.

Я проснулся посреди ночи. Луна, потерявшимся апельсином, смотрела в окно. Я встал из кресла, размял затекшие от долгого сидения ноги и побрел в спальню. Лег, но все равно уже не спалось. Попытался пристать к жене, но получил только локтем по лицу. Мы уже семь лет женаты из-за ее наивной настойчивости и моей непроходимой глупости. Может быть, все наоборот. Я даже влюбился в нее, когда у нас родилась дочь. Ведь нельзя не любить мать твоей дочери. Но скандалы и размолвки не прекращались. Виноват, конечно, я: какой женщине приятно в мужьях иметь кобеля, да еще пьяного. Разумом я все понимал. Давал ей и себе клятвы, что больше никогда, что только сегодня и в последний раз. Жена хотела верить и хотела прощать. Любви уже не было, а осталось неизбывное желание ( сколько сил потрачено) «подогнать» меня под свой идеал мужчины, который я очень слабо себе представлял, и поэтому не понимал, что от меня хотят. И, чтобы вымолить прощение (мне всегда было очень стыдно), я становился положительным мужем. После работы ехал домой, пил по чуть – чуть только за ужином, курил на площадке, мыл полы и исполнял супружеский долг по трезвости. Я не уверен, что это было для нее идеалом мужчины. Но ничего другого я предложить не мог или не хотел, так как и я, и она уже знали, что это ненадолго. Я только теперь, живя с любимой женщиной в полной трезвости, представляю всю унизительность ситуации: каждый день ждать, когда я сорвусь, и все опять пойдет по-старому. Срывы происходили по-разному, но с одной и той же последовательностью: сначала я стал напиваться за ужином, потом уже к ужину приезжать пьяный. За ужин я не переживал: жена чертовски отвратительно готовила.

Просвет в нашей семейной жизни наступило только тогда, когда у жены появился любовник. Я бы не догадался. Она сама об этом сообщила, надеясь сделать мне больно. И это ей удалось. Я расстроился, но не осуждал жену. Чтобы еще сильнее расстроиться, я впадал в эротические фантазии, представляя, как некто имеет мою жену. Это возбуждало меня так, что немедленно хотелось жену. Желание сравнить видно заводило и жену. Я стеснялся спрашивать, кто же лучше? Сегодня я не лучше. Хотя не очень – то и хотелось. Так, просто не спалось. И все же. Кто лучше?

 

Я встал и пошел покурить на кухню. Заглянул к дочке в комнату. Девочка тихо спала. Только дочь и привычка к этой жизни держали нас на коротком поводке, останавливая от развода. Закурив, я выпил стакан портвейна, который успел припрятать от жены. Прикинув, что к утру запах рассосется, я выпил еще. И сразу захотелось женщину. Я вернулся в спальню и начал приставать к жене. Она, дура, на меня раскричалась, но уснуть уже не могла., Выполнив свои супружеские обязанности, я отвалился и тут же крепко заснул.

Утром на работу собирался в хорошем настроении. Попросил жену завязать мне галстук.

- Куда собрался? – Спросила она, придерживая на моей шее галстук. – Так бы и удавила тебя.- Я ей верил.

- За что? –тем не менее, почти искренне удивился я. – Сегодня последний учебный день и у меня родительское собрание.

- Значит опять пьяный придешь? – Утвердительно спросила она. – Как же ты мне надоел. Всю жизнь испортил. – Жена начинала заводиться.

- Не кипятись. У нас все скоро будет хорошо. Причем не просто хорошо, а очень хорошо. Я скоро геройски погибну, и ты навсегда останешься женой героя в отдельной квартире. Ты сделаешь из нашей квартиры мемориальный музей и будешь водить экскурсии для пионеров «Герои живут рядом».

- Опять паясничаешь?

