Что хочет автор. Литературные конкурсы

Автор:	Вердикт-Секретарь
Тема:	*Служебный пасьянс*. Автор Илья Майзельс	Ответить

   Глава 1. Любовь на зеро

   Дмитрий Олегович Мартов был холостяк со стажем – не так давно ему исполнилось сорок. Женщины по-прежнему видели в нем приличную партию, отношения с ними складывались у него приятные, но почему-то недолгие: увлечение одними женщинами не мешало ему замечать других. И он не знал, кого в этом винить: женщин ли, которых оставлял ради других, или себя самого.
    В юношеские годы Мартов влюбился в девушку, что жила в деревне за рекой. По вечерам они гуляли по берегу, поднимались на высокий мост и, прислушиваясь к себе, он думал: да, эту девушку я люблю, и люблю так, что если она скажет сейчас – прыгни в реку, я полечу в нее в следующий миг… Однако позднее ни одна из женщин не вызывала в нем подобных эмоций, и потому он расставался с ними без особых терзаний.
    Случалось, правда, что как температуру при гриппе, он вдруг чувствовал в душе влюбленность. Нечаянно и красиво, она возникала из ниоткуда, от волшебства, но спустя неделю-другую или месяц-два в никуда же и пропадала. Со временем Дмитрий Олегович и переживать не стал из-за подобных пропаж: благодарен был и за короткие возвращения в юность, куда переносили его эти влюбленности. Только из сердца все вытеснялась надежда на чувство, которое вернет ему готовность не думая вновь прыгнуть в реку. Оттого и бояться стал недолгих влюбленностей, даже пропускал их порой, несмотря на подступавшее к душе ощущение волшебства. Он был похож тогда на игрока в рулетку, который не прислушался к внутреннему голосу: «Ставь на зеро, не промахнешься!», а потом с замиранием сердца следил за шариком, что катился по кругу, теряя скорость. Мартов так же лишь наблюдал за дамой, которая вызвала в нем ощущение влюбленности. Нередко и жалел потом, что не последовал волшебству – как тот игрок, что не поверил себе и увидел шарик, остановившийся на зеро.
    Иногда он и жил с кем-то под одной крышей, но не долго: приятная во всех отношениях женщина вдруг становилась комендантом семейного общежития, ворчливо собирающей забытые им на стуле тряпки или бумажки, слетевшие со стола. Они расставались, и Дмитрий Олегович вновь обретал свободу творить непорядок.
    Отсюда и все нарастающий стаж холостяка. Не случайно в отделе кадров «Ясеня», весьма режимного предприятия, куда его пригласили на собеседование, Мартову откровенно сказали, что, помимо родственных, проверяли и его «иные, весьма многочисленные, как выяснилось, связи».
    - Досталось же этим кадровикам, - усмехнулся он в разговоре с приятелями. – Но все ж приняли.
    - Да, это высокая оценка, - ответил один из них и, чуть помедлив, добавил: – твоих женщин. Раньше тебя б и на километр не подпустили к «Ясеню». Ведь за каждой из дам пришлось бы устанавливать слежку: а вдруг это шпионка, и ее подложили в твою постель, чтоб выведать секреты.
    - Славу Богу, сейчас не старые времена…

    Знакомясь, Людмила Андреевна пошутила:
   - По фамилии я Полонская. И прошу не путать с Полянской, прогулок на полянке не обещаю.
   - Да, конечно, - ответил Мартов, и добавил: - но к иной женщине и в полон попасть заманчиво…
   Чуть наклонившись, он хотел было поцеловать протянутую к нему руку, но вовремя одумался - не для амуров знакомились! – и лишь пожал руку в учтивом полупоклоне. Получилось неловко. Мартов был немного ниже этой крупной, но миловидной, с пышными темными волосами, дамы, и в нечаянном полупоклоне мог показаться ей еще ниже.
    - В полон? Только не ко мне! – усмехнулась Людмила Андреевна. - Врагу бы не посоветовала! Мужчины у меня на пятый же день на дверь посматривают. А кто не посматривает, того я сама выпроваживаю. Но что я вам рассказываю, по слухам, вы еще тот походник, должны знать, что получается, когда нет понимания между мужчиной и женщиной.
    - Как вы сказали: «походник»?- в свою очередь усмехнулся Мартов. Внешностью он был не обижен: чуть вытянутое, с ровными чертами лицо, густая черная шевелюра, четко обозначенная, стриженная в полукруг борода и, что особо влекло к нему женщин, карие, иронично прищуренные глаза.
    - По женщинам походник, вот что я сказала. Мы о вас многое знаем.
    - Плохи, значит, мои дела… - Дмитрий Олегович вздохнул почти непритворно.
    - Да все у вас в порядке! - Полонская только рукой махнула. И добавила: - Во всяком случае, на работе у вас перспективы блестящие. Так что отношения у нас могут быть довольно сложными.
   Дмитрию Олеговичу стало неловко, он даже не нашел сразу, как отшутиться.
    Выходит, она знала, что через несколько месяцев они, быть может, поменяются местами: Мартов станет начальником отдела, а Полонская, сейчас исполняющая эти обязанности, будет его заместителем. Что-то иезуитское виделось ему в этой схеме. Понятно, что к Дмитрию Олеговичу надо было приглядеться на новом месте, что он должен был себя проявить. В обычной организации для этого просто назначили бы испытательный срок, и не понадобилась бы эта заранее объявленная рокировка: сегодня она в кресле начальника, завтра – он. А тут их обоих поставили в дурацкое положение: пусть гадают теперь, как вести себя по отношению друг к другу.
    Дмитрий Олегович сразу понял, кто автор этой иезуитской схемы. «Ясень» выпускал продукцию по оборонному заказу, и отдел кадров предприятия возглавлял Гусев, немолодой уже служака в строгом, как в фильмах о Сталине, кителе. Одним своим видом он точно консервировал здесь старых еще времен порядки. И все бы ничего, бдил бы себе по привычке, но слишком уж много тут зависело от этого служаки. «Оборонка» насмерть закрепила за «Ясенем» режим госсобственности, а вместе с ним остались и такие реликты, как, например, возглавляемая Гусевым комиссия по жилищным вопросам. Спустя годы разрухи «Ясень» вновь был на подъеме и – о, чудо! – сдвинулась с места и очередь на предоставление жилья, в которую тут же стали поступать новые заявления. Очередь прирастала за счет реально испытывающих жилищные трудности, а кружева с липовыми справками легко разбивались о всезнайство инквизитора в сталинском кителе.
    Полонская была женщиной свободной. Сынишка-дошкольник, ребенок от неудачного брака, жил у ее родителей, а сама Полонская проживала в маленькой однокомнатной квартирке. Много лет числилась она в очереди на жилье, не так давно чуть было не получила нормальную квартиру, но в последний момент жилищная комиссия отказалась принимать уже подготовленное решение. Людмила Андреевна подозревала, что это «заслуга» кадровика Гусева: доложил, видно, что ребенок живет не с ней, потому и отложили ее вопрос – пока сынишка Полонской не начнет ходить в школу. Во всяком случае, так ей пояснили. Вот и пришлось Людмиле Андреевне вновь настраиваться на долгое ожидание, не выказывая недовольств и все так же улыбаясь начальству. Иногда она просто давилась от этой подлой зависимости; добро виделись бы перспективы по службе, но и на них, как выяснилось с приходом Дмитрия Олеговича, рассчитывать не приходилось. Полонской и в этом усматривала козни кадровика.
    Из-за тесноты или по другим причинам, мужчины и вправду долго в ее квартирке не задерживались. По своему росту да комплекции ей и поклонников надо было б заводить под стать телохранителям: крепких и высоких. Оттого и вздыхала: «Где же они, мужчины, под которыми бы я хрустела…» Но если и обнаруживались такие «походники», она их быстро отшивала: телохранительные стати нередко управлялись из убогой черепной коробки. Людмила Андреевна легко сходилась с хлипким интеллигентом, но никогда – с неумным мужланом. Если и появлялся кто в квартирке Полонской, все в нем вскоре начинало ее раздражать: и как он ест, и как держит ложку, и как смеется; оттого и оставалась снова одна.
    Лишь один роман Полонской затянулся надолго: похоже, она влюбилась тогда основательно. Ее избранником стал майор-связист, прикомандированный к их предприятию в качестве военного представителя. Но счастью этому помешала война: неожиданно майора направили в горячую точку, вернуться откуда ему не было суждено.
    Сейчас Людмила Андреевна снова жила одна, и характер ее, далеко не ангельский, стал еще жестче. Друзья предупредили Дмитрия Олеговича: «Смотри, на работе она ведьма, если что – съест в три секунды!» «А после работы? – ответствовал он игриво, - может, и ее стоит на зуб попробовать?» «Не советуем,» - туманно ответили друзья, ничего, однако, не пояснив.
    Суть этих намеков он понял, лишь став начальником отдела и переселившись в кабинет, который раньше занимала Полонская. Помимо обычного телефона, начальственность кабинета подчеркивал особый, зеленого цвета телефон спецсвязи, соединявший руководство «Ясеня» и начальников отделов.
    В первый день после свершившейся рокировки в бывшем кабинете Полонской ее часто спрашивали по телефону обычной связи. Мартов приглашал ее, и в его присутствии (кивнув ему раз – сидите, не помешаете) Полонская говорила, что ее направили на повышение, и теперь она сидит в кабинете ступенькой выше. И в самом деле: в основном помещении отдела полы были чуть повыше.
    К вечеру того же дня ее спросили и по зеленому телефону.
   – Пригласите Полонскую, - требовательно прозвучал в трубке незнакомый голос.
   Людмила Андреевна пришла на вызов, но, увидев лежавшую на столе зеленую трубку, смутилась и растерянно посмотрела на своего начальника.
   – Мне выйти? - спросил Дмитрий Олегович.
   Она кивнула.
   «Кто-то из руководства», - прикинул он, вспомнив о туманном «Не советуем» со стороны друзей.
   Звонки Людмиле Андреевне по обычному телефону вскоре прекратились, но по аппарату спецсвязи ее по-прежнему спрашивали иногда тем же незнакомым голосом. Кому он принадлежал, Дмитрий Олегович и не пытался высчитывать. Зачем? Может, этого человека он и знать-то не должен. Перед каждым из отделов «Ясеня» стояла своя, совершенно конкретная задача, а к тому, как увязывались они в целом, интерес проявлять не стоило. Одно было ясно: звонил кто-то из начальства.
    Несмотря на опасения Людмилы Андреевны, отношения с Мартовым сложились у нее неплохие, а потом они и вовсе подружились, объяснившись между собой вполне доверительно. Людмила Андреевна сказала, что на «Ясене» быстрее сменится начальство, чем она получит продвижение по службе.
   - Понимаю, - отметил Дмитрий Олегович и кивнул на зеленый телефон.
   - Вот вот, - подтвердила Людмила Андреевна и дополнила, что уже свыклась с этим положением. Оно устраивает ее, пока есть хоть какая-то надежда получить квартиру. И потому ей хотелось бы спокойно работать, помогая начальству, а взамен получать хорошее отношение и снисходительность к ее маленьким слабостям. В свою очередь, она заявила о готовности покрывать слабости своего начальника, вытекающие из его холостяцкого статуса.
   – И вообще, Дмитрий Олегович, вам надо работать над своим вкусом. Ну что это за блондинка, с которой я видела вас на прошлой неделе! Никакой тонкости, и походка такая вульгарная…
   – Вот как? - отметил Дмитрий Олегович. - Я этого не замечал…
   С самого начала они почему-то решили, что ничего личного между ними и быть не может. Его смущал ее рост, а она говорила:
   – Мартов – не мужчина, он начальство, существо среднего рода.
    Кроме нее, в их отделе было еще несколько, в основном молодых, сотрудниц. «Точно в цветник попал» - подумал Дмитрий Олегович, узнав, что приходит в коллектив из одних женщин. В отличие от Людмилы Андреевны, для других сотрудниц отдела он был скорее мужчина, чем начальник, и они все посмеивались над некой странностью, что выявилась в его одежде. Странность эта выражалась в том, что после разговора с женщиной нижняя пуговица на рубашке Мартова почему-то оказывалась расстегнутой. В обычное время в одежде у него все было в порядке, в порядке возвращался он и от руководства. Но стоило ему пообщаться с женщиной, как пуговица на его животе точно расстегивалась сама по себе. Для женщин в отделе это было полной загадкой: и вроде не ерзал он на стуле, и разговор велся самый что ни на есть деловой, а пуговица все равно расстегивалась. Это и выдавало порой Дмитрия Олеговича, когда он уходил куда-то во время работы: после его возвращения женщины в первую очередь смотрели ему на живот. Если пуговица на месте, а сам не в духе, значит, был у начальства и под горячую руку ему лучше не попадаться. Но если пуговица оказывалась расстегнутой, значит, можно расслабиться: после общения с женщинами Мартов был нестрогим. По каким-то приметам сотрудницы отдела даже научились разбирать, был ли он ночью с женщиной, или нет. По их наблюдениям, в дни с положительной динамикой Дмитрий Олегович был особенно, как они говорили, пушистым.
    Хотя и наблюдать это им было обидно: ведь после разговора с женщинами отдела нарушений в его одежде не возникало.

   Однажды Полонская сама напросилась в командировку. Их отдел принимал участие в разработке изделия, испытания которого проходили где-то в Сибири. Представители отдела уже бывали там и с ужасом рассказывали о местной гостинице, холодной и неуютной, точно каземат. Поэтому Дмитрий Олегович не мог не удивиться, когда Людмила Андреевна положила ему на стол заготовленное распоряжение о своей командировке в этот город. «Что-то тут не так,» - подумал Мартов, подписывая документ, и чуть позже поднял трубку зеленого телефона. Из разговора с коллегой – начальником отдела, чьи сотрудники участвовали в разработке того же изделия, он узнал, что в этот раз на испытания едет кто-то из руководства предприятия. «Кажется, Рыжков, главный инженер,» - пояснил коллега.
   «Вот и ответ на загадку», - с немалым удивлением решил для себя Дмитрий Олегович. Главный инженер «Ясеня» Василий Петрович Рыжков был щуплый, сорока с лишним лет человек, невысокого роста и маловыразительной наружности. Одним словом – серый воробей. Мартов вспомнил, как Людмила Андреевна все вздыхала о мужчинах, под которыми бы она хрустела, и задумался: «Что же их связывает?» Ответ на одну загадку породил другую.
   В течение недели, пока Полонская была в этой командировке, по зеленому телефону ее ни разу не спрашивали. Но после ее возвращения звонки возобновились.
   Через какое-то время Полонская вновь напросилась на испытания. Дмитрий Олегович без труда узнал, что и Рыжков едет в командировку. По аппарату спецсвязи Полонскую не спрашивали и на этот раз. Зато ее спросили по обычному телефону. Звонила женщина; несмотря на некоторое напряжение, голос у нее был довольно приятный – Мартов даже пожалел, что этим голосом спрашивали не его, а Полонскую.
    - Людмила Андреевна в командировке, – ответил Дмитрий Олегович. – Может, вы хотите ей что-то передать?
   - Что можно ей передать? – вздохнули в трубке. – Пожалуй, ничего. Мне достаточно и того, что она в командировке. Ничего доброго сказать ей не хочу, но и плохого желать не стану.
   Дмитрия Олеговича вдруг осенила догадка.
   - Не знаю, как вас зовут, - сказал он, не думая о последствиях, - но я знаю, кто вы.
   - Неужели? – с некоторой иронией спросила женщина.
   - Конечно, - подтвердил Дмитрий Олегович и смело спросил: – Ваш муж тоже в командировке, а раз так, то стоит ли нам огорчаться их отъездом?
   В трубке замолчали. Молчал и Дмитрий Олегович. Наконец он услышал:
   – Вы сами-то поняли, что сказали?
   – Да, и я это сказал сознательно, – тихо произнес Дмитрий Олегович, но в голове у него поднялась такая буря… Он и ругал сейчас дурную свою натуру походника, но и хвалил себя за такую смелость: Мартов уже чувствовал приближение волшебства, для этого ему хватило всего нескольких слов, сказанных таким приятным голосом. В этом и был он весь как мужчина.
   В трубке по-прежнему молчали, но Дмитрий Олегович уже не мог себя остановить:
   - Я могу повторить эти слова, и рад буду услышать ваше имя…
   Снова молчание и, наконец, ответ, чуть слышный.
   - Не стоит об этом по телефону. Возможно, я вам еще позвоню…
   Дмитрий Олегович не успел ничего сказать – в трубке послышались короткие звонки.
    На другой день она позвонила, и они договорились о встрече.


    Глава 2. Остров на свои деньги

    Ольга Павловна Рыжкова остановила машину, бордовую, с темными стеклами «Ауди», у края лесной дороги. Они вышли на полянку, устланную багряно-желтой листвой. Смотреть на нее было и приятно, и грустно.
    Рыжкова была, видимо, чуть старше Мартова. У нее была тонкая фигура, тонкие черты лица в обрамлении каштановых, с прядями тонких, окрашенных в светлые тона, волос. И что сразу обнаружилось, Ольга Павловна была тонкой натурой: Дмитрий Олегович сразу понял, что никакого туману, подобно задымлениям на эстраде, развешивать вокруг нее не стоит. Он стал обнимать ее, едва ступив в осеннее царство. Они целовали друг друга, но казалось, что одновременно они целуют и открывшуюся им красоту. Деревья вокруг казались торжественными, ветерок-озорник начинал порой кружить вокруг них, и тогда оставшиеся на ветках редкие, уже застывшие от первых подморозок листья позванивали, как мелкие монетки.
    Затем они снова ехали в машине. Дмитрий Олегович поглаживал Ольгу Павловну: и нежно, и требовательно, и даже грубо – в той мере, в которой грубость сочетается с нежностью. Наконец она не выдержала и остановила машину. Они снова вышли в царство осени. Ветерок-озорник уже стих, и деревья стояли молчаливые. Лишь у одной осины вдруг зазвенели, как монетки, редкие листья. Они западали на землю с тихим стуком; часть этих листочков опустилась и на одежду парочки, что позабыла тут обо всем и вся… Дмитрий Олегович собрал потом несколько этих листочков и оставил себе на память.
    На обратном пути он с еще большей нежностью поглаживал Ольгу Павловну, но движения его были медленными, умиротворенными, в них не было уже той требовательности и тем более грубости.
    В последующем, когда они снова выезжали на природу, Дмитрий Олегович буквально с первого загородного километра так начинал выводить из себя Ольгу Павловну, что она еле дотягивала до укромного места, чтобы выпрыгнуть из машины и чуть ли не бегом устремиться в лес. Когда совсем стало холодно, они запрыгивали на заднее сиденье машины…

    В один из дней, накануне выходных, Ольга Павловна заехала за Мартовым после работы. Они выехали за город, чтоб хотя бы разок еще погулять по лесу, готовому надеть на себя зимние одеяния. Неожиданно пошел снег; он лепился к темным стеклам машины, сыпался на ветви деревьев, опавшие листья и вылинявшую траву, смиренно прижавшуюся к земле. Ольга Павловна резко повернула «Ауди» и помчала ее обратно к городу. Не доезжая до поста ГАИ, она вновь развернула машину и направила ее по узкому шоссе к одному из дачных поселков.
    Дача у нее была основательной: с особыми изысками кирпич, большая, выходящая в сад веранда, красивая мансарда над первым этажом. Едва переступив порог дачи, Рыжкова и Мартов накинулись друг на друга. Снег, что свалился им на головы, будто обрушил на них волны страсти. И такой была потом эта ночь! Такое утро, такой день! Безумные и нежданные - как любовь. Потому что нет у любви ни рассудка, ни расписания – она всегда как снег на голову…
    - Если вздумаешь мне изменить, - с нежностью говорила она, когда они возвращались в город, – или совершишь другой скверный поступок, я все равно тебя прощу. Только помни об этой встрече…
    - Хорошо, - ответил он, - я буду помнить. Но ловлю на слове: ты обещала мне все простить.
    - Конечно, я тебя прощу… Знаешь, как отпускают грехи – перед казнью?

