Не хвастай время властью надо мной

Шекспир

 

– Так значит, вы всё-таки настаиваете на полном обследовании? – спросил доктор у сидящего перед ним в кожаном кресле молодого человека. На большом столе лежали несколько листков с результатами тестов. Никаких серьёзных отклонений от нормы у этого пациента они не выявили. И доктор не мог понять причину беспокойства сидящего перед ним человека. А тот явно нервничал.

– Я очень хотел бы, что бы вы этим занялись. Лично.

Человек в добротном сером костюме сидел в кресле, положив одну ногу на другую. Носок его дорогого ботинка чуть покачивался, пиная воздух в сторону доктора. И тот периодически бросал недовольные взгляды на этот ботинок.

– Вы догадываетесь, во что вам может обойтись такое обследование?

– Да, догадываюсь. Но, я могу себе это позволить.

Доктор мысленно пожал плечами и ещё раз бросил взгляд на листки со столбиками цифр. Если пациент настаивает, что бы обследование продолжалось и при этом он в силах платить по счетам, то доктор не видел никакой необходимости отговаривать его.

– Хорошо, – выдохнул доктор, доставая из ящика стола шахматные часы. Устанавливая красный флажок на один час, он заметил недоуменный взгляд со стороны кресла.

– У меня вчера сломался таймер, – не поднимая глаз от часов, как-то виновато пробормотал доктор. – Новый принесут только после обеда. Надеюсь, это вам не помешает?

Его пациент махнул рукой, как бы говоря – «Делайте то, что считаете нужным».

Поставив часы на столе так, что бы они были видны им обоим, доктор включил лампу, надел очки и пододвинул к себе чистый бланк.

– Итак, давайте прокрутим всё ещё раз. Иванов Иван Иванович? – вопросительно спросил доктор, устанавливая свою ручку на графе «Ф.И.О». Двое из пяти его пациентов были абсолютными тёзками, а остальные трое были просто однофамилицами.

Его пациент удивлённо поднял брови, и через секунду улыбнулся.

– Нет, не угадали. Сергей, – проговорил пациент, укладывая голову на спинку кресла и закрывая глаза. – Корольков Сергей Александрович.

Доктор болезненно поморщился. Этот пациент явно насмотрелся иностранных фильмов про психоаналитиков. И, судя по всему, сейчас он считает, что перед ним очередной психиатр, а не главный врач клиники. «Пусть», – подумал доктор, каллиграфическим почерком заполняя графу бланка. – «Только бы таймером не стал бросаться. Как тот… вчера».

– Корольков Сергей Александрович, – медленно повторил доктор, заполняя строчку бланка. – Полных лет жизни - двадцать восемь, разведен, детей нет, алкоголиков и душевнобольных в семье не было, травм головы не было. Так?

Сергей согласно кивнул головой, не открывая глаз.

– Обратился в клинику… – доктор толчком ноги на секунду развернул своё крутящееся кресло, что бы взглянуть на большой календарь, висящий у него за спиной. – Три недели назад. По поводу… так… по поводу частичной потери памяти.

– Частичных потерь, – поправил его Сергей.

– Хорошо, частичных потерь, – согласился доктор, что-то дописывая на бумаге. – Вы говорите, что это было не один раз?

Сергей резко переменил позу, поставив ноги на пол и уперев локти в колени.

– Именно это меня и беспокоит, очень сильно беспокоит. И это случается всё чаще и чаще.

– А почему в графе «место работы» вы поставили прочерк? – спокойно продолжил доктор, как будто не расслышал Сергея. – Да, конечно, вы могли поставить там всё, что угодно. Но почему именно прочерк? И, может быть, поговорим сейчас именно о вашей работе?

Сергей внимательно смотрел на доктора, а тот терпеливо ждал.

– Нет, – наконец-то решился Сергей. – Скажем так, я работаю в большой государственной компании, и на этой работе нет таких проблем, из-за которых у меня могли бы возникнуть… эти провалы.

Доктор внимательно смотрел на Сергея, чуть раскачивался в своём кресле и играя кнопкой своей авторучки.

