Пролог

 

- Я, Иван, твое будущее знаю!

Тяжелый пехотный кирзач завис в опасной близости от щекастой рожицы.

- Погодь-погодь, - пропищал круглопузый. Глазенки вжались в щеки, из щелочек превратились в карандашные штрихи. - Да погодь, дурак, ведь погинешь не за грош! Сколдыбнешься от фугаса, под Киевом. И не похоронят по-человечески, танком пройдут, в грязь вмешают. И жена ни хрена не получит, потому как судьба твоя - сдохнуть без вести...

- Ну сука! - поразился солдат. - И в лицо же, гнида, каркает!

Иван от удивления даже забыл втоптать чудилу в размазную смоленскую грязюку, а круглопузый, обрадовавшись, затараторил еще скорее:

- Иван, Иван, а я ведь спасу! Я спасти могу, и надо-то - возлюбить меня по-хорошему!

- Че-его? - У Ивана аж глаза на лоб повылазили. - Ты чего, фашистюка толстожопая, мне предлагаешь?! Ты, тля, советскому человеку...

- Ни-ни-ни! - отмахнулся щекастенький. - Мне эти ваши интимные взаимоотношения и вовсе ни к чему. Все-то вы, человеки, по-своему, по-испорченному... Ты скажи мне, солдат Демьянов: ты в Бога веришь?

Иван инстинктивно дернулся, оглянулся и перекрестился.

- Зна-аю, веришь, деревня, - удовлетворенно засмеялся чудик. - Вот и возлюби меня, как Его, пока замполита рядом нет. А я тебе за это - что хошь дам. Председателем колхоза хочешь быть? А? Или того лучше - командиром! Генералом? Ну? Передовиком производства? Га-азеты писать будут... О! Придумал! А хочешь, Иван, царем сделаю? Будешь заместо товарища Сталина сидеть, с Гитлером за ручку здоровкаться, контру Черчилля в Тегеран... ну, по-вашему, к евонной матери посылать. И мене заместо Христа поклоняться...

- Ах ты гнида поганая! - задохнулся Иван. - Я тебе Христа!.. Я т-те товарища Сталина! Я тебе, падла, Родину продавать!

Саперная лопатка опустилась на жирную мордочку раз, другой... Студень ощутимо хрястнул, как треснувший нос или варёный хрящ.

- А хочешь, голых баб целую баню? - выдал последний козырь вбиваемый в землю по самые евонные ноздри. - Со срамом неприкрытым весь день вприсядку плясать будут? Пятки тебе чесать заместо твоей Маньки?!

Тут уж простая верная солдатская душа не выдержала окончательно. И от всей этой души кирзач хорошохонько въехал по щекастой морде, втоптал тушку в землю и расколол голову, как гнилой орех.

 

- Все равно сдохнешь, - обиженно прохныкало существо, склеивая ручками неровные половинки черепа и забираясь обратно в скорлупу. - А я таких, как вы, все равно переживу. Я вас всех переживу...

Кирзачи давно ушли. Бормотания еще некоторое время раздавались на полянке, а потом все стихло.

 

* * *

 

Юлечка и Ромочка очень любили друг друга. Как и шекспировскому тезке, Роману через полгода светила армия, а Юле было тринадцать, ну, или почти четырнадцать. И хотя семьи их занимались мордобоем только на почве совместно перепитого самогона, дети любили друг друга нежно и страстно. И, конечно, в лес они пошли не чернику собирать. Знаете загадку: если девушка за три часа может собрать три килограмма черники, а юноша - пять, сколько кило черники они соберут за то же время, если пойдут в лес вместе?

Вот именно столько черники и насобирали Юлечка с Ромочкой к исходу дня, когда, как говорится поэтически, закат уж золотил верхушки сосен. Лес, правда, был лиственный, ну да не с нашим суконным рылом поэтов учить. Собрав нектар любви и вытерев губы тыльной стороной ладони, Юлечка распрямилась и поняла, что жутко хочет пить. Дело в том, что, пока Юля питалась возвышенными чувствами, все прихваченное с дачи пиво Ромочка высосал сам. Сейчас он довольно похрюкивал, развалившись под дубом с расстегнутой ширинкой.