    Ольга Павловна построила эту дачу исключительно на свои деньги. Дача стала для нее островком, на котором муж ее бывал лишь изредка. Когда-то она не посмела бы и мечтать о таком…
    Рыжкова была специалистом по лазерам и заведовала лабораторией в крупном НИИ, занимавшем отдельный многоэтажный корпус. Часть помещений лаборатории размещалась в цокольном этаже, где не было и подобия окон. Столы на водяных и магнитных подушках, точнейшие инструменты и оптика, гранитные плиты весом в несколько тонн, чтобы ничто не повлияло на работу приборов, - все это стоило бешенных денег, сотрудники лаборатории боялись и пройти мимо лишний раз.
    После развала Союза для института последовали годы неопределенности, а вслед за тем и агонии: финансирования не было не только на новые разработки, но и на существование НИИ вообще. Однако сотрудники института выходили на работу, хотя зарплату не получали уже много месяцев.
    Какое-то время в лаборатории Рыжковой еще проводились исследования - Ольга Павловна надеялась, что они станут основой ее докторской диссертации; на что-то рассчитывали и другие сотрудники. Иногда они работали по вечерам, потому что днем в институте отключали за неуплату электричество. Однако потом и этой возможности не стало.
    Но распадаться коллектив института стал лишь после официального объявления о его закрытии. Кто-то уехал за рубеж, кто-то перешел на преподавательскую или иную работу. Но те, кто остался, по привычке выходили на работу, надеясь, что на базе НИИ будет создано новое предприятие, и их трудоустроят на нем, пусть даже и не по специальности.
    С тяжелым сердцем Ольга Павловна наблюдала, как за какие-то долги вывозили то одно, то другое оборудование ее лаборатории. Гранитные плиты вытащили на задний двор института, и вскоре около них появились неизвестные люди. Затем подъехал автокран с компрессором на прицепе, и эти громадины, с нежнейшим образом отшлифованными поверхностями, стали… раскалывать отбойным молотком.
    Равнодушно смотреть на такое было невозможно. Не сдерживая эмоций, сотрудники лаборатории выбежали во двор. Одна хрупкая научная сотрудница выхватила из рук рабочего отбойный молоток. Ей на помощь тут же подскочила другая женщина, и они вдвоем приставили инструмент прямо к груди рабочего. И так держали эту тяжесть - откуда только силы взялись!
    В страхе компрессорщик заглушил свой агрегат, и на весь двор стал слышен истошный крик женщин:
    – Не подходи! Убьем к чертовой матери!
   В считанные минуты рядом с ними встали и другие сотрудники лаборатории, а еще через короткое время сюда сбежались десятки людей. Автокран с компрессором развернулся и уехал от греха подальше, освободившееся место заполнили сотрудники института.
    У гранитных плит – виновников событий – образовался стихийный митинг. Тщетно директор института объяснял собравшимся, что плиты забирают гробовщики в счет расчетов за долги энергетикам. Он размахивал пачкой документов с печатями, но научные сотрудники все не могли уразуметь, что за расчеты могут быть между гробовщиками и энергетиками, и причем тут их институт (которого уж не было, но и этого они все не могли уразуметь до конца).
    Наконец до собравшихся дошло, что к сделке с плитами причастны городские власти. И митинг политизировался. Позвонили в газеты, на телевидение, потребовали приезда мэра. Тогдашний глава города пришел к власти на волне демократических перемен, но позднее дела возглавляемой мэром команды все чаще стали сравнивать с действиями бандитских группировок, постепенно прибирающих к рукам лакомые куски городской собственности. Только бандиты стремились скорее легализоваться в бизнесменов и отъем собственности старались осуществлять хотя бы внешне на законных основаниях. А приближенные мэра забирали собственность, порой и не думая о соблюдении законности. Собственно говоря, в то время по такому сценарию развивались события и во многих других российских городах.
    Страсти на митинге накалились, и гранитные плиты превратились в горячую трибуну. Понаехали журналисты, прибыл и руководитель правового департамента мэрии, человек, известный своей близостью к главе города. Он же считался и первым помощником «бизнесменов» в приватизации госпредприятий. «Юрист в законе» стал убеждать собравшихся, что плиты передаются гробовщикам на законных основаниях. Что в счет расчетов за эти плиты они будут хоронить граждан, имеющих льготу быть похороненными за счет городского бюджета…
    Мало что понимая в этих словах, его часто перебивали.
    - Выходит, плиты пойдут на памятники людям, которые еще живы?
    - Формально вы правы, – улыбнулся представитель мэрии, - плиты пойдут в счет расчетов за ритуальные услуги будущего квартала.
    - Получается, уже известно, кто умрет в следующем квартале?
    - Нет, конечно, – ответствовал выступающий, - кто умрет, точно неизвестно, но сколько человек уйдет из жизни, можно прикинуть. По статистике…
    - А вы не думаете, что закрытие нашего института может повлиять на эту статистику? Мы много месяцев не получали зарплату, многие семьи попросту голодают!
    - Пусть сначала нам выплатят долги по зарплате, а потом забирают!
    Крики, возмущенные возгласы, гневные взгляды – представителя мэра разве что не стаскивали с гранитной трибуны.
    - И не вы ли, господин из мэрии, разрешили открыться магазину, где продают паленую водку? Сколько человек вы уже погубили? Кто ответит за смерть нашего товарища?
    - Может, и его похороните за государственный счет? В семье-то у него хоть шаром покати…
    Представитель мэрии недоуменно повернулся к директору института, что стоял рядом с ним. Тот пояснил, что накануне скончался их сотрудник, отравившийся фальшивой водкой; спивавшийся от безнадеги, он купил это зелье в магазине неподалеку и к вечеру умер.
    – Кстати, - почти шепотом добавил директор, - мы сообщали об этом магазине куда следует, но сами знаете, водочная мафия откупится от любой проверки…
    «Юрист в законе» понимающе кивнул головой и продолжил свою речь. Он стал объяснять, что у города нет «живых» денег на похороны льготников, потому и приходится расплачиваться с ритуальными фирмами по зачетным схемам. В данном случае городу помогают энергетики, которые в счет налогов передали ритуальной фирме часть институтского долга за электроэнергию…
    Научным сотрудникам, включая докторов и кандидатов наук, сложно было понять эти схемы-выверты, и они почувствовали себя вконец оглупевшими. Глупым было и положение Рыжковой: получалось, что ее сотрудники попусту взбаламутили стольких людей. И тогда она поднялась на плиты по приставленным к ним деревянным ящикам.
    - Я не знаю, что написано в этих бумажках, - сказала она, кивнув на пачку документов в руках директора, – но всем, думаю, ясно, что на могилы ветеранов войны или малоимущих граждан памятники из такого гранита ставить не будут. Наверняка есть утвержденная смета и превышать ее никто не будет. Так кому же пойдут эти плиты? Пусть ответят на эти вопросы. Есть тут кто-нибудь из ритуальной фирмы?
    - Есть, - раздался голос, и из толпы митингующих выдвинулся прилично одетый человек с папкой в руке, этакий клерк от новорусского бизнеса.
    - Так кому пойдут эти плиты? – спросила его Ольга Павловна.
    - Сейчас посмотрим.
    Клерк раскрыл папку, вынул на свет божий стопку бумаг, полистал их и назвал заказчиков, среди которых были цыганский барон и известная в городе охранная фирма; от бандитской «крыши» она отличалась лишь тем, что коммерческие структуры за навязанные «услуги» платили ей вполне официально. Три месяца назад одного из ее руководителей расстреляли прямо у входа в офис. Однако заказ от охранной фирмы поступил не на один, а сразу на три памятника из гранита; как пояснил представитель гробовщиков, материал на два памятника заказан охранной фирмой про запас, для будущих нужд.
   – Странное сходство, – прокомментировала эту информацию Рыжкова. – Официальные власти, забывая о нуждах живущих, проявляют заботу о горожанах, которым предстоит умереть. А эта структура, тоже власть, но не официальная, проявляет заботу о своих еще не расстрелянных соратниках…
   Среди научных сотрудников раздались смешки.
   – Но вы хоть знаете, - продолжила Ольга Павловна, - какова настоящая цена этих плит? Их поверхности, ровные как лазерный луч, отшлифованы так, как не шлифовали и плиты для Мавзолея. Я знаю, что говорю - сама заказывала их для лаборатории, сама же и доставляла! Пусть мне же и поручат теперь их реализацию! Я продам их в Москву, там и покруче авторитетов отстреливают, жмотиться не станут. А нет, так продам на мавзолей какому-нибудь арабскому шейху. И денег выручу столько, что хватит схоронить и все вашу мэрию - когда у народа лопнет, наконец, терпение! Вы согласны со мной, господин из мэрии?
    - Согласен! С такой женщиной, да не согласиться! – господин из мэрии натянуто улыбнулся; он уже говорил с кем-то по мобильному телефону, тогда они еще были в редкость.
    Ольга Павловна и сама не ожидала от себя такого напора. Но так жалко ей было этих плит, жалко оборудования, вывезенного из лаборатории неизвестно куда. Самой себя было жалко, своей докторской диссертации, на которой можно было теперь ставить крест, жалко всей своей карьеры ученого. Перед отъездом за рубеж ее друзья, ведущие специалисты института, говорили о смутном будущем российской науки - во всяком случае на ближайшие десять лет; убеждали и ее ехать с ними. Но ей не верилось, что с такой легкостью начнет рушиться то, что создавалось так долго и трудно. И как было ехать с сыном-дошкольником да мужем, инженером на оборонном предприятии, - кто его выпустит за границу, да не хотел он никуда выезжать, совсем не хотел.
    Митингующие не раз прерывали Рыжкову криками восхищения. Видя такую поддержку, Ольга Павловна перешла к конкретным предложениям:
    - Так вот, уважаемый господин из ритуальной фирмы, расскажите о том, что тут говорилось, вашим заказчикам из охранной структуры…
    - Чего я буду им пересказывать? - возразил клерк от новорусского бизнеса. - Вот человек от них, с ним и говорите.
    Из-за его спины выступил вперед крепкий паренек в спортивных брюках, светлых кроссовках и так далее – одним словом, представитель охранной, что значило тогда бандитской, структуры; в руках у него была кожаная барсетка.
    - Вы слышали, о чем мы тут говорили? - спросила его Рыжкова.
    - Слышал, как не слышать.
    - Так вот, передайте своему начальству: мы не против, чтоб ваши люди покоились под этими плитами. Но пусть позаботятся и о нас, живых. Пусть нашим семьям окажут благотворительную помощь. Но не деньгами – они до нас не дойдут. Пусть привезут сахар, тушенку, гречку, рис, муку, да чтобы на всех хватило. Скажете: мы будем ждать…
    – Нет проблем, сейчас запрошу.
   Крепкий паренек достал из барсетки телефонную трубку и вытянул из нее длинную антенну (говорили, телефон с такой чувствительной антенной очень вреден для головы, но крепкого паренька из охранной фирмы это, очевидно, не заботило.)
    - Нет проблем, - ответил он, наконец, собравшимся. – Сказали: все сделают, им уже сообщили.
    - Сообщили? Когда? Кто же это расстарался?
   Вспомнив, что «юрист в законе» звонил по мобильному телефону, Ольга Павловна повернулась к нему с нескрываемым удивлением, на что тот лишь деланно развел руками: «А что делать, иначе теперь нельзя…»

    Спустя короткое время на базе институтского корпуса образовался торгово-офисный центр. Коммерческий отдел нового предприятия возглавила Рыжкова – после нашумевшей истории с плитами другие кандидатуры на эту должность даже не рассматривались. Спустя несколько лет Ольга Павловна открыла собственную фирму по поставке и сервисному обслуживанию компьютеров и прочей оргтехники. Компьютеры – после лазеров это было второе, на чем, по словам Рыжковой, она «подорвалась». Ей мечталось, что со временем будут созданы компьютерные программы, с помощью которых и без громоздкого оборудования можно будет моделировать процессы, необходимые для продолжения ее научных исследований. Но пока это была только мечта…

    Глава 3. О душах наших грешных

   - Ты молодец, - отметил Дмитрий. – Так переключиться с науки на бизнес… Я бы не смог.
    - Кто знает, Дима, – задумчиво сказала Ольга. – Если б твое предприятие разогнали, возможно, ты так же прошел этот путь.
    - Нет, Оля, я бы не смог. И не смогу, если что. Поэтому у меня долго еще не будет ни такой «Ауди», как у тебя, ни такой дачи. Я всего лишь радист, инженер, больше ничего не умею.
    - А женщинам мозги парить? Хвост распускать перед ними? Тебе бы товарами для женщин торговать, быстро бы заработал – и на машину, и на дачу.
    - Ну ты сравнила… Продавец к любому покупателю примеривается: купит не купит. Я же, по-твоему, на любую женщину смотрю: можно с ней или нельзя?
    - Что, разве не так? – лукаво спросила Ольга.
    - Ты и сама мастер мозги пропаривать…
    - Конечно, иначе в бизнесе и нельзя.
    - А в отношениях с мужчинами?
    - Милый, у женщин это прописано в генетическом коде.
    - Все, значит, запрограммировано…
   Они лежали на раздвинутом диване у камина и смотрели на огонь, ровный, точно приглаженный, как будто горел он не в настоящем, под дрова, камине, а в его электрической имитации. Объяснялось это просто – за коваными причиндалами к камину виднелся веревочный мешок с этикеткой: «Дрова каминные представительские». В мешке лежали еще несколько аккуратных, одинаковых и по толщине, и по размеру, полешек; казалось, они тоже лишь имитация настоящих.
   Ольга была в новом халате – купила заранее. И все у нее было сделано заранее: спланировано, учтено, сопоставлено с календарем мужа, возможностями Мартова, своими собственными календарями, деловым и женским. Ольга обставляла их встречи, точно готовила важные коммерческие сделки. Она и не скрывала этого: имела ж право и о себе, любимой, позаботиться. Не то старается, устраивает красоту – как на лице фирмы, так и на собственном личике - и все это лишь для какого-то бизнес-кота, жирного и делового, который, прежде чем подписать договор, все норовит заглянуть под юбку фирмы, выведывая что-то скрытое для чужих глаз, а часто и под юбку ее директора.
    «Прямо-таки планово-регулируемая экономика», - ворчал Дмитрий. Про себя ворчал – не хотел портить настроение Ольге. Но он уже замечал в себе подступы ощущений, обратные тому волшебству, что было началом влюбленности.
    Как инженеру Мартову не трудно было понять процессы, блуждающие в металлах под действием электромагнитных полей и токов. Но он не в силах был разобраться в себе, как мужчине: отчего, под воздействием каких таких полей или токов у него в голове (или в семени, поди разбери!) вся предусмотрительность и все старания Ольги теперь вызывали в нем лишь глухое раздражение. «Неужели это было с нами? – недоумевал Дмитрий, вспоминая их первую совершенно безумную и никак не подготовленную поездку на эту дачу. – Что произошло потом, почему?» Он видел, что страсти их неуклонно шли на убыль, а что можно было ждать от лениво бегающих по тускнеющим полешкам огоньков? Людей удерживают, мешают уйти друг от друга семья, с общими детьми и имуществом, общие дела, бизнес, общие ненависть и привязанности, чувства вины или преданности. Ничего этого не было между Мартовым и Рыжковой.
   Ольга видела в нем эти перемены, но относилась к ним спокойно, точно и они были предусмотрены ею заранее.
   - Хочу посоветоваться с тобой по одному поводу, - сказала она. - Но сначала надо честно поговорить о другом.
   - О чем? – спросил было Дмитрий, но взглянув в глаза Ольги, поправился: - Впрочем, я знаю, о чем ты хочешь говорить – о наших отношениях.
   - Да, и хорошо, что ты сам это сказал, терпеть не могу, когда близкие мне люди начинаю врать.
   - Я это знаю. Ты, конечно, помнишь, как начинались наши отношения.
   - Да, ты был удивительно прямолинеен.
   - Я и сейчас вижу тебя такой, какой ты была при первой встрече. И тогда ты была так же напряжена, и глаза твои были столь же волнительны…
   - Стоп-стоп-стоп! – удивленно воскликнула Ольга. - Я не поняла, ты что – снова будешь говорить о горячих желаниях, возникших у тебя от одного лишь звонка по телефону? Ты ворвался в мою жизнь как ураган! Но ураганы скоротечны и, судя по последним встречам, наш с тобой уже успокаивается. Разве не так?
    Вместо ответа Дмитрий поднялся с дивана, вытащил из веревочного мешка три-четыре полешка, и подложил их вместе с щепками в камин, к лениво тлеющим уголькам. Спустя считанные минуты огонь в камине запылал с прежней страстью. И с прежней страстью Дмитрий и Ольга набросились друг на друга…
    - Так нечестно, - едва переведя дух, произнесла Ольга. - Ты теперь каждый раз будешь дрова подкидывать?
    - Ты разве против?
    - Нет, я не против. Но есть обстоятельства, которые могут помешать, а то и совсем потушить наш костерочек – как бы ты ни старался его раздувать. Возможно, ты и сам решишь его затушишь, прямо сейчас…
    - Может, не надо сейчас? – с натянутой улыбкой спросил Дмитрий; хороших новостей после таких предисловий ждать не стоило.
    Ольга положила голову на его руки и закрыла глаза. Какое-то время они молчали. Огонь в камине утих, лишь по черным головешками изредка пробегали, скрываясь в золе, мелкие огоньки.
    Наконец Ольга сказала еле слышно:
    - Как бы я хотела не начинать этот разговор… Но что делать! Давай пройдем в нашу библиотеку, она в комнате на мансарде.

    Когда-то таким книгам в личной библиотеке можно было позавидовать. За ними выстраивались длинные очереди, их получали по блату, собирали для приданного и оставляли в наследство. Из-за них немалому числу граждан ставили едва ли не медицинский диагноз «книгоман», снять который было трудно, даже заставив человека прочесть хотя бы часть его книжных приобретений. Родители Ольги гордились, что в качестве приданного за дочерью молодая семья Рыжковых получила от них и богатое собрание книг. Сколько-то книг получил от родителей и Василий Петрович. Теперь, в эпоху недефицита всего, кроме денег, эти собрания сочинений, энциклопедии, словари, отдельные книги советских еще лет издания пылились в забвении на стеллажах.
    Не торопясь, Дмитрий просматривал книги из библиотеки Рыжковых, изредка останавливаясь глазами на том или ином томе, пока во втором ряду не обнаружил сочинения Маркса-Ленина и их продолжателей. Причем некоторые издания были в двух или даже трех экземплярах.
    - Добрался до нашего мавзолея? – с иронией спросила Ольга. Она подошла к Дмитрию и положила руки ему на плечи.
    - Действительно, мавзолей, - ухмыльнулся Дмитрий. – Но почему здесь столько дублей?
   - Это Гусева вашего.
   - Кадровика из «Ясеня»? – спросил Дмитрий. - Он что, так дружен с Рыжковым?
   - Общаются.
   - На хранение, значит, передал...
   «Знакомая история», - подумал про себя Дмитрий. Столько лет прошло после слома старого режима, пора бы и не бояться его возврата. Но выбросить книги и другие символы эпохи, с которой связано столько воспоминаний, которой отдано столько энергии, порой очень искренней и чистой, у многих просто не хватало духа. И потому их как котят отдавали в хорошие руки или пристраивали как-то иначе.
   - Эти книги, - продолжила Ольга, - они разыгрывали в шахматы: проигравший должен был оставить их у себя. Гусев с Васей еще те шахматисты, все время партии разыгрывают: и на доске, и в жизни. Муж проиграл, и Гусев отдал ему свои книги. Я говорила Василию: да выбрось их, и так шкафы все забиты. Но куда там! По условиям игры проигравший должен хранить эти книги, пока Ленина не вынесут из Мавзолея.
    - Вот как? Значит, что-то значит еще эта мумия?
    - Наверно… Но в ней ли только дело? Души-то наши грешные - о них-то кто позаботится…
    После некоторого колебания Ольга взяла из «мавзолея» один из томов сочинений Ленина. На вид он ничем не отличался от других своих синих собратий, только раскрыть его обычным образом не удалось бы. На первый взгляд, страницы книги были склеены между собой: ни дать ни взять полиграфический брак. Однако стоило Ольге приложить немного усилий, и задняя крышка книги отщелкнулась. Блеснула никелированным верхом небольшая кнопка, такие используются вместо пуговиц на рубашках и другой одежде. Книга раскрылась и стало понятно, что это ни что иное, как импровизированная шкатулка для бумаг. Страницы книги были действительно склеены по краям, но середина книжного блока была аккуратно вырезана и доверху заполнена документами, какими-то письмами, просто исписанными мелким почерком листками.
    Ольга перебрала в шкатулке ряд бумаг и извлекла несколько, сложенных вдвое листков. По виду это была ксерокопия какого-то документа – на последней его странице, после набранного на компьютере текста, шли несколько подписей и печать одинакового черного цвета.
   - К разговору о душах наших грешных, - вздохнув, произнесла Ольга. - Возьми вот, почитай.

    Да, это был документ о душах человеческих. Хозяйка дачи положила перед Дмитрием копию протокола заседания жилищной комиссии предприятия «Ясень». Среди присутствующих – начальник отдела кадров Гусев Николай Юрьевич и главный инженер Рыжков Василий Петрович. В числе вопросов, рассмотренных на заседании, – распределение квартир в новом, построенном для работников «Ясеня», доме. В заранее подготовленный документ комиссия внесла лишь одно изменение: по предложению главного инженера Рыжкова В.П. отказано в предоставлении новой квартиры Полонской Л.А. в связи с тем, что фактически она проживает одна в отдельной, хотя и малогабаритной, однокомнатной квартире, а ее сын-дошкольник живет в квартире родителей Полонской.
    Мартов думал потом: что было на душе у Рыжкова, когда он решился заблокировать предоставление квартиры своей любовнице? Боялся, что, получив квартиру, Полонская прервет их связь, позарившись на более подходящего для нее мужчину? В свободном полете она, наверное, и крылом не поведет в сторону Рыжкова. Но наверняка был в душе Рыжкова и страх перед Полонской: ведь очень может быть, что она узнает, кто помешал ей получить квартиру. Как поступит она - на холодную голову, сдержав порыв сразу же придушить Рыжкова как последнего мерзавца? Но проголосуй он за выделение квартиры Полонской, и кто знает – вдруг во вред ему пойдут слухи о его участии в этом вопросе? Чтобы обезопасить себя, Рыжков, видно, и хранил на всякий случай копию этого протокола, запрятав ее подальше от чужих глаз. Так книги классиков марксизма-ленинизма ко всему прочему стали еще и хранилищем мерзкой тайны одного из своих бывших апологетов.
    «О-хо-хо, душа человеческая, - подумалось Мартову, - чего ты только в себе не вынашиваешь…»
    А вслух сказал:
    - Товарищу Рыжкову и в голову не могло прийти, что кому-то вздумается открыть томик вождя. Но он и на этот случай подстраховался, сделав из книги потайную шкатулку. Может, скажешь теперь, - Дмитрий повернулся к Ольге, - зачем ты показала мне этот документ?
    Ольга взяла у мужа копию протокола.
    - У меня с мужем свои счеты, позже ты сам все узнаешь. Поэтому я и решилась встретиться с Полонской. Собралась с духом и позвонила ей. Может, и отдала бы ей копию протокола. Но, как выяснилось, она укатила вместе с моим благоверным. Затем ты обрушился на меня как ураган…
    Дмитрий обнял ее и принялся целовать, но Ольга вывернулась и жалобно сказала:
    - Ну хватит, зажигаешься от одного слова! И так довел меня до белого каления… Дело в том, что кому-то стало известно о наших с тобой отношениях, но главное – кто-то уже сообщил об этом Гусеву, от него и Василий мой все узнал.
   - Неприятная новость, - протянул Дмитрий. – Мне-то что, я холостяк, однако тебе это создаст проблемы…
   - Вот здесь ты не прав, - возразила Ольга. – Мне Рыжков и слова не скажет, знает, что в ответ я ему такой счет выставлю. Я о тебе беспокоюсь.
   - Боишься, что он вызовет меня на дуэль?
   - Плохо ты его знаешь. Он действует другими методами.
   - Неужели станет подстерегать меня на лестничной клетке?
   - Напрасно смеешься. Он уже говорил о тебе с Гусевым.
   - Странно… - озаботился Дмитрий Олегович. – Что он мог выспрашивать у кадровика? Анкетные данные? Ты уверена в этой информации? Василий Петрович при тебе расспрашивал Гусева?
    - Нет, я это знаю от Ани, секретарши Гусева. Мы с ней подруги.
    - Понятно. Что же это может значить?
    - Ничего хорошего я не жду. Ты знаешь про военпреда, который жил с Полонской до того, как его послали в Чечню?
   - Слышал. Майор-связист, погиб он там.
   - Но ты не знаешь, кто его туда направил.
   - Командование, кто ж еще…
   - Главный инженер Рыжков, вот кто его направил.
   - Он-то с какого боку тут?
   - Ни с какого. Зато его друг Николай Юрьевич Гусев в постоянных контактах с военкоматом и службой заказчика от Минобороны. Видно, дорожит мой Вася своей любовницей, и как понял, что майор стал для него серьезным соперником, попросил Гусева пробить ему командировку в горячую точку.
   - Вот скоты! - не удержался Дмитрий. – Прости, ведь Рыжков твой муж…
   - Ничего, по сути ты прав.
   - Как же ты с ним живешь?
   - Не знаю… Сколько раз хотела уйти, но видно, время еще не подходило. На измены его… - Ольга с некоторым напряжением посмотрела на Дмитрия, - отвечала изменами, отдыхаем отдельно, о денежных вопросах и говорить не приходится. Сын вырос, многое понимает, и сейчас, чувствую, время это пришло. Мы с Аней, в принципе, уже решились…
   - Аня – это та секретарша Гусева?
    - Да. Раньше она работала в канцелярии «Ясеня», но потом сын ее попал в какую-то историю, могло закончиться колонией для несовершеннолетних. Гусев все равно узнал бы об этом, и Аня пришла к нему на прием, сама рассказала обо всем, попросила помощи. Возможности у Гусева большие, вопросы с милицией он решил, но вместо одной проблемы у Ани возникла другая: документы на сына оказались в руках Гусева, и теперь Аня у него на крючке. Сначала он перевел ее к себе в секретарши, затем стал вынуждать поддерживать его сексуальность. Старый козел! Убедившись, что и Аня не может его расшевелить, выставил ее на кон в шахматной игре с Рыжковым. И проиграл.
    - Нет, ну что за скотство, слов не хватает, как это назвать… - снова не удержался Дмитрий. – И муж Ани ни о чем не догадывался?
    - С отцом своего сына она давно разошлась. А мужчина, с которым жила в последнее время, ушел как только началась эта катавасия с ее сыном. Он работает в областной администрации, испугался за свою карьеру.
    - Бедная Аня…
    - Конечно, она пережила нелегкие дни… Но сумела собраться, не потерять себя.
    - Так что, она не согласилась лечь под Рыжкова?
    - Да нет… Гусев думал, что из-за документов на сына Аня будет игрушкой в его грязных играх. Он хотел передать ее Рыжкову, чтобы быть в курсе его дел. Но получилось, что это Аня теперь насаживает их на свои крючки.
    - Это какие такие крючки?
    - В наше время лучшие крючки – это информация.
    - Вот как? Она собирает на них компромат, чтобы потом обменять его на свою свободу, на документы против сына?
    - Это как получится, важно то, что мы с ней теперь заодно. Это я помогла ей собраться с духом. Максимум, что ей было вначале по силам, это позвонить мне на работу и, не назвавшись, сообщить о месте будущей встречи моего мужа с другой женщиной. Аня думала, что я застукаю их вместе, и тем самым она избавится от Рыжкова. Но я лишь сфотографировала ее на подходе к назначенному месту, а затем точно случайно встретила там своего дорогого Василия. Нельзя сказать, чтоб он сильно расстроился. Я была на машине, и мы вместе уехали домой. По фотографии я узнала, кто это женщина, и сама предложила ей встретиться. С тех пор мы подружились и мало того, стали сообщниками. Вдвоем с Аней мы стали намного сильнее. И тебя она знает как облупленного.
   - Разве? Во время собеседований у Гусева я видел в приемной у него такую строгую, едва ли не пенсионного возраста женщину.
   - Так и есть. Этот старый козел спровадил ее на пенсию, и вместо нее взял Аню. А теперь он с Рыжковым что-то замышляют против тебя. Это страшные люди, их нельзя недооценивать…
   - Ну, в горячую точку меня не пошлют, но подстроить что-то, связанное с режимом секретности, или спровоцировать брак, как-то иначе подставить… Это они могут, да что толку-то? Ну, уволят меня с завода, это ж не помешает нам встречаться.
   - Значит, они придумают что-то иное, - сказала Ольга и взяла его за руку. - Давай вернемся в каминную.
    Огонь в камине совсем затих. Ольга собрала диван, и они сели рядом друг с другом.
    - Я буду с тобой откровенна. Может быть, слишком откровенна, или даже недопустимо откровенна. Мне это будет нелегко, но иначе весь дальнейший разговор потеряет смысл. Я буду откровенна перед тобой и как женщина, которая влюбилась в тебя с нашей первой, наверное, встречи, и… - тут Ольга замешкалась, но все же произнесла: - и как женщина, которая давно любит другого человека. Или нет. Наверное, точнее будет сказать, что я люблю и тебя, и еще одного мужчину, Андрея, человека из моего прошлого. Я не знаю, как это во мне уживается.
    Ольга несколько минут молчала и, наконец, продолжила:
    - Тебя я люблю сейчас, а Андрея я полюбила раньше, несколько лет назад. Влюбившись в тебя, я спрашивала себя много раз – продолжаю ли я любить Андрея, и отвечала – да. Эта любовь протекает как бы параллельно с моей жизнью. Мы можем не видеться очень долго, только изредка перезваниваться, но и это не может повлиять на мою любовь. Это мои сердечные накопления, точно тайные счета в банках. И они так же, как счета в банках, придают мне уверенность в будущем. Я не боюсь, что наш с тобой костер потухнет – знаю, что у меня в загашнике, на моих тайных сердечных счетах, была, есть и будет другая любовь, она не даст мне потерять себя и опустить руки, даже если Андрей совсем меня позабудет.
    Внешне Дмитрий ничем не проявил свои эмоции, он только взял ладонь Ольги в свои руки, чтобы дать ей понять: продолжай, я понимаю, как нелегко тебе это говорить…
    - Андрей выручил меня, когда мне было очень тяжело. Это касалось как моей фирмы, так и меня лично. Он помог мне и как юрист, и как человек. И я приняла его и как юриста, и как мужчину. У нас был роман, который со временем почти сошел на нет – по разным причинам. Но я абсолютно уверена, что если понадобится, он снова придет мне на помощь, и… - Ольга задумчиво посмотрела на угольки в камине, - и мы снова будем близки, даже если у него будет своя жизнь, а у меня – своя. Потому что наши отношения с ним – вне других отношений. Ведь любовь может быть разной – любовь к мужу, любовь к ребенку, любовь к родительскому дому. Любовь к мужу не мешает любить ребенка или родительский дом. Ты понимаешь, о чем я? - спросила Ольга, обернувшись наконец к Дмитрию.
    - Конечно, – ответил Дмитрий. – Я понимаю, что любовь к тому мужчине – это нечто особенное. Она существует одновременно с любовью к другому человеку и никак этой любви не мешает…
    - Ты правду говоришь? Ты правда все так и понял? – с радостным оживлением воскликнула Ольга. – Мне уже стало легче. Но… - Ольга опять замялась. - Я тебе не все еще сказала.

