Что хочет автор. Литературные конкурсы

Ноябрьскую грязь и ни на минуту не прекращающиеся дожди наконец-то сменили холода, и землю укрыл первый снег. Андрей Петров, молодой журналист газеты «Стяг» провинциального городка под названием Добросветск, медленным, неторопливым шагом, шел на работу в редакцию. Он смотрел по сторонам, и на его свежем после хорошего сна лице светилась улыбка. «Скоро придут холода. Не придется больше носить зонт и надевать плащ, - думал Андрей, неспешно переходя улицу. - Хотя, конечно же, снег не сегодня-завтра растает, и опять будет грязь, болота. Интересно, как скоро ляжет зима?». Солнце, неяркое и блеклое, как яичный желток, на минуту показало свой лик из-за облаков, но затем снова скрылось.

Андрея вовсе не раздражала пасмурная и дождливая погода, что в последние дни хмурым и неприветливым гостем царила в Добросветске. Он просто всегда любил, когда в природе меняются декорации, и на смену осени приходит зима, затем молодая и веселая весна, а после жаркое лето. Всего лишь надо посмотреть на мир не зашторенными глазами, чтобы увидеть, насколько он прекрасен.

Проходящие мимо Андрея люди куда-то спешили. Их серые глаза робко выглядывали из-за шляп и фуражек, смотрели на серый асфальт, на мутные отражения себя самих в лужах. Ему почему-то стало их жаль.

Он подошел к одному из киосков, где продавались свежие газеты. Андрей работал журналистом совсем немного – прошел всего год после окончания института. Но все еще не переставал удивляться – вот она, газета «Стяг», ее покупают люди, читают его, Андрея, статьи и корреспонденции, размышляют над ними. Быть может, кого-то они заставляют серьезно задуматься о тех проблемах, что ставил в них молодой журналист Петров.

Задумавшись, Андрей не заметил, что к киоску подошел покупатель:

- Извините, молодой человек, отойдите в сторонку, - старичок просунул в окошко киоска морщинистую серую руку, в которой поблескивали несколько серебристых монеток. - Девушка, дайте мне, пожалуйста, последний номер «Стяга».

Андрей с улыбкой на лице отошел от киоска. Нет большей радости, думал он, когда твой труд востребован.

Он родился и до семи лет жил в деревне Боголюбово. Учился в Добросветске, там же окончил институт и устроился на работу. Андрей никогда не думал навсегда уезжать из него, несмотря на то, что сердце постоянно рвалось куда-то еще, чтобы увидеть новое и интересное. Всё здесь было родным. Даже лица незнакомых прохожих казались близкими. Он стремился разделить их радости, помочь справиться с печалью. Андрей писал в основном о простых людях, об их жизни, труде, характерах и нравах.

В детстве Андрей не увлекался тем, чем обычно занимаются ребята в таком возрасте, а предпочитал спокойно посидеть с какой-нибудь интересной книгой. Однако, помимо этого, он также очень любил рыбную ловлю. Однако привлекала к водоему не сама рыба, не захватывающий дух процесс ловли, а простое общение с природой. Андрей понимал, что без этого сердце человека начинает черстветь, постепенно превращаясь в засохшую краюху хлеба, а ловля – она ведь размягчает. Ведь если такую краюху смочить в молоке – она сделается совсем другой. Так и душа человека может становиться мягкой и нежной, обретая чистоту и гармонию. Общение с природой – вот еще один неиссякаемый и незаменимый источник радости, считал Андрей Петров.

Андрей свернул с улицы Морозова и направился вниз по проспекту Труда. Вскоре появилось здание, где располагалась редакция газеты «Стяг». Это был пятиэтажный дом из красного кирпича.

Он поднялся по ступенькам на четвертый этаж. Недалеко от открытой двери стоял большой стенд, на котором висели газетные вырезки и фотографии сотрудников. В центре – портрет главного редактора, Дмитрия Дружинина: легкая улыбка, глаза немного прищурены, видны несколько морщин на лбу.

Добросовестно вытерев ноги, Андрей вошел в дверь. Поприветствовал Олега Смирнова – обозревателя писем в редакцию. Тот стоял возле открытого окна, дымя дешевой сигаретой. В ответ Олег только слегка кивнул и сбросил легким щелчком пепел.

В кабинете за компьютером сидела белокурая девушка. Она перевела на него глаза – и какой-то хитренький, но при этом очень приветливый огонек промелькнул в нее шустрых глазах. Она чем-то напоминала забавную шиншиллку.

Сняв пальто и кепку, Андрей сел за стол.

- Андрей, здравствуй. Ну что, готов материал о художниках? – вошел Дружинин, держа в руках небольшую чашку на блюдце. Он, кажется, в жизни немного отличался от того, который висел на фотографии. У редактора был круглый живот, маленькие и толстые ноги. И при этом от всего, что было связано с ним, веяло таким домашним уютом, будто бы он стоял сейчас с чаем рядом с родным очагом, а не на работе.

- Успеваю в этот номер, - Андрей достал из портфеля исписанные листы бумаги с замятыми уголками, потертый блокнот и диктофон. – Так, осталось немного доделать.

- Ну что ж, работай, Андрюша. Не буду мешать. Пойду жене позвоню, как она там себя чувствует. А то ведь простудилась, голубка, - произнес он с некоторой горечью.

- Нехорошо. – Сказал Андрей с искренним сочувствием.

Девушка, сидевшая за компьютером, встала и подошла к Андрею со спины. Положила свои ладони к нему на плечи, и, наклонив голову к самому уху, сказала:

- Да ты и сам, Андрюш, неважнецки выглядишь. Опять какой-то задумчивый пришел… впрочем, как и всегда.

- Прости, Лена, мне тут нужно немного поразмыслить, как наиболее удачно скомпоновать текст, и потом…- он не кончил фразы. Казалось, внутри что-то перевернулось, встало не на своё место. Подумал: « Что за дребедень я несу? Она меня обнимает, а я тут плету про компоновку текста».

- Извини, Лена, просто работаю, как вол! – он слегка улыбнулся и немного оробел, - прости…

- Не извиняйся, - она провела ладонью по его щеке, а ее волнистые волосы легли к нему на плечи, - небрит ты слегка, и выглядишь таким уставшим.

- Я всю ночь работал… над очерком, - ответил Андрей. Тут же у него в голове мелькнула мысль: «Ведь и, правда, себя запустил. Ботинки не мешало бы почистить, брюки не отутюжены как надо, питаюсь, чем попало, да, и плюс еще эта щетина. Что взять с холостяка? А ведь не так трудно привести себя в порядок, да и поесть в хорошей компании?»

Само собой пришло на ум:

- Лена, а что Вы сегодня вечером делаете после работы?

- Пока не знаю. А что Вы, любезный Андрей, могли бы предложить даме? – улыбнувшись обращению к себе на «Вы», спросила Лена.

- Разреши, я провожу тебя после работы, зайдем куда-нибудь, поужинаем?

- Что ж, посмотрим, посмотрим, - Лена широко улыбнулась, затем отошла от столика Андрея и села за компьютер.

- Ну и правда шиншиллка! – подумал Андрей и принялся писать очерк.

Вечером они гуляли вдвоем по тихим улочкам Добросветска. Затем зашли в небольшой ресторан «Спелая вишня» и сделали заказ. Андрей вспомнил об одном веселом кавказце, что работал там и всегда говорил разные веселые присказки, когда что-нибудь готовил.

- Лена, слушай! Странное дело. Вместе работаем, а я ведь о тебе почти ничего и не знаю, - Андрей обратился к Лене, когда они дожидались заказ. Девушка с интересом смотрела по сторонам – на незатейливые картины с фруктами, что висели на стенах, на людей, неспешно беседующих о чем-то за соседними столиками. Затем ее глаза остановились на Андрее, что сидел напротив:

- Я не знаю, что и рассказать. Родилась в Беларуси, но всю жизнь провела здесь, в России. В Добросветске всего несколько лет. Я очень полюбила этот город. Здесь какая-то особая атмосфера – теплая что ли, радушная. Городок оправдывает свое название, не так ли? - Она улыбнулась, но затем опустила свои светлые, голубые глаза. Она, казалось, хотела сказать что-то, что было трудно произнести. Былое веселье почему-то исчезло, и она начала мять в пальцах салфетку. – Знаю, что ты спросишь. Ведь всем всегда интересно. Поэтому опережу: я никогда не знала и не узнаю, кто мои родители.

- У тебя совсем нет родных, - Андрей посмотрел на нее с состраданием. Лена вспомнила в этот момент, что именно так он глядел на Дружинина утром, когда узнал, что его супруга больна. Ей показалось, что она уже влюбилась именно в эти глаза.

Одна подружка рассказывала, что той безумно понравился однажды один парень только лишь потому, что у него был красивый и гладкий лоб, к которому хотелось прикоснуться и погладить, смахнуть черные завитки волос в сторону. Тогда Лене было смешно это слушать. Тем не менее, бывает всякое. В ее случае – глубокие и почему-то печальные глаза, что смотрят даже не на тебя, а пытаются погрузиться куда-то внутрь и узнать, чем же больна душа. – Ты живешь одна…

Андрей понимал, насколько тяжело порой жить в одиночестве. Но это невыносимо, когда оно длится вечно, и нет близкой души, которой ты можешь все рассказать, поделиться, и, если надо, услышать слова утешения, или правильный совет.

- Да, у меня нет никого и ничего, кроме небольшой однокомнатной квартиры ну и… кота, - она вновь слегка улыбнулась.

- Это ничего страшного, на самом деле люди вообще ничего не имеют в материальном мире. Всё это иллюзия. - Андрей полез в дебри философствования о смысле жизни. Он очень любил это делать, оставшись наедине с собою. Если бы не официант, принесший заказ, то его никто не смог бы остановить.

- Большое спасибо, - поблагодарила Лена официанта, - очень вкусно выглядит!

- Арсен старается на славу! – похвалил Андрей повара.

Они помолчали немного. Взяв в руки вилку и нож, с аппетитом созерцая нечто такое мясное, шипящее маслом, он подумал: «У этого блюда должно быть название, только я его вряд ли помню» - решил он, и с его губ сорвался смешок. Лена посмотрела на него с интересом.

- Я ведь тоже простой деревенский парень, - начал Андрей рассказ о себе, не желая объяснять, что он смеется потому, что не отличает «Чахохбили» от прочих названий блюд. - А с виду не скажешь, правда? Из Боголюбово, может, слышала о таком? Это здесь, в области. Уехал сюда, в город, учиться, да так и остался. Но деревню свою постоянно навещаю – у меня там мама живет. Представляешь, ей уже под шестьдесят, а она все такая же бойкая и непоседливая, как и в молодости была. И огород у нее, и поросята, и корову держит! Обязательно познакомлю.

- Ты, видимо, в маму пошел, - Лена засмеялась. - Такой же непоседа, все бы тебе работать.

- Да нет, совсем не такой. Ей тяжело с хозяйством, а она держится, за урожай воюет. Иногда через силу себя заставляет. Сегодня в деревне трудно жить. Впрочем, и всегда так было, - ответил Андрей. - А я работаю тогда, когда интересно.

Они просидели вдвоем весь этот прохладный вечер, наблюдая, как за окном падают мелкие крупинки снега вперемешку с дождем. Позже, проводив Лену, Андрей возвращался к себе. Сдвинув кепку на бок, он улыбался.

А Добросветск был действительно необычайно красив ночью. Звезды и свет окон озаряли путь. Снег перестал идти, на небе зажегся тусклый диск луны, и с её появлением будто бы все утихло и пришло в гармонию. Только слабенький ветерок еле-еле дул с востока, ночной морозец не позволял первому снегу растаять.

«И, всё же, ты растаешь! – произнес Андрей, взяв в руки пригоршню и смяв небольшой комок, - потому как ты материален. А любовь – нет, она никогда не растает. Нет, никогда! Она духовна, благодатна и праведна, и поэтому будет вечно!»

Печные трубы деревень выдыхали в небо густые столбы дыма. Сибирь, отдавшись в холодно-белые объятья зимы, дремала до наступления первых оттепелей, которые ожидались совсем нескоро – только в первых числах апреля, и то, если весна не задержится.

Среди прочих маленьких хуторков, исполинов-кедров затерялась деревенька Беленово, отрезанная от всего остального мира. Хотя в ней не было старообрядцев, всё равно местные жители старались не выходить на контакт с цивилизацией. Беленовцы поклонялись тайной силе духов, которые, как они считали, в великом множестве водились на здешних болотах и в лесах. Каждый из сельчан знал эти места, наводящие на них ужас. Ходить туда запрещалось. Иначе злые и бесплотные обитатели зеленых вод и высоких крон или вселяться в него, либо погубят. Многие, уходя в запрещенные для посещения места, либо пропадали, либо возвращались умалишенными.

Касьян Жалов не только верил в существование духов, а хорошо знал, что болота на севере от деревни действительно обладают тайной магической силой. И не просто удосужился испытать эту силу на себе, а постоянно носил внутри. Еще в отроческие годы занесла туда нелегкая Касьяна. Он пошел за грибами, и, сам того не понимая, вышел к Черному болоту, на посещение которого старики наложили самое строгое вето.

Сначала Касьян увидел странные огоньки. Они блестели между деревьев. Непонятная сила потянула взглянуть, что же там такое находится. Он шел на эти огоньки, полностью потеряв контроль над разумом. Наконец они привели его к болоту, и Касьян слегка раздвинул руками высокие кусты. Ноги утопали в зеленую топь, непрестанно квакали лягушки. По болоту бегали какие-то странные, непонятные тени, слышались чьи-то голоса – но не человеческие. Это были протяжные, гулкие стоны и, казалось, так должны были выть мертвецы, потревоженные и раздосадованные появлением незваного гостя. Но огоньки куда-то исчезли.

Болото Касьяну не понравилось – здесь было слишком жутко, и он хотел уже уйти прочь, но эта непонятная сила его насильно удерживала. Ему стало не по себе: голова закружилась, лукошко с грибами вывалилось из рук. Хор лягушек стал невыносим: создавалось жуткое ощущение, что их здесь тысячи, или даже миллионы. И было впечатление, что они везде: в покрытой ряской, смердящей плесенью воде, под ногами, на ветках деревьев. Внутри у Касьяна будто что-то перевернулось, ему захотелось бежать. Однако он стоял, как вкопанный, не в силах шевельнуться. Все происходящее напоминало тревожный сон, где от тебя ничего не зависит и приходится наблюдать чудовищный кошмар от начала до конца.