Юлечка встала, сплюнула и пошла искать хоть какой-нибудь завалящий ручеек. На беду, закон подлости действовал безоговорочно, и ни в ближайшей луже, заваленной консервными банками и прочим туристическим скарбом, ни в затхлом болотце воду пить было невозможно, даже обожравшись пересоленной селедки. До дачи было метров двести, но тащиться назад было лень. И, поскольку за дальним кустом что-то блестнуло, Юля резвой молодой кобылой поперла на блеск, точно помня с учебника природоведения за третий класс, что ручьи в лесу есть обязательно. Только, кажется, надо посмотреть, с какой стороны растет мох на березе. Или что-то в этом роде, да.

Немудрено, что Юлечка заблудилась. После того, как до Ромы донеслись отчаянные ауканья: "...ома! ... аау! ...дец!", указанный в эхе молодец встал, постоял пару минут к даче задом, к дубу передом, застегнул ширинку и пошел на искать Юлю. Нашел он ее метров через пятьдесят, а рядом с этой дурой нечто весьма любопытное и валютно-осязаемое.

Юля поднялась с того, на чем сидела, и поковыляла прочь со злополучного места. А Роман приблизился к импровизированному пеньку и внимательно стал его изучать.

- Че, никогда камней не видел?

- Приглохни, Юляха. Интересная хрень, похоже, продать можно, - Роман задумался, встав на четвереньки и внимательно изучая камень не камень, яйцо... да, точно, яйцо. Как у динозавра в энциклопедии.

- Га-га-га-га, - засмеялась Юля, когда Рома поделился с ней своим наблюдением. - Разве ж такие яйца бывают? Яйца - они ж махонькие!..

- Да я дура, не про те яйца, - отмахнулся Рома. - Я про птичьи...

- И я про куриные, - обиделась Юля.

 

Лежу себе, никого не трогаю. Ем. Реформы им не нравятся. А по мне, так в этой стране еды больше стало. Мировоззрения цельного им не хватает. Зато еды много. Не то, что раньше - и не подступись к ним с деловым предложением.

Ем. Никого не трогаю. Еда сама течет, стекается. Отовсюду. Меня любят, себя ненавидят. Хорошо...

А то как вспомню - аж тошно становится. Как вломит, скотина, булавой по рылу - и еще приговаривает: так тебе, тугарин проклятый! так тебе, соловеище, шоб не свистел! А как мне не свистеть, если перед этим все зубы выбили?

Пузко растет, наливается. Еда, еда... А то как лаптем по харе - думаете, приятно? И еще обзовет по всякому. Мол, погань нерусская. А с чего мне русским быть? Мне все равно, где кушать.

Гнидой обозвал, скотина неразвитая. А я и не обижаюсь. Гнида - то же яйцо. Вылупляются из него те, кто знает, кого кушать. И за чей счет.

Эх, а я ведь не задаром! Я заплачу. Хотел власти - получай, фашист... или коммунист, все равно получай. Главенствуй. Ты меня, главное, люби, жить без меня не моги, а там уж пускай и тебе в моем лице... то есть мне в твоем, поклоняются, себя ненавидят. Пикнуть боятся, ближнего закладывают, жир нагуливают, шкуру спасают. Отца, контру, кулацкого прихвостня - в распыл! Сосед богаче, предприимчивей? В Дахау!

Вот только обязательно найдется какая-нибудь неблагодарная скотина, которая жить спокойно другим не дает. Вот было в тридцатых две сети. Мощных, питательных! Ну так давайте, идите на соседей, распространяйте любовь ко мне и ненависть к ближнему! Так вот хрен - перегрызлись. Я прям радоваться должен, да? Когда моя еда сама себя под каким-нибудь Киевом истребляет!

Ну, думаю, погодь. Я тоже могу главу сети поменять, не пальцем деланный. Партеногенезом. Найду кого - вместо тебя, гад поставлю, с другой сетью помирю и мы вместе пойдем дружить против прогнивших демократов. Нашел. Саперную лопатку в рыло.

Скажите, как после этого относиться к человечеству?

... Так, кто-то через лесок прется, аж ломится. Ну что, пицца с доставкой на дом?

 

- Здравствуйте, одаренные подростки, - черти-что вырисовалось прям из раскорячившегося яйца. "Не продать", - мелькнуло у Романа. Внутри желтел желток, белел, по всей видимости, белок, а изнутри наполовину вылез обожравшийся монстрик сантиметров тридцати в диаметре.

Юлька села, вытаращив глаза, а Рома, сощурившись, присел перед чудилом на корточки.