    Глава 4. Контракт на 2000 лет

   Ольга бросила в камин пару полешков, но без щепок быстрый огонь не занялся, лишь на углях лениво вспыхнули мелкие огоньки.
    Дмитрий посмотрел на нее и понял, что сейчас, наконец, она скажет самое важное.
    - На днях я разговаривала с Андреем по телефону. Рассказала ему все как есть. И о нашем с тобой романе то же. Он и порадовался за меня, и огорчился, насколько я успела понять. Он понял, что у меня с тобой не просто секс, но верит, что я люблю и его, может быть, по-другому, иначе, но тоже люблю. Он сказал, что надо что-то предпринимать, взять инициативу в свою руки, иначе может быть поздно.
    - Он посоветовал тебе что-то конкретное?
    - Андрей позвонил на другой день и предложил такой вариант…

    - Что??? – Дмитрий даже вскочил с места. – Ты что, с ума сошла со своим юристом?
    - Он, кстати, не просто юрист. Он человек пишущий, раньше журналистом работал.
    - Теперь понятно… Выдумщик, одним словом.
    - Его выдумки помогут нам выйти из ситуации…
    - Но при этом я буду с другой женщиной, а ты…
    - Я тебе уже все сказала. Наверное, ты будешь прав, если сочтешь, что тем самым я изменю тебе. Но я уверена – нельзя изменять самой себе. Раз как-то умещаются в моей душе, в моем сердце любовь и к тебе, и к Андрею, то укорять себя за это не буду. Но и ты, конечно, можешь быть свободен, это справедливо.
    Несколько минут Дмитрий ничего не отвечал ей, а потом сказал:
    - Спасибо, что не стала кривить душой, сказала, что думаешь и что чувствуешь. Я тоже хочу быть с тобой откровенным. Но… Что и сказать-то, не знаю. Скажем так: я не знаю, как к этому отнестись. Не знаю, что буду чувствовать, когда ты будешь с этим человеком, и я буду знать, что вы вместе, что вы близки. Наверное, можно любить жену или мужа, мать или отца своих детей, человека, которому ты благодарен и обязан за многое. И в тоже время можно любить, страстно любить другого человека. Я только не знаю, можно ли одновременно любить двух женщин, ни с одной из которых не связан семейными узами…
   Дмитрий подошел к камину, расшевелил золу, выискав в ней несколько красных светлячков, и повернулся к Ольге. Глаза у него были озорно прищурены. Он снова стал говорить, но никакого напряжения в его голосе уже не было:
    - Несколько лет назад у меня были две близкие в плане секса женщины. Они обе мне нравились, и я встречался то с одной, то с другой. Однажды мои подружки узнали об этом, но не стали рвать друг у друга волосы, а подружились. И вот когда я был в спальне у одной женщины, щелкнул дверной замок, кто-то вошел в прихожую и стал раздеваться. Я спросил хозяйку: кто это и что теперь делать. Но та ответила: не волнуйся, это свои. И тут в спальню вошла моя вторая подруга. От неожиданности я даже привстал с постели, но хозяйка удержала меня и лишь сказала той, что пришла: «Присоединяйся!»
    - Ах ты, блядун такой! – не удержалась Ольга. – Я тут перед ним распинаюсь, выворачиваюсь наизнанку, а он, оказывается, и с двумя бабами мастак…
    - Ты все не так поняла! С моей стороны это не было предумышленным, и главное – в этих отношениях не было любви! Все что угодно, только не любовь, во всяком случае с моей стороны.
    - Да что ты оправдываешься? Все я понимаю как надо. Рада, что мы объяснились так вот, без истерик. Не знаю, к чему это все приведет, не будем загадывать. Мы оба свободны, но будем честными друг перед другом; это единственное ограничение, которое должно быть между нами…
    - Ты расскажи об этом Андрее. Как познакомились, в чем он тебе помог. Могу я хоть что-то знать об авторе сценария, по которому ты предлагаешь действовать.
    - Ты помнишь нашу первую встречу?
    - Конечно! Это было осенью. Ты сказала, где будешь ждать, назвала марку машины и ее номер. И вот я вижу бордовую «Ауди» и не знаю, как поступить. Остановился в метре от нее и представил…
    Дмитрий чуть замешкался, но Ольга стала его торопить, точно хотела еще раз пережить каждый из этих моментов.
    - Признаться, мне как-то стыдно говорить об этом. Снова скажешь: «Ах ты, блядун!»
    - Вот как?
    - Я точно школьник волновался перед этой встречей…
    - Что-то я не заметила, чтоб ты вел себя в тот день как школьник. Особенно, когда мы выехали на природу…
    - Это да. Но когда я увидел твою машину с затемненными стеклами и зная, что ты там, мне представилось, что это шикарный будуар, и в нем женщина, которая ждет меня. Мне осталось лишь приподнять нежное одеяло, которым она укрыта…
    - Да… Сколько же в тебе этой охотничьей мужской страсти! Мы ведь и не виделись еще с тобой, только по телефону разговаривали пару раз, а ты уже так фантазировал…
    - Ты не представляешь, как волновал меня твой голос, как я ждал этой встречи!
    - Все-таки хорошо, что у нас были с тобой эти дни, эти встречи…
    - Что примечательно: ты говоришь о нас в прошедшем времени... Но давай вернемся к Андрею.
    - Да, об Андрее. Мне все кажется, что вы в чем-то похожи, хотя он писатель, а в тебе лишь отношение к женщинам романтичное. Все перебираешь нас, одну за другой, одну за другой, никак остановиться не можешь. А ведь сорок уже, давно выбрал бы себе какую-нибудь попроще, чтобы ждала тебя дома, с тарелкой борща.
    - Да-а… С тобой точно начнешь думать о женщине с борщом. Лежит на диване с одним мужчиной и рассказывает ему, что не прочь бы еще побыть с другим…
    - Дима, ну зачем ты так? Я ведь не для этого тебе все рассказала…
    - Ну дай мне хоть поворчать немного! Ты спросила меня о нашей первой встрече. Зачем?
    - Вы такие разные, но как и с тобой, я познакомилась с ним где-то за городом. На природе и закрутился наш с ним роман, стремительно, в одночасье – так же, как и с тобой…

    …Как обычно при поездках в Москву, на выезде из своего города Андрей Михайлович съехал на заправку, метрах в ста от поста ГАИ. Поговаривали, что и заправка эта, и стоянка рядом сначала крышевались, затем и вовсе перешли в собственность кого-то из большого гаишного начальства. Но для Андрея Михайловича это было неважно. Он избегал лишь заправок с флагами той нефтяной компании, что варварски хозяйничала на землях Северного Урала – где раньше жили лишь манси, лесные люди, да зеки, лесные сидельцы, с обслугой из охранников и администрации зон.
   Когда-то Андрей Михайлович и сам относился к такой обслуге – по части душ сидельцев: выпускал в этих краях газету для зеков. До скольких судеб грешных ему пришлось дознаться, но сколько узнал и надежд: видел их в глазах сидельцев, слышал в их рассказах, читал в письмах. Спустя годы он снова побывал в этих краях. Сидельцев здесь заметно поубавилось: лес был вырублен где только можно. И в почти заповедных местах, где раньше Андрей Михайлович мог видеть и медвежат, бежавших, не боясь машин, вдоль дороги, теперь высаживала десанты и губила все живое крупная нефтяная компания… Поэтому Андрей Михайлович и не заправлялся никогда на заправках, оформленных под цвета этой компании.
    Однако «гаишная» заправка на этот раз подвела, причем неожиданным для ее неофициального статуса образом. У аккуратных колонок висели таблички «Технический перерыв», а девушки в павильоне с кассой и прилавками с товарами в дорогу были явно в расстроенных чувствах. Оказалось, на «гаишной» заправке кто-то выявил, вернее – посмел выявить недолив бензина, и опечатал приборы учета.
    Андрей Михайлович прикинул, сколько бензину осталось в бензобаке его «Лады», и покачал головой – до следующей заправки могло и не хватить.
    Он прислушался к себе; чего-то тревожного внутренние его индикаторы безопасности не выдавали, и Андрей Михайлович решил ехать дальше. Он всегда прислушивался к своему внутреннему голосу (как угодно можно называть идущие из подсознания чувства, сигналы или даже просто подсказки на уровне – туда ходи, сюда не ходи). Когда-то, на заре коммерции, Андрею Михайловичу приснился сон, в котором он сам себе едва не перерезал горло. И это помогло ему не совершить один, внешне очень логичный поступок.
    Неизвестно, может ли мышке присниться не только колбаса, но и вставленный в нее крючок мышеловки. Андрей Михайлович смог если не разглядеть, так почувствовать во сне эту конструкцию. В результате он не только не влез в кошмарные долги (и сохранил себе жизнь – в раскладах тех лет можно было и ее лишиться), но и заработал столько, что тут же ушел из коммерции и стал вести более созерцательный образ жизни. Зато неимоверно возросла зависимость Андрея Михайловича от выкрутас его внутреннего голоса. Он мог подорваться на зазывах какой-нибудь секты и с неделю забивать голову разного рода тайными знаниями или даже умениями. В то же время он оставался вполне вменяемым, отделяя явную чушь от чего-то реального (в любой ирреальности есть какой-то процент реального, что и подкупает любопытствующих). А попытки развести на деньги Андрей Михайлович пресекал в присущей ему манере.
    Как-то он посетил пару семинаров о вечной жизни, что проводили апологеты одной западной секты. С учетом проявленного им любопытства Андрею Михайловичу предложили заключить трудовой контракт по служению этой секте. Для начала срок контракта должен был составить ближайшие две тысячи лет, независимо от числа будущих реинкарнаций Андрея Михайловича и планет его обитания.
    Неизвестно, чем бы это все закончилось, может, Андрей Михайлович и заложил бы душу свою на времена вечные, если бы не вмешался, наконец, его внутренний голос. Андрей Михайлович тут же перестроился, но внешне по-прежнему выглядел лохом, назомбированным идеями этой секты.
    С явной заинтересованностью он прочитал текст контракта, со всем согласился, но попросил включить в него пункт об испытательном сроке. На всякий случай. Ведь он, к примеру, хотел бы еще пообщаться с адептами Агни-Йоги; кто знает, во что это может вылиться, и что тогда – две тысячи лет страдать от неразделенной любви?
    - Да-а… - произнес в ответ апологет вечной жизни, - для будущего служения вам стоит пройти у нас еще один семинар и хотя бы несколько сеансов очищения мыслеформ…
    Он выписал направление и приложил к нему счет на триста долларов. Андрей Михайлович чуть ли не с радостью взял в руки эти бумаги, прочитал их точно это были путевки к абсолютному счастью, и сказал:
    - Хорошо, я оплачу этот счет, но при условии, что вы откроете у себя мой депозит.
    - Депозит? Для получения в будущем? Минуточку подождите - мне надо посоветоваться с супервайзером.
    Не снимая улыбки с лица, апологет поднялся с места и отбыл в сторону начальственного кабинета. Спустя короткое время он с той же улыбкой вернулся к своему столу.
    - Мы рады открыть вам депозит на любую сумму и на любой срок. Супервайзер посчитал такое сотрудничество полезным, ведь знания, которые получают у нас, будут актуальны и через много много лет.
    Он положил перед Андреем Михайловичем два счета с печатями и подписями - на оплату услуг и внесение денег на депозит. Второй счет был с двумя незаполненными графами: сумма депозита и на какой срок он вносится.
    - Давайте уточним: какую сумму вы хотите внести на депозит?
    - Интересный вопрос. Сейчас у меня есть с собой какая-то мелочь... - Андрей Михайлович раскрыл барсетку и вытащил из нее две пачки купюр в банковских упаковках. - Да и та в рублях…
    Последние слова Андрей Михайлович произнес с некоторой долей презрения и положил деньги обратно в барсетку.
    - На депозит я внесу доллары, сами знаете, это валюта надежная.
    - Еще бы, с рублями не сравнить…
    - Вот именно! Поэтому я перечислю вам доллары со своего валютного счета. Для начала впишите в счет тысяч двадцать зелени, а там посмотрим…
    - Конечно, конечно! Так и впишем! Осталось еще уточнить срок депозита.
    Андрей Михайлович видел, как от пачек денег в его руках, от тысяч долларов на депозит апологет вечный жизни и сам уже выглядел как зомби - ведь со всех долларов или рублей, получаемых при его участии, неплохой процент шел ему лично. Но внешне он держался спокойно, точно для него это была обычная операция.
    - Интересный вопрос. На акциях, бирже и на всем прочем, - сказал Андрей Михайлович, - я заработал столько, что хватит уже и на пять, и на десять жизней. Даже если я пальцем больше не шевельну, лет триста мне и думать о деньгах не придется. Так что пишите: срок депозита - с завтрашнего числа и по тоже число, но только через триста лет.
    - Да-а, - задумчиво произнес служащий, - такие счета я еще не выписывал…
    Очевидно он почувствовал какой-то подвох, и Андрей Михайлович пришел ему на помощь:
    - Вклад этот, конечно, не большой, но ведь с акций-то деньги все капают и капают, надо же их куда-то вкладывать. Да и скучно мне стало последнее время, в голову мысли разные лезут - дальше-то что? Если стрельнут меня или болезнь какая – в гроб с деньгами не ляжешь. К чему мне тогда все эти баксы, недвижимость… Все можно купить за деньги, но как обставить себе жизнь за гробом? Знаете, меня точно заклинило на этих мыслях, ни о чем другом и думать теперь не могу. Мой зам по финансам, да и по безопасности тоже – они решили, что от больших денег у меня крыша поехала. Но теперь-то, после ваших семинаров о вечной жизни, я знаю, что им ответить. Я с ними на год контракты заключаю, с последующим продлением. А у самого будет контракт на две тысячи лет! Я вот еще что подумал: может, перевести на вашу организацию и кое-что из недвижимости? На всякий случай? Недвижимость – это тоже как депозит.
    - Конечно! Конечно! – радостно поддержал его апологет вечной жизни. Он уже понял, что перед ним свихнувшийся на дурных деньгах сумасшедший, и на обеспечении его загробной жизни можно хорошо заработать. – Как вы все предусмотрительно рассчитали! А если и на меня переведете какую-то недвижимость, то и сейчас будете уверенны, что и через триста лет рядом с вами будет хороший сосед, надежный помощник, всегда готовый выручить вас из любой беды…
    Он что-то еще говорил, не зная, что уже завтра Андрей Михайлович внезапно выздоровеет и вместо денег по новым счетам стребует с «вечножителей» и оплату за семинары, в которых участвовал, стараясь выделить реальное из ирреального. Его, правда, так и подзадоривало отправить знакомым газетчикам и копию контракта на две тысячи лет, и счет на депозит сроком на триста лет. Но пожалел своего несостоявшегося соседа по жизни спустя три века.

    До ближайшей заправки ехать было недолго, однако бензина могло и не хватить. Андрей Михайлович все же выехал вперед, старясь не делать лишних маневров. С ровной скоростью вел он свою красную «Ладу», поглядывая на панель приборов: индикатор бензобака уже отчаянно сигналил: напои меня! Или не любишь больше свою Ладушку? Поберег бы ее, она не в том уже возрасте, чтобы всасывать в себя грязь со дна бензобака… Знаю, знаю, Ладушка, отвечал Андрей Михайлович. Но потерпи, хорошая, кто ж знал, что так получится. Обещаю – как буду в твоей аптеке, куплю тебе самую лучшую присадку, рекламы этих примочек вон сколько стало. Хоть и не верю я такой рекламе, так совесть успокою. Эх, стареем мы с тобой, Ладушка, стареем, что мне, что тебе – все больше об аптеках приходится думать. И без этого никак. Вот полечил недавно твою правую ногу, столько всего заменил – и гляди как шустро ты снова бегаешь на дальние расстояния. Масло у тебя в моторе чистое - блестит как дЕвица, а сам мотор бьется ровно, спокойно, - точно сердце у импотента. Хотя и мое сердце давненько не волновалось… Эх, жизнь! Хоть и не старый я еще, а не так удивляюсь тебе, как раньше. Но что верно то верно – многое я повидал на своем веку, трудно уже чем-то удивить…
    - Ну да ладно, хватит об этом, – встряхнул сам себя Андрей Михайлович, - чем так ворчать, лучше б на природу больше смотрел, или ходил бы к ней на свидания – раз больше не к кому. Или вот посмотри на женщину впереди, что открывает багажник у белой «Нивы». Вот на что надо обращать внимание, и опять удивляться начнешь. Смотри, как она наклонилась, укладывая что-то в багажник…
    - А ты, Ладушка, - Андрей Михайлович обратился к своей машине, в таких случаях она была для него первым советчиком. - Что скажешь на это…
    «Лада» ответила ему – тихо-тихо, почти неслышно. Мотор ее затих, и прокатившись немного по инерции, она встала; Андрей Михайлович едва успел выправить машину на обочину.
    - Та-ак, - протянул Андрей Михайлович, - что называется, приехали. Или это ответ твой, Ладушка? Может, женщина у «Нивы» тебе понравилась? Деваться некуда, придется идти к ней…