Тогда он понял, что находится на Черном болоте, а огоньки – это Жемчуг Лукавого, о нем рассказывал дедушка. Будто бы есть такие огни на заколдованных болотах, и если пойти на них, то станешь рабом духа, обитающего там, либо просто утонешь.

Касьян покорно стоял, не ведая, что произойдет дальше. Голова по-прежнему кружилась. Наконец он упал и потерял сознание. Сколько времени пролежал можно только гадать. Не меньше тысячелетия – так ему показалось. Какие-то глупые, смеющиеся рожи, напоминающие маскарадные маски, но только злые и неприветливые, мелькали и кружились перед ним в танце под дикую симфонию тьмы, что исходила из разверзшейся под ногами бездны.

Касьян еле-еле смог открыть глаза. Тяжело поднявшись на ноги, он ощутил сильную головную боль и приступ рвоты. Внезапно непонятный голос заговорил с ним. Нет, Касьян не слышал его ушами, голос общался с ним внутри сознания:

- Здравствуй, Касьян, не бойся меня. Мы теперь с тобой друзья! – было в этой демонической интонации что-то подленькое и настораживающие, будто кто-то горбатый и хитрый поселился внутри, в душе и, потирая грязные, покрытые мхом и грибами ладони, общался с ним.

Стало еще хуже. Дрожащей рукой Касьян перекрестился.

- Не поможет, ты больше не православный. Да и не был им никогда. Будешь служить мне, - голос говорил в сознании отчетливо. Касьяну казалось, что он слышит его на самом деле.

- Что тебе нужно? Что мне делать? – Касьян подумал, что от него кто-то очень опасный требует нечто, что необходимо выполнить сейчас же.

- Ничего, бери свое лукошко и пошли домой. Тебя теперь там заждались. Я сам, когда надо, обращусь к тебе. – И всё, полная тишина. Касьян прислушался, но не разобрал ничего. Только дятел уныло долбил где-то вдали, а голос пропал также неожиданно, как и появился.

Касьян, совсем еще ребенок, был удивлен и напуган. Однако никому из сельчан, включая родителей, он ничего не рассказал. Знал, что если они узнают о случившемся, то им придется убить его. Таков древний закон – прокаженные духом из теневых мест должны быть сожжены ночью при свете восьми факелов в присутствии всех жителей.

Дух время от времени выходил с ним на контакт.

- Как мне тебя называть? – спрашивал Касьян.

- Никак не называй.

- Я – твоя тень! И я всегда с тобой. И я – твой «третий глаз». Смотри, благодаря мне ты многое узнаешь о людях и о вещах, которые тебя окружают. Например, знаешь охотника Ивана Герасимова? Так это он был виноват в смерти вашего мельника, а вовсе не сапожник Пирогов, которого все незаконно обвинили. Сидели, пили водку, повздорили и подрались, вот Герасимов и пустил в ход свой охотничий нож.

- Откуда ты это знаешь?

- Милок, так ведь мне известно всё и обо всем.

- Я не верю, что ты говоришь правду.

- Ну, раз уж желаешь убедиться в моей правоте, то я тебе это докажу! Слушай правду про своего отца.

Касьян действительно решил проверить, не врет ли ему «третий глаз». Он подошел к отцу, когда тот что-то неумело, с явной неохотой вытачивал из дерева, и с опаской спросил:

- Батя, да неужели у нас вот эта скатерть, а также все ложки, вилки, одежда – всё ворованное?!

Отец Касьяна Федор Жалов с детства не был приучен к труду. Он не любил работать ни руками, ни головой. Еще, будучи мальчишкой, пристрастился лазать по чужим огородам, затем принялся за воровство мелкой живности – кур, уток, гусей. Занимался этим всю жизнь, но столь профессионально и чисто, что в деревне никто ничего не знал и не догадывался, и у острых на язык старух-сплетниц не возникала мысль пустить подобный слух по селу. Даже сам Касьян ни о чем не догадывался, пока ему не поведал об этом «третий глаз».

- Да как ты смеешь, щенок, на отца! – Федор замахнулся, чтоб с размаху ударить по шее, но, увидев глаза Касьяна, оробел. Два черных угля, сверкая оранжевыми молниями, сверли его насквозь. Казалось, Касьян держал отца в повиновении. Рука замерла в воздухе, не в силах пошевелиться, ноги одеревенели. Федору казалось, что он больше не властен над своим телом, и кто-то управляет его действиями. Но потом эта странная сила отступила, бросила его, и Федор упал на пол.

- Какой позор, отец! Конечно же, никто ничего не узнает, но как же я в тебе разочаровался!

Мальчик убедился, что «третий глаз» говорил правду. Когда дух выходил на контакт, Касьян стал чувствовать его власть над собой. Это как если поливать куст чертополоха, и тот постепенно увеличивается, заполняет собой пространство. Иногда появлялись мысли, чтобы избавится от этой страшной власти.

«Не смей, и думать, избавиться! – возмущался Дух Тьмы. - Глупец, ты не имеешь ни малейшего представления о том, какие возможности я тебе предоставляю! Если вздумаешь сопротивляться и не станешь со мной дружить, горько пожалеешь об этом!» - мерзкий смешок, и будто жгучая желчь мгновенно разлилась по всему телу, заставляя, скрючится от боли.

Касьян продолжал жить, став рабом духа Черного болота. Правда, он также отчетливо видел, что это общение не лишено и положительных сторон.

Андрей взглянул на часы – квадратный циферблат высвечивал половину четвертого утра. «Солнце еще не поднялось, пока темно, - подумал он, и поднялся с постели.- Что ж, надо собираться на рыбалку, не то пропущу хороший клев».

В это время весна входила в свою последнюю фазу, чтобы уступить дорогу лету. Прохладный и дождливый апрель сменил теплый и солнечный май. С момента первого свидания Андрея и Лены прошло уже полгода. Андрей провожал каждый день свою подругу с работы, а в выходные они шли в кино или посещали полюбившееся обоим кафе. Но в это воскресенье Андрей решил изменить сложившейся традиции и половить карася в родной деревне. Думал посидеть с утра на бережку, а потом навестить маму, которая всегда ждет его там, в Боголюбово, и, конечно же, будет рада визиту. С вечера он подготовил всё необходимое – прикормку, насадки, проверил, исправны ли снасти. Быстро позавтракав, он надел легкую куртку, и вышел во двор.

Было темно. Ветерок слабо дул с юго-запада. В воздухе чувствовался запах цветущей черемухи, благоухание которой вместе с прохладой утра бодрило и радовало, дышать было легко и приятно. Андрей положил снасти в багажник своего «Москвича». Фонари еще не зажглись, и Андрей из-за черной густоты сумерек никак не мог попасть ключом в замочную щель. Наконец он вслепую нащупал отверстие, и дверь открылась. Прогрев двигатель, он медленно выехал на спящие улицы Добросветска и заколесил в южном направлении.

Выезжая из города, Андрей плавно повернул ручку магнитолы. Когда из небольших автомобильных колонок зазвучала плавная и приятная мелодия, приоткрыл окно. Прохладный воздух начал проникать в салон. «Нет, дует», - всё же решил он, и вновь поднял его. По дороге навстречу проезжали грузовики дальнобойщиков. Их фары, как горящие глаза каких-то мистических существ, разрезали ночную тьму.

На горизонте появилась неяркая красная полоса. Рассвет приближался. В том месте, где стоял небольшой синий указатель «Боголюбово-4», он свернул, и, замедлив скорость, продолжил движение по грунтовой дороге.

Вскоре вдали появились очертания деревенских домиков. Там, где живут простые и порядочные люди, где по лугам гуляют коровы, а воздух пропитан запахами навоза и чабреца прошло его счастливое, беззаботное детство. Казалось, Андрей слышит нежный голос родной земли, которая его приветствует и несказанно рада нежданному появлению. Деревья покачивали ветвями, и ветер, играя с листвой, шептал ему: «Доброе утро, Андрюша!». Он улыбнулся.

Недалеко от деревни был пруд, где собирался удить карася. Это был широкий водоем. Небольшие волны вольно разгуливали по его поверхности, и над этим простором летали птицы, охотились за незатейливой уклейкой, гуляющей по поверхности.

Когда лето начинало сдавать свои позиции, уступая место осени, то пруд по берегам порастал ряской, покрываясь яркой зеленью. Но сейчас, в начале мая, поверхность водоема была чиста, прибрежная растительность только начала пробиваться сквозь пожухлый слой прошлогодней травы.

Андрей достал снасти и пошел к воде. В деревне петухи начали выполнять свою работу – будили сельчан.

«Рыбаков нет, - подумал Андрей, приближаясь к пруду по узкой тропинке, - наверное, карась пока клюет слабо».

Но он ошибся. На небольшом покосившемся деревянном мостике, рассчитанном на два человека, сидел старик, держа в руках короткую бамбуковую удочку. Ему можно было дать не менее ста лет. Длинная седая борода лежала на коленях. Ростом он был невелик, и всем своим внешним видом напоминал домового.

- Здравствуйте, дедушка, - сказал Андрей, забираясь на мостик, держа в одной руке рыбацкую сумку, в другой – удочку. - Как ловится?

-Неплохо, Андрей, уже пять карасиков с ладошку подцепил, хорошо сегодня!

Андрей от неожиданности чуть не упал в воду: откуда старику было известно его имя?

- Мы знакомы? – неуверенно произнес он. - Но вы не из деревни!

- Да, я заезжий. Но ты не удивляйся. Я знал о тебе задолго до твоего рождения. И вот теперь настал час, когда я должен открыть тебе тайну о том, что должно скоро произойти.

Андрею нечего было сказать. Мысли путались, казалось, что происходящее нереально, что это какой-то странный сон. Однако его как магнитом тянуло к старику, потому как тот вовсе не вселял ужаса и тревоги, а наоборот, располагал к себе.

- Садись, Андрей, поговорим, я расскажу тебе всё, что тебе надо знать.

Касьян бросил взгляд на старинные часы с кукушкой, висевшие на стене:

- Похоже, собрал всё необходимое, - он вытер пот рукавом своей длинной рубахи. - Уже половина девятого. Пора выбираться из этой дыры!

«Третий глаз» рассказал ему много интересных вещей. Теперь он знал всё обо всех, и о самом себе тоже. Дух Тьмы поведал Касьяну, что его ждет великое будущее. Если он хочет стать богатым, знаменитым и править людьми, то ему обязательно надо выбраться из сибирской глуши и ехать в столицу. Еще вчера Касьян сбрил свою бороду, а утром, встав раньше всех, начал собирать вещи.

Родители, а также жители Беленова, не только не противились, но были несказанно рады тому, что Касьян наконец-то покидает их. Ужасы, его демонический взгляд, смотрящий в душу, пророчества – всё это покинет, наконец, деревню, уйдет куда-то далеко вместе с ним.

«Да пусть он убирается хоть к черту на кулички! – кричал отец, узнав об этом. - Он – сущий дьявол! Я готов в петлю лезть, только взгляну на него!»

Мать, несмотря на то, что все же любила сына, боялась его, и тоже была отчасти рада, что больше его не увидит. Родная плоть и кровь не приносила радости. Он был как живой мертвец, который жил среди них. Его присутствие где-либо отдавало холодом и сыростью могилы. Лишний раз с ним боялись заговорить, спросить о чем-то. Даже на сенокос и другой общинный труд старались не брать с собой.

Касьян вышел на дорогу. Ветер поднял пыль на дороге. Только сейчас, в мае, выбраться из Беленово стало реальным. Ранней весной дороги размывает, а первый асфальт можно встретить только за сотни километров от деревни.

«Я ухожу», - подумал Касьян. Он стоял на бугре, где густыми порослями то там, то тут тянулась вверх крапива. Бросив злорадный взор на покосившиеся деревянные избы, Жалов чуть слышно произнес напоследок:

- Пропади ты пропадом, родное захолустье!

Деревня, казалось, облегченно вздохнула ему вслед.

- Ты избранный, - старик заглянул в голубые и обеспокоенные глаза Андрея. Тот, еле разворачивая снасти, внимательно слушал рассказ. - Ты избран для великой цели. Посмотри на этот пруд, деревню, вспомни всех тех, кого любишь. Им уготованы унижение и смерть, - старик сделал паузу, перебросил снасть, и опять, не обращая внимания на поплавок, перевел взгляд на Андрея. – Нечто, несущее в своём начале агрессию, стремиться вперед, и никто не может остановить этот процесс. Тридцать лет назад я это почувствовал – тогда оно обрело плоть. Пока оно находилось в Черном болоте, я был спокоен. Пока эта сила не зашевелилась. Теперь же оно движется, и я чувствую это!

- О чем вы? – Андрей вопросительно посмотрел на задумчивое лицо старика.

- Много лет назад, - продолжал старик, - один великий человек, воин-праведник, сумел победить Духа Тьмы в тяжелой схватке. Поверженное зло было лишено плоти и низвергнуто. Уничтожить его полностью оказалось невозможным, поэтому Самахон, как говорили древние, или Дух Тьмы поместили в Черное болото – подальше от людей. Дух не может перемещаться в пространстве, не имея материальной оболочки, а всегда находится в одном, определенном месте. Он на протяжении тысячелетий сидел в заточении и ожидал человека. Но никто и близко не подходил к этим местам.

Примерно три сотни лет назад в десяти верстах от болота появились поселенцы из центральных районов России – в тех девственных местах образовалась деревня Беленово. Слава Богу, народец оказался умен. Им показались странными некоторые вещи, происходившие в лесах и на болотах. Люди пропадали. Самахон тщательно искал себе нужную жертву – старики, женщины, зрелые мужчины тонули или сходили с ума. Они были не нужны ему - он дожидался юноши.

Старейшины наложили запрет на посещение отдельных мест, особенно Черного болота. И всё же непоправимое случилось – один мальчик собирал грибы там, где это было запрещено стариками. И набрел на поганое болото. И теперь Дух Тьмы находится в нем. Правда, это уже не мальчик, а взрослый мужчина, одержимый желанием властвовать. Недавно он покинул деревню.

