторской струной, как акварель влажная, а потому живая и дышащая. Но, допускаю, что она не для всех. Как кино. "Кино не для всех". |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