- Это она-то одаренная? - хмыкнул он. - Да у нее три двойки за год: по алгебре, физике и ОБЖ.

- По барабану, - ответствовала монструозина и, почесавшись ногой за ухом, продолжила. - Я хочу сказать, вы, типа, умные, конкретно. Оба. Понятно бакланю, да?

- Не трепи, - посоветовал Рома. - Так только лохи в дешевых переводах вякают.

- Мимикрия, блин, - огорчился человечек. Смахивал он, если честно, на пародию нэцке из сна дикого Кафки. - Давай по-взрослому, а? Сколько дать?

- Бабла? - осведомился Роман. - А в рублях или деньгах, и за что? И ты кто, черт из табакерки с контрактом адской канцелярии?

- Ка-акой умный ма-альчик... - протянул косоруко слепленный нэцке. - На-ачитанный... Из какой я табакерки, умник, где ты тут видишь хотя бы подобие табакерки? Не считая пачки из-под "Мальборо", которая, между прочим, у тебя набита банальной "Примой". Из яйца я. Как и ты, брат по разуму.

- Из яйца омлет делают, когда бейсбольной битой взбивают и на паяльник сажают, - спокойно парировал Ромка. - Ты к делу, чудохвостый, а происхождение сперматозоидов моего папани тебя не колышет.

- Ну где ты видишь у меня хвост! - еще сильнее огорчился жиропуз. - Девочка, ты у меня хвост видишь?

Монстр обернулся к Юле, которая с начала разговора рот так и не закрывала, но, вопреки обыкновению, не промолвила ни слова. Видя, что от подростка женского пола ничего путного не добиться, нэцка снова переключила внимание на Ромку.

- Ну какое я зло, дурак? Сам подумай. Я что, на жидомасона похож?

- Да не вроде, - почесал ухо на этот раз Рома. - Скорее на узкоглазого.

- Ну вот, - обрадовался человечек. - Пейсов нет, копыт нет, хвоста и то не имеется. Я свой, я русский.

Действительно, зло в его выражении выходило какое-то уж слишком добродушное и очень сильно домашнее, как японский покемон. Но Ромка смотрел Скорсезе и потому не сдавался.

- Душа, значит, моя...

- Душа твоя находится не в моей компетенции. Подержанными душонками не торгую и не интересуюсь. В порочащих связях не замечен, в Израиле не бывал, в аду родственников не имею. Есть ли жизнь в раю, нет ли жизни в раю - мне этот вопрос неинтересен.

- А может, ты Будда? - внезапно осенило Романа, хотя свое предположение парень и сам воспринял с большим скепсисом. - Тот тоже немного на нэцке похож, хотя ты, конечно, урод... Или ты божок - индусский там, китайский?

- Ни-ни-ни-ни! - замахал ручонками претендент на нирвану. - Ни в коем разе. И не Будда, и не Христос, и даже не Магомет. Мне эти ваши рефлексирование и самосовершенствование ни к чему. Мне бы поесть...

- А-а, - протянул Роман. - А я подумал, ну, типа, раз ни ад, ни рай, так, значит, колесо сансары. Нирвана, карма, далай-лама, житие мое...

- Какое житие твое, - сплюнул жирнопуз. - Ты хоть классиков не цитируй, болван. А ключевые слова в Яндексе подбирать будешь. Чем я на Брахму похож? Тем, что из яйца вылез? Ну да, там мой мир. Мое яйцо - моя крепость. Пока пенальти не вмажут... Чем я Будда - позой лотоса? Так это у меня ноги так растут из задницы, по-турецки.

- Так чего тебе, колобок, надобно? - вздохнул Роман, неожиданно для самого себя перейдя на фольклор.

- Слушай сюда, отрок недоделанный. И внимай, растопырив слухалки. Не тормози. Пока с тобой умные ам... люди базарят. Я тебе добро сделать хочу.

- Ах, ты, значит, волшебник, - расплылся Роман в улыбочке. - Старик Хоттабыч. Честно говоря, по мне ты смахиваешь на жирного толстого евнуха, ну да это твои гормональные проблемы...

- Не в кастрации дело, а в способе размножения, - пожал плечами собеседник. Получилось это у него, правда, так, словно прошла судорога по густому студню. - И, кстати, жирный и толстый - несколько избыточно, ты уж определись как-нибудь, литератор... Это я не тебе, Рома, это я так, одному умнику... Ладно, вернемся к баранам.

