Данилов мрачно сидел у костра. Все, утомленные, но счастливые, разбрелись, наконец-то, по палаткам и улеглись спать. По негласным законам походов у костра всегда должен остаться хотя бы один дежурный. Вся дружная компания веселилась и гуляла до четырех часов утра. Спал только Данилов. Еще в автобусе он принял на грудь более чем достаточно пива и водки, а потому, побродив немного среди друзей, съев шашлыка и выпив еще немного горячительных напитков, Данилов сдался и ушел спать в свою палатку. А народ еще веселился, пел под гитару, рассказывал анекдоты, травил байки, танцевал. Данилов спал. К четырем утра даже самые стойкие гулены начали уставать. Вскоре народ по одному, по двое, потянулся к палаткам. Постепенно все начали отходить ко сну. У костра еще сидели особо сознательные товарищи, которые не могли бросить свой ответственный пост, а вместе с ним и весь лагерь байдарочников на произвол судьбы. Все-таки деревня близко, да и колонка здесь рядом. Явно сюда и дачники, и деревенские за водой ездят. В общем, улечься спать всем - было бы неразумно и, пожалуй, опасно. Но даже самые сильные люди любят поспать. Особенно после обильного пития и еды. Вполне естественно, что пробуждению Данилова дежурные искренне обрадовались и, передав ему пост, довольно быстро исчезли в своих палатках. Данилову это не слишком понравилось. Если быть до конца честным, ему это не понравилось совсем. Он выспался и протрезвел. Был готов продолжить веселую попойку и приятное общение. Его переполняли нерассказанные истории, не высказанные мысли. Балагур и весельчак по натуре, одиночества он на дух не переносил. Здесь, конечно, его могла утешить мысль, что друзья они – вот, рядом, под боком, что слышен их, такой родной, храп. Но мысль эта почему-то не утешала. Данилов был готов просидеть у костра на дежурстве хоть всю ночь. Но, желательно, в компании. А компаньона или компаньонки в эту ночь ему не нашлось. О чем вскоре всем пришлось пожалеть. Друзья спали, поговорить было не с кем. Дежурить у костра Данилову проходилось в молчании. Довольно быстро это дело ему наскучило. Данилов мог вынести многое. Оператор известного телевизионного канала, он неоднократно бывал в горячих точках. Его друзья периодически слышали его фамилию то там, то здесь, после самых рискованных репортажей. Так что человек он был бывалый и проверенный. И все-таки самым трудным испытанием для него оставалось молчание. Вот чего-чего, а молчать Данилов точно не мог. Не в его это было характере. Данилов продержался от силы десять минут, потом послышалось какое- то неясное бормотание. Тех, кто отступил ко сну последними, это несколько удивило и позабавило. Им и в голову не могло придти, что последует дальше. Поначалу Данилов что-то тихо нечленораздельно бубнил, потом его голос пошел по нарастающей. Выбрав определенную тональность, Данилов окреп и окончательно убедился в своем праве беседовать с друзьями, даже когда они спят и, уже тем более, если только пытаются заснуть. Он, как ворчливая хозяйка, обошел дозором весь лагерь, неумолчно перечисляя все промахи его горе-друзей: и топор не так в полено вбит, и дрова не там положены – отсыреют, и тент зря не разобрали, и посуду, как всегда не помыли, и прочее, прочее, прочее. Те, кто еще не спал, легко признали, что во многом Данилов прав, повернулись на другой бок и попытались уснуть. Те, кто уже спал, неожиданно для себя проснулись. Бубнеж становился все более громким и навязчивым. У кого-то даже возникла мысль – встать, выйти из палатки и попросить Данилова помолчать, а еще можно было просто крикнуть из палатки, чтобы он наконец-то заткнулся. Но в четыре тридцать утра обычно у людей нет сил на такие подвиги. А исполинов среди нас не нашлось. Так что те, кому уже удалось уснуть, теперь постепенно просыпался под неумолчные комментарии Данилова. Но так как все были несколько разобщены – просто потому что лежали в разных палатках, то каждый думал, что это он – бедолага проснулся, а