   Глава 5. Средство от гаишников

    Андрей Михайлович вышел из машины, взял из багажника пустую пластиковую бутылку и щелкнул сигнализацией.
    - Программа выполнила недопустимую операцию, - произнесла женщина у «Нивы», когда Андрей Михайлович подошел к ней с бутылкой в руках. – И будет закрыта.
    - Здравствуйте, - сказал Андрей Михайлович, - это вы о какой программе?
    - О вашей конечно же, - ответила женщина, выпрямилась и, взяв в руки саперную лопатку, бросила на него взгляд гюрзы. – На мужчин, что подходят в дороге, моя программа отлажена. Лопатку в руки – и по голове. Либо еще по одному месту.
    - Разумная программа, - ответил Андрей Михайлович, - если иметь ввиду мужчин, которыми и управляет это самое место. Но быть может, у вас в программе предусмотрены и другие дорожные ситуации? К примеру, надо было такому случиться – моя «Лада» встала именно рядом с вашей машиной. Говорит, что бензин закончился.
    - Не морочьте мне голову, - сердито прервала его женщина.
    - Поверьте, я говорю правду! – стал оправдываться Андрей Михайлович. Но должен признаться, я не уверен, что машина сделала это случайно. Порой мне кажется, что у нее тоже своя программа, в каких-то моментах она берется управлять и мной. Или подслушивает мои мысли в дороге. Вот ехал я и думал – давно меня ничто не удивляло. И на тебе – бензин в машине закончился недалеко от женщины, которая говорит на языке компьютеров.
    - И не только говорю. У меня с ними идет постоянный обмен информацией, отчего и я становлюсь умнее, и они.
    - То есть рядом с вами и компьютеры умнеют? Ну тогда позвольте хотя бы постоять около вас, ума набраться. Его-то мне всегда не хватало.
    - Оно и видно, - съехидничала женщина. – Апгрейд вашему софту не помешал бы.
    - Нет, ну что за чудеса какие, на лесной дороге встретить такого продвинутого пользователя.
    - Я не просто пользователь. У меня фирма, которая продает компьютеры, ставит на них самый современный софт. И она же лечит компьютеры, меняет железо, вправляет им мозги…
    - Стоп! – Андрей Михайлович остановил женщину и с удивлением посмотрел на нее. – Вы ремонтируете компьютеры? И правите им мозги? Вот это совпадение! Теперь я понял, зачем «Лада», которая давно уже вертит мной как хочет, остановилась рядом с вами.
    - И что же вы поняли? – спросила женщина.
    - Что мне и не стоило ехать дальше. У меня проблема с ноутбуком, который зачудил и стал вести себя как капризная девица.
    - С компьютерами тоже надо уметь обращаться. За ними надо ухаживать, вовремя обновлять программы, их не надо обижать, стучать по ним, когда что-то слетает. И тем более компьютеру не понравится, если вы предложите ему пиво или кофе, пролив эти жидкости на клавиатуру.
    - Вот и ноутбук мой обиделся, другого объяснения не вижу. В какой-то момент он просто не стал включаться. Через фирму, где покупал его, ноутбук отправили на сервис. Спустя какое-то время возвращается он обратно, включаю его при получении - все работает. Принес домой, а ноутбук опять не включается. Опять принес на фирму, там пытаются его включить – ноль реакции. Отправили ноутбук обратно на сервис. Через пару недель получаю его обратно, снова проверяю при получении. Пошла загрузка программ, все нормально. И в мире ничего особенного не происходит - при сотрудниках фирмы зашел на портал новостей. Одним словом, работает компьютер, спасибо сервису – починили. Приезжаю домой, нажимаю на кнопку включения – и опять ноль реакции.
    - Может, аккумулятор разрядился? – вставила женщина.
    - Да нет, я и от сети его включал – не работает. Получается, едва я переступаю с ноутбуком порог своего дома, он тут же уходит в неконтакт. Капризничает. Делать нечего, возвращаюсь на фирму, хорошо, они еще работали. Ставлю им на стол ноутбук, и ни я, ни кто другой включить его не могут.
    - Что же было дальше?
    - Директора фирмы не было, и мне предложили приехать на другой день. А ноутбук даже на ночь у себя не оставили. Видно, побоялись – странный он какой-то, что от него ожидать, неизвестно. На другой день директор фирмы попробовал запустить компьютер и отправил меня в сервис, в котором этот ноутбук побывал уже дважды. Езжай, мол, туда и сам проси, чтобы компьютеру этому вправили, наконец, мозги…
    - Интересный случай. И на что же обиделся так ваш ноутбук?
    - Мне надо было срочно сделать один документ. Второпях я ошибся при его сохранении, а на то, чтобы заново сделать документ, времени уже не было. Получилось, что вся сделанная начисто работа оказалась напрасной. Я и сказал в сердцах: «Ах, чтоб тебя…» И закрыл ноутбук, хлопнув его крышкой. Вот он и обиделся…
    - Понятно… Думаю, вы напрасно ехали в тот же сервис. Если два раза там ничего не сделали – не будет толку и в третий; видимо, там просто нет специалистов достаточной квалификации.
    - А вы лечите компьютеры от таких обид?
    - Я лечу компьютеры от глупостей их владельцев.
    - Согласен: глупо так хлопать компьютер по крышке. И вот ведь что получается: на самом деле «Лада» моя остановилась около вас неслучайно…– И Андрей Михайлович окинул женщину таким оценивающим взглядом, что она взяла в руки лопатку и угрожающе, хотя и не вполне серьезно, помахала ею в воздухе.
    - Ах, вы кот… Напомнить о моей программе? Лопаткой – и по голове!
    - Помню-помню, - поспешил заверить Андрей Михайлович.
    - Вы еще скажете, что и ноутбук ваш капризничал для того, чтобы мы с вами встретились… Напридумывали тут: и машина вами вертит, и компьютер на вас в обиде! Не удивлюсь, если и бензину у вас полный бак.
    - Ну вот, - с усмешкой произнес Андрей Михайлович, - меня приняли за ловеласа с большой дороги… Это что-то новое.
    - Послушайте, господин неловелас! Сегодня у меня еще столько дел, я специально встала пораньше, полусонная приехала сюда, чтобы выкопать куста три можжевельника. Мне говорили, они есть тут, в лесу, буквально в полсотне метров. Потом их надо отвезти на дачу, и столько еще предстоит всего, а тут вы с какими-то байками…
    - Все понял, - ответил Андрей Михайлович, отошел ненадолго к своей машине и вернулся обратно уже в ветровке и коротких сапогах. – Давайте поступим так. Вот вам ключи от моей машины, в ней будет покомфортней, чем в «Ниве». Покемарите немного, догоните свои сны, а я схожу в лес. Поговорю с деревьями, заодно и подыщу для вас можжевельник. Кстати, надо еще знать, как его выбирать, и как выкапывать.
    Женщина даже не успела что-то ответить, как в руках у нее оказались ключи от «Лады», а лопатка – у Андрея Михайловича.
    - Должен же я как-то отработать бутылку бензина, которую попросил у вас. А вы отдыхайте! Если хотите, заодно и убедитесь, что и бензин в бензобаке на нуле, и байка про обидчивый ноутбук не придумана – он на заднем сиденье. К тому же в машине у меня есть универсальное средство от гаишников. Если захотите - могу поделиться…
    - О чем это вы? – слегка оторопев, женщина попыталась что-то уточнить, но Андрей Михайлович уже спускался в небольшой овражек у дороги, а затем скрылся в лесу.

    К «Ниве» он вернулся меньше чем через час, принес сначала один куст можжевельника с корнями в большом коме земли, затем еще пару. Положил кусты у багажника «Нивы» и направился к своей машине. В руках у него был букет из нескольких веточек с гроздями калины.
    - Очень люблю калину, - сказал Андрей Михайлович, протягивая букет женщине, сидевшей в кресле пассажира. Сам же сел на место водителя. - Хотя и не сладкая это ягода, да сейчас еще и незрелая. Но я поговорил с деревцем, попросил прощения - и у него, и у птичек, которые зимой недосчитают этих веточек. Попросил калину передать птичкам, чтобы к зиме они летели к моему дому, там они сполна восполнят потерю. Тем более, что кроме калины, под окнами у меня растет шикарная рябина! Всем рябинам рябина…
    - Говорите, говорите, Андрей Михайлович, я уже знаю, что от вас ожидать… -ответила женщина и, потянувшись в своем сиденье, посмотрела на него: гюрза в ее глазах исчезла.
    - Та-ак…- ответил Андрей Михайлович несколько играючи. – Я предложил вам просто покемарить в машине, а вы, как вижу, успели с ней подружиться, и она представила меня этим именем.
    - Не представила, а проговорилась. И я про вас столько знаю…
    - Так что? Вариант с лопаткой по голове отменяется?
    - Отменяется! – со смехом ответила женщина и даже взяла Андрея Михайловича за руку. - Одного я так и не поняла - про средство от гаишников. Так заинтриговали, что и про сон забыла. Думала, если на сиденьях нет – значит, в бардачке. А там страховой полис на имя некоего Андрея Михайловича.
    - Ну так это полис на владельца машины. Мало ли ездят на машинах по доверенности…
    - И разговариваете вы с нею тоже по доверенности? И крутит она вами - по доверенности? Вы оба крутите любовь друг с другом.
    - А что, любовь по доверенности невозможна? Или вы, как женщина замужняя, - Андрей Михайлович кивнул на обручальное кольцо на ее правой руке, - допускаете любовь только в браке, с законным, так сказать, владельцем.
    - Нет, тут вы правы - свидетельство о браке не гарантирует ни сохранность любви, ни любовь вне брака.
    - Выходит, у меня есть шанс?
    - Опять вы как кот?
    - Так вы же сами сказали, что лопатка по голове отменяется?
    - А по другому месту?
    - Все! Замолкаю! – шутливо сказал Андрей Михайлович. – Только где ваша логика? Сначала признали любовь вне брака, и в то же время отказываетесь признавать любовь по доверенности…
    - Не морочьте мне голову! В бардачке у вас была вот эта синяя книжка, с рассказами о любви, и в ней рассказ, где эта ваша красная «Лада» не только разговаривает со своим хозяином, но и женщин ему подбирает!
    - Да мало ли красных «Лад» на дороге…
    - Ну конечно, как же я об этом не подумала? - воскликнула женщина. – Только вот незадача: я не только компьютерщик, я кандидат наук. До этой чертовой разрухи и всего прочего у меня была своя лаборатория. Я привыкла перепроверять все данные, а лазером добиралась, казалось, до самой сути вещей. В том рассказе я прочитала о царапине на «Ладе», что как царапина на сердце, напоминала ее хозяину о прошлой любви. Так вот, я специально вышла из машины и нашла ту самую царапину! И эти ваши разговоры с деревьями, кустики калины, за которые просили прощения – все это выдает вас с головой…
    - Кто же знал, что в прошлой жизни вы были ученым и ничего от вас не утаишь…
    - Что значит была, я и сейчас продолжаю исследования, моделируя нужные мне процессы на компьютерах.
    - Понятно.
    - Ну, если понятно, тогда давайте знакомиться. Ольга Павловна. Если хотите – просто Ольга.
    - Очень приятно. Тогда если хотите – просто Андрей.
    - Значит, будете просто Андрей. Так где обещанное средство от гаишников, Андрей? Заманили им в свою машину, заставили искать даже в бардачке…
    - Так вот оно – на заднем сиденье.
    Андрей кивнул на несколько газет, лежавших рядом с сумкой, в которой угадывался ноутбук.
    Ольга взяла одну из них и повернула на первую страницу, почти целиком занятую известной картиной с тремя богатырями, только вместе древних русичей на ней были изображены гаишники.
    - И что – этими газетами вы отпугиваете гаишников? Как комаров?
    - Нет, но если тормознут за что-то, я дарю им эту газету. Смотрите, мол, как дружен с ГАИ, даже материалы про вас печатаю. А подписывал эти материалы ваш главный начальник. Денег за рекламу не дал, но если что, сказал, можете просить у гаишников снисхождения…
    - И что – помогает?
    - Еще как! Редактор сказал: если так пойдет, тираж придется допечатывать.
    - Вы учились на журналиста?
    - Нет, по образованию я юрист.
    - Тогда что значат для вас эти рассказы? – Ольга кивнула на синюю книжку, она оставила ее на заднем сиденье.
    - Трудный вопрос, - ответил Андрей, - в двух словах не ответить.
    - Вы куда-то торопитесь? Я так расслабилась, что никуда уже спешить не буду.
    Андрей посмотрел в ее глаза негюрзы, и задумался.
    Ольга отодвинула кресло назад и, вытянув ноги в джинсах, растянулась в нем в полуоборот к Андрею.
    - Правда, я сегодня совсем не выспалась, а ваша «Лада» меня так хорошо приняла, в ней так уютно…
    - Вы же знаете, чем это чревато…
    - Знаю, знаю… Если я ей понравлюсь, она начнет меня клеить к вам. Вы рассказывайте, а я, если позволите, закрою глаза. Пусть ваш рассказ догоняет мои утренние сны.
    - Как хорошо вы сказали! Может, просто включить тихую музыку?
    - Делайте что вам говорят!
    - Да-а, можно представить, как вы командуете в своей фирме! Вас и компьютеры слушаются безоговорочно…
    - Вот-вот… Так что рассказывайте о себе, глядишь, я и пойму тогда, как вылечить ваш ноутбук от обид. Только стоп, мне кажется, я что-то слышу…
    Андрей прислушался, озабоченно посмотрев вокруг, заглянул и в зеркало заднего вида.
    - Да нет, ничего не слышно. И у машины вашей никого нет.
    - Неужели не слышите – сейчас прямо и говорит!
    Андрей посмотрел на женщину с хитрым прищуром и спросил:
    - И что же я должен услышать?
    - Послушайте свою «Ладу». Она говорит, что нам пора переходить на ты.
    - Так и говорит? Придется слушаться.– Андрей взял руку Ольги, поцеловал эту руку в ладошку, затем прошелся губами по пальцам, и сказал: - Все-таки не зря «Лада» остановилась около тебя. Ну как бы ты стала выкапывать можжевельник, такими ухоженными пальчиками, с таким стильным маникюром…
    - Перчатки бы надела…
    - А эти стразики на длинных, такой красивой формы, ногтях? Обязательно бы зацепила. Так бы потом жалела! Не знаю, что могут сказать о мужчине его книги, но руки женщины говорят о ней многое…
    - Ишь ты, какой знаток женщин! Признаться, сама этого боялась, но что делать… Мне так нравится на мой даче, а рядом с патио кусты можжевельника просто просятся …
    - Ну так попросила бы мужа…
    - Вот только не надо говорить сейчас о мужьях и женах! Зачем портить такое хорошее утро? Моя дача – это мое личное пространство, я все делаю на ней сама и на свои деньги…
    - Хорошо, ты только успокойся, никто не посягает на твое пространство. Лучше расслабься и подреми. Закрывай глаза. Все, ты уже спишь…
    - А сказку?
    - Какую сказку? Речь была о рассказе, который догонит твои сны…
    - Все равно это будет сказкой…
    - Почему ты так решила?
    - Потом скажу…
    - Хорошо, будет тебе сказка. Ты уже закрываешь глаза?
    - Закрываю, закрываю… - ответила Ольга и, придвинувшись к Андрею, прислонилась к его плечу. – Мне наперед понравилась твоя сказка. Все это утро, как сказка. И голова уже куда-то поплыла…
    - Дать таблетку от головы?
    - О чем ты? Какая таблетка? А еще знаток женщин! Все, рассказывай сказку, я закрыла глаза.
    - Точно закрыла?
    - Можешь убедиться.
    Андрей Михайлович наклонился к ее лицу, с минуту-другую рассматривал его, и затем поцеловал в закрытые глаза, брови, прикоснулся губами к ее губам…
    - Только не увлекайся, пожалуйста, - не поднимая ресниц, тихо попросила Ольга, – Мне сейчас так хорошо…
    Андрей обнял ее, прижав посильнее к себе и начал свою сказку:
    - Жил был писатель. Писал он все больше о любви, одним словом, обычный писатель. Хорошо ли писал или плохо, для сказки нашей значения не имеет. Скажем только, что доходов от своего занятия он не имел, и в материальном плане жил не то что бы плохо или хорошо, а скажем так: хотелось бы иметь больше, но и с тем, что есть, жить можно. И потому материальное у писателя всегда было где-то на втором плане. А на первом месте у него было только писательство. Оно было для него главным, важнейшим, единственно достойным и как воздух необходимым занятием.
    Одним словом, это был нормальный писатель, что для всех прочих ясно значило – человек не вполне, а может, и совсем не нормальный. И потому некоторые из неписателей, имеются ввиду люди нормальные, порой искушали его:
    - Слушай, а если тебе дать золота, столько, чтоб хватило на полгода очень хорошей жизни, ты сможешь прожить эти месяцы как все нормальные люди? Трать золото как хочешь, ни в чем себе не отказывай, но только не пиши…
    - Не-е, - отвечал наш сказочный писатель, - как же так, не писать! У меня книжка о любви на столе, а вы говорите – не пиши!
    Удивлялись искусители, думая про себя: «Добро б за книжки его платили золотом, тогда б упорство это было понятно…» Но вслух продолжали искушать:
    - Ну, хорошо, мало тебе шести месяцев – вот тебе золота на целый год! Гуляй не хочу, только не пиши!
    - Ну вы даете! - отвечал писатель. - Что мне этот год, пролетит - не заметишь. Не-е, я лучше еще пару книжек напишу, о любви.
    Много ли мало времени прошло с тех пор, как вдруг слух разносится: писатель-то в обычные люди подался. Мыслит и живет теперь как другие люди, работает по прежней специальности, а главное – и капли в рот не берет! Имеется ввиду – ни строчки не пишет!
    Диву даются люди: что же сталось с писателем? Что сподвигло его так измениться? Может, побороли его искусители, золота или еще чего предложив сверх всякой меры? Или комета пролетела мимо, сменив его внутренние магниты?
    Думают-гадают люди, но так и не поняли, что с ним произошло, отчего он, на время или навсегда, оставил писательство…
    - Обманщик! – воскликнула Ольга и выпрямилась в кресле.
    - Почему?
    - Вместо сказки у тебя получилась загадка! Я теперь голову буду ломать, и не успокоюсь, пока не узнаю ответ.
    - Успокойся! Что за важность такая – ответ на загадку. Жизнь опутывает нас загадками, мы и тысячную долю их решить не можем. Иди ко мне, ты же хотела подремать…
    - Хотя бы намекни на ответ? Не забывай – я ведь исследователь…
    - Хорошо, скажу тебе так. Писатель показал кому-то свои творения, и ему посоветовали заняться чем-то другим.
    Ольга повернулась к Андрею и внимательно посмотрела в его глаза.
    - Такой вариант возможен, но не для тебя. Мне кажется, ты упертый.
    - Разве я говорил, что эта сказка обо мне?
    - Опять обманываешь.
    - Если вести речь обо мне, то в себе я еще не разобрался. Когда-то внешняя жизнь была лишь фоном, вторым планом в спектакле, в котором я играл самого себя.
    - Но был же какой-то сценарий?
    - Только в наметках, да и тех не придерживался. Потом оглянулся – и не могу понять, где это я был и куда меня завело.
    - Но книги-то остались…
    - Возможно, эти книжки для меня - как для тебя наука. Хотя и не совсем. Сейчас в лесу, на полянке рядом с калиной я увидел дикую яблоню. Она уже почти вся сухая, часть ствола ее выжжена – молния ли попала, или рядом кто костер разводил… Но среди переломанных, уже трухлявых сучков и веток, я заметил несколько ветвей с пышной зеленью, среди которой были и мелкие яблочки. Потрогал одно из них – оно оказалось твердым и гладким, точно фарфор. Но яблочко было настоящим. Мне еще подумалось – подъехать бы сюда по первым морозцам, когда калину прихватит, в это время я и собираю ее на запас. Со своего участка ни калину не беру, ни рябину, только смотрю, как птицы их склевывают. Разные прилетают птицы, порой смотришь – что за чудо на ветку село, таких и не видел раньше в наших краях. Для себя беру ягоды только из лесу.
    - Такими же букетами, какой принес для меня? - вставила Ольга. - Красивый букет получился…
    - Нет, все в букеты переводить – столько веточек наломается. Хотя в букете калина действительно красива. И раз это сказка, пусть калина растет у нас на деревьях прямо букетами, только срывай и дари женщинам…
    - Нет, так я не согласна. Букет из калины можно дарить только мне, не вздумай дарить их другим женщинам…
    - Хорошо, не буду. Так вот, для себя я беру ягоды только из леса. Вот и подумалось сегодня – приеду сюда за калиной, заодно попробую и яблоки, посмотрю, какой на вкус этот дикий сосед калины. Немного и сорву, дома вылежатся в ящике с сеном. Если, конечно, эти яблоки не опадут, или птицы их не расклюют. Надеюсь, и эту зиму деревце переживет. Ствол его наполовину мертв, но все же остались в нем какие-то проходы для влаги и полезных вещей из почвы, раз яблоки урождаются. С трех сторон яблоньку подпирают заросли калины, но от сильного ветра и они могут не спасти. От большого снега в зиму тоже беречься, не то и живые ветки сломаются…
    Но пусть даже вызреют эти яблочки рядом с антоновкой, и по вкусу будут не хуже других. Только в магазинах их продать не получится. Какие яблоки сейчас там выставлены? Красивые, румяные, одно к одному, некоторые и в бумажки завернуты. Ни червоточинки на них нет, ни темного пятнышка. И понятно почему – они же как неживые, покрыты воском или чем-то еще, химикатами напичканы - червяк в них и при желании жить не сможет. Потерей и хлопот с ними немного, да и реклама как баранов гонит на них покупателей…
    - Это да, рекламой из кого хочешь можно сделать барана…
    - Вот и в издательствах требуют, чтобы тексты были как яблоки в воске. Обычные тексты, не пропитанные, точно нитратами, кровью, без проституток или менеджеров с кокаином, для издателей точно эти дички из природы. Так что если иметь в виду материальную сторону, то книжки эти мне ничего не дают. Наверное, есть издательства и с другими подходами, я ведь и не пытался что-то предпринимать - на другом зарабатывал, бывало и много. Но эмоции от обладания большими деньгами, от умения их зарабатывать, не сравнить с ощущениями, которые порой охватывают меня, когда пишу. Их не сравнить и с эмоциями от обладания женщиной. Творчество свойство того же порядка, что и любовь. Но перед экстазом, перед кульминацией в творчестве бледнеют краски и яркого оргазма. Не знаю, стоит ли в этом признаваться, но когда я описываю любовные отношения, и тем более, когда подхожу к их кульминации, я так порой возбуждаюсь, что мне необходима, крайне необходима в этот момент женщина! И это возбуждение ни от вида обнаженной натуры, ни от сцен, к примеру, на видео с элементами эротики…
    - Скажи уж прямо – от порнофильмов… - сказала Ольга.
    - Это возбуждение от творчества, эта страсть ни с чем не сравнима! Она так колоритна, так мучительно томима, а когда герои в книге приближаются к гвоздю программы…
    - Ну, хватит! - воскликнула Ольга. - Я не могу больше это слушать! Не то сама сейчас на тебя накинусь!
    - Правда? – приблизив ее лицо к себе, шепотом спросил Андрей.
    - Правда, - так же шепотом ответила она.
    Андрей обнял Ольгу и стал жадно целовать ее лицо, тянущиеся ему навстречу губы. Распахнув на ней куртку, стал целовать шею, а пальцы уже расстегивали блузку, освобождали из белья ее грудь. Он сжимал ее нежными прикосновениями, направлял к губам ставшие упругими соски. Целовал их, втягивая в себя, а руки его уже чувствовали полную свободу…
    - Что ты делаешь, - шептала Ольга, отвечая ему жаркими поцелуями, - здесь же машины ездят, увидят…
    - Хочешь, я покажу тебе, где выкапывал можжевельник? Там поляна такая красивая, вся в цветах, которые поднимаются над высокими травами. И этот ковер с цветами стелется прямо до зарослей калины….
    - Очень хочу….