- Почему же. Очень даже серьезно. Представляешь, тебя пионеры спрашивают: «А скажите, пожайлуста, как же геройски погиб ваш муж»? Ты ведешь их к туалету и показываешь: «Когда блевал, упал головой в унитаз и захлебнулся». Потом закатишь глаза к потолку и добавишь: «Он так любил море».

- Юр, но неужели мы не можем жить нормально? – жена желала перемирия.

- Конечно, можем. Ты и сейчас нормально живешь. – Произнес я с намеком. – Ладно, вечером мы поговорим. Я сразу после собрания домой. Обещаю.

 

Уроки прошли легко. До собрания проверил дневники, выпил стакан портвейна, который всегда хранился за высокими томами «Детской энциклопедии». Закурил, начал фантазировать. Я очень люблю фантазировать – красивая жизнь получается. Я представил себе такую картину: сидим мы на педсовете, все внимательно слушают доклад директора. Вдруг в кабинет врывается секретарша и с придыханием в голосе говорит: «Там, там… народная артистка СССР Алла Пугачева приехала, Юрия Ивановича спрашивает». Я встаю и тихо говорю: «Можно выйти, это моя жена. Ключи от квартиры забыла». Учителя начинают мне аплодировать. Или лучше сама Пугачева заглядывает, полная тишина от изумления, а она так нежно говорит: «Юрик, милый, я так по тебе соскучилась».

Посмотрел на часы. До собрания два часа. Заглянул еще раз за «Детскую энциклопедию». Я люблю пить в одиночестве. Жена говорит, что это наипервейший признак алкоголизма. А мне нравится. После второго стакана я обычно ухожу на войну. Как правило, на Отечественную. Вся школа провожает меня. И жена тоже. Иногда настоящая, иногда народная артистка СССР. Настоящая прощается без сожаления, а народная артистка плачет. Через три года возвращаюсь с фронта. Небритый, в шинели без знаков различия. Звоню в квартиру. Открывает жена настоящая. Растерянная и удивленная: « Я думала, что ты геройски погиб». Я молча вхожу в квартиру и вижу любовника, толстого и лысого. Пауза. Потом скидываю шинель на пол, а под ней китель с генеральскими погонами, а на груди сияет звезда Героя Советского Союза, иногда две. Хватаюсь за пистолет. Здесь мои фантазии замедляются. Я в раздумье, кого пристрелить? Так и не решив, еще раз заглянул за «Детскую энциклопедию», закурил. Посмотрел на часы и стал думать: «Сбегать еще за бутылкой или сначала стать Генеральным секретарем»? Рассудок оказался сильнее сердца. Я сбегал за портвейном, но пить не стал. «После собрания выпью».

К началу собрания я был почти трезвый. Только запах не рассосался. Но мои родительницы прощали мне эту слабость, в противном случае все давно бы стало известно директору. За час я провел общую часть, раздал дневники. Потом еще час беседовал индивидуально. Мамы любили со мной поговорить, так как знали о моем очень добром отношении к детям. Я даже иногда после собрания захаживал в гости к разведенным мамам.

Все. Класс опустел. Я засобирался домой, но прежде аккуратно выбил пробку из бутылки старым студенческим способом: с помощью толстой книги. Обычно это был «Капитал» Маркса. Выпил стакан. Заткнул бутылку. Закурил. Бутылку аккуратно положил в дипломат. Выключил свет в кабинете, и полутемной лестницей стал спускаться вниз. Пока сторож, гремя ключами, открывал мне дверь, я предложил ему выпить на «посошок». Мы допили бутылку, покурили. И я вышел на улицу. Свежий воздух не взбодрил меня, но все равно хорошо, - завтра каникулы. Я посмотрел на часы. Магазин еще открыт, взял бутылку портвейна и пошел на электричку. Сразу прикинул, что полбутылки смогу выпить в электричке, а остальное оставлю на завтра. Я вошел в электричку и остался в тамбуре. Шариковой ручки вогнал пробку внутрь бутылки и стал пить из горла. Выпил ровно полбутылки, но неаккуратно: облил галстук. Поэтому я так не люблю носить галстуки: вечно в пятнах. Захотелось чего-нибудь поесть. Закурил. Потом прошел в вагон и сел. Сейчас буду фантазировать. Я советский разведчик, засланный в..