- Намек понял, - кивнул Роман. - Но на чмо не обижаюсь. Выкладывай, че хотел.

- Значит, так. Ты человек деловой, я человек деловой. Ты устраиваешь бизнес. Я помогаю. Ты процветаешь. За это меня любишь. Все. Алгоритм понятен? Излагаю доступно? Уяснил?

- Сомневаюсь я что-то, чтобы тебя даже мама родная любила, когда аборт делала, - хмыкнул Рома. - Мне как, аутотренингами к тебе любовь развивать?

- Ты согласись, а там сам полюбишь. Честное пионерское.

- А бизнес какой? Я не тормоз, но в экономический у предков бабла не хватило. Щас, блин, как бы хоть на плац шагом марш не загреметь... Я в том смысле, что опыта в крупном бизнесе у меня... э-э... недостаточно. Да и в мелком тоже. Но я согласен, - поспешно сказал Ромка, опасаясь, как бы толстопузый не передумал.

Но тут в его мозг хлынул такой поток информации о фондах и пирамидах, сетевом маркетинге и продаже воздуха, МММ и "Герболайфе", что Ромка захлебнулся проникшем в него знанием и, полубессознательно, с мелькающими в глазах строками и столбцами, продолжал впитывать и впитывать всю историю человеческой наживы и людской глупости.

Вкрадчивый голос шептал: Строй сеть! Продавай воздух! Ищи тех, кто будет так же преданно любить и обожать созданную тобой структуру! Кто будет рисовать между местоимением "Я" и названием корпорации собственное сердечко! И ширить сеть дальше: "Хочешь?... Спроси меня как!". Возненавидят втянутые родичи, обманутые друзья и обокраденные соседи, возненавидят тупые потребители, напившиеся твоих чудодейственных таблеток для ума и эрекции по двести баксов баночка, но оставшиеся прежними тупыми импотентами.

До чертиков возненавидят сотрудники всех организаций, в которые ты припрешься с портфелем уникальных предложений и небывалых скидок.

А можно создать секту и купаться в лучах обожания, быть мессией и пророком, вызывать ненависть у родственников сектантов и получать - хочешь, власть, хочешь, деньги, хочешь, то и другое. А хочешь, так продавай бутылочки с заряженной водичкой и заставляй молиться на эти бутылочки согласно сторонам света в 8:43 по чукадайскому времени. Бог-дистрибьютор.

Велик и широк мир, и много в нем места для умных людей!

А главное, как обдерешь свои липки, эти пеньки будут по-прежнему молиться на тебя, в твоем личном воровстве видеть происки ненавистных врагов и даже выберут в Госдуму Российской Федерации.

 

Юлька все это время молчала с открытым ртом. Так, по крайне мере, считал Роман.

На самом деле в это же самое время у "нэцке" подходил к концу разговор с Юлей. Он давно уже понял, что разводить еду надо поодиночке, поэтому выделил два хроновектора, где одновременно и вел беседы с пищей. В данном векторе Рома сидел с бессмысленным выражением, а Юлька млела от сопричастности к высокому искусству.

Не мудрствуя лукаво, обитатель динозаврового яйца не стал соблазнять Юлю занебесными прожектами. Он видел, что все помыслы Юленьки направлены всего лишь на некого обаятельного и привлекательного, хотя и не обремененного талантом, менестреля современной эстрады, успевшего засветиться в паре фильмов и покорить с полмиллиона нежных девичьих сердечек.

Хочешь? На! Перед девчонкой с лукавой улыбкой и гитарой в руках (улыбка, конечно, была на лице), на зеленой травке в тени круглого камушка, сидел... собственной персоной... о, Господи... не может быть... страшно подумать... прекрасный сон... мечта... Он! Царь!! Бог!!! Любовь!..

Арман Нелюбов, артист, певец и сердцеед, нежно улыбнулся своей загадочной улыбкой, поднялся к протянул ней руки... И Юля сразу же отдала сердце и тоже протянула руки навстречу возлюбленному...

 

Мегабайты знаний текли по нейронам и укладывались в извилины плотными томами.

Наконец мозг насытился, и новоявленный мавроди дернул головой, медленно приходя в себя и возвращаясь из открывшейся инфосферы в реальный мир. Толстый божок удовлетворенно кивнул.