    Глава 6. Прощение грехов

    Вернулись они через час, в обнимку, прижимаясь друг к друг и такие счастливые…
    В машине он снова стал целовать ее, и руки его снова были нескромными. Наконец Ольга обняла Андрея и так прижала к себе, что руки его лишились свободы нескромничать.
    - Хватит, хватит уже, не то я с ума сойду! Мне еще работать сегодня. Давай просто посидим, чтобы я могла вернуть свою голову на место. Последний час ее со мной не было.
    Обнявшись, они молчали какое-то время, пока Ольга не спросила задумчиво:
    - Как думаешь, эта наша встреча, все, что произошло сейчас, может быть простой случайностью? Или все было заранее предначертано, предусмотрено?
    - Почему ты спрашиваешь?
    - Просто не верится, что все это – случайно. Что компьютер твой зачудил, и ты поехал на сервис. Что машина остановилась не где-то, а рядом со мной, директором компьютерной фирмы. И так повлекло нас друг к другу, будто сто лет ждали этой встречи…
    Ольга оторвалась от Андрея и внимательно посмотрела ему в глаза.
    - Да, нас обоих повлекло друг к другу, – сказал он то, что она хотела услышать.
    - С ума схожу, просто голову потеряла. Когда села в эту машину, почувствовала твой запах, запах мужчины, но не резкий, не грубый. Я устроилась в кресле, и так стало хорошо, захотелось просто подремать. Но потом во мне проснулась деловая женщина. Я напряглась: а вдруг ты все это сочинил: и про бензин, и про компьютер. Проверила: нет, все так и есть. И потом, ты уж прости эту недоверчивость из жизни, я открыла бардачок, чтоб посмотреть, есть ли в нем какие документы. Увидела страховку, и эту синюю книжку с рассказами о любви. Открыла один из них, а как дошла до одного места, так и поплыла головой, к тебе навстречу…
    - Что ж так подействовало на тебя?
    - Один момент о доннике, сейчас специально открою…
    Ольга взяла с заднего сиденья синюю книжку, пролистав, отыскала в ней нужное место, и стала читать:
   «…Этот роман был ярким, может быть, оттого, что протекал на природе – при любой возможности мы выезжали за город.
   По кругу горизонта там открывались зеленые луга, пшеничное поле и деревня вдоль высокого, в зарослях ивы, берега реки. А небо, присев на облака, смотрело на нас из прозрачных высей. Смотрело и солнце; лишь иногда, из вежливости, оно уходило в облака. И, смущаясь, краснела моя милая «Лада».
   А какие вокруг были травы!
    Вот донник – сердечная трава, казалось, она и растет со дна счастья. У нее длинные продолговатые веточки, покрытые белыми и маленькими, как снежинки, цветками-листочками. Она заглядывала ими в окно «Лады», и счастье будто брызгало в нас мелким дождиком. А мы возвращали его цветам донника! Потому что находились на самом дне счастья…»
    - Кошмар какой! – продолжила Ольга. - Мы с тобой знали друг друга меньше часа, а я прочитала эти абзацы, и буквально зашлась от ревности: как, в этот самой «Ладе» ты был с какой-то женщиной, занимался черт знает чем, так что и солнце смущалось! Я будто стояла у машины, все видела, и солнце хватило меня тепловым ударом. Мне захотелось выкинуть эту женщину из машины и самой оказаться на ее месте. Ведь я так соскучилась по настоящей любви…
    Ольга снова стала обнимать, целовать Андрея, пока он - по ее просьбе - не прижал ее руки к себе…

    Огонь в камине погас, исчезли и красные отблески от остывающих угольков. Дмитрий несколько раз порывался встать и разжечь камин заново, но Ольга не отпускала его, точно боялась, что, прервавшись, Дмитрий что-то не поймет в ее рассказе, или она не найдет силы на его продолжение. Но Дмитрий все же поднялся и стал ходить по комнате. Ольга поняла, что ему неприятно больше слушать о ее связи с Андреем, и замолчала, повернувшись к окну.
    - Оля, ты, наверное, устала говорить о этом…
    - А ты – слушать. Если тебе неприятно, я не буду. В крайнем случае, спросишь потом у Андрея, он обещал подъехать…
    - Ты меня не правильно поняла. Просто это так неожиданно.
    - Наверное, не надо было об этом рассказывать. Но я не хотела ни обманывать тебя, ни кривить душой. Теперь ты знаешь меня куда лучше, чем раньше.
    - Конечно, этот разговор был важным. Но ты что, и в самом деле считаешь, что твоя встреча с Андреем могла быть не случайной? Ну ладно, Андрей твой выдумщик…
    - Почему выдумщик? Я ведь сказала, что все проверила: и машина не заводилась, и ноутбук лежал на заднем сиденье. И был еще один момент, из-за которого поневоле начнешь думать об ангелах-хранителях…
    - Но ты же ученый, работаешь с компьютерами, а говоришь об ангелах-хранителях? Скажи еще о божьем промысле…
    - Насчет промысла божьего с полной уверенностью я сказать не могу. Ведь и крупные ученые, которые с высокой точностью могут установить возраст вещества, так и те верят в бога, высший разум или как угодно.
    - Нет, я сейчас не о том. И среди обычных людей есть такие, кто может прозревать прошлое или будущее, видеть, что было или что будет. Как заходят они в эти информационные поля, кто им выписывает туда пропуск, это вопрос другой. Но никто из них не сможет сказать, почему произошло именно так, а не иначе. Они могут увидеть, что Аннушка уже пролила масло, но почему она это сделала, никому не известно. Потому что это зависит от миллионов не взаимосвязанных между собой событий. Как инженер-физик, я работаю с определенными взаимосвязанностями, используя их в производстве точных устройств и приборов. При этом необходимо исключить все случайности, чтобы никакие посторонние взаимодействия не могли помешать работе этих устройств и приборов.
    - Да знаю я, знаю, о чем говоришь. Не забыл, мой муж - главный инженер «Ясеня». Только вся эта математика не срабатывает, когда вопрос касается эмоций и чувств.
    Ольга встала со своего места, подошла к Дмитрию, мягко увлекла его опять на диван, и продолжила:
    - Невозможно предвидеть, что произойдет, когда человек влюблен. Если он желает любви – он ее получит, даже если часам на башне придется повернуть стрелку назад. Любовь, творчество, вера – эти явления одного порядка, и каждое из них способно творить чудеса…
    - В таком случае, нам-то, физикам, что остается делать?
    - То же, что и остальным: любить, творить и верить – в бога, в себя, в удачу…
    - Хорошо, но тогда позволь спросить – ты это к чему говоришь?
    - К тому, что я, кандидат наук, программист, бизнес-леди и прочее, но при всем при этом не могу поверить в то, что наша встреча с Андреем, в тот день, на дороге, когда машина его остановилась около меня, была случайной. Это не было встречей для короткого романа, может быть, это была не просто любовь… У меня не выходит из головы момент, о котором сказал Андрей. В старой церковной книге он прочитал чьи-то слова о том, что прелюбодеяние – это грех, но если люди встречаются по любви, то это – прощается, потому что любовь – от Всевышнего. Возможно, я воспроизвела эти слова не совсем точно, но смысл их именно в этом. Для любви математики не существует…
    - Ты просто влюбилась в него сразу, этим все объясняется.
    - Да, я влюбилась, и это была любовь во спасение. В те дни я была на грани отчаяния, и когда появился Андрей, мой рациональный ум отключился, а вместо него начала действовать какая-то особая программа. И с ней я готова была поверить во что угодно, вплоть до того, что его специально послали ко мне, дабы нести мне избавление и любовь…
    - Одним словом, ангел-спаситель и ангел-искуситель в одном лице… - Дмитрий все еще подшучивал, хотя Ольга видела, как его задевают ее слова. – Но самом деле все гораздо проще. Ты сама сказала, что если человек влюблен, обычная математика поднимает руки. Ты встретила его, влюбилась и стала видеть все в особом свете, в котором что только не покажется. Хорошо, не черти с рожками…
    - Можешь не продолжать. Я знаю, что ты будешь говорить о состоянии измененного сознания или биохимических реакциях. Так это или не так – я не знаю. Но когда я встретила его, он стал для меня тем, кем стал. Знаю только, когда началось это мое «измененное сознание» - с того момента, когда узнала, что он юрист. У меня была проблема, за которую не брался ни один юрист: кого не спрашивала о ней, все говорили: ничего не поделаешь, закон есть закон. Но я не могла смириться с тем, чтоб об меня вытерли ноги. И тут я слышу от Андрея: рассказывай, люблю, мол, браться за проблемные дела, когда другие юристы разводят руками.
    - Конечно, если человек так заявляет, только и остается принять его за ангела-хранителя.
    - Ты просто ревнуешь меня к нему. Заранее, еще ничего не зная.
    - Почему не знаю? Я знаю, что ты его любишь, но не знаю, что это за любовь и как она может уживаться с чувствами, которые, надеюсь, ты все еще питаешь ко мне. Ты прости меня, Оля, если я сказал что-то не так. Наверное, и у меня в мозгах не очень-то все рационально устроено, иначе бы в сорок-то лет и меня дома ждал кто-то с борщом…
    - Дима, ты должен понять: я и сейчас звонила ему потому, что не хочу снова оказаться в сложной ситуации.
    - Понятно.
    - И ты помнишь, что он посоветовал нам в первую очередь?
    - Оля, ты опять об этом его дурном предложении? Мне и думать о нем не хочется! Писатель хренов, прости за эти слова, выдумал такое!
    - Дима, ты справишься! Если до сорока лет ни одна юбка не ухайдакала тебя замуж, то и в этой ситуации ты окажешься на высоте.
    - Хорошо, я сейчас соберусь. Но ты скажи – в прошлый раз у Андрея получилось тебе помочь?
    - Конечно. Иначе стала бы я его вызывать сейчас. Думаю, если бы не Андрей, и наших встреч с тобой тоже не было бы. Сейчас я тебе все расскажу…

    Фирма Ольги, которую она открыла после ухода из института, ставшего торгово-офисным центром, развивалась вполне динамично. Сверхдоходов не приносила, но денег хватало и на то, чтобы квартиру поменять на большую, и дом загородный выстроить, и машину менять раз в три года. Всей семьей ездили и в отпуск, только не за границу - муж работал на оборонном заводе и был невыездным. При этом сколько он зарабатывал, Ольга не спрашивала – и так было известно, сколько получает инженер на оборонном заводе. Хорошо, машину себе сам купил - в кредит, выплачивал со своей зарплаты. В этих вопросах Ольга проявляла необходимую деликатность, но порой у Рыжкова все ж возникали неприятные эмоции из-за неравенства в доходах с женой. Тем временем сын их становился все старше; понимая, что достаток в семье обеспечивает мама, он и относиться к ней стал соответственно, что не могло не задевать отца.
    Однажды сын и вовсе унизил Рыжкова, попросив замолвить перед мамой словечко – чтоб купила ему накрученную видеокамеру. Отец взорвался и чего только не наговорил. Мол, напрасно сын думает, что все в их семье решает мама, а отец – никто. Если понадобится, отцу по плечу такое, о чем мама и думать не смеет, не говоря уж о покупке какой-то видеокамеры. Ведь у отца его такой особый, связанный с секретами, статус, что он даже намекнуть об этом не имеет права…
    Сын задумался, а спустя короткое время произошло нечто, что изменило все его оценки относительно значимости отца в их семье.

    Ольга долгое время готовила и, наконец, заключила крупный контракт. Часть денег на его оплату взяла в кредит, часть – у заказчиков, и через некоторое время на склад фирмы поступила большая партия оргтехники. Однако в первую же ночь после этого весь товар был украден. Как и когда была совершена кража, милиция вызнала, но и только: ни похитители, ни товар найдены не были.
    У Ольги начались тяжелые времена. Заказчики требовали оргтехнику, а спустя короткое время начали выставлять штрафные санкции. Зазвучали и угрозы судебных разбирательств, с наложением ареста на счета и имущество фирмы. При оформлении кредита Ольга поручилась перед банком как физическое лицо, и потому возникла угроза оформленному на нее загородному дому, в котором уже шли отделочные работы. А однажды, когда в квартире их был только сын, раздался звонок по телефону, и грубый мужской голос с кавказским акцентом велел передать его матери, что если она не рассчитается с долгами к такому-то сроку, и ей, и ее семье будет очень плохо.
    Сын страшно испугался. Вечером, когда он рассказал об этом родителям, мать бросилась звонить в милицию, но Рыжков ее остановил. Он сказал, что коль скоро проблемы матери стали проблемами семьи, решать их будет он сам. Жене и сыну он наказал не выходить из дома без его разрешения – ни на работу, ни в школу. По его указанию мать распустила на несколько дней и персонал фирмы.
    Ночью Ольга и глаз не сомкнула, а утром Рыжков вытащил из ее мобильного телефона симку, забрал ключи от офиса и склада фирмы, отключил домашний телефон и вышел из квартиры. К обеду он вернулся обратно, вставил в телефон Ольги новую симку, дал ей на подпись несколько чистых листов бумаги и со словами: «Ничего не бойтесь!» – снова уехал.
    Несколько дней Рыжков не появлялся дома, лишь иногда звонил жене на телефон с новой симкой. Что-то уточнял о деталях поставки, покупателях и платежных документах, расспрашивал о сотрудниках фирмы и о том, кто еще мог знать о поступлении на склад крупной партии товара именно накануне кражи.
    Наконец он заехал домой за женой, отвез ее к складу и всучил в руки ключи. Ольга открыла дверь – и обнаружила на складе весь похищенный у нее товар. Она оцепенела, хотела что-то сказать – и не могла, точно и не владела никогда даром речи. А в голове так закружило, что потом она мало понимала, что делала, куда ездила по указаниям Рыжкова, какие документы подписывала.
    Через день Ольга и ее сотрудники уже выдавали клиентам заказанную ими оргтехнику, работали с документами. Совсем скоро работа фирмы вошла в обычное русло, но долги на ней, хоть и в меньшую сумму, остались: предстояло платить за услуги по возврату товара, который она и не чаяла вернуть обратно. По словам Рыжкова, это были услуги спецслужб, к которым он обратился за помощью. Обошлись они фирме в половину стоимости похищенного, и это, как сказал Рыжков, было еще по-божески. Спецы вычислили преступников – ими оказалась банда из другого города. Украденный товар вот-вот должны были развести по разным точкам с документами от подставной фирмы, поэтому спецам пришлось срочно выезжать в тот город, затем спланировать и в строгой тайне провести операцию по захвату главаря и других членов банды. Отпустили их лишь тогда, когда похищенный товар перегрузили в фуру и под охраной автоматчиков довезли до здания «Ясеня».
    За всем этим стоял человек, с которым муж Ольги был связан по работе. Она и раньше видела его: это был Гусев, замдиректора «Ясеня» по кадрам. Имея связи в спецслужбах, он оговорил для Ольги щадящие условия вознаграждения. Похищенное оценили по цене закупки, что существенно уменьшило сумму выплат, а платить вознаграждение (для передачи людям, которые непосредственно руководили операцией по возврату товара) можно было в течение шести-девяти месяцев, – другими словами, как получится.
    Жестким был лишь вопрос по гарантиям выплат: по требованию Гусева муж Ольги был назначен генеральным директором фирмы, с закреплением за ним 50 процентов ее акций. Но и этот момент не был для Ольги обременительным. Муж обещал не вмешиваться в дела фирмы – и по основной работе забот хватало. А передача ему половины акций в фирме Ольги (по организационно-правовой форме это было закрытое акционерное общество, сокращенно – ЗАО) ничего не меняло – как заработанное в браке, это имущество было совместной собственностью Рыжковых, в случае развода оно и так делилось бы пополам.
    С тех пор Ольга подписывала документы как директор на основании доверенности, выданной генеральным директором Рыжковым В.П. Это ее вполне устраивало: в кои-то веки почувствовала себя защищенной, и никем иным, как собственным мужем. Она не ожидала, что в дни, когда столь явной была угроза не только финансам, но возможно, и жизни Ольги и сына, муж проявит такую решительность. В страхах перед звонившими домой вымогателями она уже видела, как ее везут к нотариусу переписывать на кого-то имущество, обязывают платить дань, контролируя каждый ее шаг.
    Знала бы она, насколько оправданными были ее страхи… Конечно, в дни, проведенные взаперти и полной неизвестности, да и в первое время после пережитого, она нуждалась в советах психолога, который помог бы ей не терять голову. А пока, раздавая долги и заново налаживая работу фирмы, она лишь корила себя за то, что так мало, оказывается, знала человека, с которым прожила столько лет. И так радовалась, когда на семейном ужине Рыжков торжественно подарил сыну самую накрученную видеокамеру, которая только и была в то время в продаже. Радовалась за мужа, ставшего абсолютным авторитетом для сына….
    Единственное, что смутило ее в то время, это увольнение бухгалтерши, работавшей на фирме едва ли не с ее основания. Рыжков даже не стал советоваться с Ольгой по этому поводу, лишь намекнул, что возможно, именно по информации от бухгалтерши преступники заранее узнали, когда и какой товар поступит на склад, что и позволило им организовать хищение до выдачи заказчикам. Ольга и сама понимала – товар выкрали по чьей-то наводке, ведь о точной дате его поступления знали лишь в офисе да дома: с этой поставкой Ольга заказала сыну первый в его жизни компьютер.
    Нового бухгалтера – молодую женщину по имени Марина, не очень привлекательную лицом, но с аппетитными формами, муж назначил по представлению Гусева. В разговоре с Ольгой он тоже намекнул на причастность предыдущего бухгалтера к краже. Единственное, что хоть как-то успокоило Ольгу, это слова Гусева о том, что у него нет точных сведений, действовала ли ее бывший бухгалтер преднамеренно или просто разболтала кому не надо информацию, составляющую коммерческую тайну. Кадровик «Ясеня» снабдил Ольгу массой разных инструкций, анкет, форм трудовых договоров, соглашений, приказов и распоряжений по кадрам, и т.п. После всего случившегося помощь опытного кадровика была полезной.
    Ольга понимала, что работать с приставленным к ней бухгалтером будет не так просто, как раньше, она и к этому была готова. Но спустя не столь уж большое время она поняла, что Марина не просто бухгалтер и осведомитель, который держит мужа и Гусева в курсе всего, что происходит на фирме, но она еще и женщина для утех - скорее всего Гусева: Ольге не хотелось думать, что приставленная бухгалтерша спит и с ее мужем.
    Как выяснилось, Рыжков и Гусев давно уже были приятелями, а теперь благодаря деньгам Ольги у них появилась и возможность пошиковать. Они нередко выезжали на загородные пикники, и каждый раз, вместе с Ольгой или без нее, за город отправлялась и Марина. Вначале это объяснялось необходимостью помочь с подготовкой пикника, потом уже ничем не объяснялось. На одном из выездов за город муж с Гусевым, уже в подпитии, даже сыграли в шахматы на Марину – кто выиграет, перед тем она и будет исполнять стриптиз.
    - Ну, это вы уже без меня, - наверное, впервые за последние месяцы Ольга проявила характер и уехала в свой загородный дом.

    Глава 7. Разоблачение спецслужб

    Никогда Ольга не чувствовала себя такой униженной. Она не могла даже уволить бухгалтершу своей фирмы – кадровые вопросы были в компетенции генерального директора. Контракт с ним был заключен на пять лет; Ольга спросила мужа, когда поняла, наконец, что наподписывала, - к чему понадобилось заключать контракт на столь длительный срок, ведь на выплату долга Гусеву отводилось всего шесть-девять месяцев? И она уложится в этот срок, если, конечно, Василий не будет брать деньги из кассы фирмы неизвестно на что: Ольга лишь случайно увидела на столе бухгалтера расходный ордер на приличную сумму, взятую мужем из кассы фирмы. Рыжков ответил ей, что пятилетний срок контракта предусмотрен новым уставом ЗАО, а получать деньги с фирмы он имеет такое же право, как и она. Он-то ведь ни разу не упрекнул ее в том, что она тратила прибыль фирмы на строительство дома, который записан почему-то на нее одну.
    Ольга возразила: она тратила деньги, которые сама же и заработала.
    - Быстро ты забыла, - резко сказал ей Рыжков, - что если бы не я, не видать тебе ни фирмы, ни дома! Может, напомнить?
    Ольга вспыхнула, бросила взгляд на мужа и осеклась: в его глазах не было ни злости, ни желания спорить или оскорбить, - в них лишь сквозило неуважение. За что? Да, он защитил ее бизнес, но разве это повод так измениться к ней? Приставив к ней шлюху-бухгалтершу, Рыжков повел себя так низко. Наглая легкость, с которой он врал ей теперь на каждом шагу, невесть откуда проявившаяся в нем страсть к пьяным разгулам, - все это не укладывались с образом решительного мужчины, огородившего ее от преступников. Да и вид Гусева, его разговоры с развязанным от спиртного языком, явно расходились с тем впечатлением серьезного человека с серьезными связями, которое он произвел на нее при первых встречах. Ольга терялась в догадках, пока, наконец, ее не озарило: да было ли это хищение на самом деле? Может, пережитые ею ужасы были только инсценировкой, чтобы сделать из ее бизнеса дойную корову?
    Господи! Почему раньше ей не подумалось о том, что ее могли просто развести, обмануть как лохушку? Сымитировали кражу и, нагнав страху, отняли управление фирмой, лишили половины акций, да еще заставили выплачивать этим гавнюкам серьезные деньги! Отсюда и такое неуважение в глазах мужа. Он-то думал, что его жена серьезная, опытная бизнес-вумен, а на поверку вышло – слабая и недалекая баба…
    Думать о возможном обмане было неприятно и горько. Куда легче было предположить, что кража действительно имела место. Ведь и милиция подключалась к этому делу, хотя и без толку. Легко объяснить и перемены в поведении мужа: деньги, они любого могут изменить до неузнаваемости.
    И намеком не выдавая терзающие ее сомнения, Ольга старалась как можно скорее рассчитаться с Гусевым. Наконец этот день настал. В тайне от мужа она не раз советовалась с юристами и заранее подготовила документы о расторжении контракта с Рыжковым как генеральным директором и о назначении ее на эту должность. Подготовила документы и о возврате ей акций фирмы, переданных мужу как гарантия выплаты денег Гусеву - или, как это преподносилось, стоящим за ним людям из спецслужб.
    Но Рыжков и не думал расставаться с должностью генерального директора. Подготовленные Ольгой документы он бросил в ящик своего стола и произнес хорошо подготовленную речь. О невозможности работать без прикрытия. О том, что преступники так и остались на свободе, не дай бог узнают, что она опять работает сама по себе - тут же отыграются за все потери, что понесли, когда им прижали хвост.
    - Ты что, - пафосно сказал он ей, - снова хочешь, чтобы сын наш бился в истерике от страха? Представляешь, что будет с его психикой, если узнает, что пережитый им ужас может повториться? Нет, ты как хочешь, а я рисковать здоровьем сына не намерен!
    Одним словом - работай, Оля, как работала, развивай фирму и дальше, а он ни на что не претендует, разве что на зарплату да на лишок сверху, чтоб обеспечивать безопасность…
    Ольга на удивление спокойно приняла эту информацию, она готова была и к такому повороту событий. Ничего не говоря, написала заявление об уходе в отпуск, положила его на стол бухгалтерше и уехала на дачу. Несколько дней приходила в себя, что-то делая по дому или участку. Иногда лишь звонила сыну – все ли у него нормально, хорошо ли кормит и убирается у него домработница. И все листала книги по юридической стороне закрытых акционерных обществ, к которым относилась ее фирма. Хотя основные моменты ей и так были известны: на текущее управление фирмой ее 50 процентов акций практически не влияют. Всем заправляет генеральный директор, чьи полномочия прописаны в контракте, и досрочно расторгнуть его можно лишь большинством голосов акционеров. Но откуда взять это большинство, если половина акций - у нее, и столько же – у мужа? Получается, что даже если Рыжков станет грубо нарушать контракт, она как акционер ничего сделать не сможет. Одним словом, тупик…
    Все последнее время Ольга работала на износ, практически всю прибыль фирмы направляя на выплаты Гусеву. Товары если и закупались, так лишь на деньги заказчиков, которых еще надо было найти. А нет заказчиков – нет и денег на налоги, зарплату, отчисления банку. Фирма требовала каждодневной работы, а сейчас кому было этим заниматься?
    Ольга предполагала, что муж, занятый на действительно серьезной работе, предложит ей вернуться на фирму, договорившись о какой-то сумме, которую она будет выплачивать ему ежемесячно. Почему бы и нет? Даже если он и выдумал всю эту историю с кражей – его можно было понять: ну как он выглядел в глазах сына, если весь достаток в доме зависел от матери, а отец не мог купить ему и недорогой безделушки?
    Однако все пошло совсем по другому сценарию. В один из дней Ольге позвонила знакомая из агентства недвижимости и после обычного трепа спросила, не дорого ли она продает свое складское помещение. Знакомая подбирала недвижимость для клиента, увидела объявление в газете и, позвонив по контактному телефону, поняла, чей это склад.
    Ольга что-то лишь ответила невпопад. Ей стало ясно, что за неимением наличности на фирме муж взялся продавать ее недвижимость. Значит, не стоит и ждать предложения о возврате на работу. Но без ее подписи, считала Ольга, Рыжков не сможет оформить продажу склада – в контракте с ним прямо установлено, что распоряжаться таким имуществом он может лишь по решению собрания акционеров, принятому большинством голосов. Большинства голосов у него нет, а без протокола собрания акционеров, по ее мнению, сделку не зарегистрируют. Ну хорошо, решила Ольга, пусть себе ищет покупателя, она же тем временем отдохнет. И уехала на море.
    Отдохнувшая, подзагоревшая, Ольга вернулась из отпуска и решила сходить в офис фирмы. Она не сразу поняла, что произошло – офис был завален старой мебелью, папками с архивами и прочим хламом, который раньше хранился в складском помещении. Бухгалтер Марина сидела на своем месте и разговаривала с кем-то по телефону.
    - Что происходит? – спросила ее Ольга.
    - По всем вопросам – к Василию Петровичу, - отрезала Марина и, демонстративно отвернувшись к окну, продолжила разговор по телефону.
    Ольга вышла из офиса и направилась к складскому помещению – оно находилось в том же здании, в котором располагался офис. Склад был закрыт, но на нем уже висела вывеска какой-то другой организации. Стало понятно – Рыжков сумел в обход второго акционера продать помещение.
    Сколько ни билась она потом, но и в регистрационной палате, и в юридических консультациях только разводили руками: Рыжков имел право продать помещение. По Уставу ЗАО его генеральный директор может продать имущество фирмы, если по балансовой стоимости оно не превышает четверти ее активов. Именно это и следовало из документов, приложенных к договору купли-продажи. При подписании договора генеральный директор действовал на основании Устава, так что все нормы были соблюдены.
    Ольга была в растерянности и уже готова была опустить руки. Но затем - по воле судьбы или по воле случая, кто знает? – она встретила Андрея, который взялся ей помочь…