Андрей не знал, как ему воспринимать всё это. Либо он услышал великое откровение, либо старик был сумасшедшим. Да, но если старик безумен и просто излагает рожденные в воспаленном мозгу мысли, то откуда ему известно его имя? И не похож он был вовсе на умалишенного.

- Это…очень странно, - Андрей не знал, что сказать. - И что же вообще должно произойти?

- Ядерная война. Как и по каким причинам – мне неизвестно. Знаю только, что Дух Тьмы хочет всё уничтожить и покинуть землю, уйти в другое измерение. Самахон желает соединиться с прочими духами, чтоб действовать слаженно, но перед этим необходимо отдать долг человечеству за тысячелетия заточений.

- Хорошо, допустим, вы говорите истину. Но почему мне?

- Ты должен остановить его. Я – посланник Духа Света. Одного из семи ангелов Бога, что держит на себе основы мироздания. В будущем Он будет выходить с тобой на контакт. Слушай Его внимательно и помни, что всё зависит только от тебя и твоих действий. Из этой ситуации есть единственный выход, и ты должен найти его сам. Спрашиваешь, отчего истина открыта только тебе? Ты – один из последних праведников на этой земле.

- Это неправда, я грешен! – Андрей резко перебил старика.

- Да, каждый праведник должен говорить именно так, - всё тем же спокойным тоном ответил старик.

- Что же мне делать?

- Ждать и готовиться. Час близок! – старик глухо покашлял. - А мне пора.

Старик медленно встал и расправил плечи. Посмотрел вдаль, где из-за леса поднималось солнце. Затем сошел с мостика.

- Подождите, а как же?! – Андрей обернулся, но никого не увидел. Только птица спорхнула с ветки невысокого дерева и с криком поднялась в воздух.

- Мне билет до Москвы, - мужичок с небольшой авоськой за спиной протянул деньги в маленькое стеклянное окно.- Самолет вылетает после завтра, в семь, - девушка в белоснежной рубашке и тонком синем галстуке приняла деньги и протянула билет. - Пожалуйста.

Спасибо, - Касьян отошел в сторону, освобождая очередь другим. В аэропорту суетливо бегали люди. Он еще не привык к такой бешеной скорости жизни, и поэтому голова немного болела.

Касьян остановился в гостинице. Город Омск, до которого ему удалось добраться, удивлял всё больше и больше. Жалов был похож на папуаса, который только-только выбрался из джунглей и стоял теперь, завороженный красотами цивилизации. Его поражало всё – автомобили, высокие многоэтажные дома, светящиеся огоньки магазинов. Всё это он видел впервые.

«А завтра я полечу на самолете, - думал он. - Я оторвусь от земли и буду высоко в воздухе!»

Заблудиться в лесах Касьян не боялся – Дух Тьмы управлял им. Трудней было разыскать деньги. Но и в этом вопросе Самахон помог ему. Остановившись на пару дней в одном провинциальном городке, Касьян принялся за шантаж. Дух Тьмы вывел его на влиятельных людей города, и Жалов беседовал с ними, раскрывал все их смертные грехи, ошибки, нарушения закона. Заставлял их платить, взамен обещая молчать и не распространять известные ему факты. Почти никто не сопротивлялся – покорно платили. Спрашивали только, кто он такой вообще и откуда знает, и Касьян отвечал сурово: «Я – твоя тень!» Глаза его приобретали красное магическое сияние, наводя ужас на собеседника. Один преуспевающий бизнесмен, владелец трех магазинов, упал в обморок во время подобного разговора. Очнувшись, он в слезах взмолился: «Назови, дьявол, любую сумму! Только оставь меня, уйди отсюда!» В результате в течение нескольких дней у Касьяна появились деньги.

Однако нашелся-таки один непокорный предприниматель, что не захотел платить Касьяну. Посчитал, что лучший вариант – нанять профессионального убийцу, который с легкостью просверлил бы дыру в голове Жалова и заставил его замолчать навсегда. Наемник подстерегал Касьяна, искал лучшую позицию для выстрела. Однажды, когда Жалов шел вечером по темным улочкам этого провинциального городка, профессионал нажал на курок со всей уверенностью, что попадет точно. Но случилось странное – выпущенная пуля не то, что не попала в цель, она таинственным образом повернулась вспять и разнесла вдребезги голову снайпера. Это казалось невозможным – его винтовка, как магнит, повернула пулю в обратное направление. Поражены были все, кто был в этом замешан, в первую очередь, своенравный предприниматель. Он не знал, кто на самом деле такой Касьян Жалов. И Касьян наказал его – выложил всю информацию куда следует, прокуратура открыла дело, и вскоре бизнесмену кожаное кресло поменяли на тюремные нары.

Перед тем, как Касьян улетел в столицу, ему снился сон. Его избрали Президентом. Вокруг много людей, возносящих похвалу. Везде – в школах, больницах, в офисах висят его портреты. Люди непрестанно рукоплещут, а дети, одетые в одинаковые одежды, стоят, вытянувшись в бесконечную шеренгу, поют гимн в его честь. А потом, потом… зазвонил будильник.

«Моя корона, лавры, власть. Что ж, я лечу к вам!» - ликовал он, подходя к трапу самолета.

Андрей не стал рыбачить после откровения. Он взял удочку, которую так и не развернул, задумчиво посмотрел еще раз на воду, побрел к машине.

По дороге Андрей чуть не попал в аварию – размышляя над словами старика, он чудом не протаранил выезжающий из поворота грузовик. Водитель яростно размахивал кулаком и что-то кричал. Андрея это, казалось, нисколько не тревожило, и он всё такой же задумчивый продолжил движение.

Дома он никак не мог найти себе места. Метался из угла в угол, как тигр, загнанный в тесную клетку. Решил, что ему просто необходимо с кем-то поделиться. Не раздумывая, он набрал телефонный номер Лены:

- Андрюша, здравствуй, как ты? – она зевнула. Было восемь утра, и, похоже, он разбудил ее звонком.

- Нам необходимо встретиться, - встревоженным голосом сказал Андрей.

- Давай вечером куда-нибудь сходим?

- Нет, надо срочно поговорить!

- Что-то случилось? – в ее голосе прозвучал испуг.

- Пока нет, но скоро случиться. Я еще многого не знаю. Жди, приеду к тебе минут через двадцать.

Андрей принял близко к сердцу каждое слово старика. Нет, решил он, это был пророк, а не сумасшедший. А, может быть, это у него самого не всё в порядке с головой…

Андрей завел автомобиль и выехал на проспект Труда. Через двадцать минут он, забыв даже закрыть машину и вынуть ключ из зажигания, почти бегом вбежал по ступенькам на пятый этаж, где жила Лена.

Они сидели на кухне. Лена налила чаю и поставила на стол печенье. Андрей ко всему этому даже не притронулся.

- Сегодня утром я видел старика. Он поведал мне… - и он пересказал всё услышанное.

- Так что один из вселенских Духов Тьмы по имени Самахон вырвался наружу.

- Андрей, - Лена жалостно взглянула на него. Затем обняла. - Я смогу тебе помочь. Я знаю одного хорошего психиатра.

- К черту психиатра! – Андрей вскочил и нервно стал ходить взад-вперед, скрестив руки за спиной. - Ты думаешь, я ненормальный?

Лена продолжала спокойно смотреть на него:

- Ты слишком много работаешь. Тебе необходимо отдохнуть!

Андрей вновь присел, обхватил голову руками.

«Боже, Боже!.. – думал он. - Что происходит? Нет, я не сумасшедший! А она, она… я-то думал!..»

Он хотел сказать что-то жесткое, но передумал. Процедив сквозь зубы «Прощай», направился к выходу. Лена поднялась за ним вслед, окликнула, но он не обернулся…

Вечером Андрей сидел за своим письменным столом. Отключив телефон, входной звонок и закрыв дверь, он принялся размышлять над услышанным откровением на берегу.

«Старик сказал, - в сотый раз повторял Андрей про себя эту мысль, - что Дух Света сделал ставку на меня, так как я – праведник. Но какой я праведник, в конце концов! И потом, где уверенность в том, что апокалипсис без моего вмешательства неизбежен? И если я должен повлиять на события, то как?»

В одно мгновение у него возникло желание плюнуть на всё это, поговорить с Леной, извиниться и признать, что это всё из-за работы и ему нужно отдохнуть. «Нет, я не стану так делать, - Андрей сразу прогнал эти мысли. - Буду ждать».

Он попробовал хоть немного отвлечься от назойливых мыслей. Взял книгу с полки, но тут же, пролистав несколько страниц, поставил на место. Затем попробовал написать обещанный редактору фельетон, но назойливые мысли опять возвращались, и лист перед ним лежал всё такой же белый и чистый. Он спрятал его в стол и принялся задумчиво ходить из угла в угол по комнате.

«Возьми телефонную трубку. Набери 2-12-04-56. Спроси Михаила Семеновича. Если скажут, кто спрашивает, ответь старый портер Виктор Дивеев. Дальнейшие действия объясню потом», - Дух Тьмы дал команду Касьяну, когда тот прибыл в столицу и купил квартиру. Деньги, которые он получил благодаря шантажу, ушли на это полностью. А теперь с помощью Самахона Касьян собирался идти далеко по карьерной лестнице.

Жалов выполнил все указания безукоризненно. В телефонной трубке он услышал приятный женский голос:

- Сейчас, господин Дивеев, подождите, пожалуйста, одну минуточку.

Прошло несколько секунд, и Касьян услышал хрипловатый, раздраженный голос:

- Алло, Виктор? Что нужно?

- Нет, не Виктор, - Касьян говорил то, что велел Дух Тьмы. - Однако, если вы не желаете, чтобы информация относительно ваших махинаций с кампанией «Розенталь» стала вдруг известна всем, то вы должны меня выслушать.

Ответа не было слышно очень долго. Видимо, сказанное подействовало, как неожиданный удар молнии в теплую июньскую ночь. Касьян решил даже, что связь прервалась, однако вскоре он услышал всё тот же голос, но теперь в нем звучало не раздражение, а испуг:

- Кто Вы и откуда Вам что-то известно?

- Я – твоя тень! – послышался неизменный ответ. - И, если не хочешь неприятностей, давай встретимся и поговорим. Мне ничего не нужно, кроме твоих связей. Поможешь мне – и будем считать, что я ничего не знаю. Однако, это не телефонный разговор.

- Ладно, в пять приезжайте ко мне, адрес…

- Не надо, я всё знаю о тебе – и адрес, и группу крови, и то, что по твоей указке убили трех ребят. На самом деле они вовсе ничего и не знали, ты ошибался. А вот мне известно всё досконально. И вот что интересно: почему же Вы (Касьян неожиданно перешёл на Вы с этим отъявленным мерзавцев), Михаил Семенович, столь уважаемый ныне человек, в детстве так не любили воробьев? Стреляли из рогаток, затем, будучи подростком, из мелкокалиберного ружья? Или не помните?

- Откуда ты взялся на мою голову, дьявол! - Касьян слышал уже не испуг, а панику в голосе собеседника. Жалов представил картину, что этот человек на другом конце провода сейчас сидит, держит в трясущихся руках трубку. И ему от волнения становится жарко, не чем дышать, пот струями течет по лицу. Он расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, оттягивает галстук. Хватает губами воздух, хочет что-то сказать, но не может. Касьян улыбнулся на миг, представив себе это.

- В пять я заеду. - Жалов положил трубку.

Когда стрелка на циферблате приблизилась к пятичасовой отметке, Касьян Жалов уже подходил к красивому и высокому зданию. Настроен он был решительно – бояться ему нечего, ведь Самахон всегда вытянет его из любой ситуации. Касьян шел твердым шагом, не думая даже оглядываться по сторонам.

Именно в этом здании располагался офис влиятельного человека, известного бизнесмена и политика, имеющего связи и власть. Михаила Селенского, с которым Касьян и разговаривал несколько часов назад.

Жалов вдруг почувствовал, что что-то не так. Сердце внезапно стало биться чаще и сильнее, участилось дыхание. Это означало, что опасность совсем близко и Дух Тьмы должен вот-вот выйти с ним на контакт.

«Ни в коем случае не иди через главный вход, иначе конец! Там тебя поджидает пара бритоголовых головорезов. Иди черным ходом. О нём неизвестно никому из посторонних, но он есть, и твоего появления оттуда не ждут. Поднимешься по лестнице – и окажешься прямо у его двери. Правда, там будет сидеть та самая девушка-секретарша, с которой ты разговаривал по телефону. Она, конечно, попытается тебя задержать и обязательно поднимет шум. Но и этого вполне можно избежать. Иди!» - Самахон дал Касьяну необходимые напутствия.

Стараясь быть незамеченным, Жалов пригнулся, чтобы его не увидели в окнах, и быстро обогнул здание. Черный ход действительно был – казалось, его специально замаскировали кустами от посторонних глаз. Касьян потной рукой (всё же он не мог не волноваться) дотронулся до холодной позолоченной ручки двери. Легонько опустил ее вниз – и дверь покорно открылась. Стараясь не создавать никаких звуков, он медленно, на цыпочках поднялся по каменной лестнице на второй этаж.

Его появление было неожиданным и ошеломляющим. Он как будто вырос из земли, поднялся из преисподней.

Девушка сидела за столом и, зевая, лениво перелистывала глянцевый женский журнал. Внезапно она вздрогнула и подняла глаза. Перед ней, облаченный в черную одежду, подобно мистику-чернокнижнику, стоял Касьян, скрестив руки на груди. У девушки задрожали губы, она нервно смотрела то на Касьяна, то на дверь, то на небольшой звоночек на столе и не знала, что делать. Появилась четкая уверенность, что если поднимет шум, то этот человек в черном непременно убьет ее.

- Стойте, что вам нужно? - через мгновение она нашла-таки, что сказать. - Кто вы такой?

- Я – твоя тень, дорогая! Иди-ка лучше домой. Там твой Ваня, но не один. Блондинка с роскошными вьющимися волосами сейчас целует его, а он просто млеет от удовольствия и разливает коньяк. Вот такой он, твой любимый муж. А, может быть, и не любимый вовсе, а? Как того мотоциклиста зовут, с которым ты вчера так хорошо отдохнула? Павлик, ведь я не ошибаюсь, правда? Он не такой зануда, как твой муж, правда?