остальные как раз дрыхнут без задних ног. После таких грустных мыслей каждый честно попытался заснуть опять. Те, которые еще не уснули, начали осознавать с тоской, что, судя по всему, заснуть им сегодня все-таки не удастся. Но они только крепче сжали зубы, укрылись спальниками с головой и вновь предприняли безнадежные попытки встретиться хотя бы с дремой. Но и она, под монотонный бубнеж Данилова, как–то быстро отступила. В отличие от дремы Данилов сдаваться не собирался. Он был полон решимости привлечь внимание друзей к своему одиночеству и, как только кто-нибудь из них подаст голос или высунется из палатки, тут же связать его дружеской беседой. Народ давно знал Данилова, поэтому на провокацию не поддавался. Данилов начал сердиться. - Вот дождь пойдет, что будете делать? - взывал он сурово к совести товарищей. Товарищи безмолвствовали. Они твердо знали, что по прогнозу погоды дождей в этой местности не ожидалось, что когда они ложились спать, небо было чистым, а несколько раз вспыхнувшие зарницы вскоре исчезли вдали. Ничто не говорило о возможности дождя. Никто из официальных лиц о нем не предупреждал, так что можно было смело безмятежно спать дальше. Но не тут-то было. Тема дождя, по причинам так оставшимся неизвестными, почему-то глубоко тронула Данилова. Чем больше он вслух думал об этом, тем более его тревожило само наличие в мире подобных осадков. Следующие полчаса Данилов полностью отдался этой, видимо, новой для него теме. Он представлял разные виды дождя, напоминал о возможных его последствиях тщетно пытавшемуся уснуть лагерю, ходил кругами от двери к двери (если так можно именовать легкую ткань, закрывающую путь вглубь палатки). Но все остались безучастны к призывам Данилова. Тогда, в лучших традициях шаманов всех времен и народов, Данилов подошел к костру, вскинул руки ввысь и обратился к небу: - Дождь! – крикнул Данилов. - Дождь может пойти! – взывал он ввысь. - Дождь может все намочить! – утверждал он. - Так всегда, - продолжал он, - вначале дождик, а потом дождь! Но ни дождика, ни, тем более дождя, пока на горизонте не наблюдалось. - Тучи, - вдруг дал другое направление своим мыслям Данилов. – Тучи! – продолжал взывать он. – Могут придти тучи! – повторял он. Когда дружная компания ложилась спать, над их головами раскинулось уже выцветшее, но все еще звездное небо. Никаких туч не наблюдалось. Но у Данилова на этот счет было свое мнение, и он твердо бубнил про дождь. Через тридцать минут, действительно, стал накрапывать легкий дождик. Данилов возликовал. Он говорил! Он предупреждал! Но они – его несчастные друзья – спали. Они предпочли остаться в неведении, и вот теперь они будут пожинать его плоды. - Дождь уже идет! – гордо заявил Данилов. - Он идет все сильнее и сильнее! – призывал он услышать своих недалеких друзей его предупреждение. - Дождь может нарастать! Дальше еще тридцать минут Данилов у костра бубнил о силе дождя, о том, что дожди всегда бывают летом, о том, какая грязь может быть после дождей, о том, что всем пора вставать, потому что пришел дождь. Но все как раз думали совершенно иначе. Под дождь, на сытый желудок, очень хорошо спится в сухой палатке. Все опять мысленно признавали правоту Данилова: дождь – это, действительно, явление, причем природное. Но вступать в беседу с Даниловым никто не собирался. От того, что дождик стучал по палаткам, голос Данилова стал слышаться все тише и тише, и уже больше не мешал сладкой дреме, в которую, наконец-то, погрузились все. Данилов продолжал взывать. Не получив ответа, на который он рассчитывал, Данилов решил углубить тему дождя и перейти к его побочным эффектам, как то: наводнение, цунами, шторм, ураган. Опять же по неизвестной науке причине, из всего вышеперечисленного Данилов для начала выбрал просто ветер. Он говорил о том, что вместе с дождем приходит ветер, ветер может дуть сильно, все сильнее и сильнее. Вдруг его осенила догадка. - Вставайте! – возопил Данилов. И кое-кто уже был готов