Аль-тру-и-стка!

 

- Людочка! Пожалуйста, приди, померяй тете Нине давление! - перед дверью стояла старуха-соседка и, жалобно скривившись, смотрела на меня.

Ох, как мне не хотелось идти к этим тетенькам в соседнюю квартиру, но деваться было некуда, и я пошла. Процедура измерения давления началась давно, года три назад, после того, как я неосторожно упомянула о том, что у меня есть тонометр. С тех пор по нескольку раз в неделю я попадала в соседскую квартиру, исполняя роль добровольного доктора.

Все бы ничего, но мне приходилось, кроме манипуляций по измерению давления, быть еще и своеобразным психоаналитиком, а скорее - психоямой, куда сбрасывались все отрицательные эмоции, накопившиеся у старушек. Это были и жалобы на здоровье, и рассказы о неблагодарных племянниках и завистливых соседях. Все это меня сильно раздражало, но отказать в помощи – было выше моих сил.

Сегодня судьба приготовила мне новое испытание.

После трехкратного измерения давления, после того как мы все трое убедились в том, что оно нормальное на данный момент, наступило время «ч».

- Ты знаешь, Людочка, мы понимаем, что мы старые и скоро мы не сможем за собой ухаживать, так вот, мы придумали кое – что. Смотри! – вступила в разговор тетя Домна, высокая, плотная старуха, старшая сестра тети Нины. Она открыла шкаф и вынула шкатулку. Тетя Нина, лежащая на кровати, слегка дернулась, как бы протестуя, но Домна не обратила на нее ровно никакого внимания. Наступала минута ее торжества. Если тетя Нина все время жаловалась на здоровье, то тетя Домна старалась всегда меня чем-нибудь удивить, поразить и, по возможности, вызвать у меня зависть. Иногда это был новый ковер на стене, иногда – батарея банок с консервированными огурцами. Сегодня это была шкатулка, добытая из недр трехстворчатого шкафа.

Когда шкатулка была открыта, наступило краткое оцепенение – бабушки созерцали свое богатство, а я не могла возвратить на место свою отвисшую челюсть. Ай, да бабушки, ай да божие одуванчики! Шкатулочка была полна золотыми ювелирными изделиями. Были здесь и кольца с камешками и без камешков, несколько цепочек в прозрачных целлофановых пакетиках, кулоны к ним, серьги неразлучными парами поблескивали красненькими глазками-камешками. Их было больше всего. Ну, старушки, ну удивили!

- Зачем вам столько? – все, на что я сподобилась в этот момент.

- А это не нам, это нашим племянникам, тем, кто будет нас досматривать, - ответила тетя Домна.

- Правда, красивые? - все естество тети Нины требовало моего удивления и восхищения. И я восхищалась, говорила какие-то слова, а внутри так и вертелся вопрос: « А что же, вы, бабулечки, ни разу за три года мне даже шоколадки за мои медицинские услуги так и не удосужились купить. Вроде как я ничем вам не обязана и практически уже приступила к тому процессу, за который предполагалась такая щедрая награда.» Но вопрос остался внутри, а снаружи продолжались охи да ахи по поводу каждой отдельной вещи, вынимаемой из шкатулочки.

Процесс разглядывания продолжался почти час и почти все это время меня точил червь зависти. Вообще-то я всегда старалась не допускать это зловредное животное в свой внутренний мир, но сегодня, в результате пережитого шока, он все-таки нашел путь в мое сердце. Никогда в жизни я не видела столько золотых украшений, кроме витрины ювелирного магазина, конечно, и мне так хотелось, чтобы хоть какая-нибудь вещь, подобная виденным, украсила меня.

Может быть, если бы мне позволили просто примерить хотя бы несколько из лежащих в шкатулочке украшений, мой червяк просто издох бы, не принося мне мучений своими шевелениями. Ан, нет! Весь этот ритуал с показыванием и обсуждением достоинств каждой золотой безделушки, был рассчитан только на мою зависть, на моего червяка.