    - Для него что – законы по-другому написаны? – не без иронии перебил Ольгу Дмитрий. Как только снова зашла речь об Андрее, он встал и заходил по комнате, жестикулируя руками. - Все юристы говорят – нельзя, а писатель-выдумщик заявляет – можно.
    - Не совсем так, - ответила Ольга. – Он работает, как и другие, но в заведомо проигрышной ситуации он что-то изобретает, придумывает, моделирует, и такие составляет бумаги…
    - Да зачем ему что-то изобретать, составлять! Небось, явился к твоему Рыжкову или бухгалтерше, предъявил корочки члена Союза писателей, и ему сразу выдали все, что нужно: и документы, и доказательства…
    - Дмитрий, не надо иронии! Рыжков так и не узнал, кто мне тогда помог. Несколько дней Андрей жил у меня на даче, я привезла ему все нужные документы.
    - И что он мог сделать, сидя у тебя на даче? Нашел лазейки в законах, о которых никто до него не знал?
    - Нет, но из того, что стало известно по ситуации с продажей склада, он выжал достаточно. Андрей подготовил несколько комплектов бумаг, и я отвезла их покупателю склада и в агентство недвижимости, через которое проходила сделка. А спустя пару дней и самому Рыжкову, которого к тому времени уже начали трясти и агентство недвижимости, и покупатель.
    - Кажется, я начал понимать. Твой Андрей написал им, что если они не перестанут обижать его любимую Ольгу, он сочинит про них какой-нибудь фельетон или вставит их всех в свою книгу. Было от чего испугаться…
    Дмитрий хотел еще что-то сказать, но Ольга резко встала с дивана и взяла со стойки у камина кочергу:
    - Если не прекратишь сейчас же, я выбью из тебя эту дурную ревность!
    - Все, сдаюсь! Готов слушать не перебивая.
    - Слушать-то осталось всего нечего. Андрей мастерски обыграл тот факт, что фактически склад был продан по цене куда большей, чем было обозначено в договоре.
    - Но это надо было еще доказать…
    - Доказали. В компьютере Марины, на который я вошла по сети в офисе фирмы, был проект договора с агентством недвижимости, и в нем, как и в газетных объявлениях, указывалась реальная цена продажи склада. Это дало Андрею возможность подготовить от моего имени как акционера фирмы сразу два иска. Один иск – на взыскание с Рыжкова убытков по этой сделке, а второй иск - на признание сделки недействительной. А точнее (я это выучила назубок) – мы заявили, что сделку нужно отменить в связи со злонамеренным соглашением представителей сторон.
    - Я смотрю, - вставил Дмитрий, - ты так шпаришь юридическими терминами…
    - Оказался бы в моей ситуации – и сам бы назубок выучил все эти термины.
    - Но в чем фишка-то тут, я не пойму. Злонамеренное соглашение, представители…
    - В том-то и дело, что раз часть денег покупатель отдал Рыжкову неофициально, значит, налицо сговор на причинение убытков продавцу, представителем которого и выступал Рыжков. Это и стало для Андрея зацепкой.
    - И что с того?
    - То, что склад возвращался на фирму, а покупатель терял все уплаченные за него деньги…
    - Это как? Деньги по договору он получил бы обратно, а наличную часть стребовал бы с Рыжкова, расписка-то наверняка осталась.
    - Вот и нет! По закону в случае, если выявлен такой сговор, деньги за склад вернули бы не покупателю, а государству. Я не помню, как это звучит на языке юристов, но покупатель во всех случаях оставался бы в накладе…
    - Как-то легко все получается… Что с того, что цена в газете и реальная цена продажи не совпадают? Покупатель сказал: куплю за такую-то цену, и сторговались. Поди докажи, что было иначе…
    - Все бы так, но цена в договоре была очевидно занижена почти вдвое, да еще Андрей потребовал допроса покупателя и директора агентства как свидетелей, под расписку об ответственности за ложные показания. А это уже другой коленкор. В общем, у Андрея хватило аргументов для того, чтобы покупатель тут же взял Рыжкова за жабры: забирай обратно свой склад и возвращай деньги...
    - И чего ты добилась в итоге? На другой день Рыжков мог продать этот склад другому покупателю, по нормальной цене…
    - Какое там… Я нагнала на него столько страхов! И заодно на Гусева! Отыгралась на них по полной…
    - Вот как? Снова Андрей что-то придумал?
    - Зачем? Он уехал по своим делам, дальше я уже сама… Сначала я отправила письмо Гусеву, на адрес «Ясеня»…
    - Стоп, - остановил ее Дмитрий, - «Ясень» - предприятие закрытое, у него и адрес-то – почтовый ящик…
    - Вот на этот-то ящик я и написала ему письмо!
    - А если бы оно попало в первый отдел?
    - Так я на это и рассчитывала. Причем я заранее предупредила Василия об этом письме. Сказала, чтоб готовились – после всего, что они сделали в отношении меня, у них с Гусевым начнутся трудные дни. Намекнула, что вышла на очень серьезных людей и теперь если что, Гусева в два счета снимут с должности…
    - И что Рыжков?
    - Спросил, не от них ли были эти иски в суд. Грамотная, сказал, работа. Я ответила, что с документами помог доктор наук, ему позвонили из кабинета, где меня принимали, и сказали: надо решить вопрос. Представляешь, какие глаза были у мужа, когда он это услышал. И с каким страхом Гусев ждал на «Ясене» мое письмо…
    - Что же ты написала в нем?
    - Да ничего. В конверте была открытка с приглашением на наше с Рыжковым семейное торжество. Василий спросил, что за торжество я затеяла. Развод, ответила, чем не торжество. Не кормить же мне его, ведь теперь и его, и Гусева, наверняка вышвырнут с работы. Дело-то пахнет уголовщиной…
    - Выходит, они купились на твои угрозы?
    - Ты знаешь, они поверили в эти угрозы! Рыжков подписал документы, которые я передала ему после расчета с Гусевым, лишь даты в них переправила. И фирма снова стала принадлежать мне одной.
    - А развод?
    - Тут я последовала совету Андрея, и пока Рыжков не пришел в себя, подписала с ним у нотариуса брачный контракт, по которому все, что было записано лично на меня, не подлежало разделу и после развода. Так что теперь в случае развода Рыжков не сможет претендовать ни на фирму, ни на загородный дом. Тем и закончились его шутки со мной.
    - Думаешь, историю с кражей они придумали?
    - Не только думаю – знаю! Бумаги, которые я подписала после кражи, готовила Марина, бухгалтерша. Она же занималась и продажей склада, так что рыльце у нее было в пушку. И я такие ей нарисовала перспективы, что она не просто рассказала – на бумаге изложила все, как было на самом деле, благо за это я выплатила ей хорошее пособие при увольнении. С этой бумагой я могла раздавить и мужа, и Гусева. И даже хотела это сделать. Вывезла их на машине со своим водителем на речку, и пока водитель готовил шашлык, рассказала этим деятелям, кто и на чем вывозил товар со склада, где он хранился, и так далее. Потом сказала, что у них есть возможность красиво выйти из этой ситуации. К примеру, напиться напоследок, по самое не могу, и зайти в реку. Уйти к рыбам, а не к зекам за решетку.
    - Круто ты с ними…
    - Самое смешное – Гусев заверещал тогда, как поросенок. Сказал, что у него водобоязнь, он даже физически не сможет войти в реку, и пообещал, что компенсирует мне все потери. С тех пор через фирму, созданную им на мои деньги, я получаю заказы на оргтехнику по всем его связям. Директор этой фирмы – Марина, я встречаюсь с ней по делам, и так она со мной почтительна…
    - Было от чего измениться…
    - Не в этом суть. И не в том, что Василий снова стал меня уважать. Я сказала ему тогда: сама, видно, виновата, если он так поступил со мной. И по деньгам не в претензии - ведь фактически я выплатила ему его долю. Так сказать мог лишь сильный человек. Я и почувствовала себя человеком сильным, с которым нельзя не считаться. И чувство это дал мне Андрей. Он поднял меня едва ли не с колен, и этого я никогда не забуду.
    - Но ведь одно дело – чувство благодарности, другое - любовь… - начал было Дмитрий, и умолк: Ольга выглядела такой усталой, что было ясно - этот трудный разговор пора прекращать.
   - Хорошо, - сказал Дмитрий, - что ты конкретно предлагаешь?
   - Сначала скажи: ты с нами?
   - С кем это – с вами? С тобой и Андреем?
   - Со мной, с Аней, секретаршей Гусева, и Андреем.
   - Секретарша Гусева тоже в деле?
   - Я ж говорила - у нее свой интерес.
   - Что ж, пусть будет по-твоему, хотя никого из них я и в глаза не видел.
   - Андрей скоро приедет, а Аню ты видел, только не замечал. Последнее время ты вообще упал в глазах заводских женщин, никого замечать не хочешь…
    - Да-а? И поэтому вы с Андреем решили, что мне пора исправляться?

   Глава 8. Скорость женского любопытства

   Шутка шуткой, но Ольга была права. В последнее время Мартов действительно упал в глазах заводских женщин, никого не замечал, отчего некоторые дамы и впрямь стали чувствовать себя обделенными. Как это так? Ну, затянулся у него этот очередной роман, что с того, бывает. Но совсем не замечать других женщин - это уж слишком! Да пусть хоть женится, наконец! Человеку 40, пусть женится, не беда - и женатые мужчины посматривают на других женщин, порой и чаще, чем холостые.
   И, конечно, заводских женщин не могло не волновать главное – кто она, эта дама, из-за которой он так изменился к ним? Среди женщин слухи распространяются намного быстрее, чем среди мужчин. По части «кто с кем и когда» их органы зрения и слуха видят и слышат намного дальше и больше, чем мужские глаза и уши.
   Узнав, что для кого-то его роман с женой главного инженера уже не секрет, Мартов стал более внимательным к взглядам, поворотам головы или репликам в свой адрес. И тут же отметил странность в поведении Полонской. Она смотрела на него как-то растерянно, исчезла и откровенность в их отношениях. Людмила Андреевна не подшучивала над ним даже в тех случаях, когда по природе своей просто не могла этого не делать.
    - Что это? – спросил Дмитрий Олегович, когда Полонская положила ему на подпись какой-то документ.
    - Распоряжение о командировке, - ответила Людмила Андреевна.
    - Хорошо, я посмотрю, - ответил Дмитрий Олегович.
    Он уже знал, что на испытания одного сложного изделия должен был выехать главный инженер завода, и не трудно было предположить, что Людмила Андреевна вызовется поехать на эти испытания от своего отдела. Мартов знал так же, что Рыжков уедет раньше - перед выездом на полигон он по делам завода должен был какое-то время провести в Москве.
    На другой день после отъезда главного инженера Мартов вызвал Полонскую и сообщил, что от их отдела на эти испытания поедет Дарья Сергеевна.
    - Что так? – удивилась Людмила Андреевна.
    - Людмила Андреевна, у нас с вами море и других дел. Помогите Даше собраться в командировку, подготовьте все необходимые документы, проинструктируйте ее.
    - Нет, я все же не понимаю, - настаивала на объяснениях Полонская, но Дмитрий Олегович мягко положил ее руки в свои и сказал очень добрым тоном:
    - Людмила Андреевна, голубушка, давайте проводим Дашу в командировку, и потом обо всем поговорим, разберемся во всех наших делах. Хорошо? Сейчас просто некогда говорить: срочные дела. Начальство берет за горло, – Мартов показал пальцем вверх. – Вчера одно требовали, сегодня – другое. Отсюда и перемены разные…
    Людмила Андреевна отошла от него в полном смятении. Она совсем не готова была к такому повороту событий. Хороший тон, которым Мартов сообщил об отмене ее командировки, «голубушка» и мягкое пожатие рук – все это ее мало удивило, отношения у них с Дмитрием Олеговичем сложились хорошие, такое обращение было в норме. Но слова о начальстве и переменах насторожили. Что это за начальство, на которое ссылался Мартов? Не Рыжков ли? Может, это по его указанию на испытания посылают другую сотрудницу отдела? И о чем хочет говорить с ней Мартов после Дашиного отъезда?
    Полонская совсем растерялась. Оно вообще перестала понимать, что происходит. Cлухи о романе Мартова с женой ее любовника повергло Полонскую в шок. Она еще не нашлась, как ей вести теперь с Дмитрием Олеговичем, надо ли его предупредить, что молва об этом романе уже распространяются со скоростью женского любопытства. И какая-то тревога поселилась в ее сердце - она чувствовала, что все это может затронуть и ее.
    Легко было предположить, что одновременно с романом жены главного инженера начнут обсуждать и роман самого Рыжкова – о его связи с Полонской и так уже много судачат. Как ко всему этому относиться, что предпринять, если начнутся какие-то события, Людмила Андреевна не знала, но то, что они начнутся, она не сомневалась. И тут к ней пришло прозрение: она вдруг поняла, с уверенностью на сто процентов, что необычное поведение ее начальника говорит об одном: ожидаемые ею события уже начались…

    Родители поделили Дашу, как делят вещи после развода. Впрочем, делиться им было легко. Они жили в доме, который заранее строили с таким расчетом, чтобы в случае развода легко поделить его на две половины. И даже мебель покупали в двух экземплярах: два шкафа, два комода, два круглых обеденных стола. Мать говорила – есть ли отношения, нет, на все надо смотреть трезво и думать наперед. Так и вышло потом – отец сошелся с одной развеселой женщиной, которая если и думала наперед, то не дальше второго понедельника. Но в жизни ей все давалось легко: просто сваливалось оттуда, откуда и ждать было нечего. Без особых усилий так и достался ей мужик с половиной дома и отдельным входом. Она и говорила потом – у меня муж с отдельным входом. Кто слышал это, недоумевал – что это за отдельный вход у мужчины…
   Одного не предусмотрела мать: ребенка-то они завели одного, его-то на двоих не поделишь. Но и тогда она рассудила: раз пополам дочь свою им распилить не удастся, пусть живет на оба входа.
   В первые недели месяца Даша теперь жила в половине матери, в окрашенной в темную зелень части дома. Смотри, дочка, - слушала она поучения матери, - будь рассудительной, мужчинам не верь, у них одно на уме. Проявляй с ними твердость и скорым домогательствам не уступай. Развивай серьезные чувства, тогда отношения не прервутся после третьей ночи; и вообще, держи себя в строгости.
   Последующие недели месяца Даша жила у отца, в его окрашенной в развеселую оранжевость половине – отец специально так выкрасил ее, чтобы даже внешне это жилье отличалось от жилья его бывшей. Живи, Дашутка, проще, - слушала она слова жены отца. Радуйся тому, что дает жизнь, а с мужчинами обращайся так, чтоб не мучить ни их, ни себя; тогда они сами будут липнуть к тебе.
   С Любой, новой женой отца, отношения у Даши сложились хорошие; они и секретничали между собой. Вскоре Даша стала звать ее просто по имени, а затем Любе откуда-то, как и все в ее жизни, свалилась отдельная квартира, и ее отдали Даше. Живи да радуйся, - сказал ей отец, - а Любе опять что-то да свалится.
   Первое время своей самостоятельности Даша твердо помнила наставления матери: получишь, дочь, образование, тогда и выберет тебя кто из приличных. Мужчин оценивай головой, проявляй твердость… И так далее.
    Даша училась в институте, а к мужчинам относилась строго и недоверчиво. При первой встрече она сразу же давала понять: знаю-знаю, о чем речь заводишь. Если встречи продолжались, и мужчина проявлял внимание, она все равно гнула свое: знаю-знаю, зачем ходишь кругами. И подарки принимала с видом: знаю-знаю, что купить этим хочешь. Даша выросла вполне симпатичной, кровь ее бурлила по всем законам природы, но и вздохи при луне вызывали у нее сомнения: знаю-знаю, зачем тут луна, ты ее специально подвесил…
   Наконец, у нее завязались серьезные отношения, сердце ее рвалось навстречу избраннику, а природа сводила с ума полыхающими желаниями. Но она твердо решила дождаться свадьбы и мягко отводила робкие поползновения жениха. Природное в молодых подпитывалось лишь неясными фразами, туманом намеков, стыдливо опущенными глазами при нечаянных касаниях… Все постельное за свадебным порогом было многозначительно опущено.
   …Последовавшие события Дашу разочаровали, а мужа ее вконец расстроили. Слишком, знать, томили они друг друга, многого недоговорили и не узнали чего-то нужного. В лучшем случае муж ее сгорал на ближней дистанции, а чаще всего и вовсе не загорался. Вместо приятных ожиданий, томимый мрачным предчувствием, муж тащился в спальню будто на эшафот. И все предчувствия сбывались по крайнему сценарию.
   Даша пыталась ему как-то помогать, успокаивала и не хуже мужа переживала: то насчет женской своей привлекательности, то думалось ей, что невезуха постельная идет не от нервов супруга, а от его мужских неполадок. И почем зря ругала себя за то, что до свадьбы не разрешила себе большей свободы в отношениях с будущим мужем. Знала бы, что так получится, - бросилась бы к нему на шею в первый же день! Все было б ясно заранее, а теперь хоть идти обоим и вешаться, неизвестно только, вместе вешаться или поодиночке! Она все поддерживала мужа в его страданиях, болела сердцем от его жалкого вида да опущенного книзу носа…
   И однажды муж не вернулся к вечеру домой. Всю ночь ждала его молодая жена, все глаза просмотрела, все слезы повыплакала, все думы горькие про мужнину судьбу передумала, посчитав под конец: ну вот, знать, порешился он с собой, теперь моя очередь. А под утро муженек объявился и ни с того ни с чего обвинил ее во всех своих мужских несчастьях. Пока она стояла с красными глазами и открытым ртом, он собрал вещи и, хлопнув дверью, ушел…
   Что это было? Раз за разом задавала она себе этот вопрос и не находила ответа. Что это было? Что это было? Потом лишь узнала, что было так. Вконец измученный, Дашин муж, чуть подвыпив в компании старых друзей, как есть рассказал им про все свои мужские неладности. В тот же вечер друзья отвезли его на квартиру к одной бойкой дамочке. Несчастный муж уже ничего не боялся – все ужасное в его жизни осталось позади. Первые же игры дамочки на ее широкой постели привели его в такое состояние, что он раз за разом стал обрушивать на женщину все зажатые в нем доселе буйные страсти. Понадобилось совсем мало уроков, чтобы муж почувствовал себя вконец счастливым и вообще героем!
   Уйдя от Даши, он какое-то время жил у своего секс-учителя, потом стал мешать женщин точно карточную колоду, но еще долго, заметив на улице Дашу, он покрывался холодным потом и трусливо сбегал в какой-нибудь подъезд.