– А что вас беспокоит в них больше всего, Сергей Александрович? – спросил он через секунду.

– Регулярность таких провалов. И…. – немного помедлил Сергей, – закономерность, какая-то.

– Расскажете? – листая папку, негромко спросил доктор.

Сергей вздохнул и, бросив взгляд на черный корпус шахматных часов, начал говорить.

– Вот, в пятницу вечером я ложусь спать, – голос его зазвучал спокойно и ровно. Он уже рассказывал об этом много раз другим врачам. – А когда утром просыпаюсь, то обнаруживаю, что проснулся я в воскресенье. И я не помню, как я провёл субботу. Ничего не помню. Что я делал, где был, с кем говорил. Весь день как бы выпал из моей памяти.

– А быть может вы просто проспали весь этот день? – доктор отложил папку в сторону и, выпрямившись на стуле, посмотрел Сергею прямо в лицо.

– Я так и подумал, когда это произошло со мной впервые, – голос Сергея снова чуть задрожал. – Но потом… потом оказалось, что я в те дни встречался с кем-то, что-то делал, но я не помню этого. А однажды, после такого случая, я проснулся с легким похмельем. В другой раз у меня был небольшой синяк на ноге. Иногда пропадали деньги с кредитки.

– Большие суммы? – приподнял брови доктор, и что-то отметил на листке. Сергей вытянул шею, но понять эту пометку ему не удалось.

– Нет. Мелочь… Хотя, смотря что стоит назвать мелочью, а что большой суммой. Год назад такая сумма была моей месячной зарплатой. А теперь… Я брал распечатку счёта в банке. Оказывается, что тогда я пообедал в суши-баре и расплатился кредитной карточкой. А, знаете, что во всём этом самое удивительное? – спросил он, понижая голос и чуть наклоняясь в сторону доктора.

– И что же? – абсолютно бесцветным голосом спросил тот.

– Я ненавижу суши. Меня тошнит от запаха сырой рыбы. А, судя по счёту, я ел там за троих.

– А, может быть, вы и были там не одни?

– Один, – убеждённо сказал Сергей. – Я ездил туда, в тот бар. Расспрашивал о себе самом. Придумал какую-то дикую историю. Мне сказали, что я сидел там один и жрал сырую рыбу, которую терпеть не могу.

Сергей замолчал. Молчал и доктор, снова черкая что-то на бумаге. Через минуту, поняв, что пациента надо толкать дальше, он проговорил.

– Значит, вы пробовали… узнать. Да, именно так – узнать. Узнать о том, что же вы делаете в эти дни.

– Пробовал, – вздохнул Сергей. – Несколько раз я даже ставил камеру в своей квартире.

– И что же? – заинтересовался доктор.

– Ничего. Просматривая потом пленку, я увидел, как я просыпаюсь и первым же делом выключаю эту камеру. Я так и не узнал, чем же я занимался в субботу.

– В субботу, – как-то протяжно проговорил доктор. – Вы опять сказали в субботу?

– Разве вы не помните? Я же говорил… – удивился Сергей. – Это случается со мной ТОЛЬКО в субботу. В остальные дни ничего похожего не происходит.

Доктор откашлялся и быстрым толчком большого пальца поправил очки на носу.

– Сейчас я стану говорить, а Вы поправьте меня, если я ошибусь, хорошо? Итак, вас беспокоит то, что у вас бывают провалы в памяти. Так? – Сергей кивнул, а доктор снова заглянул в папку. – Вы не можете удержать в памяти события целого дня. И это бывает всё чаще и чаще. Но только в субботу? – уточнил он последний факт.

– Да, всё верно. И что мы теперь будем делать?

– Сегодня четверг, – сказал доктор, останавливая часы и записывая в папку время сеанса. – А давайте-ка, Сергей Александрович, мы с вами встретимся послезавтра? В субботу, – уточнил он. – Нет, правда, приезжайте ко мне сюда в субботу и мы ещё раз обговорим все Ваши проблемы. А я к тому времени посмотрю кое-какую литературу, позвоню коллегам, покопаюсь в Интернете. Встречу вас, так сказать, во всеоружии.

