То лето запомнилось мне навсегда. Именно тогда в моей жизни появился Алек. Как мы познакомились? Проматывая назад пленку своих воспоминаний, я порой думаю, что все это было сказкой, которая приснилась мне в одну из волшебных ночей, озаренных светом полной луны, или просто привиделась в мечте, которую я сочинила, сидя на берегу озера, утомленная живостью солнечного дня. Но…

Это был один из самых жарких дней лета, один из дней, когда не хочется делать лишнее движение, потому что даже оно отбирает драгоценные силы. Родители ждали одного из многочисленных папиных друзей, который собирался у нас погостить, а я, в силу своей неусидчивости, убежала из дома и, скинув с себя одежду, нырнула в манящую влажную синеву. Кем я только себя не представляла. То я была прекрасной русалкой, то рыбкой, свободной и желанной в этой бездне. Мое воображение, возможно, разыгралось бы еще сильнее, если бы я не увидела его. Ему было на вид лет 15. Так мало и так много. Я очень испугалась, но даже тогда вдруг поняла, что не забуду эти глаза, глаза, в которых отражался калейдоскоп чувств, мыслей, картинок. В них я на мгновение увидела свои растрепанные волосы и капельки воды на ресницах, всю бесконечную гладь озера, высокое синее небо, нежность и изумление. Мне показалось, что я увидела даже испуганный блеск своих глаз. Но потом оказалось, что Алек вполне земной человек, он был сыном папиного друга, обычным мальчишкой, который учился в 10-м классе, носил потертые джинсы и мечтал стать летчиком. Сначала мне стало очень грустно, что в нем нет ничего волшебного, ведь на мгновение мне показалось, будто это видение, призрачное и нереальное. Но потом, может быть, очень потом, я поняла, что он всегда был не таким как все. В то лето я еще не могла этого увидеть, но уже тогда мне было весело с ним: мы гуляли по лесу; мы читали друг другу книги вслух; исследовали неровное и бугристое дно озера в поисках русалок и дельфинов; считали звезды в ночном небе… В то лето нас связала невидимая ниточка дружбы.

Но настал день, когда Алек должен был уезжать. Всю ночь я ворочалась, не могла уснуть. В голове лихорадочно метались разные мысли, будоражащие мое детское сознание, и, не выдержав их потока, я обернулась в одеяло и вышла к озеру. Ночь была чудесная: воздух, полный нежной прохлады, небо, усыпанное звездами, и легкий ветерок, в котором уже чувствовалось дыхание осени. Я снова задумалась, как вдруг кто-то сзади обнял меня за плечи. Меня окутал его запах, и так сильно захотелось расплакаться, что одинокая слезинка, не выдержав, скатилась по щеке. Его сильные руки сжимали мои худенькие плечики, и я вдруг поняла, что Алек улыбается.

- Не плачь, Сашка, - его голос был полон какой-то мягкой глубины, легкости

неоконченного сна, - лучше потанцуй со мной.

Он поднял меня, обернутую в одеяло, я обняла руками его шею, и стало так тепло и

уютно, что забыла обо всем. Мы танцевали так очень долго: он, держащий меня в своих объятиях, и я, уронившая голову ему на плечо. Где-то в лесу запела утренняя птичка, а он прошептал мне на ухо: «Я обязательно вернусь».

***

Проходили годы, а Алек не возвращался. Мама, которая знала о моей привязанности, часто утешала меня, находя разумные объяснения. Алек вырос, уехал учиться в Англию, у него своя огромная жизнь, полная забот, он выбирает свое будущее, он ищет перспективы и поступает, как ни странно, правильно. Наши дорожки разошлись, мне нужно, забыв о глупых мечтах, выбирать свою: чтобы была работа, были положительные мужчины и все те же ненавистные для моего слуха перспективы. Я и сама это понимала, но почему-то мамины доводы не хотелось слушать, нелогичное сердце боролось со здравым смыслом, а я плакала по ночам, вспоминая Алькины сильные руки, искрящиеся глаза и успокаивающие слова. И куда делся мой стройный мальчишка в потертых джинсах, я понять, увы, не могла. А может, просто не хотела. Он звонил мне часто, его голос в трубке был таким же близким и желанным, мы болтали часами, не в силах оторваться друг от друга. Он рассказывал о свинцовом небе Лондона, о синеве Испании, о погруженной в водяные дали Венеции. Я слушала, чувствуя, как мое сердце жаждет выпрыгнуть из груди. Мой Алек каждый раз обещал вернуться, но нас снова разъединяли короткие гудки в бесконечных проводах, а может лишь в моей телефонной трубке.

