Рецензия Ольги Немежиковой
   
   Я — Иван Семёнович Векшин. Двадцать четвёртого года рождения. Русский. Из крестьян. ГГ — среднестатистический­ гражданин, судя по представлению. На момент повествования ему исполнилось 88 лет. Почтенный возраст. В восемнадцать лет ГГ призвали и отправили на фронт — пороги военкомата он не обивал. Что ж, дело, действительно, обычное. Ни в какие времена все поголовно на фронт и не рвались. Тем не менее, во время войны обычно просыпается то, что в мирное время дремлет — патриотизм. Но рассказ «Ивушка» совсем не об этом.
   Скоро Иван попадает в плен, концлагерь и там вступает добровольно в ряды бойцов Вооруженных сил народов России.
   Аллюзию к трехцветному флагу и аллюзией-то не назовешь — нон-фикш. Идея рассказа о том, что рыба гниет с головы – под непосредственным влиянием командира роты, капитана Волка, и случились описанные события. Не будь война, и прожил бы человек тем, кем родился — простым «крестьянином», таким же, каким и стал после войны. Тем не менее, есть такое, было и всегда будет — не всем нужна жизнь за такую цену, не все и «вступали». Всегда были, есть и будут люди, способные оправдать все, что угодно. Всегда были и другие люди — которые поступают по обстоятельствам, не теряя человеческого лица — обстоятельства могут быть выше, но себя они в них не оправдывают. И нет сомнений, на ком держится земля, у меня, по крайней мере, таких сомнений нет. Суд... Суд всегда внутри. Тот, что снаружи, немного стоит.
   Кто бы сомневался - люди с чем только не живут. Кто-то птенчика случайно задавил, не приметив, и простить себе не сможет, живодером себя считая, пусть и поневоле, а кто-то доживает до седин, умирая своей смертью, имея за душой такое, о чем и подумать страшно... Их внутренний мир и исследует Мария Гринберг, пытаясь понять — как живут они среди людей, с чем живут. Описывает и взывает «влезть в шкуру», к прощению слабости человеческой — к страху смерти. Или к тому, что за ним стоит, но нашему постижению, вполне возможно, не поддается...
   
   Кратко укажу детали, привлекшие внимание при чтении, подвигающие от поверхностного восприятия к размышлениям.
   Капитан Волк не верит ни единому слову. Волк — тотемное животное. «Воплощение свободы, силы и неукротимой воли. Символ мужского начала. Традиционный мотив культа волка — оборотничество». (Характеристику образа Волка списала с календаря, который висит у меня на стене. Сентябрь в нем посвящен Волку.)
   Близняшки, Данка и Динка — Данара и Динэра, родились на десятилетие Октября, вот и придумал им отец со своими друзьями-комсомольца­ми­ такие чудные имена: «Да здравствует наша революция!» и «Дитя новой эры».
   На стене в бывшем кабинете директора школы висит царь-мученик Николай Второй с дочерьми…
   Она права… Но нельзя давать потачки. А то завтра все откажутся, у всех дети. Капитан Волк за саботаж приказывает расстрелять Марию.
   Далее вступает в повествование традиционная тема первичного «падения души» - ревность и обиды. Маша предпочла Ивану более, как ему казалось, успешного соперника. Хотя вполне возможно, что девушка почувствовала нечто зловещее в первом своем избраннике. Впрочем, об этом мы можем лишь догадываться.
   Мать мужа Марии односельчане понасердке и оговорили: припомнили былое, как раскулачивала. Отплатили активистке, отлились ей бабьи слёзы...
   Как и все в рассказе, лаконична сцена расшифровки наименования.
   — Ивушка!
   …Только она звала меня так, это был наш секрет… И как там, в невозвратном мирном далёке, я ощутил трепет её сердечка — Мария прильнула ко мне, смотрела снизу в страхе и безумной последней надежде… Сами собой мои руки легли ей на плечи. Она всхлипнула и спрятала лицо на моей груди.
   Немногословно и толкование ГГ своего выбора.
   Ничего против него я не смогу. Нет воли. Владел ли он гипнозом, или какой-то другой чертовщиной? Тот его взгляд сломал меня. И мы во власти зверя…
   Иронически улыбаетесь… Пытаюсь оправдаться, сочиняю сказки про гипноз? А на деле — просто струсил? Понимайте, как хотите. Не приведи вам такого.
   Всколыхнувшееся было чувство мгновенно отреагировало «по обстоятельствам». Зверь своею властью — волей - Ивана, воспитанного в наивно-реалистическо­м­ духе, сделал зверем. Перерождение случилось мгновенно, будучи подспудно подготовлено самой средой и пассивным ее восприятием.
   Карма воина — война. Но, по определению, достоинство воина - не зверствовать в убийствах. Наоборот. Его дело — убивать себе подобных мгновенно и безболезненно. Демонстрация садизма, насаждение страха в души тех, кого заставляют участвовать в ритуале, в том числе и его наблюдая — удел зверя. Не зря существует такое разделение: человек и зверь...
   — Ивушка… Родненький!
   Но нет жалости. Лишь злоба. Обречённая — тащишь меня за собой в могилу?
   Сука! — я ударил её сапогом в живот.
   Полуживая, Маша кинулась на плач ребенка.
   На миг я застыл, ошеломленный. Потом…
   …Да, конечно, мог бы вам сказать: себя, мол, не помнил. Но что врать? Нет, понимал я, что делаю, когда выхватил из открытой кобуры бульдог и направил в напряжённую струной тонкую спину…
   Далее следует хладнокровно описанная сцена зверского убийства.
   Первая затяжка, как возвращение к жизни. Да, я сделал это, чтобы выжить. И буду жить.
   Встреча с матерью Маши. Белая как смерть, но с сухими глазами, стояла над телом дочки красная командирша. Молчала. Смотрела на меня, странно, будто жалея.
   Дальнейшая судьба ГГ так же скупа на описания. Но это лишь придает содержанию убойную силу.
   Отступал вместе с вермахтом. Потом дезертировал. До конца войны и почти два года после скрывался под чужим именем. Но мир тесен, и слишком много осталось живых свидетелей…
   На суде не пытался вилять. Бесполезно.
   (…)тридцати восьми лет я вышел на свободу.
   На одной из строек встретил девчонку-детдомовку.­ Сорок девять лет мы вместе. Выучили, поставили на ноги троих сыновей. Дождались пятерых внуков. И за всю жизнь ни разу словом не обмолвились о войне.
   Картина мирной жизни. А прошлым летом что-то защемило: захотелось перед уходом ещё раз увидеть родные места… Поехали со старшим внуком на его «Майбахе».
   Не на «Москвиче» пылят по дороге дед с внуком.
   Подошёл к обветшалому обелиску. Уже едва различишь имена.
   (…) И рядом, на здании сельской администрации — трёхцветный флаг. Тот же, что когда-то реял над нами.
   
