-Да, перестань ты защищать этих сытых козлов! - нервно играя скулами, сердился высокий и худощавый Виктор Петрович, недовольно поглядывая на интеллигентного и стройного Сергея Николаевича, "Капитализм! Капитализм! Заладил, как попугай. Я не против буржуев и рыночных отношений, только, где, в какой стране ты видел, чтобы так куражились и сорили деньгами, как в России. Приглядись, кто сидит в дорогих ресторанах, кто девок пачками по элитным курортам таскает за собой! А эти? Что в Швейцарии аварию устроили и сбежали?"

- Я, вот, от нечего делать дома подсчитал, - подключился к горячему разговору, прекратив жевать бутерброд с колбасой, Иван Фомич, полный и низкий ростом мужчина, бывший старший мастер машиностроительного завода,

- Одна разбитая машина стоила двадцать два миллиона рублей, это примерно четыре тысячи четыреста российских средних месячных пенсий, которых хватило бы получать одному пенсионеру триста шестьдесят шесть лет, или восемнадцати человекам выплачивать в течение двадцати лет. Слабо вам такие деньги на ветер бросать?

- Ты зачем чужие деньги считаешь, дорогой мой!? - мягко подколол своего друга Ивана интеллигентный Сергей Николаевич, который всю жизнь проработал инженером в научно-исследовательском институте твердых сплавов.

- Я не считаю, а уверен, если кто-то не ценит деньги и пачками их швыряет налево и направо, тот их не заработал честно, а наворовал, поэтому легко с ними расстается. Заработал бы своим горбом, умом или талантом, то сначала бы подумал, тратить ли их на сомнительные удовольствия или нет.

- Я тоже не защищаю "этих козлов", Виктор, а, только, хочу сказать, что, как сказал наш Путин, "за что боролись, на то и напоролись", - вмешался в спор тучный Николай Васильевич, который решил поддержать Сергея и остудить пыл своего свояка Виктора. Он был бывшим снабженцем литейного цеха того же завода, где работали Виктор и Иван.

Всех, четверых, пожилых людей, сидящих сейчас за столом кафе, в свое время сблизило и подружило машиностроительное предприятие "Петрозавод", которое сейчас уже не существовало на свете, а освободившуюся территорию приглядел для себя концерн Газпром.

Если трое из них работали вместе и некоторые из них были даже в каком-то дальнем родстве, то Сергей пришел в их содружество со стороны, когда испытывал и внедрял на заводе твердые сплавы для режущего инструмента, разработанные в его институте.

Пока были молоды и сильны, мужчины часто встречались за праздничным столом друг у друга. Когда они состарились, то пришел на смену социализму капитализм, завод и институт прекратили свои существования и все четверо ушли на пенсию.

Встречаться стали реже, а традицию отмечать в декабре и без жен окончание года оставили. Сегодня они сидели впятером в уютном кафе, что на Среднем Охтинском проспекте, недалеко от их несуществующего завода и ужинали по случаю грядущего окончания года, говорили о политике и вспоминали прошедшие года.

Пятым членом застолья был сын Ивана Фомича сорокалетний красавец Владимир, переехавший десять лет назад на постоянное жительство в Германию. Он прилетел в отпуск навестить родителей, поэтому был приглашен на ужин своим отцом.

- Позволь, Николай, смею тебя поправить, что эти слова Владимир Владимирович произносил по другому случаю, - возразил Сергей Николаевич, нахмурив тонкие брови и прикрыв в смущение серые глаза. Спорить с грубоватым и нервным Виктором ему не хотелось, поэтому он переключил разговор на непрошибаемого словами бывшего снабженца, указав на ошибку в ссылке на высказывания влиятельного человека.

- По этому или другому случаю, неважно, а забыл, как вы на здание института плакат вывесили: "У нас нет коммунистов" и принародно жгли партийные билеты?! - казалось, что Виктор забыл об ужине, насмешливо смотрел на Сергея Николаевича.

- Ну, было такое и что?

- А то, что ты помогал разваливать страну и что получил? Инженер-конструктор высшей категории с сорокалетним рабочим стажем имеет пенсию, на которую не может прожить. Вот и получается, за что боролся, на то и напоролся?!

- Я был не за развал страны, а ее модернизацию и свободу предпринимательству.