- Слушай, Карлсон, а ты сечешь! - радостно воскликнул Роман. - Карлсон! Эй! Ты где, чмо пузатое?

Жиртреста на полянке больше не было, зато... напротив Романа, рядом с динозавровым яйцом, подпрыгивал... туго набитый... вожделенный... чудесный... восхитительный... любимый всеми фибрами души... самый замечательный на свете мешочек с деньгами, туго набитый и с перечеркнутой латинской "эс" на холщевом пузе. Он подскакивал, подмигивал, звал к себе, манил... в глазах Ромки вспыхнули золотые звездочки неподдельного обожания, и он, распахнув сердце, протянул к мешочку обе руки.

 

Ох, как чудненько, как замечательно!

Вот интересно, правда, почему, как скажут - Ромео и Джульетта - так сразу перед глазами Верона и любовь до гроба? А как Ромка и Юлька - кирзачи в колхозном стогу?

Нет, а все же: как чудненько, как замечательно!

С Юльки, конечно, много ненависти не наешь, одноразовый продукт: лифчики, трусики на концертах Лю-у-убимого, хамство непонимающим ее чу-уйство родителям, уходы из дома, слезы матери, ночевки у подружки, давалки музыкантам, инфаркт у папы, а пошли вы все в пиииииии... И так далее, и такого типа, пока девочка не порежет ножничками физиономию любимой подружки за неподеленный плакат с кумиром. Колония, срок, жизнь под откос, спилась, скололась, сдохла. Yesssss! C такой маленькой дуры так много удовольствия, вокруг такой глупой девочки так много ненависти...

А вот Рома - и сам еда, и за собой еще ого-го какую цепочку потянет! Из одного зернышка - колосочек, из колосочка - поле. Всю планету засажу ненавистью на основе любви ко мне, любимому! Все-таки хорошо, что я научился разводить этих баранов.

Развитие - оно развитие и есть. Сейчас "земледелие", при динозаврах - охота. Пока не повывелись. С тех пор яйцо у меня и осталось - а что, неплохой домик. Физию, конечно, пришлось под новый продукт мимикрировать, шоб не пужались. А то попервоначалу - змеюка, змеюка поганая! Зато фотка теперь на гербе висит, гордиться можно.

Я вас всех переживу - ах да, я это уже говорил. И динозавров пережил, и трилобитов. Амеба - это вовсе и не обзывательно. Самый разумный организм, простой и долгожительный. Никаких излишних рефлексаций - только жрать и жрать. И, буде такая возможность, делиться, чтоб в каждом лесочке, в каждом болотце, сидел я - самый хороший, самый замечательный - и каждому давал то, что возлюбит он больше всего на свете.

 

Потянувшись к мешочку, Ромка внезапно застыл, и его лицо перекосила гримаса, не сулящая оппоненту ровным счетом ничего хорошего.

Дело в том, что эта коза Юлька, облизываясь и жарко дыша, тянулась к своему кумиру.

Но Рома не видел певца и артиста Нелюбова, он видел только, что эта вошь, которая клялась ему в вечной любви, вдруг посягает на его Клондайк, на его Золотого Тельца, на его Альфу и Омегу вместе взятые!

Он со всей силы рванул мешочек на себя, и Юля вскрикнула от ужаса: тяжелый кулак ревнивого бойфренда врезался в челюсть Нелюбова, размалывая его красивое лицо, которое уже никогда... никогда...

- Я все равно! И таким! Буду любить тебя! - крик вырвался из всей глубины маленькой юной души, впервые научившейся искренне любить и ненавидеть.

 

О, а вот еще идет парочка... девочка Машенька и мальчик Петечка. У-тю-тю, мои хорошие... идите, идите. Еды много не бывает.

Ну, чего у нас любит мальчик Петя? А мальчик Петя у нас любит науку... малосъедобный фрукт. Сочетем... сочетаем ея с властью. Науки юношей питают, награды старшим подают. Ну разве откажется нормальный мальчик Петя стать самым главным среди ученых? Замректора по научной работе? Или лучше по хозяйственной? Или самим ректором? Или министром образования, а? Хотя тот, что с булавой, и тот, что с саперной лопаткой, и не от такого отказались... А вот Лысенко не отказался.

Мальчик не дурак, мальчик умный. Он поймет, что чистая наука - для идиотов. Станет самым главным и будет командовать, кого издавать в вузовских сборниках, а кого гнать в шею с кафедры и не давать часов. Кому защищаться, а кому в параше убираться! Хи-хи, поэтизм!

