Это было в ту мезозойскую эру, когда поэты на моей планете перевелись. Куда-то они все провалились. И ее населяли другие. Другие оказывали мне знаки внимания…

- Да что тебе еще нужно – высокий, стройный и все при всем. Кандидат в мастера спорта, частный дом, мотоцикл, копит на машину. И смотри, как он смотрит на тебя.

Я смотрела…

А и действительно, что мне еще нужно?..

Он пригласил меня на бокс.

Я не шучу, был какой-то важный турнир, и решалась спортивная судьба его брата. И уж если соглашаться на других, то соглашаться и на бокс.

А и действительно, бокс так бокс. Я могу его полюбить. И того, и другого.

Нет, я правда очень старалась…

 

Эти люди были такими странными. Молотили друг друга что есть мочи, а потом падали друг другу в объятья. От усталости. И снова били. Я смотрела на зрителей, им это нравилось.

- Боже, он выплюнул зубы! Прямо в тазик… Ох ты господи, да как же это…

- Это не зубы, - капа. Предохраняет челюсть от удара.

- А у судьи капа есть?

Он смотрит на меня с досадой, нельзя быть такой тупой.

Я мешаю им наслаждаться боем. Я задаю дурные вопросы.

И каждый нокаут для меня сотрясение мозга. Мое сотрясение, моего мозга. Ну жалко же парня, за что ж его так…

- Смотри на этого, - в синих трусах. Для бокса он уже глубокий старик. Ему 37. Давно ушел бы с большого спорта. Его бросила жена, сократили на работе, и вот приехал на поединок. Правда, он не перспективный, куда ему тягаться с двадцатилетними? Шансов - ноль…

Я смотрю на него с интересом. Старый побитый пес вместо того, чтобы зализывать раны, вылез на ринг драться. Совершенно безнадежный вариант, его противник молод и свеж. Он гарцует, как молодой жеребец, вот-вот заржет и забьет копытом.

А у этого взгляд сработанного мерина-тяжеловоза, чей воз тяжел и неподъемен.

Но что-то есть в этом тупом упрямстве, в этой разбитой в кровь губе, в этом ощетинившемся ежике… Удары сыпятся на него градом, он не всегда успевает уворачиваться, и когда в перерыве между раундами падает в угол ринга на скамеечку, – взгляд его отрешен…

За него никто не болеет, разве что тренер, обмахивающий его полотенцем в коричневую клеточку. Зал болеет за молодого и перспективного.

И вдруг я слышу собственный голос: «Ну же, давай!!!»

Это правда? Это я кричу, как сумасшедшая?

Мир сузился до размеров ринга. И мне кажется, что нет задачи важнее: «Давай же! Слышишь, не сдавайся!»

Он, конечно, не слышит, но он не сдается. Даже когда всем все ясно, он продолжает бой.

- Он все равно уже проиграл, сядь и успокойся…

Этот парень в синих трусах, у моего кандидата он вызывает лишь брезгливую жалость.

Что у него за спиной? Только потери. Былые подвиги быстро забываются. Что у него впереди? Никаких перспектив. 37 лет, - не для большого бокса. У него есть только настоящий момент, здесь и теперь, хотя проигрыш ему обеспечен. Он должен сражаться до конца. Безнадежно и бесперспективно. Потому что сдаться – это позор. Для чего-то же он вышел на ринг.

Я знаю, для чего….

- Ну же, держись!!!

Мой кандидат в мастера заключает меня в клинч.

- Да что это с тобой? Надо же так разволновалась…

- Ну же, держись! - пропади все пропадом.

И эта струйка крови, и эта струйка пота, и эти раздувающиеся ноздри… И глухой звук апперкота…

Он так красиво проигрывал. Проигрывал победителем.

И когда рефери поднял вверх не его руку, и когда зрители аплодировали не ему, он сошел со сцены… Да, со сцены он сошел красиво и с достоинством. Так снисходят до зрительного зала только победители.

Я помню этот упрямый взгляд, и эту походку… Я вспоминаю их всегда, когда получаю хук справа и слева, когда выйти за ринг означает ретироваться с позором, когда продолжать бой - дело безнадежное, но дело чести. В этом зале болеют не за меня. Там сидят не поэты, - другие. И им никогда не понять, почему я участвую в поединке, который однозначно проиграю. Мне даже не 37…

И пусть я не слышу тот единственный голос из зала, который кричит мне «ну же держись!», я знаю, что он есть. Его просто не может не быть …

…Высокий, стройный и все при всем, кандидат в мастера спорта, частный дом, мотоцикл, копит на машину нашел свое счастье на другой планете. На моей ему делать нечего.

Пока в зале сидит хоть один поэт, я дерусь до конца.