Теплая неназойливая флорентийская осень с любопытством заглядывала в слюдяное окно мастерской. Последние предзакатные лучи солнца бросили на лоб и шею натурщицы оранжевые блики. Художник поморщился. Надо было зажигать свечи, которые нещадно коптили - скоро станет совсем темно. Да и синьоре пора было дать передохнуть, размяться. А то она уже совсем окаменела. Эта ужасная привычка синьоры скрипеть сжатыми от напряжения зубами очень раздражала живописца. Стар он становится, отвлекается на мелочи. Но вообще, если честно, дело было совсем не в этом. А в его отношении к натурщице. Правда, она-то, чем виновата? Обыкновенная, не первой молодости, не блещущая красотой горожанка. Небольшие, невыразительные глаза, болезненно желтоватая кожа. Наверное, весь день проводит в лавке своего мужа - торговца шелками. На воздухе не бывает. Да и фигура. Рыхлая, полноватая. Еще пять, десять лет - расплывется и станет совсем непривлекательной, как впрочем, и большинство флорентиек ее сословия. А запах! Дамы аристократки так не пахнут. Они не забывают мыться душистым мылом, хотя бы перед визитом к живописцу. Разве такой мастер, как он согласился писать ее портрет, если бы не этот подлый шантажист синьор Франческо? Какая низость угрожать ему доносом! Якобы он, мастер, совращал и склонял к содомии юного натурщика Гильермо. Неприятные воспоминания заставили художника крепко сжать в руке кисть. Ведь даже княжне Изабелле д’Эсте он отказал. А вынужден писать эту синьору и это сейчас, когда все его мысли заняты "Битвой при Ангари". Художник отошел от мольберта и взглянул на столик у стены, на котором стояли глиняные горшочки с красками. Киноварь и жженая охра почти совсем закончились, и заодно индийского шафрана надо купить. Унций пять хватит. Надо послать Пьеро в лавку завтра. Господи, Иисусе, как же ему тяжело писать портрет этой синьоры! Лучше бы она была уродлива. Необычные черты писать интересно. Когда был помоложе, он часто бродил по Флоренции, заглядывая в лица прохожим и радовался увиденным уродцам и калекам, делая наброски в книжечку для эскизов. Но нет. Она не уродлива. Темные, редковатые волосы, смазанные для блеска маслом оливы и издающие не слишком приятный запах. Ничего, чтобы могло растревожить воображение художника. Пожалуй, только руки, тонкие, изящные с длинными пальцами, совершенно не характерные для дам ее сословия. Такие руки были у... Да, как же он сразу не заметил? - Лео! Лео! Ну-ка вернись! Ты промочишь ноги. Вода в ручье очень холодная - Катерина простоволосая и босая бежит вслед за маленьким Лео, пытаясь его догнать. Но Лео бегает быстрее. Он знает здесь каждую тропку. Склоны Монте Альбано с загадочными пещерками, виноградниками, оливковыми рощами и ручьями с ледяной прозрачной водой - это его мир. Такой родной и добрый. Глупая! Чего она боится? Он же уже совсем взрослый - ему скоро пять. Катерина запыхалась и остановилась. Ее длинные каштановые волосы растрепались, а в больших светло- карих глазах, кажется, слезы? Она машет Лео рукой, призывая вернуться. Лео со всех ног несется к матери, обнимает ее, уткнувшись в материнский передник. Катерина гладит жесткие волнистые волосы сына и улыбается. Улыбается? Не может быть… Пресвятая Дева! Синьора, получив возможность передохнуть, встала с кресла, расправила затекшие плечи и улыбнулась. Впервые за все эти почти полгода, что он пишет ее портрет. Через пятьдесят с лишним лет Лео снова видит улыбку матери. Синьор Франческо Дель Джиокондо может быть спокоен. Теперь Лео обязательно допишет портрет его жены. Непременно. *** Холодно. Начало мая в Москве, но все равно холод пробирается даже под теплую вязаную фуфайку. Фуфайка - это Софочкин подарок. Она всегда говорит: “Казя, я тебя очень прошу надевать ее, когда ты работаешь в мастерской”. Жена у него совершенный ангел. В мастерской холодно всегда, даже летом. На приличную и не такую сырую нет денег. Эта вечная нехватка денег. Даже жить приходится не в Москве, а снимать дачу в Кунцево, недалеко от любимой Немчиновки - так дешевле. И нанять детям гувернантку нет средств – Софочке всем приходится заниматься самой. Жизнь стала совсем дорогой – идет война с Германией, уже второй год. Топить мастерскую - непозволительная роскошь. Денег нет даже на холсты. Для последних своих идей он нашел прекрасный материал - старую этажерку. Ему удалось аккуратно разобрать мебель и всего-то заделать дырочки по краям, через которые крепились стояки. Почти совсем незаметно. Три полки этажерки стали