Подвинувшись вместе со стулом к свету, чтобы получше рассмотреть изящный кулон, я нечаянно наткнулась взглядом на что-то блестящее под краешком половика. Стараясь не заострять внимание на этой искорке, я продолжала обсуждать рисунок на кулоне, а сама, нет-нет да и поглядывала на блестящую искорку. Потом, сделав вид, что придвигаюсь поближе к кровати, на которой лежала тетя Нина, я пальцем ноги слегка отодвинула половик и убедилась в том, что там лежали серьги. Я видела только одну, но припухлость у края половика говорила о том, что комплект был полный. Серьга подмигивала мне своим голубым глазком и манила взгляд. В голове лихорадочно заплясали мысли о том, что я не видела голубых камней в шкатулке, когда тетя Домна ее раскрыла, значит, серьги потеряны до меня. Они кому-то еще их показывали и до сих пор не спохватились. Вероятно, старушки и сами уже не знают, сколько украшений в шкатулочке.

Червяк рос, становился все настойчивее, он выпрямился во весь рост, размахивая своими лапками (Господи, откуда лапки у червяка!?) и тыкал ими в голубую искорку под половиком.

- Нина, ты не помнишь, здесь были еще серьги с голубыми камешками, - обратилась Домна к сестре.

- Были, когда мы Наташе показывали, - подтвердила тетя Нина.

- А сейчас уже нет. Вот Наташка, вот стерва, утащила все – таки.

Мой червяк просто взвился, заполнив всю душу. Он визжал, заполняя голову туманом желания:

-Возьми, возьми, никто и не подумает на тебя. Наташке достанется, а на тебя никто и не подумает! Возьми!

Меня лихорадило, мне хотелось иметь эти серьги, пусть не носить их, но просто иметь. А червяк уже составил план:

- Будешь уходить, урони тонометр и подхвати серьги вместе с ним. Никто и не заметит.

Тут зашевелилась тетя Нина:

- Давай, Людочка, померь мне давление еще раз, и на этом закончим, а то мы и так тебя задержали. Домна, убери свои побрякушки, совсем старая с ума свихнулась и других тянешь туда же. Она не объяснила, кого именно тянет в пучину безумия Домна, но я почувствовала, что это относится ко мне. Вероятно, тетя Нина почувствовала, как дрожат мои руки, затягивающие рукав тонометра на ее руке.

Давление было явно выше нормы, и старушки стали обсуждать, чем его можно было бы сбить. Я же начала собирать свой прибор, находясь в полной власти червя. Руки дрожали, во рту пересохло. Моя душа забилась в какую-то щелочку - в пространстве, занятом червем, не было места ее благородству.

Я уронила тонометр, это произошло не специально, но червяк был доволен:

- Возьми, только незаметно, только незаметно, - тон его стал ниже, но он теперь просто приказывал, сипя как змея, уверенный, что я уже полностью ему подчинена.

- Домна Ивановна, вот ваши сережки с голубыми камешками, - слова с трудом выходили из горла, язык одеревенел и плохо мне подчинялся. Все мои силы уходили на борьбу с червем, который кромсал мою душу и снова визжал:

- Дура, дура, никто бы и не заметил! Дура у тебя никогда не будет таких сережек! Дура! – последний вскрик – всхлип затих в ушах, голова заполнилась легким звоном, по телу разлилось облегчение.

- Ой, спасибо, Людочка, а то мы думали, что это Наташка украла. Хотя зачем ей красть, все равно ее будет, правда ведь?

- Да, да, правда, зачем ей, все равно ее будет.

Конец хвоста червя еще раз промелькнул передо мной:

- А тебе ни-кто, ни-ког-да такого не подарит, аль-тру-и-стка! – последнее слово прозвучало глумливо, словно отборный мат.