- Нет! Такие деятели, как ты, помогли распасться союзу, и сами остались за бортом. Забыл, как голодал и продавал книги из своей библиотеке, когда твой институт захватил банк, который вас выкинул и стал помещения, где ты работал и создавал редкие сплавы, отдавать в аренду под офисы новоиспеченным коммерсантам?

- Как ты не поймешь, я и подобные мне были не за развал страны!

- Тогда, кто, по твоему, довел ее до такого состояния, что почти девяносто процентов населения, вмиг, лишились сбережений, работы и стали голодать?! Кто руководил всем этим? Ведь, без денег организовать беспорядки, захваты предприятий и повсеместные митинги против существующего строя невозможно.

Сергей Николаевич задумался, опустив глаза, чертил что-то в тарелке вилкой. Он давно пришел к выводу, что обойтись, лишь, только, средствами, выделяемыми подпольными миллионерами оппозиционеры коммунистической партии не могли. Получается, что давно и направленно на свержения власти работали серьезные силы за рубежом, которые на свои не малые деньги подготовили людей, которые жили внутри страны. В начале девяностых годов на всех предприятиях и учебных заведениях всплывали лидеры, вокруг которых моментально концентрировались силы, недовольные властью, стремившиеся ухватить в хаосе от страны кусок, пожирнее и побольше.

- Что ты напал на человека, Виктор! Его, как и многих людей, неискушенных в политике, использовали в своих целях, - Иван Фомич потер свою широкую лысину, вокруг которой висели редкие и седые волосы и продолжил свою мысль, выстраданную многими годами размышлений:

- Вот, ты спросил: "Кто руководил?!". Я думаю, что без заокеанских друзей и их западных союзников, не обошелся распад Советского Союза. Коммунисты к тому времени давно расслабились и заелись при власти, никто ничего не хотел делать для остановки снижения валового дохода, повышения дисциплины производства и, главное, качества продукции.

Мы уже стали забывать сейчас, что все тогда катилось в стране по инерции - благодаря припискам, выполнялся план, назначалась зарплата, заводы и фабрики работали на устаревшем оборудовании и пользовались отсталой технологией. Постепенно подошли к такой степени износа техники в промышленности, что не было уже смысла ее реконструировать. Все надо было ломать вчистую и строить новые заводы. А где средства на это? Не было их, все на оборону и поддержку мирового коммунизма уходило. Все деньги, заработанные союзом, распределялись сверху, оттуда же поступали указания на тот или иной шаг предприятиям, учебным заведениям. Вот и образовался бюрократический руководящий аппарат страны, ждущий указаний сверху и полностью подавляющий инициативу снизу.

- Умный ты мужик, Иван, не пойму только, почему ты не стал богатым в мутные времена?! - спросил Виктор.

- Погоди, Витя, дай высказаться! Я всю жизнь проработал с людьми, хорошо изучил их нравы и привычки. Впервые я встретил людей, мыслящих не как все, в восемьдесят восьмом году. К нам направили молодого специалиста, который не признавал комсомола и коммунистов, искал путей к обогащению и признавал только имущественный культ. Его тогда уволили, но он не огорчился и два года спустя работал администратором у какого-то экстрасенса, организовывал его туры по стране. Потом таких становилось все больше и больше, а с тысяча девятьсот восемьдесят девятого года я приметил людей, недовольных властью, среди рабочих, с которыми отработал не один год.

Неприметные и работящие люди, вдруг стали организовываться в группы и на собраниях жестко критиковали, как высшую, так и заводскую власть. К ним присоединялись не только честные и хорошие люди, но и бездельники, нарушающие трудовую дисциплину и явные уголовники.

Сколько ими потом хороших специалистов было уничтожено. К примеру: опытный мастер, который требовал план с работяг, не терпел разгильдяйства, и через некоторое время его с подачи нечестного работника, которого этот мастер не раз наказывал за прогулы, снимали с должности под крики и свист толпы на общем собрание. Я назвал те времена разгулом демократии, когда бездумно разрушалась старая отработанная годами машина управления, а взамен давались, лишь, слова и обещания.

У меня был молодой мастер, который каким-то чудом окончил институт и был направлен к нам. Так, должен сказать, что такого бестолкового и тупого мастера я не видел всю свою жизнь. Бился я с ним долго, надеясь, что приобретет опыт и будет хорошо трудиться, но нет, не освоил он производства, но зато был активен на собраниях, критиковал руководство и посещал какие-то семинары в городе.