Девушка побледнела. Она судорожно вскочила со стула. Очевидно, хотела бежать, выдрать волосы этой белокурой крысе и убить подонка-мужа. Но вместо этого она обреченно упала на пол без сознания.

Касьян удовлетворенно улыбнулся и беспрепятственно вошел в кабинет:

- Ну что, заждались, Михаил Семенович? А я, как и договаривались, ровно в пять! Что ж, потолкуем, ведь мы с вами умные люди и всегда можем договориться…

Андрей Петров потерял сон. Он молча лежал на кровати, уткнувшись лицом в стену. За окном завывал ветер, дождик робко стучал по окнам. Было трудно понять, какое же время года на дворе – весна, или осень. Настенные часы издавали привычные, однообразно-тоскливые звуки. Потом они внезапно остановились – Андрей, позабыв про всё на свете, не завел их с утра. Постепенно тьма стала окутывать углы его комнаты. Близилась полночь. Звезды еле-еле мерцали на фиолетовом небосводе. Луны не было – видимо, сегодня ей было лень появляться и светить бестолково. Там, на улице, время от времени проезжали автомобили, и оранжевые огни их фар переливались в кругляшах капель дождя на окне.

У Андрея больше не было сил думать об одном и том же: о старике и его словах. В голове всё перемешалось. Он в воображении своем рисовал картины того, что может произойти в будущем. Покосившиеся, серые дома с разбитыми окнами. В них живут только крысы, правит холод. На улицах, уставив безразличные, стеклянные глаза в небо и раскинув руки, лежат люди. По асфальту, держа автоматы на перевес, в ногу топают солдаты. Их лица пусты и безразличны к происходящему. Каждый из них – член огромной армии безжалостных зомби-убийц. В их сердца, полностью затуманив сознание, незаметно прокрался Самахон, соблазнив вседозволенностью, безнаказанностью, доступностью любых мыслимых и немыслимых благ и привилегий. Они равнодушно отпихивали человеческие тела, если те лежали на дороге и мешали свободному проходу.

«Но, может быть, всё будет в порядке, - заговорил в сознании Андрея непонятный голос. Отчасти тембр его был такой же, как и у старика на пруду, но всё же более красивый и мелодичный. - Поезжай в Москву! Срочно! Дух Тьмы – в человеке, которого зовут Касьян Жалов. Начинай с ним борьбу любыми способами, лишь бы он не сумел добиться власти. Иначе будет уже почти невозможно его остановить. Но знай, что ты не можешь его просто убить или нанять профессионала с этой целью. Самахон – сильный дух шестого уровня, и знает почти обо всем. Заранее чувствует любую опасность. Я – один из Духов Света. К сожалению, не могу быть всегда с тобой, как бы того ни хотелось. Также мне не по силам вселиться в тебя – это противоречит Божественным нормам, а свойственно только бесам. И поэтому знай, что тебе будет очень тяжело. Касьян называет Духа Тьмы своим «третьим глазом», так как он позволяет ему видеть всё и всех насквозь. Запомни, если тебе не удастся его остановить, то случиться непоправимое. И тогда Жалова уже практически не остановить. У тебя останется единственный выход, о котором не знаю даже я».

Андрей резко вскочил с кровати и прошелся по комнате. Что же это было такое, сон? Да, похоже, что так. Но он четко слышал этот голос, как наяву.

Войдя в ванную, Андрей открыл кран холодной воды. Умылся, вытер лицо жестким полотенцем. Посмотрелся в небольшое зеркало на стене, и не узнал себя в отражении. Красные, воспаленные глаза, мешки под глазами, даже кожа, казалось, немного потемнела. Он чувствовал чудовищную усталость, но при этом понимал, что это было только начало испытаний, выпавших на его долю.

- Итак, что же Он мне сказал? – выходя из ванной, говорил сам себе Андрей. - Я должен ехать в Москву – первое. Остановить, как же Он сказал… Касьяна Желова, или Жалова. Нет, кажется, всё-таки Жалова. Иначе конец.

Дрожь пробежала по спине.

- Да, поступлю именно так, как Он мне сказал. Поеду в столицу, и, если такой человек действительно существует и лезет во власть, то попытаюсь сделать всё возможное. И невозможное…

Когда солнце, наконец, поднялось над землей, и звезды на небе исчезли до следующей ночи, Андрей уже собрал все нужные вещи.

- Нет денег, эх, у меня почти нет денег, - говорил он сам себе, укладывая небольшой рюкзак в багажник «Москвича». – Пожалуй, заеду в редакцию и поговорю с Дружининым. Скажу, что срочно надо уехать. А, может, не стоит? Ведь про истинную цель поездки ему не скажешь. Я уже открылся один раз, и что же я получил в ответ?.. А она будет там, как обычно, за компьютером. Захочет что-то сказать, быть может, извиниться. Впрочем, вряд ли. - Размышлял он вслух, прогревая двигатель.

Наконец остановился на том, чтоб незаметно исчезнуть из города. Или покинуть его навсегда.

Выезжая из Добросветска, он внезапно остановился у обочины. Руки и губы дрожали, мысли, как клубок гибких веревок, путались в голове. Серое небо заплакало, и капли дождя били по стеклам, влетали в салон через открытое окно. Гром гулом разносился по округе, горизонт освещали тугие и кривые изгибы молний. Андрей посмотрел на свое отражение в стекле, затем достал небольшую фотографию Лены из бумажника.

Наконец он не выдержал, и слезы потекли из его глаз. Он опустил голову и крепко вцепился пальцами в волосы:

- Лена! Боже, Лена, - он рыдал, не в силах ничего с собой поделать. И небо – бескрайнее, огромное, сочувствовало ему в эту тяжелую минуту. Понимало его, и плакало вместе с ним. - Лена… я… я люблю тебя! Боже, что происходит?

Небогато одетый парень выступал на митинге перед небольшой кучкой собравшихся:

- Давайте скажем «нет» подлым обманщикам, которые отобрали всё у народа – землю, водные ресурсы, нефть и уголь, разодрали Россию на части и вцепились своими тупыми клыками в нее! Давайте скажем «нет» кровососам! – выкрикивал он лозунги в синий рупор. - «Нет» росту цен! «Нет» грабительским реформам! - кричал он, жестикулируя. Толпа, состоявшая в основном из беззубых старушек и нетрезвых подростков, случайно попавших сюда, вторила ему вслед. И когда он, переполненный эмоциями, кричал что-нибудь вроде «Свобода – наше будущее!», из народа слышались выкрики «Верна-а-а!» или «Даешь!».

Старые, но верные лозунги Социалистической партии. Он перенял у них все, что только мог.

«Что ж, я начинаю постепенно идти вперед, люди начинают меня узнавать, это хорошо», - думал он после таких выступлений.

- Касьян Федорович, вы решили, как назовете свою партию? – к нему обратился партнер, или правая рука, или, как сам Касьян любил говорить, его «пиарщик», Виталий Скобелев. Он был небольшого роста и всегда, неизменно, одет в черный шерстяной костюм. Касьян ни разу не видел, чтобы тот улыбался, тем более, шутил. Холодный и бесстрастный, он был по душе Жалову.

Михаил Селенский дал Касьяну всё, что нужно и свел с влиятельными людьми Москвы. Предоставил возможность всецело заняться политикой в обмен на молчание. И еще Селенский попросил Жалова больше никогда не появляться в его кабинете. Таков был уговор, и Касьян был доволен сделкой

- Так что насчет названия? – Касьян сидел молча, и Скобелев решил переспросить.

- Пока не знаю. Дело в том, что я не собираюсь долго общаться с низами, тем более, делать на них политическую ставку. Это только проба сил. В дальнейшем я хочу привлечь на свою сторону весь бомонд Москвы и уже с их помощью одержать настоящую победу! Название партии будет «Богатая Россия», а может быть, и какое-то иное, не знаю пока.

- «Богатая Россия»… что ж, весьма удачно. А Вы одаренный человек, Касьян Федорович!

- Не просто одаренный, я сверхъодаренный! – Касьян засмеялся.

- Это правда.

- Ты никогда не пожалеешь, что работаешь со мной, вот увидишь. Я им покажу, как надо делать политику! Я буду говорить именно то, что они хотят услышать, ибо мне прекрасно известны все их темные помыслы, потаенные желания. Пообещаю то, о чем они так долго мечтают, и заручусь поддержкой. И пусть пока меня слушает только оборванная шпана, состоящая из хиппи, панков и прочих. Скоро все будут кричать «Виват!», все!

- Да будет так, - сказал Скобелев, раскуривая небольшую сигару.

Касьян постарался пригладить стоящие торчком волосы. На раскрасневшемся лице горела уверенность. Дикая уверенность, что все еще впереди.

Вдоль дороги мелькали небольшие леса, реки и озера, огромные черные поля, засеянные хлебом. Колоски только-только начинали пробиваться из земли, и лишь через три месяца, если в природе всё будет благополучно, они станут высокими и золотыми.

Поначалу автомобилей было немного. Но затем, всё ближе и ближе к столице, их вереница увеличивалась, подобно тому, как червяк начинает бурно расти с наступлением весны. Дождь давно прекратился, и солнце робко показало свой лик из-за туч, стало обогревать озябшую землю, сушило лужи на асфальте. Пар медленно поднимался от длинной глади шоссе.

Андрей, управляя «Москвичом», не переставал терзать себя: правильно ли он поступил? Несколько раз возникала желание надавить на тормоз, и, выкрутив руль, повернуть назад. При этом он знал, что никогда так не поступит.

«Лучше поразмыслю, как действовать. Денег, чтобы снять квартиру, я найду, но на долгую жизнь в столице мне не хватит. А сколько времени пройдет, когда я, наконец, узнаю об этом Жалове? Быть может, месяц, два, полгода, год? Или…»

Он повернул направо. Вечерние сумерки молча окутывали землю темным саваном, и пришло время включить фары. «Буду ехать и ночью, - решил про себя Андрей. - Доберусь до Москвы, не делая остановок».

Сгорбленная старушка в гороховом платочке стояла возле дороги. Одной рукой она уперлась на кривую деревянную клюку, другую же вытянула вперед в надежде, что хоть кто-то остановится. Водители проезжавших мимо нее машин смотрели равнодушным взглядом, не желая сажать ее к себе. Андрей притормозил, и припарковался у обочины. Старушка медленно, ковыляя, подошла к окну:

- Сынок, милый, подбрось до Березняков. Это где-то двадцать верст. Тебе, авось, по пути.

- Садитесь, бабушка, - Андрей потянулся, чтобы открыть противоположную дверь.

- Спасибо, солнышко, чтоб я без тебя делала. А то вон, ночь близко, а я старая, уж думала, пропаду теперь совсем. А людям – им всё равно. Едут себе и едут, будто бы и нет меня вовсе. Хорошо, ты не бросил в беде старуху.

Она с трудом залезла в автомобиль. Андрей решил ей помочь, и взял из рук авоську, которая оказалась весьма тяжелой. Он удивился, как она вообще может с ней ходить. Андрею показалось, что бабка зачем-то носит с собой кирпичи.

Со старушкой оказалось интереснее, чем ехать в одиночестве. Она рассказывала о себе, о нелегкой деревенской жизни.

- А колхоз-то наш уж давно как развалился. Раньше-то, какой большой был, мощный. Я там всю жизнь проработала. А как не стало его, будто бы внутри у меня оборвалось всё, - она вынула маленький серый платочек, и вытерла слезу, которая невольно скатилась по шершавой щеке. - Как будто бы родной кто помер. Всё корове под хвост. Не приучены мы, сынок, личное хозяйство вести. Миром прожили всю жизнь, миром и помирать готовы. Да вот не дают нам, все б разъединить да разбросать народ русский по дворам хотят. Никакой теперь жизни нет на селе. Считай, самая молодая я в Березняках. А то! Молодежь – та уж давно по городам разбежалась, нечего им делать в деревне, разве что пить начать со скуки. Старик-то мой, царство ему небесное, пил, ой как пил! Прости, Господи, грешно так о покойниках! – она начала быстро креститься, и что-то шептала себе под нос, очевидно, молитву.

Андрей молчал. Он опубликовал несколько месяцев назад пару материалов о нелегкой деревенской жизни, обо всех ужасах и проблемах, которые обрушились на нее в начале 90-х годов и добивают по сей день. Но он понимал, что эта старушка с маленькой головой, с выплаканными слепыми глазами и сгорбленной в непосильном труде спиной – знает о деревне больше его, и может не просто рассказать, а показать, нарисовать красочную, полную и достоверную картину.

- Это только начало, - шептала она. - Скоро Россию ждет еще большее испытание. Ельцин со своей шайкой шакалов раем покажется. Наш сельский батюшка недавно сказал на проповеди, что антихрист близок, и он принесет с собой разрушение, горе и смерть. И не станет больше ничего, кроме развалин, обруганных святынь, людских слез и горя. И он, отец греха и похоти, будет восседать на троне, пировать с чертями, отмечать одержанную им победу над Светом. Батюшка прав, но он тоже многого не знает. Власть антихриста станет всецелой. Демоны несут его над землей, превозносят и хвалят. Боже, сохрани Русь-матушку, не погуби нас, грешных! - она не переставала осенять себя крестным знамением. Казалось, ее лицо и руки светились, а клюка в руке была неким жезлом силы, символом веры народа. И вот она – старушка, вся Россия, плакала, молила не оставить в беде.

- Милый, здесь останови! Хочешь, переночуй у меня, досыта накормлю, а с утра путь продолжишь. Устал ведь с дороги!

- Нет, спасибо, бабушка, мне надо ехать – мало времени.

- Ну, тогда возьми, солнышко, - старушка достала из авоськи бутыль молока и краюху хлеба. - Бери, бери! И не смей противиться! Поешь.

- Спасибо Вам.

Старушка вышла из машины. Андрей попрощался и хотел уже продолжить свой путь, когда она обернулась и крикнула ему:

- Милый, не дай извергам сгубить Россию на паперти!

Виталий Скобелев громко давал указания, держа в правой руке маленький сотовый телефон:

- Да, да, да! И обязательно красной икры! Соберется весь московский бомонд! – он ходил из стороны в сторону, прикрыв одно ухо ладонью, чтобы разговору не мешал внешний шум. - Или вы хотите, чтобы наша партия провалилась, еще не успев появиться?! Конечно, конечно. И без этого нельзя. Обязательно. Всё должно быть по наивысшему разряду. И не вздумайте забыть хоть какую-нибудь мелочь!