Проснулся от того, что стало холодно. Я открыл глаза. В вагоне было темно и тихо. Электричка стояла. Я вышел из вагона и стал озираться вокруг. Станция мне была не знакома. Наверное, я проспал свою остановку. Это открытие меня успокоило. Осталось только понять, сколько сейчас времени, где я и как отсюда выбраться?

Времени было два часа ночи. А станция называлась Серпухов, и первая электричка будет только около пяти утра. Я достал портвейн и выпил от половины бутылки половину, закурил. И стал думать о жене, которая наверняка волнуется. Вчера я ей спать не давал, а сегодня сама не спит. А может быть спит со своим любовником в нашей постели. Я даже расстроился, когда представил, как он снимает мои тапочки и ложится в кровать, за которой я стоял в очереди всю ночь. А он точно в моих тапочках, так как жена страшная чистюля. Я допил вторую половину половины бутылки, закурил и скупо по-мужски заплакал.

 

 

Февраль 2003 года

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

.

Я проснулся посреди ночи. Луна, потерявшимся апельсином, смотрела в окно. Я встал из кресла, размял затекшие от долгого сидения ноги и побрел в спальню. Лег, но все равно уже не спалось. Попытался пристать к жене, но получил только локтем по лицу. Мы уже семь лет женаты из-за ее наивной настойчивости и моей непроходимой глупости. Может быть, все наоборот. Я даже влюбился в нее, когда у нас родилась дочь. Ведь нельзя не любить мать твоей дочери. Но скандалы и размолвки не прекращались. Виноват, конечно, я: какой женщине приятно в мужьях иметь кобеля, да еще пьяного. Разумом я все понимал. Давал ей и себе клятвы, что больше никогда, что только сегодня и в последний раз. Жена хотела верить и хотела прощать. Любви уже не было, а осталось неизбывное желание ( сколько сил потрачено) «подогнать» меня под свой идеал мужчины, который я очень слабо себе представлял, и поэтому не понимал, что от меня хотят. И, чтобы вымолить прощение (мне всегда было очень стыдно), я становился положительным мужем. После работы ехал домой, пил по чуть – чуть только за ужином, курил на площадке, мыл полы и исполнял супружеский долг по трезвости. Я не уверен, что это было для нее идеалом мужчины. Но ничего другого я предложить не мог или не хотел, так как и я, и она уже знали, что это ненадолго. Я только теперь, живя с любимой женщиной в полной трезвости, представляю всю унизительность ситуации: каждый день ждать, когда я сорвусь, и все опять пойдет по-старому. Срывы происходили по-разному, но с одной и той же последовательностью: сначала я стал напиваться за ужином, потом уже к ужину приезжать пьяный. За ужин я не переживал: жена чертовски отвратительно готовила.

Просвет в нашей семейной жизни наступило только тогда, когда у жены появился любовник. Я бы не догадался. Она сама об этом сообщила, надеясь сделать мне больно. И это ей удалось. Я расстроился, но не осуждал жену. Чтобы еще сильнее расстроиться, я впадал в эротические фантазии, представляя, как некто имеет мою жену. Это возбуждало меня так, что немедленно хотелось жену. Желание сравнить видно заводило и жену. Я стеснялся спрашивать, кто же лучше? Сегодня я не лучше. Хотя не очень – то и хотелось. Так, просто не спалось. И все же. Кто лучше?