И как разрабатывать научную теорию, и где должна быть родина слонов, и за какие бабки брать кухаркиных деток в лучшие вузы страны. И как Спартак проиграл восстание без мудрого руководства партии, и почему дроздофилы лженаучны, и роль ныне царствующего Президента в выращивании окорочков.

Меня! Свою власть! Петя будет любить. Любить куда больше, чем науку, да и на хрена ему та наука будет, когда он любого оппонента научной проституткой обозвать сможет? И ничего ему за это не будет?

А за ним лентой, спиралью, мутировавшей ДНК - зависть, ненависть, обиды, непризнание гениев, прославления ничтожностей, взятки, доносы, самоубийства, свары между кафедрами!.. И все это - на тех, кому в головы - сеют эти ученые - разумное, доброе, вечное! О-о-о, заранее вкусно, аж слюнки текут!

А то еще Петенька стихи пишет. А может, чего уж проще, дадим тебе главную государственную премию и сделаем тебя, Петя, главным членом Союза Писателей?..

Ну, в общем, иди, мальчик Петя, мы нашли тебе кумира.

Так, а что у нас жаждет девочка Маша? Э-э, а Машенька у нас ничего и не жаждет... Тю, какая ты, девочка Маша, неинтересная. И совсем даже несъедобная.

 

- Смоти, зимяницка! - радостно закричала Маша и помчалась через всю поляну. Рядом с камнем округлой формы она даже не затормозила.

- Какая земляничка, это рябина, - вздохнул Петя и поплелся вслед за выгуливаемой сестренкой. Та уже достигла вожделенной ягоды, не допрыгнула и помчалась обратно. За всю долгую двухлетнюю жизнь ее единственным кумиром успел стать только большой и взрослый брат, самый сильный, самый умный, самый-самый, который знает все-все сказки и может дотянуться даже до самой высокой земляники.

Петя почти поравнялся с яйцом, но в этот момент его шустрая и резвая сестричка так дернула его за руку, что он едва не полетел, споткнулся обо что-то круглое, чертыхнулся и побежал за маленькими сандалиями. Господи, ну как может такое маленькое и так быстро бегать, так и очки разбить недолго, черт знает что под ногами валяется, да погоди ты, зараза, и почему я всегда соглашаюсь с тобой гулять...

За спиной что-то треснуло, а потом сплюнуло и полезло обратно.

- Я до тебя еще доберусь, академик, - злобно пообещало не в меру упитанное существо, забираясь обратно в скорлупу. - Не последний раз, дружок, встречаемся... а нет - так нет. Другие вундеркинды найдутся. А ты занимайся, занимайся своей наукой, Бруно...

 

- Ты, чмо, задолбал уже своим бухтеньем, - зло проговорила Юля в ответ на нескончаемый поток разглагольствований об инвестициях и депозитах. Из лесу они вышли, полные самых противоречивых чувств, даже, скорее, эмоций.

- Лучше б билет мне купил на приличный концерт, а то больше поганой шоколадки от тебя хрен дождешься, - Юля смутно помнила, что было в лесу, но почему-то вот уже с час глядела на бывшего любимого с неподдельной ненавистью.

- Закрой пасть, сука, - спокойно отвечал Роман, шагая, словно в тройке ручного пошива. - Вали к своему Нелюбову, трусами его забрасывай. И не гавкай. И подгони мне своих предков, есть идея.

В уме он уже подсчитывал дивиденды от столь блистательно начинавшегося предприятия, идея которого ему пришла во время прогулки.

- Хер тебе, - коротко ответила Юля.

Лес заканчивался, виднелись домики дачного поселка. Лаяли собаки, пели за самогоном Монтеки с Капультетями. Они еще не слышали поступь нового поколения.

Один из его представителей безумно любил мешочек с перечеркнутой латинской буковкой "эс". Мешочек, правда, уже сместился на периферию сознания, а перед взором маячил туго набитый дипломат.

Другая обожала самое наиискусственное искусство.

Оба любили, по сути, одно и то же, и были безмерно, безгранично счастливы новой - а может, и первой, и единственной - целью в жизни.

И оба искренне ненавидели друг друга и шли, чтобы по всей планете сеять, сеять - камни в форме динозаврового яйца.