Когда несло меня течением реки, Я был свободен – не ведомый бурлаками - Их краснокожие казнили за грехи, Прибив к цветным столбам раздетыми телами. Я дал небрежно уничтожить экипаж, Зерно фламандское и хлопок вёз привычно. Я испытал тогда неведомый кураж, Но был приливом опьянён и плыл отлично. Без рулевого шёл я задом наперёд, Бежал как малое дитя морозной ночью. У полуострова вступил в круговорот. Мне путь торжественный сует был напророчен. Ворвался в море пробуждением от бурь, И легче пробки танцевал в его пучине. Глазами жертвы я искал вокруг лазурь, И десять суток с фонарями ждал кончины Когда в пробоины еловой скорлупы Вода проникла, как вино незрелых яблок, Я был отмыт от рвотных пятен... и клопы Сбежали в море со штурвалом в груду балок. С тех пор я нежился в поэме дум морских, Что звёздным маревом ласкают берег млечный, Не знал забот и слабых признаков тоски, Был как утопленник - в нирване бесконечной. В бреду безбрежной бирюзы рождался пир, Он ритмом света мне вещал про быстротечность, Сильнее спирта и мощнее всяких лир Я крепко сбраживал любви своей колечко. Познал я тучи, смерчи, молнии судьбы, Вечерний рай с отливом лунным в час течений, Рассвет возвышенный и чаек голубых - О том мечтают люди в жажде приключений. Я видел низко солнце, с ужасом смотрел В его мистические жерла фиолета, Актёром в драме, захватив амурных стрел, Катил на бархатной волне к истоме лета. Мне снился ночью снежных туч аквамарин: Спускался нежный поцелуй к морской глазнице. В круговороте сочном красочных марин Сновали жёлто-голубой зарницей птицы. Я словно раковина плыл в потоке дней, Порой нещадно атакуя в бурю рифы, К ногам Марии - светлой Девы без теней, Бросал стихи - весь океан, вмещавший рифмы. Впитала Флорида животный дух пантер, Цветов смешение и глаз, и шкур сиянье, Уздой натянутой - дугу небесных сфер - За горизонтами морей – на расстоянье. Я видел в топях – смрадных скопищах болот Огромный хвост, в цвет камыша - Левиафана Сражался в пене как отважный оцелот, Стремился к бездне смело – к самым дальним странам. В жемчужных волнах помню тлеющий ледник, И отвратительную мель в гнилом заливе. Гигантский змей лианой к отмели приник, Жуки въедались в торф под жирным черносливом. Видали б дети этих каменных лещей, Рыб золотистых в колыбели сонно-зыбкой! В просторах странствий много трепетных вещей. Ветра порой меня старались сделать хлипким. Я словно мученик, уставший от невзгод, С надрывным всхлипом делал нервные движения, Вскипало море, правя свой круговорот, Меня смиряя Девой скорбной на коленях. Я будто остров был пристанищем для ссор, И птицы стаей на меня помёт роняли. На хрупких узах был построен уговор. Погибших в море воды спинами подняли. Я утлый ботик, потерявший ручеёк, Штормами брошенный в эфир, где пьяно стонут, Летучим парусником Ганзы между строк, Никем не выловлен и в Балтику не вторгнут. В лиловом мареве дымящийся туман Упрятал неба красно-бурую твердыню. Слагал поэмы про лазоревый обман, Лазурный студень и про солнечную дыню. В люминесцентном свете лунного луча Коньки морские вдоль меня стеной стояли. Июль за мной хвостом моллюсков волоча, Стремился к августу в пылающей вуали. Дрожали мили в пятистах бесстрашных лье, Став бегемотом в колее водоворота, Я вечной пряхе стал прекрасным шевалье, С тоской высматривал марсельские ворота. Звездами зрел архипелаг… и острова На водном зеркале, дурманя, отражались. В ночи бездонной сокровенные слова Как будто золотом пера Вигор рождались. Я слишком долго колесил в плену светил: Луна и солнце были горьки и жестоки. Любовью пьяный, дальний берег освятил, И пусть под килем все закончатся протоки! В Европу больше возвращаться не хочу - Там слишком холодно и сумерки коварны. Как тот ребёнок в страхе нервно хохочу, Лодчонка хрупкая, рвусь бабочкой нарядной. К твоим понтонам не могу, не стану плыть, Был хлопковозом поминального наряда, Переступив гордыню флагов надо слыть Свободным в плаванье и большего не надо. |