 

Я встал и пошел покурить на кухню. Заглянул к дочке в комнату. Девочка тихо спала. Только дочь и привычка к этой жизни держали нас на коротком поводке, останавливая от развода. Закурив, я выпил стакан портвейна, который успел припрятать от жены. Прикинув, что к утру запах рассосется, я выпил еще. И сразу захотелось женщину. Я вернулся в спальню и начал приставать к жене. Она, дура, на меня раскричалась, но уснуть уже не могла., Выполнив свои супружеские обязанности, я отвалился и тут же крепко заснул.

Утром на работу собирался в хорошем настроении. Попросил жену завязать мне галстук.

- Куда собрался? – Спросила она, придерживая на моей шее галстук. – Так бы и удавила тебя.- Я ей верил.

- За что? –тем не менее, почти искренне удивился я. – Сегодня последний учебный день и у меня родительское собрание.

- Значит опять пьяный придешь? – Утвердительно спросила она. – Как же ты мне надоел. Всю жизнь испортил. – Жена начинала заводиться.

- Не кипятись. У нас все скоро будет хорошо. Причем не просто хорошо, а очень хорошо. Я скоро геройски погибну, и ты навсегда останешься женой героя в отдельной квартире. Ты сделаешь из нашей квартиры мемориальный музей и будешь водить экскурсии для пионеров «Герои живут рядом».

- Опять паясничаешь?

- Почему же. Очень даже серьезно. Представляешь, тебя пионеры спрашивают: «А скажите, пожайлуста, как же геройски погиб ваш муж»? Ты ведешь их к туалету и показываешь: «Когда блевал, упал головой в унитаз и захлебнулся». Потом закатишь глаза к потолку и добавишь: «Он так любил море».

- Юр, но неужели мы не можем жить нормально? – жена желала перемирия.

- Конечно, можем. Ты и сейчас нормально живешь. – Произнес я с намеком. – Ладно, вечером мы поговорим. Я сразу после собрания домой. Обещаю.

 

Уроки прошли легко. До собрания проверил дневники, выпил стакан портвейна, который всегда хранился за высокими томами «Детской энциклопедии». Закурил, начал фантазировать. Я очень люблю фантазировать – красивая жизнь получается. Я представил себе такую картину: сидим мы на педсовете, все внимательно слушают доклад директора. Вдруг в кабинет врывается секретарша и с придыханием в голосе говорит: «Там, там… народная артистка СССР Алла Пугачева приехала, Юрия Ивановича спрашивает». Я встаю и тихо говорю: «Можно выйти, это моя жена. Ключи от квартиры забыла». Учителя начинают мне аплодировать. Или лучше сама Пугачева заглядывает, полная тишина от изумления, а она так нежно говорит: «Юрик, милый, я так по тебе соскучилась».

Посмотрел на часы. До собрания два часа. Заглянул еще раз за «Детскую энциклопедию». Я люблю пить в одиночестве. Жена говорит, что это наипервейший признак алкоголизма. А мне нравится. После второго стакана я обычно ухожу на войну. Как правило, на Отечественную. Вся школа провожает меня. И жена тоже. Иногда настоящая, иногда народная артистка СССР. Настоящая прощается без сожаления, а народная артистка плачет. Через три года возвращаюсь с фронта. Небритый, в шинели без знаков различия. Звоню в квартиру. Открывает жена настоящая. Растерянная и удивленная: « Я думала, что ты геройски погиб». Я молча вхожу в квартиру и вижу любовника, толстого и лысого. Пауза. Потом скидываю шинель на пол, а под ней китель с генеральскими погонами, а на груди сияет звезда Героя Советского Союза, иногда две. Хватаюсь за пистолет. Здесь мои фантазии замедляются. Я в раздумье, кого пристрелить? Так и не решив, еще раз заглянул за «Детскую энциклопедию», закурил. Посмотрел на часы и стал думать: «Сбегать еще за бутылкой или сначала стать Генеральным секретарем»? Рассудок оказался сильнее сердца. Я сбегал за портвейном, но пить не стал. «После собрания выпью».