- Строго ты их, Виталий! - сказал Касьян, развалившись в уютном кресле с сигарой в зубах, - так и надо!

- Стараемся, Касьян Федорович. А если их не подгонять, они бог весть что могут вытворить!

- Там будут очень влиятельные люди, и нельзя допустить ни малейшего промаха!

- Не волнуйтесь, все под контролем. Можете не сомневаться. Вы не зря мне платите.

В огромном, хорошо освещенном зале, собирались люди. Мужчины были одеты в парадные дорогие костюмы. Почти у всех были бабочки, реже - галстуки. Дамы – их супруги, пришли в роскошных вечерних платьях. Они приветствовали друг друга чинно, но их фразы были пусты. Каждая пыталась показать, что она богаче и знатнее соперницы. На их тонких шеях светились дорогие ожерелья с бриллиантами, в ушах обязательно красовались золотые серьги, а на маленьких пальцах рук блестели дорогие перстни. Они сверкали, подобно новогодним елкам, разве что не хватало красных звезд на макушках. Должно быть, дамы полагали, что с такими мужьями выглядят великими и всемогущими, повелевают Москвой и всей Россией, являются королевами моды. Но с виду они больше походили на кукол, что движутся благодаря батарейкам, с восковыми лицами и пустыми зрачками глаз.

На встрече должен был выступать Касьян Жалов. Немного волнуясь, он думал, что именно надо сказать, чтоб богатые поверили его словам.

Теперь он уже не имел того грозно-бунтарского вида, как на первых уличных выступлениях. Касьян надел дорогой пиджак, аккуратно и элегантно зализал волосы назад. Казалось, были учтены все тонкости, кроме одной. Его выдавало лицо – простецкое, деревенское, явно не подходящее для лидера подобной партии. Однако и в этой ситуации нашелся выход – помог все тот же гениальный «имиджмейкер» Скобелев. Касьян надел очки – конечно, они были ему совсем не нужны, видел он прекрасно, но это помогло придать лицу умный вид.

«Интересно, а что бы они подумали, увидев меня таким, каким я был совсем недавно – с бородой, в грубых башмаках и домотканой рубахе? Хм» - Касьян улыбнулся, и, подумав об этом, взял микрофон в руки и вышел к собравшимся гостям:

- Дамы и господа! Вы все, собравшиеся здесь, имеете колоссальное значение в судьбе России, без вас просто не стало бы страны, - Касьян говорил им именно то, что они желали слышать. Скобелев приготовил отличный текст, Жалов внес некоторые изменение и затем выучил его наизусть. У Касьяна была прекрасная память с детства, и он легко обходился без листка, что придавало речи ясность, доходчивость, не превращало выступление в скучную и неинтересную формальность. К тому же он обладал хорошими ораторскими способностями. С первых же слов было ясно, на чьей стороне Жалов, какие интересы отстаивает, и публика приняла его за своего лидера.

Касьян многое понял, занявшись политикой. Чтобы добиться успеха, ни в коем случае нельзя становиться на сторону простого народа, защищать интересы тех, кто трудится. С ними нельзя договориться, к тому же от их волеизъявления на выборах по большому счету мало что зависит. Гораздо важнее стать «своим» среди элиты. Именно она, приняв тебя за лидера, возведет на трон и подаст Скипетр и Державу. А если биться за интересы рабочих, крестьян, интеллигенции – то ты политический труп, твои демонстрации разгонят дубинками, а сам окажешься за решеткой. Касьян вовсе не хотел разделить судьбу лидеров ультралевых партий, ему нужно было только одно – власть. И, если он ее получит, то обязательно повыдергивает все перья у этих павлинов, отрубит головы и выкинет вон. Они – всего лишь средство для достижения великой цели. И теперь он чувствовал, что с каждым словом, что сходило с уст, Дух Тьмы больше и больше проникал в их и без того тленное сознание, разъедая последние тухлые клетки мозга, впиваясь в остатки души, что уже давно была не способна сопротивляться.

- …именно для столь замечательных и важных для отечества людей и создается наша партия, - Касьян продолжал свою речь. - И я очень надеюсь, что вы поддержите «Богатую Россию». Мы вместе озолотим нашу родину, превратим ее в роскошную, шикарную державу! – он, быть может, не совсем уместно вставил эти пошловато-жирные слова, говоря о России, но это было как раз то, что нужно. Послышались аплодисменты. Мужчины лениво привстали со своих мест, и, одобрительно улыбаясь, хлопали толстыми ладошами. Один предприниматель, тучный и лысый, крякнул своей супруге – молоденькой длинноногой топ-модели:

- А ведь этот парень что надо! – он хрюкнул. - Надо бы его поддержать. Вступлю в «Богатую Россию», принесу свой труд, так сказать, на благо родины! Такая партия будет мне весьма полезна.

Девушка оскалила свои белоснежные зубы. По ее миловидному, наивно-детскому выражению лица было видно, что она в политике вообще ничего не соображает. А зачем это нужно, когда у тебя такая фигура, да к тому же столь видный и влиятельный муж?

- Достопочтенные леди и джентльмены, - Касьян подводил свою речь к заключительной части. - Теперь, когда вам известна предлагаемая программа и цели партии, вам остается только сделать выбор. Я же, в свою очередь, предлагаю вам обсудить все это в соседнем зале, где специально для вас приготовили прекрасный стол. Также вас ждет еще один сюрприз, - широко улыбнувшись, он сошел со сцены. Публика еще раз вознаградила его аплодисментами, и стала медленно, чинно тянуться в другой зал.

Элита сидела за столами, распивая дорогие вина и вкушая изысканные деликатесы, которые и не снилось простому российскому труженику. Обещанным сюрпризом оказалась популярная московская певица. Она похабно облизывала микрофон, широко и пошло задирала юбку, халтурила настолько, что не попадала под фонограмму. Но, несмотря ни на что, захмелевшим бизнесменам, похоже, это нравилось, и они прихлопывали в ладоши в такт простецкой, примитивной мелодии. Один молодой и пока не женатый предприниматель, вскочил из-за стола и бросился в пляс, затем обнял певицу за талию, и они стали танцевать некое неуклюжее подобие вальса, хотя музыка была неподходящая.

Касьян был среди них, в зале. Несколько пожилых, уже непригодных для подобных развлечений чиновников беседовали рядом с ним. Они говорили о непонятных для Касьяна вещах: звучали термины, цифры, специфические словарные обороты. Возник спор. Один из них, разгоряченный и задетый, решил доказать, что он умнее. Развернул лежащую на столе салфетку, затем залез в карман и достал изящную, золотую ручку «Паркер» и нарисовал на ней какой-то странный график. Брызжа слюной, он принялся тыкать в него пальцем, приводил аргументы. Его оппонент только смеялся и махал рукой. Касьян понял, что, если он сию же минуту не вмешается в спор, может произойти непоправимое. А это, в свою очередь, сведет результаты всего мероприятия на нет. Хорошо понимая сложившуюся ситуацию, он решил примирить стороны. Наполнил бокалы вином, предложил выпить за дружбу и согласие. Инцидент был исчерпан.

Московский бомонд был весьма доволен этим вечером, Касьяном и партией «Богатая Россия». Все, кто присутствовал в тот день на банкете, в будущем стали членами этой организации, не пожалели средств. И где-то внутри них, за салом огромных тел, уже смеялся Самахон.

Андрей прибыл в столицу, когда первый луч света робко прорезал ночную тьму. Москва поразила его с первой же секунды. Но времени на то, чтоб смотреть по сторонам, у него просто не было, тем более, не представлялось возможным как следует изучить достопримечательности, о которых слышал с самого раннего детства и никогда не видел воочию.

Дышать было гораздо тяжелее, чем в Добросветске. Андрей в одночасье соскучился по родному городу, обычно полупустому, без толпы и автомобильных пробок.

Он снял по объявлению комнату на окраине. Её предоставила неразговорчивая и грубоватая старуха. Всё же, немного отдохнув, Андрей решил опять сделать вылазку на улицу. Атмосфера столицы – натянутая, напряженная, отнюдь не радовала. То ли от пребывания здесь, то ли от назойливых мыслей, болела голова. В киоске Андрей купил кипу газет и журналов. Они обошлись ему дорого, но иного выхода он не находил.

Вернувшись в свою комнатку, он принялся внимательно изучать их содержание. Понравились материалы одной народно-патриотической газеты, но в ней, к сожалению, не было того, что он искал. Андрей нехотя отложил ее в сторону на потом. Раскрыв красочный глянцевый журнал, он моментально вскочил со стула. Комната была узкая, и Петров чуть не сбил локтем горшок с чахлыми цветами. Затем он резко сбросил со стола всё, что там лежало, за исключением этого журнала, и принялся внимательно читать первую же заметку. В ней говорилось, что 12 мая текущего года начала деятельность новая политическая партия «Богатая Россия» во главе с Касьяном Жаловым. Автор статьи отметил, что, по прогнозам политтехнологов, эта организация вполне может иметь будущее – многие влиятельные люди столицы поддержали «Богатую Россию» и её лидера.

Андрей нервно прочитал материал несколько раз подряд. Затем подошел к небольшому узкому окошку, и, глядя на бесконечную вереницу машин, сказал сам себе:

- Да, похоже, ждать долго и не придется. Пора начинать действовать. Осталось всего несколько месяцев до выборов в Думу, а следом за ними – и Президента! Вполне реальным выглядит перспектива, что «Богатая Россия» получит большинство, а затем Жалов уж точно выставит свою кандидатуру. И победит. Так запланировал Дух Тьмы, и моя задача эти планы нарушить. Противостоять этой партии может только левая организация – думаю, надо всячески помогать и содействовать социалистам.

Андрею удалось найти достойное место в Социалистической партии - став ее членом, он включился в работу предвыборного штаба. Регулярно печатал свои статьи в партийной газете, выступал на митингах и собраниях. Он вышел в печать с рядом критических, разоблачительных текстов в адрес «Богатой России» и Касьяна Жалова. Подобно разведчику, выискивал компрометирующую информацию. Но результаты были неутешительными – «Богатая Россия», несмотря ни на что, всё быстрее и быстрее набирала обороты и, благодаря средствам массовой информации, рекламе и раскрутке, приобретала народную любовь и доверие.

«Я недоступен для широких масс, - сокрушался Андрей, лежа вечерами на железной панцирной кровати в своей комнате. - У Жалова много денег, и он захватил всё – телевидение, радио, выпускает газеты и журналы огромнейшими тиражами. Что же дальше, как быть? Дух Света, если ты еще есть, если остался, то приди на помощь!»

«Не печалься, у тебя еще есть все шансы, - услышал он во сне переливы знакомого голоса-арфы. - Борьба – единственный выход. Сражайся, праведник, и ты победишь! Сражайся!..»

- Нестеров мне не страшен, - Касьян вышел в пижаме на балкон своего трехэтажного особняка. Скобелев – непременно в костюме и всё с тем же серым, беспристрастным выражением лица, следовал за ним, держа поднос с рюмкой коньяка для Жалова. – Сегодня у социалистов никаких шансов на большинство. Народ им больше не верит – отвернулся раз и навсегда. Плюс еще наша подрывная деятельность. Репутацию мы подмочили Нестерову еще как! А теперь мы вообще ударим из всех орудий. И это далеко не конец, ведь мне многое известно о Григории Нестерове. Он при Советах выступал против власти, против коммунистов. Говорил, что, дескать, они обюрократились, что политический строй совсем прогнил, до основания. Критиковал Горбачева и перестройку, КПСС. А теперь, ты только погляди – он красный, борец за интересы простого народа, лидер трудящихся масс, ха! И это далеко не всё, что мне известно о нем.

- У Вас очень хорошие источники, как я погляжу. Точные.

- Точнее некуда! Я и о тебе всё знаю, - Касьян бросил недоверчивый, укоризненный взгляд на своего помощника. - Твои планы, Виталик, могут и не сработать. Не надейся выйти из-под моего контроля. Иначе я не завидую тебе. Ты посмотри хоть раз на себя со стороны, вспомни прошлое. А ведь ты же подлец – бросил родную мать, оставил ее в бедности. Она тебя любила, ждала. Так и умерла в деревенской глуши, всё, думая о том, как там ее милый мальчик, Виталик, в столице-то. А ты, имея хороший, стабильный заработок, даже копейки ей не переслал!

- Откуда? Откуда! – Скобелев побледнел, поднос выпал из рук и с шумом разбился. Касьян уже хотел ему сказать: «Не волнуйся, я – твоя тень, всегда с тобой», но Виталий беспомощно лежал на полу, потеряв координаты, и вряд ли бы услышал слова Касьяна.

Жалов понял, что переборщил. Все-таки не стоило пока этого говорить, потому что может теперь помешать продуктивности их совместной работы. Когда Скобелев очнулся, Касьян дружелюбно помог встать на ноги, а затем поднес ему рюмку коньяком к губам. Виталий, откашливаясь после шока, сделал небольшой глоток:

- Забудь, - Касьян дружелюбно похлопал Скобелева по плечу, - всё, что тебе надо знать и помнить – держись всегда за меня и помогай во всем. Если ты, конечно же, не хочешь, как твоя мать, провести остаток жизни в бедности и забвении. Уж поверь мне на слово, это я тебе легко могу устроить!

Виталий робко кивнул. Он еще видел перед глазами лицо матери, которое вытягивалось в длинную полоску и внезапно исчезало, слышал какие-то глухие, отдаленные голоса, будто кого-то отпевали в церкви. Это был кошмар, ворвавшийся в его сознание с легкой подачи Самахона.

- Так, хватит прохлаждаться, пора работать, пойдем. – Скомандовал Жалов. - Нам нужно составить речь, всё продумать. Сегодня я выступаю на дебатах по телевидению!

Небольшой серенький бюст Ленина стоял на столе. Его глаза были устремлены на человека, сидевшего за этим столом и изучающего бумаги. В маленьком камине напротив уютно, по-домашнему, пощелкивали дрова. На стенах кабинета было бесчисленное количество полок, которые ломились от толстых, похожих одна на другую, книг. Это были полные собрания сочинений теоретиков социализма из разных стран мира. Человека, внимательно изучающего бумаги, звали Григорий Нестеров.