Одним словом я попросил его уйти с завода, он без звука уволился, и, казалось, пропал из моей жизни. Но недолго и, вскоре, стал появляться на нашем предприятии, как депутат городской думы, агитировал голосовать за какую-то партию, которых развелось, как в бочке селедок.

Я не очень любил потом состав новой мэрии, потому что там работали такие кадры, как мой бывший мастер.

На заводах и фабриках в начале девяностых отрабатывались технологии свержения власти, чтобы через несколько лет использовать их на уровне всей страны. Людей где-то готовили к беспорядкам, снабжали литературой, кто-то на это давал деньги.

- Теперь об этом не узнаем и прошлого не вернем! Давайте лучше выпьем, - предложил Николай Васильевич, разливая по рюмкам из запотевшего графина водку.

- Все такой же, Николай, сам себе на уме и не исхудал на пенсии, а даже, я думаю, прибавил сала на ребрах!? - воскликнул Виктор Петрович, лихо, опрокинув в рот стопку водки.

- Он и раньше лучше нашего жил, а теперь, поди, и вовсе, как сыр в масле купается. Одним словом "кладовщик - уважаемый человек" - как Райкин говорил, - поддержал его Иван Фомич, высматривая в салатнице с сельдью дольку пожирнее, чтобы подцепить ее вилкой и отправить в свой большой рот.

- Ты еще работаешь? Как называется теперь твоя должность? - спросил бывшего снабженца Сергей Николаевич, довольный, что от него отцепился Виктор.

- Он теперь менеджер и опять "уважаемый человек" - ехидно ответил бывший сварщик.

- Ничего такого смешного в моей профессии не нахожу, как был снабженцем, так и остался им. Только работаю на судоремонтной фирме и называюсь менеджером по снабжению.

- У вас тоже менеджеры есть? - спросил отец сына Владимира, голубоглазого и белокурого красавца.

- Есть, конечно, но не так много их. В основном те, кто занимается управлением бизнеса фирм или магазинов, а чтобы рабочие профессии имели статус менеджеров, ни разу не слышал.

- Я всегда говорил, что живем в стране дураков! Понравится какому-нибудь идиоту заграничное слово, он лепит его везде, где только можно! - снова завелся Виктор Петрович.

- Ты, Виктор, всегда все и всех обличаешь. Какая разница, как теперь называют снабженцев? - осторожно высказал свое мнение Сергей, повернувшись всем корпусом к Илье, ожидая от рассудительного друга поддержки.

Но Илья Фомич думал по-другому:

- В России живем и все должно быть на русском языке, а то выйдешь в центре города и не знаешь где ты - у себя дома или за границей. Кругом названия мелькают не нашенские, а то и написаны не по-русски. К чему это? Своих слов мало, или русский язык плох?!

- Здесь ты абсолютно прав, Иван! По началу, заграничные слова были в диковинку, вот и вставляли их везде, где только можно, но потом привыкли и воспринимают их, как привычные, многие не знают их происхождения. Засорили родной язык, одним словом, иногда, уши вянут от холдингов, гастарбайтеров, вау, супер-пуперов и прочих названий, - согласился Сергей под довольную ухмылку Виктора.

Компания замолчала, Владимир принялся наливать водку и затем, высоко подняв свою рюмку, спросил:

- За что выпьем, отцы?

- Давайте, выпьем за нас! - предложил Сергей Николаевич, оглядывая добрым взглядом друзей.

- Верно, за таких пенсионеров, как мы, которых еще не мало осталось! - неожиданно горячо поддержал его Виктор Петрович.

Все дружно выпили, закусили.

- Я никак не пойму, извините меня, вы за капитализм или мечтаете, чтобы вернулся социализм? - спросил Владимир и, прищурив голубые глаза, стал ждать ответа.

- Желаешь услышать, как мы закричим: "Даешь социализм"! - усмехнулся Виктор Петрович.

- Нет! Я думаю, что отец и вы за социализм, а Сергей Николаевич и Николай Васильевич за капитализм.

- Почему ты так решил? - спросил сына Иван Фомич.