К началу собрания я был почти трезвый. Только запах не рассосался. Но мои родительницы прощали мне эту слабость, в противном случае все давно бы стало известно директору. За час я провел общую часть, раздал дневники. Потом еще час беседовал индивидуально. Мамы любили со мной поговорить, так как знали о моем очень добром отношении к детям. Я даже иногда после собрания захаживал в гости к разведенным мамам.

Все. Класс опустел. Я засобирался домой, но прежде аккуратно выбил пробку из бутылки старым студенческим способом: с помощью толстой книги. Обычно это был «Капитал» Маркса. Выпил стакан. Заткнул бутылку. Закурил. Бутылку аккуратно положил в дипломат. Выключил свет в кабинете, и полутемной лестницей стал спускаться вниз. Пока сторож, гремя ключами, открывал мне дверь, я предложил ему выпить на «посошок». Мы допили бутылку, покурили. И я вышел на улицу. Свежий воздух не взбодрил меня, но все равно хорошо, - завтра каникулы. Я посмотрел на часы. Магазин еще открыт, взял бутылку портвейна и пошел на электричку. Сразу прикинул, что полбутылки смогу выпить в электричке, а остальное оставлю на завтра. Я вошел в электричку и остался в тамбуре. Шариковой ручки вогнал пробку внутрь бутылки и стал пить из горла. Выпил ровно полбутылки, но неаккуратно: облил галстук. Поэтому я так не люблю носить галстуки: вечно в пятнах. Захотелось чего-нибудь поесть. Закурил. Потом прошел в вагон и сел. Сейчас буду фантазировать. Я советский разведчик, засланный в..

Проснулся от того, что стало холодно. Я открыл глаза. В вагоне было темно и тихо. Электричка стояла. Я вышел из вагона и стал озираться вокруг. Станция мне была не знакома. Наверное, я проспал свою остановку. Это открытие меня успокоило. Осталось только понять, сколько сейчас времени, где я и как отсюда выбраться?

Времени было два часа ночи. А станция называлась Серпухов, и первая электричка будет только около пяти утра. Я достал портвейн и выпил от половины бутылки половину, закурил. И стал думать о жене, которая наверняка волнуется. Вчера я ей спать не давал, а сегодня сама не спит. А может быть спит со своим любовником в нашей постели. Я даже расстроился, когда представил, как он снимает мои тапочки и ложится в кровать, за которой я стоял в очереди всю ночь. А он точно в моих тапочках, так как жена страшная чистюля. Я допил вторую половину половины бутылки, закурил и скупо по-мужски заплакал.

 

 

Февраль 2003 года

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

.

Я проснулся посреди ночи. Луна, потерявшимся апельсином, смотрела в окно. Я встал из кресла, размял затекшие от долгого сидения ноги и побрел в спальню. Лег, но все равно уже не спалось. Попытался пристать к жене, но получил только локтем по лицу. Мы уже семь лет женаты из-за ее наивной настойчивости и моей непроходимой глупости. Может быть, все наоборот. Я даже влюбился в нее, когда у нас родилась дочь. Ведь нельзя не любить мать твоей дочери. Но скандалы и размолвки не прекращались. Виноват, конечно, я: какой женщине приятно в мужьях иметь кобеля, да еще пьяного. Разумом я все понимал. Давал ей и себе клятвы, что больше никогда, что только сегодня и в последний раз. Жена хотела верить и хотела прощать. Любви уже не было, а осталось неизбывное желание ( сколько сил потрачено) «подогнать» меня под свой идеал мужчины, который я очень слабо себе представлял, и поэтому не понимал, что от меня хотят. И, чтобы вымолить прощение (мне всегда было очень стыдно), я становился положительным мужем. После работы ехал домой, пил по чуть – чуть только за ужином, курил на площадке, мыл полы и исполнял супружеский долг по трезвости. Я не уверен, что это было для нее идеалом мужчины. Но ничего другого я предложить не мог или не хотел, так как и я, и она уже знали, что это ненадолго. Я только теперь, живя с любимой женщиной в полной трезвости, представляю всю унизительность ситуации: каждый день ждать, когда я сорвусь, и все опять пойдет по-старому. Срывы происходили по-разному, но с одной и той же последовательностью: сначала я стал напиваться за ужином, потом уже к ужину приезжать пьяный. За ужин я не переживал: жена чертовски отвратительно готовила.