Лицо выдавало в нем умного и образованного человека, но было в нем что-то такое простое и доброжелательное, что сразу становилось ясным, что он выходец из простых людей. Скорее всего, Нестеров когда-то рос деревенским парнем, ходил с лошадьми в ночное, гонял за розовощекими девчатами, пел песни под тальянку, а потом покинул село.

Его ясно-голубые глаза бегали по тексту – он по нескольку раз перечитывал приготовленную для выступления на дебатах речь. Затем брал в руки прозрачную пластмассовую ручку, делал пометки или вычеркивал лишнее. Потом резко поднимался со стула, ходил взад-вперед по кабинету, разговаривая и споря с самим собой:

- Так, да. Но этот факт еще ничего не доказывает. Жалов разобьет его в одночасье и приведет еще уйму противоположных доводов. Но важно совсем другое – чтобы люди, избиратели, услышали нашу программу. Что мы вовсе не те коммунисты, что стояли раньше у власти, мы не КПСС худшего образца конца восьмидесятых годов. У нас другие цели и задачи. Мы видим, что в стране кризис, и нужно принять ряд неотложных мер, ввести поправки, принять новые законопроекты. Что он мне может сказать на это? Начнет излагать свою позицию, мол, они и выведут, и примут, а мы этого сделать не сможем. А если…

В кабинет постучали. Нестеров на секунду отвлекся. Вошел Андрей Петров, держа под мышкой толстую папку.

- А, здравствуйте, Андрей, проходите. Как раз вовремя. Вот, текст я написал, что Вы можете посоветовать?

Андрей был младше Нестерова лет на тридцать. Но лидер социалистов сразу же приметил этого умного парня, приблизил к себе и очень его уважал. Андрей часто помогал ему, находил выходы из сложных ситуаций.

- Очень хорошо, Григорий Михайлович, - изучив текст, сказал Андрей. - Но помните, что это всего лишь наброски. Быть может, по ходу дела Вам придется кардинально изменить ход дискуссии в ту или иную сторону.

- Я это понимаю. Мне не впервой.

- Да, вы ветеран словесных баталий.

Нестеров улыбнулся:

- Может быть, и так. Но Жалов, однако, хороший полемист, хоть и неопытный пока. Я внимательно слушаю все его выступления. Он непонятно откуда знает массу поразительных фактов.

- Ему черт на ухо шепчет.

Нестеров засмеялся, но Андрей сказал это вполне серьезно.

- Хорошо, спасибо, Андрей, - поблагодарил Нестеров, когда они, обсудив всё, выходили вдвоем из кабинета. - Главное говорить правду. А уж народ разберется – он у нас умный, и всё прекрасно понимает.

Нестеров стоял лицом к лицу с Жаловым, и недоверчиво глядя то на собеседника, то на бесчисленное множество устремленных на него, подобно автоматным дулам, объективов телекамер, первым приступил к словесной баталии:

- По моему мнению, истинный социалист – это тот, кто, не жалея себя и свое здоровье, отдает все, что у него есть, своему народу. А социалистическое общество – это государство, где структуры власти стремятся сделать все возможное для благоустройства, для нормальных условий труда и отдыха граждан. При социализме человек станет не средством, а целью, - размеренным темпом произнес он. Затем внимательно, пристально посмотрел на Жалова.

Касьян сначала хотел вообще отказаться от выступления на дебатах. Но решил, что будет глупо не воспользоваться такой возможностью и не появиться лишний раз на экране.

- Всё это, конечно, хорошо, - приступил к выступлению Жалов. Нестеров – сосредоточенный и спокойный, внимательно слушал его доводы. - Великолепная демагогия, ничего не скажешь! Григорий Михайлович, опомнитесь, наша страна уже испытала на себе подобный эксперимент. На протяжении семидесяти лет тщетно пытались построить рай на земле. Стремились создать именно такое общество, которое Вы только что столь эмоционально нарисовали. Не получилось. А вы, господин Нестеров, или товарищ – ведь так, наверное, будет правильнее, вновь призываете войти в одну и ту же реку дважды, хотя все мы прекрасно знаем, что это невозможно.

- Нет, это не так. Мы стремимся только к новому. Не к созданию ГУЛАГов и насильственному вступлению всех крестьян в колхозы. Возврат к старому действительно невозможен, но его и не будет, я уверяю вас! Мы действительно вернем народу все то, что было отобрано у него теми, кого Вы представляете. Мы не устарели. Выступая на стороне капиталистов – класса эксплуататоров, вы защищаете богатых. А мы же стремимся вернуть народу лес, землю, природные ресурсы, а также наказать всех тех, кто посмел столь нагло и бессовестно обокрасть народ!

- В свои руки вернуть, вы имеете в виду? Отобрать всё и забрать себе, не так ли? – Касьян улыбнулся. - В руки партийного меньшинства?

- Это миф, заблуждение. В Советской России партийные руководители вовсе не имели таких благ и прав, как сегодняшние владельцы капиталов. Возьмите тогдашнего секретаря горкома или обкома и вспомните, что у него было. Казенная машина и дача, раз в год ездил с семьей в Сочи. Вот, в общем, и всё. Это даже смешно выглядит, если сравнить с сегодняшним днем. Ведь секретарь этот не распоряжался газом и нефтью как вздумается, в корыстных целях. И тем более не хранил миллионы долларов в банках Швейцарии!

- Но, все же, простому труженику было тяжелее. Колхозники долго не имели паспортов. Были вынуждены сидеть на одном месте и работать в поте лица, как рабы. Недаром ведь народ дал тогда свою, оригинальную расшифровку партии ВКП (б) - Второе Крепостное Право (большевиков)!

Ведущий дебатов – молодой светловолосый парень, который обычно по вечерам комментирует события минувшего дня в своей авторской аналитической программе, слегка улыбнулся, услышав последние слова Касьяна.

- И потом, - Жалов продолжал приводить свои аргументы. - Люди были жестоко, незаконно унижены. Они стояли в длинных очередях, получали все необходимое по карточкам. Или ехали в Москву за «деликатесами». Вы призываете вернуться к этому?..

Андрей Петров в это время сидел перед маленьким экраном, внимательно слушал их выступления. От последних слов Жалова его обуял приступ бешенства, который тяжело было удержать внутри. «Подонок, - думал он, крепко сжав кулаки, - да что при тебе с Россией-то будет? Расскажи, а мы послушаем! Народ приветствует нового фюрера, браво, товарищи! Даже этот элегантный пройдоха-ведущий – и тот, кажется, симпатизирует «Богатой России»! Жалов всё смакует прошлое, что было, но хоть слово бы сказал о том, что будет. Тогда на его карьере можно сразу ставить жирный крест!»

Андрей, разгоряченный, продолжал следить за ходом дискуссии.

- А чего желаете Вы для России, - Нестеров, навалившись обеими руками на трибуну, окинул пронзительным взглядом своего оппонента, - продать всё, что осталось, Западу? Конечно, затем вы дружно сядете на высокую гору мешков с золотом, будете наблюдать с высоты, как люди голодают, женщины делают аборты, не имея возможности вырастить ребенка, дать ему образование, вывести в люди?

- С чего это Вы, товарищ Нестеров, взяли, что будет всё именно так? Ваши категоричные суждения ни на чем не основаны. Очевидно, вы не ознакомлены с программой нашей партии, где среди планов и методов решения насущных проблем многое сказано и о тех ужасах, которые Вы только что описали. Мы всецело за это возьмемся – без криков, лозунгов, суеты и прочего, и просто решим эту проблему. И наша партия с говорящим само за себя названием «Богатая Россия» принесет счастье, достаток и благодать в каждый дом, в каждую семью. И мы сделаем всё возможное, чтобы будущее нашей страны было светлым, чистым. А от ваших идей и постулатов, уж простите, Григорий Михайлович, слегка тянет нафталином. И пусть простой народ решит, как ему жить дальше, с кем ему по пути и кто будет представлять их интересы в Думе.

Время, отпущенное двум представителям наиболее крупных российских партий, подходило к концу. Ведущий, широко и добродушно улыбнувшись, поблагодарил участников.

Касьян покидал дебаты довольный и счастливый. Он чувствовал, что победа практически у него в кармане. Социалисты разбиты – и он в этом уверен на все сто. И телевидение не подводило – практически по всем каналам в перерывах между фильмами и передачами на рекламу постоянно показывали ролики, призывающие «создать Россию богатую и великую». В это была вложена огромная сумма денег, но она стоила того колоссального информационного пространства, которое получила партия.

Сверкающие глаза Жалова созерцали звездное небо. Только ночью он поднимал голову вверх – днем боялся яркого, пронзительно-опасного солнца, несущего свет и уничтожающего тьму. Жалов знал, что ночь всегда и во всем на его стороне. И настанет час, мечтал он, когда над миром взойдет ночь, и больше никогда не покинет его. И куда-то закатится солнце. Будут сверкать лишь на темном небосводе дикие, зловещие звезды и недобрая, кроваво-красная луна. Это будет его время – эпоха Духа Тьмы.

«Что ж, Нестеров, - думал он в эту ночь, - твои предшественники хотели построить рай на земле, и им это не удалось. Но, как видишь, пришло мое время, но я буду строить земной ад, и ты первым ужаснешься, но будет поздно бороться. По крайней мере, для тебя, дружище. А сегодня мы пока что с тобой боремся – как в Колизее. Один должен уйти побежденным, а другой – уже замолчит навсегда».

Одна из звезд на небосводе, не выдержав больше зловещей атмосферы, обессилев, стала падать вниз.

- Падает звезда, - произнес Жалов, наливая в рюмку коньяк. - Что ж, загадаю желание, как принято. Хочу победить! За мой триумф! За меня! – и он одним залпом осушил до дна рюмку.

В этот день Россия отмечала новоиспеченный праздник – День Выборов. Все здания, где находились избирательные участки, были приукрашены, висели трехцветные флаги, которые еле-еле, уныло реяли на слабом ветру.

Повсюду клоуны с красными носами и веселыми ушками на голове продавали горячую еду и чай. Однако на лицах избирателей, несмотря на все предпринятые властями попытки создать иллюзию праздника, не было ни малейшего оттенка радости. Они просто пришли выполнить свой «гражданский долг», чтобы потом разойтись по домам и заняться повседневной, рутинной работой. У кого-то засорился унитаз и требовал немедленного ремонта, кто-то решил сегодня наконец-то поклеить обои, иные просто спешили приготовить обед.

По телевизору все, начиная от Патриарха и заканчивая поп-звездами и секс-символами, призвали народ обязательно придти в этот день к урне и не оставаться дома.

Андрей сильно волновался и не мог найти себе места. В последние дни он работал, не покладая рук. Больно было осознавать, что все труды, усилия и надежды могут оказаться напрасными. Но он верил. Верил в то, что чудо еще возможно.

«Ах, если бы таинственный голос Света поведал что-нибудь о том, как развернуться дела!» - думал Андрей. Он хотел немного вздремнуть, но это ему так и не удавалось.

День был ясным и солнечным, но в воздухе – тяжелом, нечистом, чувствовалась опасная тревога, которая не сулила радости и хорошего исхода событий. И солнце грело едкими, ядовитыми лучами, которые бомбардировали землю мощными потоками до тех пор, пока наконец-то не взошла луна. Но и та не предвещала ничего хорошего – всё такая же холодная, пустынная, ко всему безразличная.

Когда усыпляющая ночь медленно опустилась на столицу, и зажглись огненно-оранжевые фонари, Андрей наконец-то заснул. Сквозь дрему он видел себя лежащего в кровати посреди белой, безмолвно-одинокой Тайги. По узкой и кривой грунтовой дороге неиссякаемым потоком шли люди в изодранной грязной одежде. Они дрожали – холод пронизывал их худые, изможденные тела насквозь. Один старик, седой, с длинной бородой, споткнулся о камень и чуть не упал. Строгий надзиратель в серой форме ударил его плетью. Старик поднял усталое, изможденное лицо, взглянул уныло на Андрея. Да, да! Это был тот самый старик-предтеча, сказочное видение на берегу.

«Нет, Господи, нет! – Андрей с шумом упал с кровати. Горячие слезы потекли из глаз. Он рвал себя на части, судорожно катался по полу. Он тяжело, еле-еле поднялся на колени, и, с надеждой и упованием глядя на маленькую икону Спасителя в углу комнаты, перекрестился. Христос смотрел на него грустными глазами. «Помоги, Господи, помоги!», - молился Андрей с надеждой.

И Господь в эту тяжелую минуту был с ним, разделял его скорбь, но ничего не мог сделать…

Утром Андрею стали известны результаты голосования. Большинство граждан, пришедших в этот день на избирательные участки, благодаря влиянию телевидения и агитации, отдали свои голоса за Жалова и его партию. Социалисты были на втором месте, но серьезно отставали от «Богатой России».

Андрей – расстроенный, опустошенный и грустный, сидел в своей комнате, смотрел в одну точку на стене. Вверх, к потолку, синхронно перебирая лапками, полз крупный таракан. Ему – столь незначительному и бесполезному, не надо было ничего, кроме того, чтобы без толку карабкаться. А что там, наверху – он не знал. И это было неважно. Андрей понял, что сейчас он очень похож на этого таракана, ползущего непонятно куда и зачем. И знал он только одно – будущее не предвещает ничего хорошего.

И где-то глубоко, в его сосредоточенной, напряженной душе, зрела непокоренная и живая надежда.

В роскошном, просторном зале шампанское и дорогие вина текли рекой. Густой дым от сигар поднимался вверх, и свет огромной люстры еле-еле пробивался через этот плотный и ядовитый смог.

Касьян немного перебрал с алкоголем. Но ведь это была его первая поистине крупная победа. Все присутствовавшие на банкете казались довольными – многие из них наконец-то стали депутатами и получили столь необходимую неприкосновенность. И никто из собравшихся не знал, что их радость может оказаться недолгой.

Будущая должность, которая еще недавно только грезилась ему, а теперь стала почти реальной, Касьяну не нравилась. Президент – звучит слабо, слово это жидкое, бледное, и никак для него не подходит. Вот царь, властелин, император – другое дело. Ему нужна полная, неограниченная власть, а не какая-то, избираемая всего-навсего на несколько лет, иллюзия правления.