   Я спокоен.
   С людским судом счёты покончены. Попам никогда не верил. И какой ещё можно придумать ад — страшнее того, что я прошёл на земле?
   …Лишь одного боюсь там. Услышать…
   Как никто и никогда больше не называл меня:
   «…Ивушка…»
   Неужели — простит?
   Спасибо, что слушали.
   Мира вам.
   
   Рассказ Марии Гринберг лишь в первичном восприятии может вызвать отторжение и гневный протест. ГГ Иван Векшин выбрал жизнь — под волками. Под гипнозом. Далее - без иллюзий.
   Но есть одно «но». Каждый в час испытаний входит с тем, что он уже есть. Не все поддаются гипнозу, не все поддаются вербовке. Не поддаются этому те, кто успел пострадать от волков непоправимо — они мстят. И не только они не поддаются.
   
   Мария Гринберг: насколько достоверной представляется моя историческая реконструкция, какие чувства вызывают герои?
   Написано вполне убедительно при полном осознании авторского вымысла. В любой армии во все времена такое могло случиться. Но страшна не описанная мясорубка, а препарированная природа человека. Священный ужас реальности, кидающий свет не только на исторический контекст — именно от этого стынет кровь в жилах. В реальности с трудом представляю, как человек, пройдя такое, мог вернуться к мирной жизни «как не было». Впрочем, как раз об этом рассказ умалчивает. Мы не знаем — каково ему было.
   Открытый финал силен... Действительно, боится... Потому и поехал в родные места перед тем, как уйти. Боится, потому как себя-то он не простил... Именно потому и спокоен. А на земле его ничто уже не пугает... Возможно, именно потому он второй раз дезертировал.
   Во все времена лишь единицы способны подняться над своей природой — они и становятся героями, чаще всего, безымянными... В годину испытаний побеждает тот, у кого этих единиц оказывается больше.
   Хотелось бы еще коснуться наименования и фамилии ГГ. Ива — очень живучее дерево, потому что гибкое. Векша - «самая мелкая денежная единица Древней Руси» (толковый словарь).
   И еще. Есть в рассказе и олицетворение женского начала, и не через одну героиню. Проведено подспудно, но я выделила жирным, чтобы не прошло мимо внимания читателей. Ведь автор показывает нам некий срез человеческой души в конкретной ситуации - испытания страхом смерти и нечеловеческого ужаса.
   Народная мудрость также убедительна: не судите, да не судимы будете.
   И аз воздам, написано, по определению, не человеком.
   
   Смелое, очень смелое содержание. Человечество о себе должно знать все. Как всегда, неизменно мастерски сделанный текст. Когда читаю подобные вещи, всегда вспоминаю Ницше, классическую философию, безусловно, ужасы войны, и не только...