В августе мне исполнилось 20. Но, казалось, с каждым днем жизнь теряет свои краски, каждый день мне не хватало чего-то настолько необходимого, что не было сил, чтобы жить. И я все равно ждала… И он вернулся. Я онемела, открыв дверь опустевшего летнего домика, чашка с недопитым чаем выпала из руки, разбившись вдребезги. Он стоял передо мной такой же стройный и великолепный, он так же улыбался, в его синих глазах по-прежнему сверкали огоньки, и, как в первый раз, я увидела в них обрывки своей жизни: огромное иссиня-черное небо, переливы воды в прозрачном озере и себя, ставшую вдруг такой маленькой и растерянной. Он ничего не сказал, просто обнял меня, сжимая сильными руками, а потом долго смотрел в глаза, гладя мои щеки, губы, мои волосы. А мне казалось, что это сон, вернувший мне его лицо, его руки и даже его запах, все тот же запах теплоты и близости. В один день он вернул мне все мое детство, позволяя оставаться собой, той маленькой девчонкой, которую он по-братски обожал. Вернулось все… Утренние пробежки по лесу, валяния в траве, откровенные беседы по ночам у призрачной глади озера, искорки в глазах, невинно-притягательные поцелуи в щечку. Но мы выросли. Я так ясно осознала, что мы больше не были детьми, что не стало улыбчивого синеглазого мальчишки с заплатками на коленках и девочки, танцевавшей с ним при луне. И однажды я поняла, что люблю его, люблю по-настоящему, не как маленькая девочка, а как взрослая женщина. Эта любовь, чистая и неистовая по своей натуре, причиняла мне много боли. Так хотелось, чтобы он прикасался ко мне, как мужчина, чтобы он целовал меня в губы, чтобы смотрел на меня так, как Ромео смотрел на Джульетту… Как же сильно мне этого хотелось. И как я боялась это показать, видя его дружеские жесты, милые, но лишь чуть теплые улыбки, чувствуя, что мне не перешагнуть эту границу в одиночку. Никогда.

Однажды, когда мы бродили по лесу, прячась от палящего солнца, он сказал мне, что женится. Большего удара я не могла представить. Это было одновременно концом света и падением в бездну. Он насмешливо посмотрел на меня тогда, а я состроила улыбку до ушей, чтобы он не увидел, что ранил свою птичку в самое сердце, ранил почти смертельно. И проплакала всю ночь, забыв даже спросить, кто станет той счастливейшей на свете девушкой. И почувствовала, что теряю что-то самое главное в своей жизни. То, что казалось таким близким. Ромео, оказывается, не был одинок и неприступен. Ромео любил, и был любим. Другой…

Проходили дни, недели, я потеряла им счет. Дурацкое и необъяснимое свойство времени: оно то бежало быстрым речным потоком, то ползло бесконечно долго. Алек был все так же нежен со мной, но его нежность причиняла все большую боль, Алек дарил мне себя, но взамен ничего не брал, Алек светился от счастья, а я выливала свое колючее горе в подушки. Та ночь была чудесной. Я не смогла заснуть, ведь скоро я навсегда должна была потерять своего принца, вместе с ним теряя себя. И снова спасало лишь озеро, лишь его манящая и обманчивая неподвижность, его близкая, но такая недоступная магия. Плакать не хотелось, может, просто не осталось больше слез. Я уткнулась лицом в его рубашку, которую воровато стащила со стула, вдохнула его запах, его родной и теплый запах, запах последней и не сбывшейся мечты. И снова, как в детстве, эти сильные руки на моих плечах. И кажется, что это снится, ведь так нежно он может прикасаться только к той, которую любит. Глупая попытка вырваться, и я оказываюсь глубоко в его непривычных объятиях. И мне холодно и очень жарко, мне больно, и что-то приятно жжет в груди. В страхе поднимаю глаза, боясь дружеской привязанности в его взгляде, но, как странно, я не могу понять его, в первый раз в жизни не могу прочитать. И его улыбка. В ней больше нет пустоты, в ней обрывки горячего лета, капельки дождя на ресницах, хороводы снежинок, кружащихся в свете фонарей, в ней много-много всего. И в ней есть я. Я точно это знаю. Хочется заплакать, но не могу. Хочется улыбнуться ему, но, кажется, тогда потеряю сознание. Он прижимает меня к себе и тихо смеется.

- Выходи за меня замуж, Сашка! - эти слова звучат уже во сне, потому что земля плывет под ногами, но я чувствую их каждой клеточкой своего тела. – Как же ты, птичка моя, могла подумать, что может быть кто-то в этой жизни дороже и ближе тебя?! – он снова ласково смеется, и, о счастье, его смех больше не врезается в сердце взрывами отчаяния. Его смех дарит освобождение. Он легко поднимает меня, мои руки обнимают его шею. Нам не нужна музыка. У нас есть наш вечный танец у зеркального озера, в котором отражаются наши жизни. У нас есть будущее. Еще не сказанное слово «люблю», еще не прикасавшиеся друг к другу губы, еще не до конца сбывшаяся мечта. У нас есть низкое звездное небо и тепло летнего ветра. И не загаданное желание. И я знаю, когда он говорит, что вернется, он всегда возвращается.