- Дамы и господа! – Касьян встал из-за стола, держа в руке фужер с шампанским. Игривый напиток весело пенился. Тут же послышался шквал аплодисментов. Когда они утихли, Касьян продолжил. - Господа, я предлагаю выпить за победу! Триумф нашей партии отныне очевиден для всех, и мы властны принимать необходимые законы, потому как «Богатая Россия» не просто набрала голосов больше социалистов, а имеет абсолютное большинство в Думе! За нас, друзья! За вас, соратники! - зазвенели бокалы.

Толстяк-предприниматель, еле-еле сумев оторвать огромный зад от стула, кряхтя и тяжело дыша, медленно поднялся. Косо взглянул на свою молодую жену, он тотчас же перевел глаза на Касьяна, и, подняв бокал, крякнул:

- За Вас, Касьян Федорович! За «Богатую Россию»!

В это время глубоко в Сибири, где растут высокие сосны-великаны и бродят огромные, горбатые медведи, в деревне Беленово умирала мать Касьяна.

Она лежала на дубовой кровати, укутавшись в грубое домотканое одеяло. Не сводила бледно-голубых, почти ставших прозрачными глаз от иконы Спасителя в углу. Молча созерцала маленький, оранжевый огонек, исходивший от лампады. Утром приходил отец Владимир, и она открыла ему свою душу в исповеди. Она жалела о том, что родила Касьяна на свет. И не просто чувствовала, а как будто знала, что он был на этих поганых болотах и заболел Тьмой. И, осознавая всю опасность, она отпустила его с миром. Батюшка внимательно слушал ее. Он, как старый житель Беленово, не мог не знать о болотах. После исповеди священник сразу же пошел в храм, и долго-долго молился Богу, дабы не дозволил Он бесам выйти из преисподней и поселиться на земле.

Но, несмотря на исповедь и причащение, мать Касьяна никак не могла сама себе простить ошибку. Горько плакала, созерцая лик Христа на иконе. Она медленно умирала, а ее сын там, в центре цивилизации, готовил что-то ужасное, античеловеческое, глобальное по масштабу убийств и насилия. «Боже, прости грешницу. Но нет мне прощения! Нет, и не может быть, не может!..»

Федор Жалов – грустный, подавленный, закрыл ладонью стеклянные глаза супруги.

Ударила молния. Дождь лил нескончаемыми потоками. Ветер – пронзительный и холодный, ворвался в комнату через открытую форточку. Та уныло скрипела и качалась из стороны в сторону. Фотография Касьяна - маленького, голубоглазого мальчугана, упала со стены и разбилась. Осколки стекла разлетелись по полу, зловеще блестели при ударах молний. В комнату проник холод, который отныне стал хозяином в доме. Федор тяжело поднялся с табурета, подошел к шкафу и достал бутыль с самогоном. Налил мутной жидкости в граненый стакан. С этого дня он больше никогда не будет трезв. Но ему, как и многим другим, оставалось совсем немного.

Москва сверкала огнями, переливаясь всевозможными цветами и оттенками. Машины тянулись нескончаемыми потоками, блестели огнями фар.

Андрей в это время, печальный и расстроенный, молча сидел на небольшой деревянной скамейке. Опустив голову, грустными глазами созерцал свои коричневые туфли.

«Скоро выборы президента, - думал он, - у Жалова столько возможностей, что ни у кого нет никаких сомнений. Он победит. Нестеров... У него абсолютно никаких шансов – он честен, и ведет борьбу по правилам, Жалов же использует все незаконные и недозволенные, грязные методы. Он более гибок, коварен, а Нестеров – простой. Он же ведь из крестьян, совсем бесхитростный… Хотя откуда вообще взялся Жалов, и кто он по происхождению – никому не известно. Я знаю, что та история, которую он предоставил народу в качестве своей биографии – это выдумка, неправда. Он из сибирской глуши, но кто, кто в это поверит?»

Над его головой пролетела ворона. Крупная, черная, она уселась на фонарный столб и скучно взглянула на Андрея. Слегка поблескивая, её глаза напоминали две небольшие жемчужины. Казалось, что ворона вовсе не простая птица – это само уныние прилетело к Андрею, и теперь безмолвно созерцало, давило на него, угнетало.

«Даже если я буду работать круглые сутки и приложу любые возможные и невозможные усилия, - мелькнула новая мысль в голове, - то это все равно не спасет дела, и мир обречен на смерть, сожжение и порабощение нечистью, как говорил старик. Он знал что-то еще, но не сказал мне тогда. Не назвал выхода. Быть может, он не ведал о нём вовсе. А если знал, почему не дал подсказки? Какой единственный выход? Что это такое?» - ворона вновь поднялась в воздух, громко и противно каркая. Андрей обреченно проследил за ее полетом.

Затем поднялся со скамейки. Сделав несколько маленьких шагов, непонятно для чего поддел и ударил ногой небольшой камешек. Тот отлетел, ударился о тротуар. Мимо Андрея прошла миловидная женщина в кожаном плаще. Небольшая собачка-болонка следовала за ней на коротком поводке, крутилась вокруг хозяйки, обнюхивала все, что лежало на земле. Подняв небольшую, с маленькой бородкой мордочку на Андрея, тут же оскалилась и принялась лаять. Миловидная дамочка была удивлена подобным поведением своего любимца:

- Аполлон, что с тобой, перестань!

«Аполлон, - усмехнулся Андрей, взглянув на это крошечное существо. - Ну и кличка, ей-богу!»

- Простите, молодой человек, - обратилась она к Андрею. - Прямо впервые с ним такое! Никогда до этого не лаял, честное слово! - она виновато улыбнулась.

Андрей только слегка покачал головой, и, процедив сквозь зубы «ничего страшного», медленно пошел вперед, глядя себе под ноги.

«Ну и что это все значит, интересно знать? - спросил он то ли у самого себя, то ли у Духа Света, который, как он думал, всегда где-то рядом. - В мое сердце вкралось уныние. Как избавиться от грязи? Как стать выше нее?»

«Почему не падает небо?» – прочитал он на стене забора.

На следующее утро, когда было еще темно и солнце не поднялось, Андрей уже был на ногах. Он готовился идти в церковь, чтобы исповедоваться и причаститься. Неожиданно появилась острая, подобная жажде странника в пустыне, потребность в этом.

В маленьком, но уютном храме Андрей почувствовал странную силу. Здесь был особый, не свойственный ничему мирскому, запах ладана. Андрею он нравился. Старушки в платочках с грустными лицами осеняли себя крестным знамением, молились, низко, в пояс кланялись, подходили и целовали иконы, зажигали тонкие восковые свечи. Темные лики Спасителя, Богородицы и святых умиротворенно смотрели на Андрея.

Священник в рясе и с небольшим золотым крестом на груди приятным и мелодичным басом пригласил всех желающих на исповедь. От батюшки неторопливо отходили люди. У некоторых на глазах блестели слезы раскаяния.

Когда, наконец, очередь дошла до Андрея, и отец Виктор укрыл ему голову епитрахилью, началась исповедь:

- Батюшка, со мной происходит нечто странное и непонятное. У меня было видение, будто бы скоро настанет конец для России, люди превратятся в рабов, и не будет больше света, тепла, радости. Это был сон, но настолько ясный, что я ужаснулся. Кто-то, должно быть, Ангел Божий сказал: мне по силам остановить того, кто идет к трону. Но это пока не удалось. Никакой метод борьбы не принес результатов. И я впал в отчаяние.

Быть может, если бы слова Андрея слушал бы кто-то иной, то наверняка решил, что парень попросту лишился рассудка. Но отец Виктор и не смел так думать. Когда Андрей преклонил перед ним голову и начал говорить, то батюшка почувствовал, что огромные потоки силы, любви, надежды и веры исходили от Андрея, от его слов. Казалось, он весь светился, переливаясь то золотыми, то ярко-красными оттенками. Но никто, кроме священника, этого не видел. Отец Виктор стоял молча, внимая тому, что говорил перед ним юноша. Сердце Андрея учащенно билось, готовое вырваться из груди и продолжить пульсировать под пение хора.

Отец Виктор понимал: от того, что он сейчас посоветует Андрею, будет зависеть очень и очень многое.

- Если ты далее пребудешь в унынии, - начал отец Виктор, - то никогда не сможешь одолеть беса. Слышишь, никогда! Та сила, которую осмелился ты назвать соперником, обладает колоссальными возможностями. Но самое главное – держись, не падай духом, не хладей верой. Верой в Человека с большой буквы, далекого от грязи, но стремящегося к хорошему. Тебя пытаются победить соблазном. Уныние ведет к отречению от Бога, и хорошо, что ты это понимаешь. Тьма ставит пред тобою массу барьеров и преград на пути. Я думаю, что твой единственный выход – суметь перепрыгнуть через них, преодолеть и вынести все козни врага.

- Единственный выход, - задумчиво повторил Андрей.

- Да, единственный выход, - отец Виктор прочитал молитву, затем осенил голову Андрея крестным знамением. - Прощаются тебе грехи твои.

В его светлую, чистую душу хлынули потоки силы и благодати Господа. Андрей вспоминал Бога, в которого верил в детстве и ждал, что Он придет на день рождения. Обязательно задребезжит звонок, и Андрюшка в праздничных штанишках и клетчатой рубашке с вышитым слоником побежит открывать, чтобы впустить в дом чудо. Ничего не происходило, но радость все равно потоками врывалась в его дом, где на столе стоял выпеченный мамой огромный торт для него и друзей.

Бог был рядом, когда Андрея избили дворовые ребята. В тот день он просто ушел, сел на крыше и, не держа ни на кого зла, стал играть на губной гармошке. Смотрел на облака, на солнце, улыбался ртом, в котором не доставало переднего зуба. Тогда к нему прилетели два голубя, и что-то ворковали между собой, слушая незатейливую, но добрую мелодию. Откуда столько воспоминаний? Из детства, куда всегда можно вернуться, если поймешь, что достоин снова попасть туда.

Когда все верующие целовали крест, отец Виктор еще раз сказал Андрею: «Крепись, время печали близко. Храни тебя Господь!»

Андрей вернулся к себе в комнату. Зазвонил телефон – товарищи по партии просили придти на совещание. Он пообещал обязательно явиться, и, тем не менее, решил, что, вряд ли сегодня пойдет туда. Нет, он не разочаровался в идее. Просто понял, что в честной политической борьбе Жалова не одолеть, тем более что методы «Богатой России» не столь уж и чистоплотны. Нестеров очень порядочный человек, и потому гнушается применять грязные технологии, надеясь, что может одолеть противника честно.

Весь остаток дня Андрей провел в терзаниях и молчаливых раздумьях. Когда на столицу опустилась ночь, он забылся во сне. И опять, опять новое видение. Но, Боже, сколь ужасное оно было на этот раз.

Лена лежала в больнице. К ее тонким рукам тянулись разноцветные провода. Врачи в белых халатах и с повязками на лице склонились над девушкой. Их лица сосредоточены, глаза печальны. Ведь они бессильны, когда человек находится в коме

Проснувшись, Андрей, не раздумывая, сел в «Москвич» и покинул столицу. Спешил как можно быстрее вернуться в Добросветск. Беда, подобно затаившемуся хищнику, неожиданно настигла его в тот момент, когда он вовсе не ожидал ее появления. Андрей понимал, что времени в обрез, но не мог оставаться в Москве больше ни минуты. Никаких сомнений не возникало – отныне он верил всем снам и видениям. И почти привык к тому, что неожиданно вскакивает по ночам в холодном поту.

Он ехал вперед, и не видел перед собой ничего, кроме Лены. Андрей не переставал думать о ней, рисовал в воображении образы. Временами она пугала его, будто звала из могилы, пытаясь опрокинуть крышку гроба. А потом вдруг встанет перед глазами в белом платье и протянет руку. Смеется, ощущая теплые лучи света на раскрасневшемся и бодром лице. Шепчет что-то: «Андрюш, пойдем на луг. Там такие цветы! Я венок сделаю!» Они идут, взявшись за руки, смотрят друг на друга. Она порхает, как бабочка, по лугу, собирает цветы и поет песню. Андрей улыбается, глядя, как ее вьющиеся волосы украшает очаровательное сплетение маленьких и веселых бутонов. Но вдруг все меняется. Лена вздрагивает и начинает плакать, а ромашки и незабудки превращаются в терн.

«О чем я думаю?» – спросил сам себя Андрей, будто бы знал ответ.

Три раза за время своего пути из Москвы в Добросветск Андрей получил штраф за превышение скорости. И только один из постовых сжалился над ним, услышав всю историю. Понял, что Андрей очень спешил к любимому человеку, который в эти минуты находился на грани жизни и смерти. Вернул ему права, но попросил стараться ехать медленнее – дорога опасная, и легко попасть в аварию:

- У меня у самого жена умерла на руках несколько лет назад, - признался он. - И я точно также спешил, не думал о себе, а только о ней – милой моей Кате.

Андрей понял, что этот грустный, с проседью в голове мужчина еще очень нескоро забудет свою супругу, возможно, будет до гроба любить только ее одну. Поблагодарив его, и, попрощавшись, продолжил свой путь.

«Раньше когда-то, - подумал Андрей, - я считал себя особенным, ни на кого не похожим, оригинальным, думал, что я кто-то из немногих. Но как же мы все похожи! Мы все люди – с двумя руками и ногами, ходим по земле. Тогда почему же, осознавая, что вокруг много тех, кто может нас понять, мы не стремятся друг к другу, а ругаемся, смеемся в лицо? Почему ничего не меняется? Ведь это же неправильно – мы едины, и должны любить друг друга».

В родной город он приехал поздно ночью, когда Добросветск мирно спал и видел простые, беззаботные, лишенные скрытого смысла, сны.

«Быть может, ничего и не случилось, - надеялся Андрей, судорожно вращая дрожащим пальцем диск телефона. - Ну же, Леночка, милая, возьми трубку, ответь мне!» Никаких надежд – его сон вновь оказался вещим. Грубо бросив трубку, Андрей брыкнулся на кровать лицом в подушку. Скоро она стала влажной. Его тело нервно вздрагивало, и он не мог остановиться, взять себя под контроль. Трубка же, брошенная им, подобно маятнику, раскачивалась из стороны в сторону и пружинилась. Были слышны короткие гудки. Затем они замолчали, и наступила тишина – дикая, угнетающая. Необходимо дождаться утра, но это казалось невыносимо тяжелой, непосильной задачей.