Просвет в нашей семейной жизни наступило только тогда, когда у жены появился любовник. Я бы не догадался. Она сама об этом сообщила, надеясь сделать мне больно. И это ей удалось. Я расстроился, но не осуждал жену. Чтобы еще сильнее расстроиться, я впадал в эротические фантазии, представляя, как некто имеет мою жену. Это возбуждало меня так, что немедленно хотелось жену. Желание сравнить видно заводило и жену. Я стеснялся спрашивать, кто же лучше? Сегодня я не лучше. Хотя не очень – то и хотелось. Так, просто не спалось. И все же. Кто лучше?

 

Я встал и пошел покурить на кухню. Заглянул к дочке в комнату. Девочка тихо спала. Только дочь и привычка к этой жизни держали нас на коротком поводке, останавливая от развода. Закурив, я выпил стакан портвейна, который успел припрятать от жены. Прикинув, что к утру запах рассосется, я выпил еще. И сразу захотелось женщину. Я вернулся в спальню и начал приставать к жене. Она, дура, на меня раскричалась, но уснуть уже не могла., Выполнив свои супружеские обязанности, я отвалился и тут же крепко заснул.

Утром на работу собирался в хорошем настроении. Попросил жену завязать мне галстук.

- Куда собрался? – Спросила она, придерживая на моей шее галстук. – Так бы и удавила тебя.- Я ей верил.

- За что? –тем не менее, почти искренне удивился я. – Сегодня последний учебный день и у меня родительское собрание.

- Значит опять пьяный придешь? – Утвердительно спросила она. – Как же ты мне надоел. Всю жизнь испортил. – Жена начинала заводиться.

- Не кипятись. У нас все скоро будет хорошо. Причем не просто хорошо, а очень хорошо. Я скоро геройски погибну, и ты навсегда останешься женой героя в отдельной квартире. Ты сделаешь из нашей квартиры мемориальный музей и будешь водить экскурсии для пионеров «Герои живут рядом».

- Опять паясничаешь?

- Почему же. Очень даже серьезно. Представляешь, тебя пионеры спрашивают: «А скажите, пожайлуста, как же геройски погиб ваш муж»? Ты ведешь их к туалету и показываешь: «Когда блевал, упал головой в унитаз и захлебнулся». Потом закатишь глаза к потолку и добавишь: «Он так любил море».

- Юр, но неужели мы не можем жить нормально? – жена желала перемирия.

- Конечно, можем. Ты и сейчас нормально живешь. – Произнес я с намеком. – Ладно, вечером мы поговорим. Я сразу после собрания домой. Обещаю.

 

Уроки прошли легко. До собрания проверил дневники, выпил стакан портвейна, который всегда хранился за высокими томами «Детской энциклопедии». Закурил, начал фантазировать. Я очень люблю фантазировать – красивая жизнь получается. Я представил себе такую картину: сидим мы на педсовете, все внимательно слушают доклад директора. Вдруг в кабинет врывается секретарша и с придыханием в голосе говорит: «Там, там… народная артистка СССР Алла Пугачева приехала, Юрия Ивановича спрашивает». Я встаю и тихо говорю: «Можно выйти, это моя жена. Ключи от квартиры забыла». Учителя начинают мне аплодировать. Или лучше сама Пугачева заглядывает, полная тишина от изумления, а она так нежно говорит: «Юрик, милый, я так по тебе соскучилась».