вскочить, но к счастью, услышал продолжение. - Если ветер подымится, - орал Данилов, - начнется ураган! А ураган сдует все! Это мысль окончательно поглотила Данилова. Следующие тридцать минут он бегал от палатки к палатке и кричал о возможном урагане, о том, что всех нас может унести, о том, что тент надо убрать, о том, что все должны встать немедленно. Его голос то поднимался на самые вершины, то переходил в тревожный шепот, то гудел, то выл. Иногда слышалось странное дикое похихикивание. Но народ пошел на принцип. Драться с другом никому не хотелось, а было ясно, что иначе чудака Данилова угомонить не удастся. Каждый понимал, что всем бывает трудно с похмела и на рассвете. Но никто не мог понять, почему бы Данилову уже не выпить чего-нибудь. Водка, вино и даже пиво в изобилии были разложены под тентом. Так зачем же будить ближнего? Но Данилов был другого мнения. Внезапный интерес к урагану так сильно охватил его, что ничто и никто, казалось, не могло уже помешать Данилову думать на эту тему вслух. К похихикиванию прибавилось улюлюканье, которое вновь сменялось то шепотом, то криком. В общем, можно было решить, что эта белая горячка. Но, во-первых, дежурные, сдавшие смену Данилову, общались с ним и видели, что он совершенно нормален, а во-вторых, остальные слишком давно знали Данилова! Они понимали: так он говорил о том, что он любит свои друзей и немножко по ним соскучился. Вот и все. Никаких причин для беспокойства. И тут с очередным возгласом Данилова ветер внезапно ударил в палатки с такой мощью, что, казалось, их сейчас оторвет от земли. Только что не было даже утреннего ветерка. Теперь же казалось, что кто-то невидимый запустил гигантскую турбину. Легкие полупрозрачные стенки палаток надулись парусами, ветер кипел в них, явно пытаясь сдуть все и вся. Он не слабел! Удар повторялся за ударом с нарастающей силой. Стало не до шуток. Мгновенно проснулись все. О том, чтобы выйти на белый свет, не могло быть и речи. Удержать палатки на таком ветру было совершенно невозможно. Данилов орал дико, надрывно, матерясь! Барышни, не сговариваясь, прочитали «Отче наш». Как только они произнесли последнее слово молитвы, ветер стих также внезапно, как и начался. На мгновение воцарилась абсолютная тишина. А потом вновь раздался матерный вой Данилова. В палатку, где были барышни, полетели палки и еще какие-то тяжелые вещи. - Спокойно, девочки, - сказала одна из них, – просто Данилов так выражает нам свое восхищение! Это суровые мужские комплименты! Очередной комплимент с такой силой вмазался в палатку, что остальные друзья не на шутку встревожились и осторожно стали вылезать наружу, но так, чтобы, в случае чего, мгновенно увернуться от любого летящего предмета. Барышни благоразумно решили пока остаться в своем укрытии. Перед глазами смельчаков, которые рискнули выбраться на белый свет, предстала следующая картина. Данилов стоял в центре лагеря. Вокруг валялись разбросанная ветром посуда. Тент был перекорежен и смят. Данилов был зол, суров и грозен. Он в красках рассказывал о разгуле стихии и возмущался предательством друзей. Они не пришли спасать тент. Он сражался с разъяренной стихией один на один. Друзья грустно вздохнули, налили Данилову водки, дружески похлопали его по плечу. Никто в этот момент не мог ему сказать, что если бы он не держал тент, то тот был просто унесен ветром. В лучшем случае, его бы нашли на реке, в худшем – кому-то из деревенских достался бы славный подарок. Сражаясь за тент, Данилов раз и навсегда решил его судьбу. Теперь тент оставалось только выбросить после похода. Починке он не поддавался. Но разве можно сказать такое другу, который проявил столько мужества и самоотверженности под ветром и проливным дождем, которые с таким азартом сам же вызвал на свою голову. Вскоре серое небо разгладилось, и лагерь байдарочников осветило удивленное солнце. Так начался второй день байдарок – пятница, тринадцатое. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