Сергей как-то болезненно улыбнулся.

– Боюсь, что я не могу вам этого обещать, – сказал он. – Я же говорил вам как раз о том, что я не знаю, что я делаю по субботам.

– А вы запишите себе это, – сказал доктор таким тоном, как будто именно в этом и заключалось назначенное лечение. – В пятницу вечером напишите о нашей встрече на маленьких таких бумажечках и повесьте их у себя по всей квартире. На холодильник повесьте, на зеркале в ванной комнате, на дверь входную. На свои ботинки, в конце концов, положите. Тогда уж вы точно этого не забудете. Ну, до субботы? А я вам, Сергей Александрович, потом обязательно расскажу о том, что же у нас с вами было в субботу.

Когда Сергей вышел из кабинета, доктор достал из ящика стола обычную школьную тетрадку в клетку.

«Ярко выраженный синдром Джеккила-Хайда», – написал он на первой странице. – «Что-то скрывает. Попытаться разговорить его о работе и о его другой стороне».

Исписав страничку, доктор поставил точку и большой скрепкой прицепил тетрадку к листу анкеты. Развернув кресло, он написал мелкие буквы «К.С.А.» в квадратике субботы на календаре у себя за спиной. После этого он отложил в сторону очки и нажал маленькую кнопку на нижней поверхности стола.

– Вика, кто там ещё у нас есть? Давай следующего.

 

* * *

 

Выйдя из кабинета, Сергей, вместо того, что направиться к выходу из клиники и сесть в свою машину, забежал в кафетерий на первом этаже здания. Ему нужно было успокоиться, прежде чем сесть за руль.

Из пяти столиков в кафетерии был занят только один. Какой-то мальчишка лет шестнадцати разочарованным взглядом смотрел на стоящий перед ним большой пластиковый стакан с молочным коктейлем. В кафетерии клиники не продавали даже пива. Минералка, соки и молочный коктейль. Остановив свой выбор на маленькой бутылочке сока, Сергей, на ходу отворачивая крышку, пошел к выходу. В дверях он столкнулся плечами с другим мальчишкой в майке цвета хаки, который входил в кафетерий.

– Извините, – одновременно сказали они друг другу, а потом каждый пошёл своей дорогой. Сергей к выходу на улицу, а мальчишка уселся за стол к своему другу.

– Здравствуй, Константин, – сказал он, осматриваясь.

Тот кивнул ему, не выпуская соломинки изо рта.

– Как добрался?

Константин ещё раз кивнул, давая понять, что у него всё замечательно.

– Это был Саныч? – кивнул он в сторону двери. – Настоящий или замещенный?

– Настоящий, – Константин поставил на стол полупустой стакан. – Он сюда замещается только по субботам.

– А сегодня что? – спросил мальчишка, поднося к своему носу пустое запястье левой руки.

– Четверг сегодня, уважаемый, – улыбнулся Константин. – А часы ты себе как-нибудь потом купишь. Ладно, Вячеслав, не дуйся, – добавил он, заметив обиженный взгляд друга. – Я тут тоже постоянно пытаюсь очки поправить, которые мне только три года назад понадобились.

Вячеслав как-то нервно заёрзал на стуле.

– Слушай, у меня тут никогда денег не было, – виновато пробормотал он, глядя куда-то в сторону. – Ты мне купюру не подкинешь? А я тебе там отдам.

Отбросив в сторону соломинку из бокала, Константин залпом допил коктейль и, чуть оттолкнув от себя стакан, полез в карман потёртой джинсовой куртки. Вытащив оттуда толстую пачку бумажного хлама, он стал перебирать его в руках. Сложенные тетрадные листки, какие-то кассовые чеки, обрывки газет, пара использованных телефонных карточек. И между всем этим болталось несколько купюр разного достоинства.

– Кошелек бы себе купил, член-корреспондент, – пробормотал Вячеслав, внимательно наблюдая за пальцами Константина.