   Когда читаешь рассказы Марии Гринберг, всё чаще приходит на ум мысль о том, что героем надо родиться…
   Люди одной деревни, одного слоя общества, воспитанные одной школой и даже общими интересами становятся кто героем, а кто - предателем и убийцей.
   Какие переломы судьбы, какие испытания заставляют или влияют на принятие крайних решений, когда, переступая черту, нет возможности вернуться обратно, чтобы уважать себя, смело смотреть на мир и в глаза своих детей и внуков…
   Герой Марии Гринберг смело смотрит. Он даже едет на место своего преступления со старшим внуком, чтобы показать ему могилы преданной и брошенной им матери с родными сёстрами, зверски убитыми его рукой женщин с грудным ребёнком. Он что-то расскажет своему сыну или посетует на горькую судьбину, приведшую его на путь преступления?
   Знаете, что мне показалось не естественным в этом рассказе? С одной стороны молодой Ивушка, не лишённый романтизма во взгляде на красоту девушки, на воспоминания былой юности. Ведь с каким упоением вспоминает (говорит):
   «Бегали мы с Машей за шесть километров в клуб железнодорожников на танцы. Возвращались домой на рассвете знакомым лугом. Синее в горошек Машино платье, белые носочки и туфельки в руках, усталые ножки купаются в кудрявом прохладном клевере, искорки росы на смуглой коже… На цыпочках, зажмурясь, Маша тянется губами к моим губам. Но слишком высоко — и, смеясь, я подхватываю, кружу её. Она как пёрышко в моих объятиях, я слышу стук её сердца…»
   А далее:
   «— Не прикидывайся! Вставай и иди, тварь!»
   «— Но ведь была уже совсем дохлая, — будто со стороны я слышал свой голос, обычный, лишь слегка смущённый. — Даже не думал, что вырвется.»
   А далее убил младенца и Ганну - мать Марии, хотя его никто и не просил этого делать.
   Если ЛГ руководило чувство страха, что как-то объяснимо, то явно с перебором. К этому времени Ивушка - уже волчонок с пониманием своей линии жизни, морально подкованный, чтобы не колеблясь выстрелить в спину хоть другу, хоть матери. И говорить об усталых ножках, купающихся в клевере, не стоит.
   Не верю я автору, что у ЛГ «что-то защемило», потому что (по определению) щемить нечего, кроме причинного места, поскольку, чуть позже ЛГ говорит:
   «Я спокоен.
   С людским судом счёты покончены»
   А своего собственного суда у ЛГ попросту нет. Война, как понятие, списала всё. ЛГ жив и спокоен.
   Верит ли он в божий суд? Не уверена.
   Да ещё относительно трёхцветного флага. Случайны ли здесь аналогии или специально подчёркнуты автором. Хотелось бы знать: зачем?
   И относительно молока и крови. Думаю, что в таком состоянии уж и не разглядеть эти белые струйки, когда всё размывает кровь…
   Относительно чувств к герою. Нет у меня к нему никаких чувств. Зная всю подноготную, я бы не четвертак припаяла, а расстрел. 25 лет давали тем, кто просто попадал в плен к немцам, без отягчающих обстоятельств, и сидел в немецком концлагере до конца войны.

   Мария!
   Так поняла: Вы исследуете феномен русской души в крайних проявлениях, куда, ясное дело, не всякий сунется. Не могу сказать, что плотно знакома с Вашим творчеством, но то, что разбираем - очень внимательно читала.
   Из русских классиков Вы ближе по тематике к Гейнце, безусловно.
   Понятно, что спектр крайних проявлений поведения свойственнен в целом человеку как виду и та же Европа в пытошных преуспела...
   Но речь о русской душе - не будем лукавить. Тот же феномен крепостного права - ведь тысяча лет... Нигде в мире такого не было и быть-то не могло! Да, хозяин, ну и что - калейдоскоп повернется, и я таким же хозяином стану! Эрих Фромм подробно в "Бегстве от свободы" изучил садо-махозизм и отказ от свободы как таковой. Это - отказ от свободы - свойственно социальной природе человека в целом. Полисы древней Греции, построенные на гражданской сознательности, недолго продержались - не держится она, хоть тресни, сознательность эта!
   Опять же, нет страшнее русского бунта, как верно подметил классик. Но долго, очень долго зреет - зверя же надо загнать в безвыходный угол, и тогда он идет напрорыв без страха смерти.
   Ваш герой, конечно же, не "крестьянином" уже вернулся. Силища в нем была не меньшая, чем в учителе его, а то и большая. Ведь не зря его внук так быстро преуспел - очень дорогая машина "Майбах", а бизнес - в нем "не душою" двигаются-то. Это Мельников-Печорский кашу манную развел.
   Конечно, описанные события вполне могли иметь место быть. И социум, во всяком случае, русский, очень даже вмещает в себя подобное - широка необыкновенно русская душа. Может, потому эгрегор и жив, что сублимирует ВСЕ. И ГГ себя считает-то русским, потому и вернулся, а ведь прелестно бы за границей-то устроился бы! Многие ушли и не пропали.
   Это - размышления по обсуждению.