По рассказам отца-фронтовика За окнами звенела медь оркестра, «Землянка» разносилась над рекой, И свадьба, и Победа - по реестру В квартире этой, праздничной такой! А юная красивая невеста Родителей пленяла и гостей. И даже дед, с насиженного места, Готовил тост из «старых запчастей». Но внучка отмела застолья речи: -Нет, деда, ты нам тост не затевай, А расскажи: про бой и свист картечи … Про самое заветное, давай! - Ну, внуча, я ж тебе не воевода, А, просто, из запаса старшина… Да и, признаться, нашему народу Осточертела всякая война. Желаете историю простую Про девушку, солдата, старшину? Ну, и ещё – про долюшку крутую… Желаете? Так слушайте, начну. …Из пополненья в наш пехотный взвод, При «кирзачах» и в званье рядового, Парнишка образца «двадцать второго» Был призван, как и многие в тот год. А рядом с ним, как тонкая лоза - Девчонка в аккуратной гимнастёрке. Представилась парнишкиной сестрёнкой, Прищурив тёмно-синие глаза. И ахнул старшина: «Как есть, детсад! Да кто ж ты будешь, пигалица-птица?» - Я медсестра! – Ну, будешь медсестрицей… Хотя для взвода нам нужней солдат. Запунцевели щёки, нос - как мог, Обидой налились глаза-озёра: - Я докажу…Увидите вы скоро! - Ну, что ж, как говорится, дай-то Бог. …И шла война. Одна из страшных войн, Где миг и вечность составляют время, Где стонет, как в аду, людское племя. Где перекур, а после – снова в бой. Уходит группа в ночь за «языком», Или приходит - снова смерть обжулит... На бруствере парнишку караулит Сестра, обняв винтовку со штыком. И шутит добродушно старшина: - Наш талисман, для всех смертей преграда. Твоя сестрёнка, парень, если надо, От фрицев защитит всех нас, одна! …Однажды на нейтральной полосе, Пройдя орешника густые ветки, Разведка напоролась на разведку. И те, и эти – в маскхалатах все. Дозорный тут же вскрикнул: - Командир!.. Рука метнулась к верному нагану, Но сталь над головою ятаганом – На долю мига враг опередил. Поймёт ли тот, кто в муках был рождён, Что пережил разведчик в эту долю… И примет равнодушно чьё-то поле По капле кровь, как-будто под дождем. …Когда же с глаз упала пелена, Увидел над собою медсестрицу, Вокруг – друзей встревоженные лица, А в поле и окопах – тишина. В чалме из марли, ноет голова, Но жив, курилка! Хоть горяч, как печка. - Ребята, так кому же ставить свечку? Ведь я ему…да что там толковать! Чуть дрогнула девчоночья рука, И взгляд её скользнул в сторонку змейкой. - Да это вот она – из трехлинейки Сняла того фашистского быка! Её рука ослабила удар Эсэсовского острого кинжала. И те, другие, не покажут жала, Приняв от автоматов наших «дар». - Ну, милая, должник я твой вовек! Ведь ежли в этой жизни разобраться, Мне ближе и родней тебя и братца Не сыщется на свете человек. Жене и сыну, матери, отцу - Немецкой бомбой вырыло могилу. Чужие люди их похоронили, Отдавши дань терновому венцу. Да что ж ты плачешь? Глупая, не плачь! Слезой не воскресишь, как в сказке, милых. За всех убитых, раненых и хилых Нам даст ответ зарвавшийся палач. Ответила девчонка старшине: - Едины мы в судьбе неразделимой. Не брат мне тот мальчишка, а любимый, Назло всей этой проклятой войне! У нас на Белоруссии, в селе, Фамилий схожих больше половины. И в радости, и в горе мы едины, Живя на этой солнечной земле. …В ту ночь нас песней встретил соловей, В бору, где сосны тянут к звёздам лапы. Все хаты спали, из соломы шляпы Чуть сдвинув на наличники дверей. И в этот предрассветный хуторок Вдруг ворвались, рычанием, моторы. И крик заполнил улиц коридоры: Всех жителей швыряли за порог. Овчарки, брань и «шмайсеров» стволы Загнали люд в церковные ворота, И плюнули металлом пулеметы В детишек, взрослых - мёртвых и живых. И тут, и там метались, вороньём По-над дворами факельщиков тени. Горело всё: цветы, трава, каменья, И то, что было только что жильём. А мы смотрели, губы прокусив, Глазами отпечатывая снимки: Вот офицерик, скаля рот в ухмылке, Затылок полутрупу прострелил. Вот в куче тел, лежажих под крыльцом, Раздался, рвущий душу, голос: «Тато!» И немец запустил туда гранату, Небрежно пальцем выдернув кольцо. Обманутый немеющим соском, Ребёнок пискнул, тонко и несмело. Как видно, время покормить приспело… Но на груди той – кровь, не молоко. Молодчик волосатою рукой За ногу поднял, словно лягушонка, И в пламени исчез грудной мальчонка, Осмеянный гогочущей толпой. Приказ был: «Никого не выпускать! Ведь мёртвый не расскажет и не встанет»… Ошиблись гансы. Вскоре перед нами Отчёт придётся им ещё держать! Поэтому – нам нужно победить! Дойти до их берлоги, до Берлина. За всё их зло воздать судом единым… А иначе... так незачем и жить. …Они дошли. Дошёл и старшина. Под куполом раздолбанным, рейхстага, Под сенью установленного стяга Штыками были вбиты имена! …За окнами звенела медь оркестра, «Землянка» разбавлялась синевой, А за столом притихшая невеста Спросила деда: «Старшина…живой?» Он поелозил в кителе погонном, Достал бумажник, с книжку шириной , И снимок пожелтевшего картона Дохнул на всех прошедшею войной. ... И марш «Победы» грянул сам собою! И ясен, без вопросов, стал ответ: Под обгорелой вражеской стеною Стояли рядом: Мать, отец и дед!.. |