– Куплю, обязательно куплю. Года через четыре и куплю. Когда Саныч нас, третьекурсников глупых, к себе в лабораторию возьмет. Цифры с мониторов списывать и за пирожками бегать, – улыбнулся он, пододвигая пальцем по столу одну из купюр. – А вернешь-то с процентами? За все тридцать пять лет?

Повертев в руках оставшиеся деньги, он, ни слова не сказав, поднялся из-за столика и пошёл к кассе. Вернулся он оттуда, двумя руками неся перед собой бумажную тарелочку с тремя разными пирожными. Отложив пластмассовую ложечку, он рукою взял одно пирожное и откусил от него сразу половину.

– Значит всё-таки у тебя диабет, – сказал Вячеслав, смотря как жуёт его друг. Тот мрачно кивнул с полным ртом. – Всё подтвердилось? И ты мотаешься сюда, что бы… пожрать пирожные?

– Ты же знаешь, я всегда был равнодушен к сладкому. До тех пор, пока врачи диагноз не поставили. И вот тогда я сразу понял, какая на свете самая лучшая еда, – сказал Константин, водя пальцами над тарелочкой, выбирая себе следующее пирожное. – А ты сюда к Светке?

Вячеслав кивнул и его длинные, спутанные волосы чуть качнулись.

– Мы с ней сегодня в первый раз поцелуемся.

– Откуда ты знаешь? Ты же этот день ещё не прожил.

– Светка-то прожила. Она же потом всё время обижалась, что я этого не помню. А как я мог помнить, если я сюда только что заместился.

Они помолчали, пока Константин покончил с пирожными.

– Слушай, умник, – сказал он, протягивая руку к стоящей на столике вазочке с салфетками, – ну, ты же знал всё. Не мог не знать. Что ж ты, не рассказал ей обо всём тогда, а?

– Ха, не рассказал… – Вячеслав отвернулся, обиженно скривив губы. – И рассказывал, и уговаривал, и убеждал… Ну ты же её знаешь, она двадцать лет этого хотела. А тут ещё и упёрлась - буду рожать и всё. И плевать ей было на то, что я ей тогда говорил. И на то, что врачи ей советовали.

– Мотаться сюда в свой законный отгул, что бы жену свою поцеловать, – негромко проговорил Константин, вытирая руки о салфетку. – Ту, которая давно уже умерла. Рассказать кому – так ведь не поверят. Ты бы там собой лучше занялся, некрофил ты долбанный. Ты замечал, что у нас в институте полно женщин незамужних, или всё глаз от своих цифр оторвать не можешь?

– Замечал. Но они все какие-то… не такие.

– А ты вот попробуй кольцо своё обручальное с руки снять, а? – как-то раздражённо проговорил Константин, – Пять лет всё-таки прошло, как ты Светку похоронил. Может быть, тогда и разглядишь кого-нибудь? Катаракту-то свою ведь вырезал?

– Вырезал. Новая растет. На другом глазе, – Вячеслав машинально откинул прядь волос, свесившуюся на один глаз. – Слушай, а ты не знаешь как там у Саныча с нобелевской.

– Знаю. Не пустили. Потому как, недоказуемо, – произнес мальчишка, важно подняв указательный палец с обгрызенным, коричневым от никотина, ногтем. – А что ты тут докажешь? Только сознание, только назад и только в своё собственное тело. Ты ж молекулу паршивую на секунду не сдвинешь, ибо материальная она, зараза. И в чужое тело тебе не замеситься, потому что, ну, не «помнит» твоё сознание другого тела. – Константин широко махнул руками и едва удержался, резко откинувшись на спинку стула, – Ты не думал, как трудно доказать этим пижонам из комитета сам факт таких путешествий? Когда машина времени без ядерных реакторов, без педалей велосипедных, без молний всяческих? Просто ампулка маленькая в вену перед сном. Так что, не быть нашему Санычу гением. Так ведь и помрёт простым министром.

Константин скомкал салфетку и бросил её на тарелочку. Потом он отправил туда же ложечку, соломинку и накрыл всё это перевернутым стаканом от коктейля.