Посмотрел на часы. До собрания два часа. Заглянул еще раз за «Детскую энциклопедию». Я люблю пить в одиночестве. Жена говорит, что это наипервейший признак алкоголизма. А мне нравится. После второго стакана я обычно ухожу на войну. Как правило, на Отечественную. Вся школа провожает меня. И жена тоже. Иногда настоящая, иногда народная артистка СССР. Настоящая прощается без сожаления, а народная артистка плачет. Через три года возвращаюсь с фронта. Небритый, в шинели без знаков различия. Звоню в квартиру. Открывает жена настоящая. Растерянная и удивленная: « Я думала, что ты геройски погиб». Я молча вхожу в квартиру и вижу любовника, толстого и лысого. Пауза. Потом скидываю шинель на пол, а под ней китель с генеральскими погонами, а на груди сияет звезда Героя Советского Союза, иногда две. Хватаюсь за пистолет. Здесь мои фантазии замедляются. Я в раздумье, кого пристрелить? Так и не решив, еще раз заглянул за «Детскую энциклопедию», закурил. Посмотрел на часы и стал думать: «Сбегать еще за бутылкой или сначала стать Генеральным секретарем»? Рассудок оказался сильнее сердца. Я сбегал за портвейном, но пить не стал. «После собрания выпью».

К началу собрания я был почти трезвый. Только запах не рассосался. Но мои родительницы прощали мне эту слабость, в противном случае все давно бы стало известно директору. За час я провел общую часть, раздал дневники. Потом еще час беседовал индивидуально. Мамы любили со мной поговорить, так как знали о моем очень добром отношении к детям. Я даже иногда после собрания захаживал в гости к разведенным мамам.

Все. Класс опустел. Я засобирался домой, но прежде аккуратно выбил пробку из бутылки старым студенческим способом: с помощью толстой книги. Обычно это был «Капитал» Маркса. Выпил стакан. Заткнул бутылку. Закурил. Бутылку аккуратно положил в дипломат. Выключил свет в кабинете, и полутемной лестницей стал спускаться вниз. Пока сторож, гремя ключами, открывал мне дверь, я предложил ему выпить на «посошок». Мы допили бутылку, покурили. И я вышел на улицу. Свежий воздух не взбодрил меня, но все равно хорошо, - завтра каникулы. Я посмотрел на часы. Магазин еще открыт, взял бутылку портвейна и пошел на электричку. Сразу прикинул, что полбутылки смогу выпить в электричке, а остальное оставлю на завтра. Я вошел в электричку и остался в тамбуре. Шариковой ручки вогнал пробку внутрь бутылки и стал пить из горла. Выпил ровно полбутылки, но неаккуратно: облил галстук. Поэтому я так не люблю носить галстуки: вечно в пятнах. Захотелось чего-нибудь поесть. Закурил. Потом прошел в вагон и сел. Сейчас буду фантазировать. Я советский разведчик, засланный в..

Проснулся от того, что стало холодно. Я открыл глаза. В вагоне было темно и тихо. Электричка стояла. Я вышел из вагона и стал озираться вокруг. Станция мне была не знакома. Наверное, я проспал свою остановку. Это открытие меня успокоило. Осталось только понять, сколько сейчас времени, где я и как отсюда выбраться?

Времени было два часа ночи. А станция называлась Серпухов, и первая электричка будет только около пяти утра. Я достал портвейн и выпил от половины бутылки половину, закурил. И стал думать о жене, которая наверняка волнуется. Вчера я ей спать не давал, а сегодня сама не спит. А может быть спит со своим любовником в нашей постели. Я даже расстроился, когда представил, как он снимает мои тапочки и ложится в кровать, за которой я стоял в очереди всю ночь. А он точно в моих тапочках, так как жена страшная чистюля. Я допил вторую половину половины бутылки, закурил и скупо по-мужски заплакал.

 

 

Февраль 2003 года