картинами и очень неплохими. Особенно хороша последняя - "Корова со скрипкой" - явная его удача. Через несколько месяцев выставка, Футуристическая выставка - главное событие года. А у него и представить нечего. И зачем только люди придумали деньги? Из-за этого презренного металла и приходится Казимиру заниматься тем, к чему душа не лежит - писать портреты тщеславных людишек, желающих запечатлеть себя для истории. Художник потер замерзшие ладони. Глупый, чванливый, докторишка. Сколько времени и сил на него ушло. Сначала Казимир должен был писать статского советника Заславского. Этот заказ нашел ему тесть. Но Заславский услышав, что художник – футурист, с пренебрежением отказался от его услуг. Эта нетерпимость ко всему новому в искусстве, нежелание заглянуть чуть - чуть вперед. Увы, не желают люди понять, какое великое будущее у футуризма. Люди хотят сходства, только портретного сходства. Вот и этот... Двойной подбородок, который он пытается скрыть, высоко задирая голову, рыжая реденькая, уже начинающая седеть бородка. Тусклые глаза цвета дорожной пыли и отливающее дешевой позолотой пенсне, которое он все время поправляет, морща мясистый нос. Предел мечтаний мастера. - Это, милостивый государь, форменное издевательство - картавя, воскликнул докторишка, увидев почти законченный портрет. Вы не художник, а ремесленник! Мой младший сын рисует лучше вас! Вам бы, сударь, только фигуры чертить геометрические, попроще. Болван! И кто теперь оплатит затраты? Краски, холст? Больше всего жалко холст, не какой - нибудь второсортный, а отменного качества. Надо было задаток брать. Проклятая бедность! Казимир подошел к единственному окошку в подвальном помещении мастерской. Оно располагалось ниже уровня мостовой, и поэтому все проплывавшие мимо прохожие казались великанами, а наблюдатель ощущал себя карликом, случайно попавшим в этот чужой мир. Там наверху шли, оживленно беседуя о чем-то, две курсистки. Толстая кухарка прошлепала мимо, груженая большой сумкой с овощами. Вдруг робкий солнечный луч чудом проскользнул в тусклое, забрызганное грязью окно и преломившись в граненом стакане на столике, рассыпался маленькой радугой на стене мастерской. У кого-то жизнь как эта радуга - цветная, а в моей - только черный цвет. Художник нахмурился, снова подойдя к испорченному холсту. Фигуры? Геометрические? Извольте! Казимир вдруг кинулся за линейкой и быстро отчертил поля по краю холста. Потом, схватив палитру, стал мощными мазками густо покрывать весь холст. Только черной краской. Весь квадрат. *** - Ну-с, мой друг, теперь понятно? Я надеюсь, сумел вам объяснить разницу между гением и талантом. - О да, мастер, конечно. Очень ярко и четко. - Я просил вас не называть меня мастером, юноша. Если уж очень хочется, зовите меня просто Учитель. - О кей. Как скажете, Учитель. - Ну, так вот. Для удобства пронумеруем варианты. Итак: первый вариант - гений. Второй - талант. А вот ваш случай – это, разумеется, не первый вариант и даже не второй - оратор помахал в воздухе рукописью. Высокий молодой парень поёжился виновато и отвел взгляд немного в сторону, чтобы не смотреть в строгие глаза Учителя. - Это вариант третий... Настоящая... неплохо сделанная... ммм... Уголки губ молодого человека поползли вверх, глаза заблестели надеждой, он даже подался немного вперед, впитывая каждое слово Учителя. - Так вот... я бы сказал даже яркая ...графомания! Парень сразу поник, стал как - будто меньше ростом. Не родившаяся улыбка на его лице медленно стала втягиваться обратно под кожу щек. И когда она совсем исчезла, парень сглотнул ее. - Что вы такое мне принесли? Что за идея? Откровения больной психики. Кошмар, какой – то! А название? "Кэрри"? Это название для романа? Неужели вы думаете, что читатель захочет открыть книгу с таким названием? Это самый настоящий УЖАС! Идите юноша и мой вам совет: отправьте это в мусорную корзину сразу, как только придете домой. Молодой человек, сгорбившись и покраснев, взял протянутую ему рукопись и бочком, незаметно выскользнул из кабинета, неслышно прикрыв за собой дверь. Учитель потянулся всем телом, повертел затекшей от длительного чтения шеей и рассмеялся. - Забавный парнишка этот Стивен. Фантазия у него весьма ...Но только далеко не король в прозе, ох не король. Смешные бывают фамилии все-таки. П.С. рукопись первого романа Стивена Кинга “Кэрри”, с которого и началась известность писателя, спасла из мусорной корзины его жена Табита и она же заставила его закончить роман. |