- Ну, ты с ним, - кивнул Владимир на Виктора Петровича, - ругали новый строй, а Васильевич с Николаевичем, вроде, плохого слова не произнесли.

- Ответь ему, Иван, ты у нас самый умный, - сказал Сергей Николаевич.

- Мы, кажется тебе, разные люди. Виктор, вот, грубоват и часто кричит без меры, Сергей слишком мягок, мямлит много, Николай с хитрецой и себе на уме, а я люблю докопаться до смысла жизни и не люблю скандалов. Одним словом, мы простые работящие люди, каких в стране большинство.

Вот ты определил, что я Виктор за социализм, а Сергей с Николаем за капитализм. Нет, мы четверо товарищей ни за то и ни за то, мы за тех, кто вырвет пенсионеров из нищеты, установит в стране порядок, даст молодежи работу. Кто это может сделать? Все говорят - коммунисты, капиталисты, левые и правые силы, радикалы и прочие партии, обещая блага для народа и целостность страны.

Коммунисты уже свой шанс упустили, почти, за шестьдесят лет правления. Хороший бы должен быть строй, все для народа и только для него, но не справились большевики. Почему? Думаю, что коммунисты не имели оппозиции, и средства массовой информации были ими зажаты в тиски. Постепенно на государственных постах оседали нечестные и коррумпированные служащие, тем более что гражданская и вторая отечественная войны, а затем и сталинские репрессии выбили из строя миллионы честных и порядочных людей, создался дефицит основательных и хозяйственных руководителей.

Когда обострились отношения между обществом и властью, замечу, не без помощи из вне - были искусственно уронены цены на нефть, как основной источник дохода, усилена пропаганда населения, направленная на свержение власти, начались беспорядки, приведшие к отставке руководства страны. И, тогда, что? Правильно! Наспех установили капитализм, который, в принципе, тоже должен был радеть за народ своей страны, но не заботился. А, почему? Потому что к власти пришел вечно пьяный царек, который позволил страну растащить по частям, грабить народ. Теперь говорят, что так всегда проходит становление капитала, а заслуга царя в том, что не позволил разразиться гражданской войне. Только, зачем быть гражданской войне, когда и без нее бери, что хочешь. Вот и брали все, кто был рядом с благами и, опьяненные богатством и властью обретенного капитала, забыли начисто про свой народ, стали, вдруг, другой крови, прославляли себя в памятниках и прессе, издавали законы для себя.

Иван Фомич замолчал и взглянул на друзей и сына, которые его внимательно слушали, воскликнул:

- Что это мы все о политике, давайте выпьем!

- Говори, отец, мне интересно, ведь, мне было десять лет от роду, когда пришел капитализм, ничего не помню о том времени.

- Нет! Сначала выпьем, а потом пускай Сергей расскажет, а я послушаю тоже, - возразил Иван Фомич.

Друзья потянулись к стопкам, чокнулись и, выпив без слов, стали закусывать. Народу в кафе прибавилось, музыканты чаще садились за свои инструменты, а официанты интенсивнее сновали между столиков, спешили быстрее выполнить заказы клиентов.

Сергей Николаевич поправил ножом пламя свечки, стоящей в замысловатом подсвечнике на их столе, продолжил разговор, обращаясь к Виктору:

- Вот, ты спросил Ивана, мол, почему он, раз такой умный, не стал богатым в девяностые года? Я отвечу за него. Он, я или еще кто не ухватили куска, потому что были кретины. Помните фильм, как там один герой сказал о другом: "Он был кретин, закон уважал".

Мы, когда с Иваном организовали на базе одного цеха малое предприятие, и дела у нас пошли очень хорошо, тоже уважали законы и хотели все вести по совести. Ты, Виктор работал там сварщиком, а Николай доставлял продукцию покупателям, но, наверное, еще не знаете, почему пришлось предприятие закрыть, а людей распустить.

- Я думал, что не было заказов, - сказал Виктор Петрович.

- Нет! Заказы были и деньги были в банке, но потеряли мы их все в один день. Мечтали накопить побольше средств и оборудование современное купить, свою фирму построить, поэтому зарплату людям держали не слишком высокую, а деньги в банке хранили и проценты получали. Но наступил дефолт, и мы всего лишились и больше были не в состоянии оправиться от такого удара.