   Даша приехала к отцу и, присматриваясь заодно, нет ли где крюка, на котором было бы нехлопотно повеситься, выложила ему историю своей любви и замужества. И в бессильной ярости, всем что ни попадало под руку, отец принялся стучать по двери, идущей в половину бывшей жены.
   - Ах, ты, сектантка хренова, - кричал отец. - Ах, ты, калоша в платочке! Что с дочерью-то нашей сделала? Чему научила-то ее, кукла восковая? Я тебе дам – держи себя в строгости! Я тебе так накувылдаю, в старую твою кувылду, что сама скажешь: дура я набитая и нечего, дитятко мое, слушать больше мать свою неумную!
   Люба, нынешняя его жена, принялась отца успокаивать, но он все бушевал:
   - Ах, ты, стерва! Меня тогда чуть не сгубила, хорошо соседка подставилась…- Отец покосился на дочь и исправился. – Хорошо, соседка помогла, а так и я бы в петлю полез, до того меня вымучила. Тому же и дочь обучила! Ах, ты, кукла восковая…
   Отец, вспоминая собственные переживания, стал повторяться, но Даша и не слушала его более. Что-то она для себя вдруг поняла, и попадись сейчас любой мужчина, она, как и муж ее на случайную женщину, обрушилась бы на него всей страстью. Не помня себя, Даша также принялась колотить в дверь матери…

   После всех этих событий Даша совсем редко стала бывать у матери, но еще больше подружилась с Любой, и последующую жизнь стала строить по наставлениям из папиной половины дома. Какое-то время, в ожидании, что муж вернется, Даше еще держалась в строгости и если уж подпускала до себя мужчину, то так томила его на последнем рубеже, что тот, несчастный, перегорал раньше срока. Но вскоре и такие нескладухи исчезли из ее отношений с мужчинами. Особым образом выучилась она выстраивать эти отношения. Поначалу, без обычных по ритуалу танцев оказавшись в ее постели, мужчина мог впасть в легкое замешательство. Но потом лишь растерянно качал головой, когда она предлагала ему расстаться с обескураживающей улыбкой.
   Порой Даша отдавалась мужчине, лишь почувствовав в нем хоть какую-то приятность. Хороший ли он или плохой, без постели, считала она, все равно не разберешь. Она точно пробовала мужчин назубок и сердце свое попусту не запускала, не волновала его без лишней надобности. Да и зачем? Платье ведь не берут без примерки? Так и с мужчинами надо, – убеждала она подружек. - Устройте им постельную примерку и только потом решайте, принимать их близко к сердцу, иль нет.
   И мужчинам было с Дашей легко: не надо было ходить вокруг да около, заводить обычные в таких случаях игры. Наученная опытом, Даша сама вела эту игру, а тем, кто начинал вокруг сети разбрасывать, она говорила: милый, не надо этой кулинарной обработки – съедай меня живой! А не понравится – разойдемся, что за беда…
   Но при этом сама Даша не раскрывалась, оставаясь неузнанной как тайна…
    На работе ей нравилось подтрунивать над самой и одновременно заводить других женщин, с которыми работала в одном отделе. Было время, вслед за очередной «примеркой», она стала опаздывать на работу и точно в оправдание, томно потягивалась:
   - Ой, девочки, ночью у меня был такой мужчина!
   - Так, и кого ты на этот раз подцепила?
   - Девочки, что значит подцепила? Я просто выловила его на улице. Он остановился около большой лужи, и в ней отразилась его ширинка. И тут мне представилось, что за этой деталью одежды кроется такое произведение искусства…
   - Что ж оказалось там на самом деле?
   - Конечно, мои фантазии несколько разошлись с реальностью, но ночью я проделала над этим произведением некоторые физические опыты, основанные на трении и возбуждении электромагнитных полей, так что в конце концов их результаты меня вполне устроили. Так что, девочки, советую и вам выходить на улицу в дождик, может, и повезет как мне…
   Всем было понятно, что Даша просто проспала, а рассказ этот сочинила, чтоб оправдаться и немного завести других женщин. Но сотрудниц отдела не волновали лужи и то, что в них отражается. Их раздражало неравенство: как же так, у них тоже есть мужчины, неважно, законные это мужья или гражданские, у них тоже бывает секс по ночам, но разве они опаздывают потом на работу?
   - Ой, девочки, ничего вы не понимаете. Ведь это был мужчина из лужи! У кого-то из вас был мужчина из лужи?
   - Эх, Дашка, тебе бы мужа заиметь, нормального, а не из лужи или облаков...
   - Да я ж пыталась однажды, даже в загсе расписывалась, но потом столько промучилась, вспоминать не хочется.
   - А что с ним было мучиться?
   - Нет, девочки, муж – это какая-то другая порода мужчин. Как у них что устроено, я так и не разобралась. Сколько не искала в нем чего-то мужского, так и не обнаружила.
   - Так уж и не обнаружила?
   - Нет, конечно, я обнаружила какое-то устройство, только оно показывало время на полшестого. Видно, у женатых мужчин все эти механизмы действуют как-то по другому и не позволяют их устройствам подниматься выше показателя на полшестого. А у других мужчин, как показывают мои исследования, это устройство показывает на без четверти девять…
   - Рассказывай! У тебя и потом были мужчины женатые…
   - Конечно, были и женатые мужчины, и даже из семей, о которых я предпочту здесь не говорить…
   - Слушайте, те, кто поближе – дайте этой балаболке линейкой по лбу…
   - Да пусть балаболит! Главное, мужик у нее есть и ладно, а из лужи он или еще откуда, какая разница. Без мужика-то ее в клетке придется держать, чтоб на людей не бросалась…
    - Что вы так переживаете, - не успокаивалась Даша. - Ну случается мне быть раздражительной. Вы же знаете, без мужчины женщине плохо…
    - Да уж, от тебя порой взвоешь, хоть своего мужика уступай на ночь.
    - Вот это конструктивно, - не замедлила ответить Даша. - В таком случае некоторые временные трудности у одной сотрудницы отдела не помешают нам всем вместе выполнять производственные задания. Это особенно важно в период, когда результаты нашей работы будут оцениваться на предстоящих испытаниях. Мы же не хотим подвести Дмитрия Олеговича? Что будет, если вместо него поставят какую-нибудь старую развалину? На кого мы тогда станем точить свои коготки?
    - Даша, у тебя телефон звонит.
    - Да пусть звонит… Мой мужчина из лужи вряд ли еще проснулся, а звонков от других я пока не жду.
   - По внутреннему телефону звонят, ты что, не слышишь?
   - Слышу-слышу. Только не волнуйтесь, придет время, позвонят и вам. Алло! Слушаюсь, Дмитрий Олегович, уже иду.
    Даша встала и направилась к начальственному кабинету.
    - Прическу поправь! - сказали ей вслед.
    - Нет уж, пусть начальство кушает меня в таком виде. С некоторым беспорядком на голове я кажусь еще более привлекательной…

    Дмитрий Олегович встретил Дашу у порога кабинета и, придерживая рукой, усадил в мягкое кресло напротив своего стола. Обычно это кресло предлагалось кому-то из начальственных коллег Мартова из других отделов, а во время производственных совещаний это было место Полонской.
    - Ой, Дмитрий Олегович, вы приземлили меня в такое кресло! Наверное, я в чем-то провинилась, и вы заранее усадили меня сюда, чтобы мне было мягче падать в обморок от ваших справедливых упреков.
    - Не волнуйтесь, Даша, я не собираюсь вас в чем-то упрекать. Хотя на прошлой неделе наши женщины буквально просили отправить вас в какую-нибудь командировку, вы просто мешали им работать.
    - Да, Дмитрий Олегович, я это признаю.
    - У вас трудности в личной жизни?
    - Ой, Дмитрий Олегович, даже не знаю, как вам ответить…
    - Знаете Даша, наверное, я смогу вам помочь.
    - Да-а? Ой, Дмитрий Олегович, наконец-то! Когда мы с вами встречаемся? После работы?
    - Да, Дашенька, мы встретимся после работы - как только приедете из командировки. После этой важной и не очень комфортной работы вы придете сюда и расскажите, как прошли испытания, не было ли по нашей части каких замечаний или проколов.
    - Ах, Дмитрий Олегович, вы меня расстроили. Хотите помочь в личной жизни, а сами посылаете в какую-то тьмутаракань. Где ж найти там мужчину? Я разнервничаюсь и сорву такие важные испытания…
    - Дашенька, вы будете не одни – от завода поедут еще два или три человека, во главе с главным инженером. Вы ведь знаете Василия Петровича Рыжкова?
    - Ну на главного-то мне не запасть… Да и как я могу, меня же потом, – Даша со значением чуть повернула голову назад, – живьем съедят. Людмила Андреевна, кажется, сама собиралась ехать на эти испытания.
    - Не съедят, Дашенька, не съедят. Людмила Андреевна и спасибо скажет, это она предложила вам поехать вместо нее. Главное, чтобы испытания прошли успешно. Но и перетруждаться не стоит, отдыхайте по вечерам. Можете и поразвлечься, и если для пользы дела вашей жертвой станет главный инженер, мы с Полонской будем только рады. Так что не подведите нас с Людмилой Андреевной, нам вскоре предстоят ответственные решения.
   Прищурившись, Даша долгим взглядом посмотрела на Дмитрия Олеговича. Несмотря на внешнее балабольство, женщиной она была умной и наблюдательной. Даша сразу поняла, что от нее требуется, но у нее все не укладывалось в голове, что просьба выбрать жертвой Рыжкова исходила и от его любовницы.
   - Да, Дмитрий Олегович, - с некоторым замедлением произнесла Даша, - кажется, я вас понимаю…
    - Вот и хорошо! Сыграйте свою роль – вы же великая актриса, я это давно про вас понял.
    - Ой, Дмитрий Олегович, вы меня прямо раздели, перед вами я теперь точно голая… Вас это никак не волнует?
    - Дашенька, пожалейте меня, я сейчас не вполне свободен…
    - Знаю-знаю, о чем вы говорите. Мне, наверное, не стоит говорить сейчас с Людмилой Андреевной? Я бы не хотела совершить какую-нибудь неловкость.
    - Конечно, Дашенька, не стоит. Главное, чтобы испытания прошли успешно, но и отдыхать не забывайте! Так что хорошей вам работы и хороших вечеров. Мы с Людмилой Андреевной будем за вас переживать…

   Глава 9. Врач для отдела продаж

    Утром следующего дня Дмитрий Олегович встретил Полонскую недалеко от ее дома.
    - Доброе утро, Людмила Андреевна! Вы позволите проводить вас до работы?
    От неожиданности Людмила Андреевна остановилась, и не нашлась, что сказать. В глазах у нее был понятный и без слов вопрос: случайная эта встреча или нет?
    Дмитрий Олегович понял это и ответил сразу:
    - Скажу честно: здесь я не случайно, при первой возможности обещаю объяснить вам, что к чему. Пока же, если позволите, мы просто вместе придем на работу.
    - Вместе? Могу я полюбопытствовать - зачем?
    - На все вопросы ответ будет позже.
    - Да-а, неделя начинается с удивлений.
    - Боюсь, и заканчиваться она может еще большими удивлениями. Вы придете на работу и в моем кабинете увидите нового начальника. Скажите откровенно - вы хотели бы видеть на моем месте другого человека?
    - На этом месте я хотела бы видеть себя, но вам известно - мне это не грозит, поэтому как начальник вы меня вполне устраиваете.
   - Вот и отлично, значит, мы обо всем договоримся.
   И Людмила Андреевна успокоилась.
   - Другое дело, что выглядеть вам надо более стильно. Что с того, что вы начальник. Это не значит, что одеваться вы должны как чиновник с папкой для докладов.
   - Помню-помню, Людмила Андреевна. Вы говорили, что мне надо поработать над своим вкусом.
    – Да, вам надо поменять все, начиная с обуви.
    Людмила Андреевна чуть наклонила голову вниз, и снова удивилась: на Мартове были модные туфли на толстой платформе и высоких каблуках, так что теперь он был даже чуть выше Полонской.
    - Что я вижу? - воскликнула Людмила Андреевна. – Кажется, вы уже начали работать над собой…
   - Так и есть, Людмила Андреевна. И теперь, продолжая неделю перемен, давайте перейдем на ты.
    - Нет проблем, - ответила Полонская, и спросила: - и это все, на что я должна пойти для того, чтобы вы усидели в своем кресле? К примеру, не должна ли я пойти с вами в кафе или ресторан?
    - Принято – будет и кафе!
    - Ну, Дмитрий Олегович, с вами не соскучишься… Такой служебный пасьянс затеяли…
    - Не с вами, а с тобой.
    - Хорошо, Дмитрий Олегович, с тобой. Какие еще обязанности влечет за собой эта моя новая роль?
    - В этой роли для тебя я должен быть просто Дима, а ты для меня – просто Люда. И потому бери меня за руку и пойдем на работу.
   Людмила даже раскрыла рот от удивления, но, помедлив, взяла Дмитрия за руку и сказала искреннее:
   - Эх, давно я за руку с мужчиной не ходила!
    И они пошли по городским улочкам, затем вышли на широкий проспект и, наконец, свернули в один из проездов, ведущим к заводским корпусам «Ясеня»; их выгораживал забор из бетонных плит высотой под три метра.
    - Дима, ты не боишься, что я так войду в эту роль…
    - Люда, - Дмитрий чуть притянул к себе Людмилу и даже приобнял, - разве ты не видишь: я только об этом и думаю.
   - Знаю-знаю: ты шкот еще тот…
   - Шкот – это что?
   - Это кот шалопутный, вот кто… Хотя стой, - Людмила вдруг остановилась и посмотрела на Дмитрия. – Ты меня совсем запутал. Ты сейчас в роли или нет? Вот эти слова твои, про то, о чем думаешь, обнимания - это ты в роли своей так увлекся, или нет? Хотя ладно, можешь не отвечать. Только скажи сразу: уж не должны ли мы с тобой, по этому служебному пасьянсу, еще и… Хотя бы для вида?
   Дмитрий остановил ее и снова чуть приобнял:
   - Узнаю блестящего инженера Люду Полонскую! Все схватывает на полуслове!
    - Ну, Дима, игру ты затеял! Не знаю только для чего. Сначала вместо меня отправил Дашку в командировку. Чтоб она там хвостом вертела…
   - Нет, Люда, тут я не соглашусь. Даша поехала в ответственную командировку и работать там будет с полной отдачей. Но понятно дело: в свободное время она вольна поступать как хочет. Захочет хвостом вертеть, я возразить не смогу. Но сама знаешь, в городишке том не особенно разгуляешься. За военными из местных жены присматривают, остаются только свои.
   - Вот именно! – со значением сказала Людмила, и добавила: - Я догадываюсь, кого она выберет из своих! Хотя… Мне кажется, я начинаю понимать, что к чему. Это как-то связано с женой главного инженера. Дима, ты не хочешь мне сказать что-нибудь по этому поводу? Только честно – пора уж, наконец, приоткрыть завесу.
   - Люда, мы уже почти пришли, но я отвечу. Весь расклад ты узнаешь сегодня вечером. Если ты не против, после работы мы встретимся кое с кем, и ты сама все узнаешь. Заверяю тебя: знать ты будешь столько же, сколько и я. Потому что это важно и для меня, и для тебя. Понимаешь – и для тебя тоже. Нам предстоит вместе избавляться от наших с тобой проблем. Ты понимаешь меня?
    Людмила с тревогой вглядывалась в лицо Дмитрия, точно оценивая, правду он говорит, или нет.
    - Люда, я обещаю быть с тобой предельно честным. И поверь: это – не игра. Для меня это вопрос моей работы, а может, и безопасности. А для тебя… Тебе важно, наконец, узнать правду о том, что было в твоей жизни? Не скрою – придется быть мужественной. Но правда, какой бы она не была, все-таки правда, и лучше узнать ее, чем ошибаться и дальше. И главное – все это в прошлом, а сейчас у тебя есть я, и ты можешь на меня положиться.
   - Значит, все это – в прошлом? – Людмила стала успокаивать себя, но чувствовалось, что ей с трудом удается быть хотя бы внешне спокойной.
   - Да, Люда, в прошлом. А пока… Пока мы с тобой вместе заходим на завод, вместе идем в свой отдел, и главное – мы улыбаемся! Ты все понимаешь? – Дмитрий прижал ее к себе и поцеловал в щеку. – Доверься мне!
   Людмила, наконец, очнулась и, что-то решив про себя, плотнее прижала к себе руку Дмитрия и направилась с ним к проходной завода.
    - Если бы ты знал, - сказала она искренне, - как мне сейчас хорошо! Давно мне не было так хорошо. Так хотелось довериться кому-то, и теперь, с тобой, мне не страшны и ужастики, на которые ты намекал!
   На проходной они столкнулись с Гусевым. Увидев Людмилу Андреевну, он хотел галантно пропустить ее вперед, но она вдруг отвернулась и спросила идущего вслед Мартова:
    - Дима, ты не помнишь, куда я сунула пропуск? Что-то найти его не могу.
    - Люда, посмотри внимательней в сумочке. Я видел, как ты его брала со столика в прихожей…
    - Ах, да, действительно, вот он, мой пропуск, - с искренней радостью воскликнула Людмила. - Совсем я с тобой голову потеряла. Скажешь теперь: зачем мне в отделе такая помощница, лучше жди меня дома…
    От неожиданности Гусев замешкался; пропустив вперед Мартова и Полонскую, он и сам не сразу нашел у себя пропуск.

    После работы Дмитрий с Людмилой вместе вышли к проходной - ровно перед тем, как к ней направился Гусев, благодаря звонку его секретарши Ани. На этот раз Гусев прошел первым, сделав вид, что и не заметил идущих под руку Мартова и Полонскую.
   Шел мелкий, почти незаметный дождь; казалось, капли даже не касались земли и просто таяли в воздухе. И не замечала дождик не совсем уже юная парочка, которая беспечно бродила по городу, обнимаясь на виду у всех или деловито высматривая что-то в витринах киосков. Мимоходом они ловили на себе недоуменные взгляды знакомых, и еще больше прижимались друг к другу. Они гуляли, пока на одном из перекрестков с ними не поравнялась бордовая, с темными стеклами, «Ауди» - машина Рыжковой.
   На машине Ольги они подъехали к ее даче, кнопка на пульте в ее руках пикнула, и ворота открылись.
    Часа три спустя та же «Ауди» отвезла их обратно в город, высадила недалеко от дома Людмилы, и посигналила на прощанье фарами. Дмитрий как-то грустно улыбнулся, а Людмила вдруг точно повисла на нем, обхватив его обеими руками. Он ощущал на своих щеках ее слезы, чувствовал, как дрожат ее руки.
    - Пойдем, я тебя провожу…
    - Нет, Дима, я не смогу остаться одна. Мне надо забыть, вернее – хотя бы на время забыть все, что услышала. Иначе сойду с ума. Иначе я буду выть или лезть на стенку…
    И прижавшись к его лицу, Людмила зашептала едва слышно:
    - Не уходи, останься со мной, останься! По роли или нет, но останься. Ты как хочешь, а я просто хочу быть с тобой – без всяких ролей, без игр…

    ….- Господи, когда ж ты угомонишься? – Людмила уже изнемогала от его активности. – Ну что за мужчина такой, я скоро утону в своих волнах, а ему хоть бы хны. Когда ж ты успокоишься, мы уже неделю вместе, а ты точно в первый раз.
    Но Дмитрий лишь вздохнул:
    - Мне сказали, что это простатит, болезнь второго сердца мужчины.
   - Причем тут эта болезнь? Насколько я знаю, простатит снижает потенцию, а по тебе этого совсем не скажешь.
   - Однако уролог один третий год уже лечит меня от этой болезни.
   - Это какой уролог? Который звонит тебе на работу?
   - Да, я познакомился с ним в одной компании. Кто-то сказал о моем холостячестве: человеку под сорок, а все не женится. Уролог пояснил, что все проблемы холостяков – в простатите. И пригласил к себе на прием, посмотреть, что там у меня со вторым сердцем. За консультацию, сказал, деньги не возьмет.
   - И ты купился на эту халяву?
   - Да самому стало интересно! На самом деле не могу понять, что порой происходит. Так все хорошо начинается, а спустя время, порой короткое, начинаю прислушиваться к себе и понимаю, что мужской интерес к этой даме или вовсе пропал, или теплится еле-еле…
   - Так, об этом мы потом поговорим, - деловым голосом сказала Людмила. - А пока расскажи, что же обнаружил у тебя уролог.
   - Простатит и обнаружил. Назначил лечение.
   - И лечение это, конечно, за деньги…
   - Еще какие!
   - Милый, на что я не коммерсант, но и то понимаю, что уролог просто включил тебя в свою клиентскую сеть и доит, пока это позволяют твои финансы. Наверняка он рекомендовал тебе пройти еще один курс лечения.
   - Да, сказал, что курс лечения надо проходить каждый год.
   - Но ты пояснил ему, что проблем с женщинами у тебя вовсе нет, скорее наоборот?
   - Сказал, но не сразу.
   - Что же он ответил на это?
   - Сначала удивился, а потом сказал: дорогой, чего же ты хочешь, у тебя ведь простатит. Он задерживает извержение семени, как следствие, получается затяжное соитие. И добавил, что нужно пройти еще один курс лечения, на этот раз более продолжительный.
   - И значит, более дорогой! – воскликнула Людмила. – Вот это класс! Надо же так разводить мужиков! Ему бы не врачом работать, а в отделе продаж.
   - Какие там продажи! Он теперь врач ученый. Защитил диссертацию и принимает по повышенным ставкам: растратился, говорит, на защиту, долги образовались.
   - Однако больше я тебя к нему не пущу, не то он тебя залечит. Лучше я сама возьмусь за твое лечение. Лечить буду частой близостью. А иначе я с ума сойду без твоего простатита...

    В отделе они по-прежнему звали друг друга по имени-отчеству, хотя и на ты. Сослуживицы делали вид, что ничего не замечают, только Даша позволяла себе какие-то намеки, но с юмором:
   - Девчата, у Людмилы Андреевны медовый период, смотрите, какая она сладкая, ее просто облизывать можно. Но вот беда: я закоренелая натуралка, разве я могу себе это позволить. И как с ней стало легко работать! Вот как вы считаете – позволит она мне завтра опоздать, или нет? Так не хочется рано вставать… А я снова за нее в командировку съезжу.
    Однажды она сказала такое и в присутствии Людмилы Андреевны, точно не заметив, что та пришла и сидит на своем месте.
    - Ах, Людмила Андреевна, это вы? Я и не заметила вас, вы уж извините. Я тут прошлась чуть по вас, но любя, правда, любя…
    - Да дайте ей линейкой по голове…
    Женщины в отделе пытались остановить Дашу обычным образом, и Людмила Андреевна их поддержала:
   - Вот-вот, дайте ей по губам, чтоб не болтала попусту. Только не сильно, ей еще отчет по командировке писать. И составлять план на новую, теперь мы ее специально будем посылать туда, чтоб отдохнуть от нее хоть с неделю …
    Разговор прервал телефонный звонок. Звонил уролог – Людмиле Андреевне его голос был знаком; Дмитрий Олегович, видно, не сообщил ему номер в своем кабинете.
   - Мартов отбыл в неизвестном направлении, - сразу, точно отрезала, ответила на вопрос Полонская.
   - Отбыл, говорите, в неизвестном направлении? М-да, факт, скажу я вам, примечательный… Ну, а как его самочувствие?
   - В каком смысле?
   - В известном, сударыня, в известном…
   И Людмила Андреевна не выдержала.
   - Слушайте, господин уролог! Если вы еще раз позвоните Дмитрию Олеговичу, если только еще раз намекнете про его здоровье, - я сама отправлю вас по врачам!
   - По каким врачам? – оторопев, услышала она в трубке.
   – Для начала к венерологам! Те тоже разводят мужиков на деньги!
   И Людмила Андреевна бросила трубку сквозь повисшую тишину.
   - Интересно, - послышался голос Даши. - Выходит, начальник наш по мужской части здоров. Можно полюбопытствовать, Людмила Андреевна, как вы это установили. Не опытным ли путем?
   - Дашка, сейчас в лоб получишь, - ответила Полонская, но незаметно для других подмигнула ей: ведь Даша была в теме, не всего, конечно, но многого.