– Ты в отгуле? – резко спросил он, внимательно рассматривая своего соседа.

– Нет, – как-то робко произнес он. – В самоволке. Только ты Санычу об этом не говори. Мы с ним последнее время плохо ладим. Как бы до скандала дело не дошло.

– Не дойдет, – уверенно сказал Константин. – Я на месяц дольше тебя отсюда. Я это всё уже прожил и знаю, чем там у вас закончится.

– И чем же? Скажешь? – уши мальчишки покраснели и он, удивлённо расширив глаза, осторожно дотронулся до них.

– Да не возьмут этого Матвиенко. Развернут его обратно из института. Так что, Вячеслав Сергеевич, на работе вы ещё задержитесь. По крайней мере, ещё на месяц. Про дальнейшее не скажу – не знаю.

– Матвиенко не возьмут? – почти ужаснулся Вячеслав. – У него же регалий научных как грязи. А патентами его можно всю стенку как обоями оклеить. И Саныч его не возьмёт? Это еще, почему же?

Константин вытянул под столом ноги и откинулся на спинку пластмассового стула, закинув руки за голову. Массивный металлический череп, на тонкой серебряной цепочке, закачался на его шее.

– Дурак ты, Вячеслав, даром что лауреат, – сказал он важно. – Ты что, так до сих пор ни о чём не догадался?

– О чём? – глупо пробормотал Вячеслав.

Константин быстро переменил позу, чуть нагнувшись к столу.

– Слушай, давай честно, а? Мы с тобой конечно не дауны полные, и свою работу худо-бедно делаем. И патентов у нас с тобой на двоих никак не меньше, чем у Матвиенко этого. Но ведь доход-то экономический с наших патентов какой, а? Ноль в двадцать шестой степени, – Вячеслав открыл было рот, но Константин перебил его, – Да не спорь ты, мы ж с тобой не на кафедре. Они же, патенты эти, только как сам факт интересны. Да и то, таким же, как и мы с тобой, очкарикам. И как ты думаешь, почему же это Саныч нас с тобой тридцать лет в своей богадельне на таких окладах терпит, а умницу Матвиенко в шею гонит? Думаешь из-за альтруизма своего гипертрофированного?

Вячеслав молчал, очень внимательно рассматривая свою ладонь с большой бородавкой на сгибе указательного пальца.

– Да потому что мы с тобой, два научных оболтуса, в свой законный выходной сюда мотаемся, чтобы пирожное слопать, да с девочкой, с любимой на эскалаторе поцеловаться. А Матвиенко… Его только к ампулам допусти, так он себе через месяц ещё одну стенку патентами обклеит. Да вот только не его эти открытия будут, не его, – понизил голос Константин, – а пацанов тех, которые в этот месяц в песочнице друг друга совочками лупят. Он их там…. в их будущем, встретит-приветит. И ведь, что самое обидное, никто, никто, даже эти вундеркинды из детского сада, даже и не узнают, что их обворовали. И Саныч это хорошо видит, потому и разворачивает его… Да что мне тебе объяснять, ты же сам свои матрицы причинно-следственные открывал, помнишь?

Холщевая сумка на длинном ремне, с крупной бахромой и вышитым чёрными бусинками пацификом, шлёпнулась на стол, прервав их разговор. Рыжий мохнатый брелок-львенок рассерженно закачался на ней.

– Славка, привет, – весело сказала девочка в коротких, до колен, кремовых штанишках и ярко-оранжевой маечке с тонюсенькими бретельками. Взъерошив шевелюру мальчишке, она положила свои, коричневые от загара, ладошки ему на плечи, протискиваясь за его спиной к свободному месту за столиком. – Пироженками давитесь, да? – спросила она, качнув свою головку в сторону тарелочки с мусором. Длинная зеленая прядка на её коротких иссиня-черных волосах при этом весело качнулась. – А я тоже хочу.

Два пятидесятилетних профессора с юношескими прыщами и нежным пушком на подбородках тепло улыбнулись. Только что начавшийся их выходной день обещал быть замечательным.