- Тогда все потеряли свои накопления, и что вы могли сделать? - спросил Виктор.

- Могли бы перевести деньги за рубеж, могли бы их в валюте держать при себе, закупить недвижимость или людям, как поощрение за работу, отдать. Наслушались речей первого лица страны, что падения рубля не будет, все под контролем правительства, и не предпринимали мер для сохранения накоплений, поверили, за что и поплатились.

В тот день десять процентов населения стали сказочно богаты, а оставшиеся девяносто унизительно бедны. Многие тогда, сделав из этого выводы, откинули стыд и рванули хватать все, что плохо лежит, но тщетно, все было уже поделено, лишь, народу много полегло в борьбе за "место под солнцем". С тех пор бездушие и зависть в людях, злоба и лож стали нормой жизни, на фоне беспорядка в стране появилось насилие над человеком, грабежи и разбой.

- Что дальше было? - тихо спросил Владимир.

- Потом нам было не до шуток, стали учиться выживать. Я стал пропадать на даче, выращивал овощи, осенью собирал грибы и ягоды, часть продавала, а жена шила на дому, так и перебивались. Когда, совсем, туго было, то книги из собственной библиотеки продавал, но плохо покупали и больше из жалости, такие же бедолаги, как и я.

- Все крутились, как могли, кто работу находил, кто металл собирал, кто продавал из вещей, что мог - так и жили, пока, дети не поднялись на ноги и не стали сами зарабатывать. А потом легче стало, когда к власти пришли люди, которым стала не безразлична Россия и народ, вымирающий в нищете и забвении, - продолжил Иван Фомич.

- Но должен отметить, что, ни кто из нас, как бы плохо ему не приходилось, никогда не опускался до того, чтобы воровать у своих соседей. А, вот, он, - Виктор Петрович указал пальцем на Николая Васильевича, - хоть, жил получше нас, но старался всегда помочь тому, кому плохо приходилось. Раз у меня жена заболела, расходы на лекарства, лечение совсем нас "обезжирели", дошли до того, что иной день хлеба не на что было купить. Тут является с визитом Коля: "Давно не виделись, решил старого друга навестить", а сам две курицы достает, сардельки, хлеб и смеется: "Сейчас пировать будем". Я глаза на него таращу, как можно зараз столько продуктов съесть, а он так спокойно: "Что останется, не домой же мне тащить". Я потом сообразил, что помочь мне хотел, а чтобы моего самолюбия не тревожить, таким, вот, образом поступил. Он еще, когда уходил, денег мне подбросил, а на мой вопрос: "Зачем?", ответил: "Забыл, когда я у тебя брал?". Я ему, мол, не помню такого случая, а он в ответ засмеялс

я: "Дают - бери, бьют - беги". Скажешь не так?

Бывший снабженец, а ныне менеджер, хитро улыбнулся:

- Сказки не рассказывай людям! А, ты сам? Почему не поделился с нами, как подбирал на улице бездомных детей, как кормил и потом определял по детским домам. У меня тост хороший есть, будете слушать?

- Говори дядя Коля, у меня налито по стопкам! - Владимир смотрел на Николая Васильевича с любопытством и уважением, стараясь заглянуть через прикрытые веками, хитрые глаза в душу этого тучного человека.

- Привалило бандиту счастье, стал он в одночасье очень богатым человеком. Ел, пил от души день, два, но никто не заметил его состояния, построил он себе замок и устроил салют в день заселения, но никто не пришел к нему на огонек, боялись и не любили разбойника. Задумался бандит, чем бы удивить народ, чтобы все увидели его богатство и захотели с ним дружить. День думал, другой размышлял, и пришло ему в голову покрыть свои зубы червонным золотом, чтобы сверкало оно во рту ярче пламени.

Шел он по городу, широко улыбался, показывая зубы, а люди только смеялись и пальцем на него показывали.

Рассердился он и спрашивает: "Почему никто не хочет со мной дружить, неужели мои зубы плохо блестят?"

"Хорошо сияют твои зубы, много денег стоят, но их блеск не обогащает твою бедную душу" - был ему ответ.

Так, давайте выпьем за то, чтобы блеск богатства и красота души всегда гармонировали.