    Глава 10. Библейская история на современный лад

    Вернувшись из очередной командировки, Даша сказала Мартову, что хотела бы отчитаться перед ним и о неслужебной части ее поездок.
   - Лучше в каком-нибудь неприметном кафе. Для конспирации, - добавила она с лукавой улыбкой.
    Встретились они в одном тихом и уютном ресторанчике. Ненавязчивый официант принес кофе со всякой вкуснятиной, и Даша попросила его сменить музыку:
   - Знаете, мы пришли сюда для интимного разговора, а ритмы из ваших динамиков мешают вибрациям моей души. Поставьте что-нибудь классическое, мелодичное…
   Наконец она почувствовала, что обстановка соответствует вибрациям ее души, и стала рассказывать о том поручении, которое вот уже какой месяц так добросовестно, с присущим ей старанием выполняет. Интеллигентно не касаясь деталей, касающихся мотивов поручения, она спросила, допустимы ли с ее стороны некоторые импровизации в отведенной ей роли с главным инженером Рыжковым.
    - Мне бывает сложно с Василием Петровичем. Не беда, что он так часто называет меня другим именем, но, простите за интимную подробность, обнимая меня, он еще и промахивается, охватывая руками пространство куда более широкое, чем моя хрупкая фигурка… Я начала думать, что он и не собирается перестраиваться под мои вполне привлекательные показатели. Но потом, конечно же, случайно, я увидела его хрупкую жену и поняла, что и с ней у него, видно, та же проблема. Судя по степени автоматизма в его руках, привыкших обнимать другую, более полную женщину, какого-то понимания с собственной женой у него давно нет. И жалко мне его стало, так жалко! Он такой одинокий!
   - Даша, вы настоящий исследователь, этого у вас не отнять!
   - Вы так считаете? Ой, Дмитрий Олегович, как я рада, что вы это отметили. А что если нам подумать о переводе в какое-нибудь НИИ – по профилю «Ясеня»? Вы перейдете, и меня бы за собой перетянете. Тем более, - Даша перешла на шепот, – что в том пасьянсе, который вы раскладываете сейчас при моем скромном участии, наши карты легко могут выпасть из колоды. Я хотела сказать – из «Ясеня»…
   Дмитрий Олегович насторожился: кто-то уже называл пасьянсом, вернее – служебным пасьянсом, всю эту затею, которую они начали с Ольгой Рыжковой по плану ее Андрея. Вспомнил – это говорила Полонская, на полную фигуру которой намекала сейчас Даша.
   - Я уже сказала об этом Василию Петровичу, – продолжала Даша. - Мол, роман Мартова с Полонской мешает работе, а вы, как главный инженер, часто контактируете с нашим ведомственным институтом, могли бы посодействовать. Да и я продвинулась бы в своем отделе, а то сижу там на третьих ролях… Это я так маскируюсь, Дмитрий Олегович. Василий Петрович все спрашивает намеками, не Полонской ли это идея наша с ним связь. Поэтому я ему собственную корысть демонстрирую. Не забываю и про его интерес: сама начинаю про вас рассказывать…Он-то думает - игра это у вас с Полонской. Но я внушаю ему - да что вы! Мартов и Людмила Андреевна так искренни в отношениях. Живут вместе, быть может, и расписались уже, да скрывают – нельзя, наверное, в одном отделе да на нашем-то заводе.
   Даша взяла с тарелочки кусок торта и, запивая кофе, съела его целиком.
   - Не удивляйтесь, – пояснила она, - я решила не мучить себя больше диетами.
   Даша поднесла к губам салфетку и со смешинкой в глазах сказала Мартову:
   - Дмитрий Олегович, начальник мой дорогой и единственный, вы позволите мне высказать свое мнение о вашем романе?
   Мартов ухмыльнулся:
   - Ну скажите, раз есть такое желание. Мы ведь откровенны друг с другом..
   - Так вот, я думаю, сначала это и вправду у вас с Полонской игра была такая, оба вы защищались от Рыжкова, не важно, почему. И было заметно, что отношения у вас показные, ненастоящие. Но спустя короткое время в ваших отношениях появилась искренность, я бы сказала – чувство, во всяком случае со стороны Людмилы Андреевны. Едва увидит вас, так у нее и дыхание замирает, и глаза блестят…
   - Даша, я понять не могу – зачем вы это рассказываете? Скажите откровенно.
   - Конечно, Дмитрий Олегович, сейчас вы все поймете. Я уже говорила – жалко мне стало Василия Петровича. А женщине мужчину жалеть опасно, поскольку жалость легко переходит в другое. И если сначала я тоже играла определенную роль, то со временем мое отношение к нему изменилось. Люди плохими не рождаются, они становятся ими по разным причинам. Если бы дома у Рыжкова все было ладно, разве стал бы он встречаться с Полонской? Не пустой ведь человек, большую должность занимает. Стремился бы домой, о глупостях и думать бы не стал. Но жена его - бизнес-леди, часть времени и чувств, которые ей надо тратить на дом и семью, она вкладывает в свое дело. Хотя, конечно, могут быть и другие причины…
   Даша остановилась и озорно посмотрела на Дмитрия Олеговича.
   - Эх, за таким-то разговором сейчас бы и выпить чего-то хорошего. Да ладно уж, не стану вас разорять. Не могу я пить….
    - Так, - протянул Дмитрий Олегович, он стал догадываться, к чему Даше понадобился этот разговор. – И давно вы остерегаетесь пить?
    - Уже несколько недель…
    - Понятно.
    - Об этом я и хочу с вами поговорить. Василий Петрович, пусть я и пожалела его, наверное, сам является всему причиной. Но я - женщина, надо бы и себя пожалеть… Это на людях я все храбрюсь, сочиняю о себе разные небылицы, а домой приду – плакать хочется! И плачу порой. Был у меня муж, да сплыл, толком и не дав мне почувствовать себя женщиной. Я и надежду-то потеряла встретить мужчину, пригодного к использованию в качестве мужа. Но когда начался этот пасьянс, мне подумалось – надо ли искать готового для семьи мужчину? Может, стоит взять какую-нибудь заготовку и из нее смастерить что-то подходящее? Как начала жалеть Василия Петровича, так и подумала – может, и он меня начнет жалеть? В любом мужчине есть что-то хорошее, а от плохого он может избавиться, особенно при помощи близкой ему женщины…
    Дмитрий Олегович был изумлен. Ему стало стыдно: нехорошо, получается, они с Полонской обошлись с Дашей. Одно дело – направить в командировку, а другое – в своих личных целях подложить эту плачущую по ночам веселушку в постель главного инженера. Конечно, Даша столько рассказывала о своих «мужчинах из лужи», что предложение ей охмурить Рыжкова не выглядело чем-то жестоким. И она так легко согласилась с этим завуалированным предложением. Тем не менее, Дмитрию Олеговичу стало как-то не по себе…
    - Но самое главное, - продолжила Даша, – он такой беззащитный! Я сказала недавно: смотри, Василий, только не играй, не шути зло со мной, и будет тебе все - и от меня, и от жизни. Не обманывай меня! Он лишь головой закивал – конечно, конечно! И не подумал сказать: тогда и ты со мной не играй. Даже не знаю, что бы я на это ответила…
    - Эх, Даша, как вы наивны! Думаете, Рыжков такой простак? Не могу сказать вам всего, что знаю. А теперь, раз вреден вам и глоток вина, вредно и знать все, о чем я умалчиваю. Однако соглашусь с вами – может, вам и удастся переделать эту, скажу прямо, очень не добрую заготовку, в хорошего мужа. Но постарайтесь не быть такой наивной…
    - Я постараюсь, Дмитрий Олегович, тем более, что…
    - Тем более, что?
    - Тем более, что я действительно его жалею, так, как не жалела ни одного человека… Но не знаю, стоит ли мне рожать для него. Для себя я сразу решила – обязательно буду рожать, столько мечтала о ребенке, иззавидовалась подружкам, у которых есть дети. Но вот надо ли мне связывать жизнь с Василием Петровичем? Скажите мне, только честно скажите: Василий Петрович очень плохой человек, раз вы и Людмила Андреевна так защищаетесь от него?
    - Даша, я уже сказал - вам не стоит сейчас знать все детали. Все мы не без греха, и сами же говорите, что женщине по силам обработать мужскую заготовку. Важно, чтобы он стал ценить вас как достойную и необходимую ему женщину. Если не будет этого – сомневаюсь, чтобы можно было что-то изменить.
   - Значит, вы советуете сказать ему о беременности?
    Дмитрий Олегович допил свой кофе и ответил:
    - Даша, в этом вопросе я вам не советчик. Если хотите, я расскажу об этом разговоре Людмиле Андреевне. Узнаю ее мнение. Хотя вы и сами можете с ней поговорить…
   - Нет-нет, я не смогу. Лучше вы…

    В то же самое время на другом конце города в таком же уютном ресторанчике, за столиком с графинчиком водки и хорошей закуской, Рыжков убеждал Гусева в том, что Даше ни в чем верить нельзя.
    - Николай, ну как ты не видишь – подставленная она! Людмилка избавиться от меня решила, вот и подставила женщину из своего отдела. Я это сразу понял, в первой же командировке, куда Дашка поехала вместо Людмилки…
    - Ну что ты так держишься за свою Людмилку! Посмотри, наконец, на себя и на Мартова, на кого из вас баба глаз положит? Ты и старше, и комплекцией не вышел, и внешность у тебя, мягко скажу, неяркая. А он? Столько баб на него западало! Вот и Людмилка твоя туда же… Что тут необычного? Или хочешь и его убрать из ее жизни?
   - Так мы и говорили об этом! Не подумал? Сделать ему перевод на какой-то другой завод, и главное – в другой город?
    - Это военному можно приказать, и он поедет куда скажут. А Мартов – лицо гражданское. Да и как я это все обставлю? Как объясню начальству? Нам что, скажут, самим такие кадры не нужны? Или он не справляется?
   - Справляется, Николай, в том-то и дело, что справляется. Проверял его работу, через лупу смотрел. Дотошный он, с пониманием работает. Были такие, им скажешь, а они сути задачи не понимают, работают втемную и в ноль попадают, безрезультатной получается такая работа. Этот же до сути докапывается...
    - Вася, а по режиму секретности ничего не прикидывал? В этом деле столько тонкостей, при желании всегда можно найти нарушения.
   - Проверял и это, нет за ним ничего серьезного. На выговор накопать толку мало, а что-то серьезное подстроить – чревато. Пойдет разбирательство, чего доброго, и самому достанется… Но Дашке я не верю, подставная она! Лучше бы с Анкой твоей путался! Кстати, я и забыл! Где же мой выигрыш, Николаша? Почему Анка до сих пор не со мной?
   - Ну, с ней-то ты сам прокололся. Благоверная твоя с ней застукала!
   - Не ты ли это шепнул ей, а, Николай?
   - Ты чего чудишь-то, Вася? Совсем с ума спятил? Анка мне рассказала, как Ольга перехватила тебя прямо у нее на виду. Да и увольняется она от нас. Переводом.
   - Каким переводом, куда?
   - На фирму к Ольге твоей. Анка письмо от нее принесла, будет у Ольги замом.
   - Так ты говорил – крючки у тебя есть на Анку? По-прежнему сможешь дергать ее за ниточки. Заодно и знать будем все, что у Ольги на фирме творится…
    - Ты что, не понял еще, какая у тебя жена? Видать, не за глупости женские ей ученую степень присвоили. Хоть и лопухнулась поначалу с тобой, но теперь с ней эти номера не пройдут. Если захочет, она и тебя уничтожит, и меня. Забыл, какие люди за ней стоят? Это не липовые спецслужбы, о которых ты ей лапшу навешивал. Поэтому и не думай даже. Анка мне сказала: Ольга Павловна просила передать ей документы на брата. Я и отдал; ты бы как поступил на моем месте?
   - Да черт с ней, с Анкой, разве сравнишь ее с Дашкой? Нам о Мартове надо додумать. Слишком много на нем зациклилось! С ним-то что делать будем?
   - Слушай, раз вспомнили про ученую степень Ольги, давай и Мартова по этой стезе направим? Переведем его в наш институт…
   - Какой институт? – насторожился Рыжков.
   - Наш, ведомственный. Ты же сам с его сотрудниками в контакте.
   Лицо Рыжкова вдруг перекосилось, он уставился на Гусева и злобно зашипел:
   - Так это вы с Ольгой Дашку мне подложили? Я давно подозревал, что ты с женой моей в сговоре. Страху нагнала на тебя, вот ты и пляшешь под ее дудочку? По бизнесу дела у вас общие, и Анку к ней отпустил, документы отдал. Теперь и мной управлять хотите, через Дашку?
   - Ты чего, Василий? Совсем сбрендил что ль?
   - Сбрендил, говоришь?
   Рыжков так разошелся, что даже с места поднялся. Гусеву пришлось усаживать его на место. Он подозвал официанта, заказал коньяку и стал успокаивать приятеля.
    - Ладно, Вася, все образуется… Хочешь отдохнуть куда-нибудь съездить? В загранку тебя не отпустят, так поезжай в Сочи, у нас там санаторий ведомственный. Нервы тебе подлечить надо, обязательно. Не то доведешь себя до психушки! Сам только посуди: у тебя ж одни заговоры вокруг, все на тебя ополчились. Кому рассказать, примут за манию преследования! Вот скажи – что ты на меня-то ополчился? Друга старого, и того в заговорщики включил…
   - А что мне думать остается? На днях Дашка твои же слова мне повторила – мол, надо бы Мартова в какое-нибудь НИИ пристроить…
   - Да нормальная она баба, Дашка, еще и умная, раз такое предлагает. Замуж она хочет, так что тут плохого? Давай вот что… Я и Дашке путевку в санаторий пробью, поедете вместе, будешь как молодой козлик скакать…
   - Ты думаешь, ей можно верить? – почти жалобно спросил Рыжков.
   - Думаю, можно. Хотя подсунула ее тебе Полонская, втемную подсунула, зная, какая баба бедовая эта Дашка. Иначе ты не отстал бы от своей Людмилки. Зато теперь у тебя Дашка, молодая, свободная, так будь доволен! Все при ней, детей своих нет – от тебя и родит…
   - Это да, вроде как намекать стала на то, заранее готовить…
   - Так разве это плохо? С Ольгой у вас все равно склеить не получится, сын вырос, так и начинай по-новому! Но Полонскую оставь в покое! Забудь про нее! Побойся Бога, и так уж виноват перед ней – дальше некуда…
   - Ты только большего-то на меня не вешай! Сам вину свою знаю, майора этого забыть не могу. Но ты же помнишь – я не смерть ему выпрашивал, чтоб только отправили его куда подальше…
   - Мне-то что о том говорить, знаю, как дело было. Но раз помнишь свой грех, – тем более дай Людмилке вздохнуть свободно. Будет она счастлива - тебе меньше грехов отмаливать.
   - Какие все верующие вокруг стали! Вот возьму и верну тебе Ленина с Марксом, заново атеизму научишься.

   Жизнь не распорядилась так, чтобы Андрей и Ольга жили в одном городе, часто встречались. Спасибо ей и за то, что даровала им встречу на лесной дороге, за то, что чувствам их дозволено сохраняться столько времени. Наверное, их любовь так и останется в них навсегда. Не в ярком, остром состоянии, когда жить, дышать не можешь или не хочется друг без друга. Когда сознание мутится от любых сомнений или ревности, и тем более когда приходит черед делать выбор, вперемешку ставить на весы и сверять, что в их жизни дороже, весомее: любовь вне разума и расчета, или карьера и достаток, благополучие и холодное спокойствие в семье…
    «... Там тихая вода, не круты берега,
    Нет унижений, страха и вранья.
    Да только врут глаза,
    И холодна рука,
    От желтого неснятого кольца...
    Андрей редко когда писал стихи – выплеск эмоций от переживаний на природе, от любовных терзаний или жизненных драм получался у него и в прозе. Но иногда эта проза, только что написанные строчки или абзацы отправляли его в такой чувственный нокаут или наоборот, поднимали на такую чувственную гору, что выручали лишь стихи, выплескивавшиеся наружу вне его воли - так что оставалось лишь вставить их несколькими строчками в прозаический текст. Да и то, при дальнейших правках, стихотворные разбивки, как правило, исчезали. Но ощущение поэзии в его прозаических текстах оставалось – в природе ли описаниях, в описаниях ли чувств… Во всяком случае, ему так казалось…
    Стремясь сохранить свои чувства от обычного и часто их разрушающего бытия, защитить их от любых внешних посягательств, они с Ольгой точно переместили свою любовь в особое измерение, слепоглухонемое относительно всего, что происходило в их обычной жизни. И поэтому ничто из этой жизни, будь-то семейные события или даже приземленные, вытекающие из обычной жизни романы, не могли повлиять на любовь, хранимую ими в этом особом измерении. Как говорила Ольга, это были их сердечные накопления, вклад любви. Время от времени, хотя и не часто, они с Ольгой встречались, но свидания не уменьшали накоплений – за эти встречи любящие сердца точно рассчитывались процентами от своего сердечного вклада. Оттого и любовь их была неубываемой.

   Известие о том, что у Рыжковой появился возлюбленный, Андрей встретил спокойно. Он хотел было, как обещал, приехать к Ольге, но что-то все не пускало его в ее город. Хотя правильней сказать – «Лада», машина Андрея, не пускала его к Ольге. То метелями замело дорогу – ехать было невозможно, то на морозе мотор не заводился, то еще что. Так она, видно, берегла Андрея: одно дело по телефону слышать, другое дело – смотреть в глаза любимой женщины и видеть, как она печется о другом мужчине… Поэтому и разговаривать пришлось по телефону.
   - Ты права, - сказал он, - твоему инженеру действительно может не поздоровиться. Насколько помню, фантазии на пакости этим приятелям, Рыжкову и Гусеву, не занимать. Говоря откровенно, меня не очень заботят проблемы Мартова, но они касаются и тебя, я не могу остаться в стороне. Хоть и не знаю, как поступил бы на моем месте другой человек, чтобы он тебе предложил…
   - Андрюш, я ведь сказала тебе – с появлением Дмитрия в моей любви к тебе ничуть не убыло…
    - Да, я знаю, наша любовь неубываема, не раз размышлял об этом…
    Вариант первоначальных действий, который он предложил Ольге, был необычным. И конечно же, Андрей сознательно допускал, что посылает Ольге и Мартову необычное испытание, которое, возможно, их роман и не выдержит. Но не дадут трещину отношения Ольги и Мартова, - возможно, и их любовь переместится в особое измерение, где либо вытеснит собой любовь Ольги и Андрея, либо будет жить с нею параллельно. Заранее предсказать что-либо было нельзя: чувства людей, любовь – это не шахматы, их на много ходов вперед не рассчитаешь.
    Конечно, всего, что произошло потом, они с Ольгой предусмотреть не могли. Не могли предвидеть, что Полонская, потрясенная известием о роли Рыжкова в гибели ее майора и в непредставлении ей давно ожидаемой квартиры, вдруг так искренне привяжется к Дмитрию. Будет проводить с ним все свободное время, ревниво не давая возможности даже взглянуть на Ольгу. Когда надо было что-то обсудить, на встречи с Ольгой они приходили вдвоем. Даже провожать Ольгу на отдых Людмила Андреевна пришла вместе с Дмитрием. Получилось, что и на прощание они целовали Ольгу тоже вдвоем, по-дружески. Ольга, конечно же, обиделась на Дмитрия, но позвонив ему с дороги, сказала серьезно:
    – Дима, я все понимаю. И не переживай: не могу же я обижаться на то, что сама тебе и предложила.
    - Оля, я всегда буду рад тебя видеть…
    - Конечно! Ответь мне только на один вопрос. Если, вернувшись, я застану тебя в постели с Полонской, ты мне скажешь: «Присоединяйся!»? Впрочем, можешь не отвечать…

    Вернувшись с отдыха, Ольга лишь пару раз поговорила с Дмитрием по телефону, пару дней провела на фирме, разбирая с Аней текущие дела, и уехала к Андрею.
    Как ни жалко было портить их встречу, но Ольге пришлось-таки рассказывать Андрею о том, во что вылился этот начатый ими служебный пасьянс. Рассказала и о том, как ее муж и Гусев отправили возлюбленного Полонской на войну, из которой ему не дано было вернуться живым. Ольга побоялась говорить об этом по телефону, и теперь ее рассказ Андрей выслушал с негодованием.
    - Вот мерзавцы! – воскликнул он. – В прошлый раз надо было с ними быть строже. Дашу еще с пути сбили, кто знает, чем это кончится…
    - Она человек вполне самостоятельный, сама и решения принимает.
    Тем временем Андрей что-то вспомнил, и с изумлением посмотрел на Ольгу.
    - Ты помнишь библейскую историю о Царе Давиде и Вирсавии?
    - Сейчас припомню. - Ольга немного подумала, и сказала: - Вирсавия была женой одного из военноначальников Давида. Чтобы завладеть Вирсавией, царь послал ее мужа на верную смерть…
    - Тебе не кажется, - с оживлением сказал Андрей, что история с отправкой сожителя Полонской на войну напоминает эту библейскую историю?
    - Я смотрю, - сказала Ольга с улыбкой, - в тебе писатель проснулся. Прямо загорелся от такого сравнения…
    - Да, но мне пришла и одна идея. За грех Давидов Бог направил к нему пророка, чтобы сообщить ему свой приговор…Как думаешь, Рыжков знает историю Давида и Вирсавии?
   - Вряд ли, он технарь, кроме специальной литературы и детективов, ничего не читает. Разве что слышал что-то… К чему ты это спрашиваешь?
   - Вот что подумалось… Может, пора закончить весь этот пасьянс одним ходом? Послать Рыжкову текст с историей о Давиде и Вирсавии, он сравнит ее со своим прегрешением… Ему потом и подсказывать не придется – сам сделает все, что надо, а в дальнейшем и мысли не будет допускать, чтобы кому-то так пакостить…
    - Думаешь, в нем пробудится совесть?
   - Не совесть, а страх… Вряд ли он забыл, как ты ему с Гусевым топиться предлагала…
    Андрей не стал говорить Ольге, что по библейской легенде за убийство Урии, мужа Вирсавии, пророк предрек Давиду смерть сына… Ведь сын Рыжкова – и Ольги сын. Да и Даша уже сказала своему Василию, что беременна…

   Спустя несколько дней на электронный адрес Марины, директора фирмы Гусева, пришло странное письмо с неизвестного адреса. В нем было лишь несколько слов: «Для передачи Василию Петровичу Рыжкову», а в приложенном файле – история царя Давида и Вирсавии в изложении, данном в известной сетевой энциклопедии.
   И снова Гусев с Рыжковым встретились в тихом ресторанчике. Легко было вычислить людей, знавших и о фирме Гусева, и о погибшем майоре, и о ребенке Рыжкова, которого ждала Даша. Но они не стали и гадать об этом – охвативший их страх диктовал им необходимость не рассуждать, а действовать…
   Спустя короткое время на жилищной комиссии Полонской выделили, наконец, двухкомнатную квартиру – от нее потребовалось лишь написать в профком «Ясеня», что ее сын, ранее проживавший у ее родителей, теперь живет вместе с ней.
    Дмитрия Олеговича вызвали на беседу в институт заказчика и предложили ему тему для исследования. В одном из цехов «Ясеня» Мартову выделили помещение для лаборатории, которой он и стал руководить.
   Людмилу Андреевну назначили на его место. В кабинете Рыжкова она сказала ему, что хотела бы спокойно работать, помогая начальству, а взамен получать хорошее отношение и снисходительность к ее маленьким слабостям. В свою очередь, Полонская заявила о готовности всячески помогать Даше, пока она не уйдет в декретный отпуск.
   Узнав, что Даша собирается дать будущему ребенку отчество «Васильевич», Ольга со свидетельством о браке тут же поехала к проходной «Ясеня», позвонила Рыжкову и сказал всего несколько слов: «Я жду тебя у проходной. Надеюсь, паспорт у тебя с собой.»
   Через месяц в ее паспорте уже стоял штамп о разводе, а отпраздновать это событие она решила месте с Андреем. Теплым летним днем она подъехала к его дому, позвонила в домофон и, услышав голос любимого, сказала:
    - Андрюш, это я. Оденься понаряднее, захвати паспорт и выходи. Мы заедем с тобой в одно учреждение...