- Вы, дядя Коля, совсем, как премьер-министр, который на вопрос, что он думает о случае в Швейцарии, тоже сказал, что демонстрация на публике своего богатства нынешних скороспелых миллионеров, это, как показ золотых зубов у дурно воспитанных людей прошлого века, - восхитился пожилым человеком Владимир.

- Думаю, что он проще сказал: "Не все, что блестит, золото". Они там все понимают и видят, но нельзя в одночасье все поставить на нужные рельсы, требуется время. Что у вас там думают по случаю аварии? - спросил Сергей Николаевич.

- Осуждают и критикуют богатых русских туристов. Не только за аварию, а за развязанное поведение, грубость и пьянство. Наши люди привыкли, что дома все сходит с рук, и можно откупиться деньгами, поэтому также и за границей себя вызывающе ведут, а, когда их за задницу хватают и в тюрьму тащат, то кричат: "Караул!". Потом русская пресса начинает их защищать из ложного патриотизма, сатанеют в атаке: "Наших бьют". А "наши" в пьяном виде такое творят, что ни пером не описать, ни в сказке рассказать.

- А сам ты был, хоть раз, свидетелем безобразных сцен русских туристов? - ревниво спросил Виктор Петрович.

- Вот и вы сразу кинулись на защиту земляков, не верите моим рассказам. Я слышал о наших туристах в местной прессе, которой верю, а сам я часто видел пьянки командированных из России специалистов - они приезжают забирать автокраны, заказанные на заводе Либхерр.

Вечером отмечают приезд в ресторане, затем переходят продолжать разгул в номере гостиницы, а летом на гостиничном балконе, откуда всю ночь доносятся по округе русская матерная речь и всякий вздор, который, слава Богу, местные немцы не понимают. Когда поднимается солнце и первые лучи слепят глаза пьяным землякам, то, как правило, они кричат во все горло на немецком языке: "Guten Morgen Deutschland!" Стыдно слушать, честное слово!

- Наведем порядок дома, а его наведем, это ясно, и наши туристы научатся вести себя культурно, - высказал свое мнение Иван Фомич.

- Думаешь, будет порядок в России? А случай в Перми показал, что не только хозяин заведения, но и федеральные власти повязаны с ним одной веревочкой! - воскликнул Владимир.

- Не только в Перми, по всей России такое отношение к закону. Такое ощущение не свободу получил народ, а волю, и каждые делает, что ему вздумается. Нет смертной казни, нет суровых законов, вот, и не боятся ничего проходимцы, ищут всякие лазейки, чтобы обойти закон, выручить без уплаты налогов больше денег! - не преминул высказать свое мнение Виктор Петрович.

- Ты прав, Виктор, если все по закону было бы, то мы с тобой не бедствовали, имели бы достойные пенсии, ездили каждый год на курорт, - тихо сказал Сергей Николаевич.

- Я не верю, что на пенсию когда-нибудь мы сможем съездить куда-либо! Нужно было в начале девяностых годов голову напрягать и свое дело открывать, а теперь наш удел сидеть тихонько и радоваться, что еще один прожили без голода! - прокричал бывший сварщик, безнадежно махнув рукой.

- Напрасно ты не веришь, Витя! Ты оглянись кругом, какое время пришло, сколько перемен в политике, сколько новых лиц в правительстве, которые стали думать о своем народе - поднимают пенсии, зарплаты бюджетникам, борются с коррупцией и воровством. А, что касается своего дела, я так скажу: "Не может все население России быть только предпринимателями и властью. Кто-то должен трудиться, добывать себе блага руками, и это не должно ассоциировать в умах населения страны, как унизительный и рабский труд!"

- Молодец, Иван, хорошо сказал! Я бы добавил, что, правда и разум всегда возьмут верх над ложью и безумием, нужно не терять веры и по мере своих сил помогать людям, борющимся за возрождение России! - добавил Николай Васильевич.

- Ну, вы силны, отцы! Не ожидал от вас! Я, ведь, думал, затюкала вас нынешняя жизнь, не до политики вам теперь, - сказал Владимир.

- Каждый честный человек надеется и ждет положительных перемен в стране - одни, молча, другие, крича на всех углах о недостатках и просчетах власти. Но никто не сомневается из нас, что все делается сейчас во благо населения, иначе, зачем нужно такое правительство, которое унижает и истребляет свой народ, - Иван Фомич встал, показывая всем, что время позднее, пора по домам.