Время медленно текло. Подобно улитке, оно ползло вперед, но там, в будущем, не виделось ничего хорошего, светлого. Кто-то шуршал на кухне – мышь или тараканы, а может быть, домовой. «А кто его знает, - подумал Андрей. - Может быть, и этот сожитель по дому тоже существует. Теперь я готов поверить во что угодно».

Утром, проведя тревожную и бессонную ночь, Андрей позвонил редактору Дружинину. Он наверняка должен был знать всё о случившемся.

- Андрей, чтоб тебя черти! – услышал он раздраженный голос в трубке. - Куда ты исчез?

- Что с Леной?

- Мы уж думали, не похитил ли тебя кто. Лена говорила, что ты выглядел довольно странным. Мы не стали ничего предпринимать – твои соседи видели, что ты сел в автомобиль и куда-то уехал. Мы подумали, может, к себе в деревню. Но где ты был?

- Что с Леной? – Андрей, игнорируя вопрос Дружинина, терял терпение.

- Она, - он слегка замялся, - попала под машину. С тех пор, как ты исчез, Лена ходила такая задумчивая и грустная. На нее без боли и смотреть было нельзя. Переживала за тебя. - Дружинин замолчал на минуту, собираясь с мыслями. – А в пятницу вечером после работы переходила дорогу на красный, ну и… - наконец произнес он. - Благо, ее удалось спасти. Наверное, ангел-хранитель хороший достался. Сейчас она находится в 7-ой больнице. Это на Клюевской, ты, должно быть, знаешь.

- Спасибо, Дмитрий Олегович. И, - Андрей помолчал немного, - простите меня, пожалуйста. Я…

- Ты ни в чем не виноват. И вообще в том, что случилось, нет и не может быть виноватых.

- Я очень люблю вас всех. Нашу редакцию, Вас и Лену. Но скоро, очень скоро может случиться кое-что очень страшное, безумное и жестокое. Прошу Вас, поверьте мне на слово! Именно поэтому я внезапно исчез из Добросветска.

- Андрей, что должно произойти, скажи мне!

- Я не должен никому об этом говорить. Каждый, кто обладает этим знанием, обречен на страдание. Я рассказал Лене о будущем, и вот что случилось. Простите меня. До свидания, - он положил трубку.

Через несколько мгновений он уже ехал в больницу. Перешагнув через порог белого трехэтажного здания, надев халат, прошел в реанимационную палату. За всей этой стерильностью ощущалось вечное присутствие здесь горя и болезни.

- Простите, Андрей, какое у Вас отчество? – к нему обратился врач. Это был мужчина среднего возраста. В первую очередь бросались в глаза его длинные, как у обезьяны, руки. Андрей всегда считал себя достаточно высоким, но по сравнению с врачом выглядел низкорослым мальчуганом.

- Михайлович, - ответил он. - Но называйте меня просто Андрей.

- Хорошо, Андрей. Дело в том, что у нашего пациента – Лены Афанасьевой, нет родственников. А суицид очень опасен, Вы должны об этом знать. Когда она придет в себя, не исключено, что вновь попытаться покончить с собой.

- Так значит, она придет в себя. Или нет? Вы говорите правду, доктор?

Тот промолчал.

Они вошли в палату. Андрей шел позади и нехотя взглянул на койку, зная, что его сердце может просто не выдержать этой тяжелой картины. Лена казалось брошенной, беспомощной и одинокой. Она очень сильно похудела за эти несколько месяцев. Ее глаза были закрыты и напоминали два маленьких грецких ореха. Лена сильно походила на покойницу, которая обреченно дожидалась, когда же её, наконец, вынесут прочь и положат в сырую, пахнущую червями и сыростью могилу.

Но она была пока еще жива, и Андрей знал это.

- Лена, милая, - других слов он не нашел. Что-то скрежетало внутри, готовое вырваться наружу. Крик.

- Я бессилен, бессилен! – сокрушался Андрей. - Лена, родная, живи, умоляю тебя! Не оставляй меня! И прости меня, если сможешь.

- Простите, но она вряд ли слышит Вас, Андрей. – Доктор не знал, можно ли в такой ситуации как-то утешить, и решил просто сказать правду.

Он молча сидел перед койкой, не сводя глаз с Лены. Уже прошла неделя, как Андрей приехал в Добросветск. Близились выборы Президента, но об этом не хотелось и думать.

Всё это было специально задумано Духом Тьмы. Самахон знал, что есть в России человек, избранный Светом для великой миссии. Он не мог вычислить точное нахождение Андрея, но зато легко сумел наслать на него испытания, испортить жизнь и сделать всё возможное, чтобы тот перестал бороться. И, похоже, ему это удалось – избранник Света сидел в провинции перед койкой своей полуживой невесты и не думал ни о Жалове, ни о политике, ни о будущем России. А когда он опомниться, то будет уже слишком поздно!

Андрей немного задремал, когда Лена начала неожиданно очнулась. Ее тонкие пальцы еле-еле шевельнулись, затем она медленно открыла глаза.

- Лена! – Андрей вскрикнул от неожиданности. - Доктор, она, кажется, пришла в себя!

Радость, которая, казалось, навеки покинула его, уступив место горечи и печали, вновь постучалась в дверь. Появилась надежда, что Лена не покинет его, а останется в этом мире. И будет всегда вместе с ним.

Врачи вывели Андрея и временно запретили входить в палату. Быть может, прошло всего несколько минут, но ему казалось, что это была целая вечность. Сколько он ждал? Час, день, неделю? Создавалось впечатление, что целый год.

Наконец к нему подошел врач:

- Все в порядке, Андрей. Ничего не бойтесь – она не умрет, опасность позади. Вы можете поговорить с ней. Но, - он строго посмотрел на собеседника, - не тревожьте ее. Попытайтесь успокоить и ни в коем случае не терзайте ей душу. Это может плохо кончиться.

- Хорошо, я это все прекрасно понимаю, доктор.

Через несколько мгновений Андрей вновь оказался в палате. Трудно было сказать, что он вошел туда – скорее влетел, подобно пронзительному шквалу ветра. Увидев его, Лена робко улыбнулась. Еле слышно прошептала:

- Здравствуй, Андрюша. Прости меня…

- Ничего не говори и не извиняйся. Я … люблю тебя! Не покидай меня больше! А я… обещаю тебе быть всегда рядом. Клянусь, что никогда не оставлю тебя!

- Я тоже очень, очень люблю тебя!

Андрей нагнулся и поцеловал Лену в губы. Затем взял ее руку и посмотрел в глаза. Они были красными, воспаленными и усталыми, но не было для него ничего более милого и близкого, чем они. Она тоже робко взглянула на него, ее губы что-то еле слышно шептали. Андрей не мог разобрать слов, но это было и неважно. Он нежно гладил ее руку, ласкал, целовал руки, волосы, плакал от радости.

Неожиданно прилетел маленький серый воробей и сел на форточку. Смотрел на них удивленными черными глазками, слегка склонив свою маленькую головку набок. Радостные лучи солнца ворвались в палату – летнее утро, свежее и бодрое, обещало теплый и безоблачный день.

Андрей и Лена молчали. Она, успокоенная и умиротворенная, задремала. Андрей сидел рядом, не сводил с нее глаз, нежно ласкал, охранял, подобно стражу, ее чуткий сон. Он радовался, сердце учащенно билось. Мысленно про себя Андрей молился и благодарил Бога за то, что всё вышло именно так.

Однако время было потеряно. До выборов оставалось не больше недели, закончился период, когда по закону еще можно было агитировать. Нестеров выступал по телевидению, говорил о том, что приход Жалова к власти бросит Россию в такую пучину, выбраться из которой уже вряд ли удастся. Но кто его слушал, кто верил? Народ увидел в Касьяне своего заступника. Ведь русский люд очень доверчив по своей природе. Жалов был «парнем из народа» для простых граждан и одновременно «своим» для элиты. А такой расклад означал, что Нестеров точно обречен на поражение. Против него, как и в период думских выборов, была проведена ярая «разоблачительная» кампания с применением грязных технологий. Людям доказывали, что, если Нестеров придет к власти, то это ознаменует новую эпоху ГУЛАГов и унижения всех классов, уничтожение непокорных и несогласных. Также непременно обещали очередную гражданскую войну и голод. Это больше походило на бред, ведь Нестеров не имел ко всему этому никакого отношения. Более того, его отец был репрессирован за, казалось бы, невинный поступок: он, будучи пьян, подрисовал усы и бороду газетной фотографии Ворошилова.

Тем не менее, народ верил всему. Жалова превозносили чуть ли не до небес, а Нестерову верили только старые, проверенные сторонники его идей. И никто не знал, где кроется истинная опасность. Верующих пугали тем, что Нестеров в случае своего прихода непременно осквернит монастыри и храмы, повесит всех священнослужителей и обязательно поставит религию вне закона. И те, конечно же, тоже доверились. А ведь Нестеров, несмотря на то, что был «красным», считал себя человеком верующим и даже иногда посещал церковь. Ему было больно слышать эту подлую ложь, но никто не обращал внимания на его справедливые оправдания.

Нестеров догадывался о том, что Андрей непростой парень. Полагал, что тот – своеобразный святой, возможно даже – будущий спаситель России. Но даже он, его ближайший помощник, в самый тяжелый момент куда-то уехал. Нестеров ничего не знал о Лене и о том, что с ней произошло. Однако, несмотря на это, вовсе не винил Андрея, не считал его предателем. Но, поступи он иначе, Лена бы ушла в мир иной, а Андрей без неё никогда не отыскал бы единственный выход.

Жалов одержал сокрушительную победу, набрав почти втрое больше голосов, чем Нестеров. Более того, лидера социалистов обошел даже крикливый шут Желваковский, у которого вообще не было четкой и продуманной программы. Он славился своим неординарным поведением, дрался в Госдуме, таскал за волосы женщин-депутаток, а народ приходил от всего этого в восторг. Желваковский тоже ругал и поносил Нестерова, как и все. Это стало нормой российского общества. «Гляньте, кажется, социалист! Держите, бейте его! Так ему, это он виновен во всех бедах!» - подобное часто можно было теперь услышать и увидеть на улицах. Касьян не боялся конкуренции со стороны Желваковского – в Думе, несмотря на некоторые нюансы, он и его фракция обязательно поддерживали законопроекты «Богатой России». С ним, в отличие от непримиримого Нестерова, можно было договориться. Они вместе измазали грязью социалистов. Однако к власти пришел один Касьян Жалов.

И постепенно Россия стала погружаться во тьму…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КРАСНЫЙ ЦВЕТ ЛУНЫ

Соками клевер полон

Ветер по полю вьюжит

И над полями ворон

Не умолкая, кружит…

Мир далеко-далеко –

Виден в окошках узких.

Русские рубят русских,

Рубят русских…

Александр Шаганов

Мороз надежно сковал землю. Но снег как будто не желал выпадать. Деревья стояли голые и страшные. Небо было серым, тяжелые тучи не давали солнцу появиться на небосводе, гореть, освещать Россию. Оно обиделось, закатилось куда-то далеко-далеко, и не хотело больше возвращаться.

По бывшей Красной площади (теперь она называлась площадью Жалова) шел худой, подтянутый паренек. На нем были грязные, выцветшие, в дырах и заплатах лохмотья. Его руки замерзали. Он дул на ладони, пытался согреть, укрыть под лохмотьями, но ничто не помогало. Длинные русые волосы трепетал пронзительный северный ветер. На голове не было никакого головного убора, несмотря на холод.

Мимо него спокойно пробежала огромная, толстая и наглая крыса. Однако парень, казалось, вовсе не удивился этому, а продолжал свой путь, не обращая на нее никакого внимания. Ничего странного не было – теперь этими тварями кишела вся Москва, а власть к своему народу относилась не лучше, чем к вредным грызунам.

«Скажи я так хоть раз вслух, - подумал длинноволосый паренек, - и я бы точно разделил судьбу вон тех ребят!»

Средь бела дня, у самой Кремлевской стены, люди в форме бесстрастно расстреливали трех подростков. Ребята стояли голые, обреченно потупив головы на землю, ожидая смерти. Глаза испуганно бегали, губы дрожали. А люди в форме – грубые, безразличные, спокойно взвели курки винтовок и привели назначенный приговор в исполнение.

За что их расстреляли? Первого – за то, что посмел рассказать своему приятелю политический анекдот про Жалова. Так называемый «приятель» сообщил куда нужно об этом «безобразии», за что получил похвалу и премию. Второго – за мелкое воровство: умирал от голода, и потому попытался утащить из столовой хлеб для себя и своей маленькой сестренки. Третий же нарушил самый строжайший запрет новой России: посмел обратиться по имени, а не по номеру. Дело в том, что отныне в государстве только Касьян Жалов имел исключительное право называться по имени, другие же люди имели персональные номера. А этот последний из расстрелянных не желал с этим смириться, и продолжал обращаться ко всем по-старому. И теперь он лежал на холодном асфальте с простреленной головой, и никому уже не было никакого дела до этого парня под номером 223586.

Всех троих грубо кинули на носилки. «Преступников», особенно политических, запрещено было хоронить в земле. Скорее всего, их побросают в большую яму – общее захоронение для «злодеев» на окраине города. Это проклятое место пугало всех. Зловонный запах распространялся по округе, уныло летали черные вороны, и над этой народной гробницей возвышалась косматая, с косой в руках, огнедышащая смерть. Она была союзницей Духа Тьмы в этом кровавом угнетении России. Во всем помогала ему и поддерживала. Самахон за это дарил ей каждый день все новые и новые человеческие жизни.

Расстрелы служили для одной единственной цели – вселить страх в сердца людей, чтоб народ и думать не смел ни о каком бунте или восстании. Впрочем, о последнем можно было не беспокоиться – никакая революция невозможна. Каждый человек, за исключением Касьяна Жалова, носил под кожей левой руки вшитый магнитный чип. Благодаря нему можно через космический спутник обнаружить местонахождение любого человека. И, если он поднял бунт и повел за собой других, то точным бомбовым ударом штурмовиков можно легко и просто превратить его из революционера и борца за свободу в разорванные куски человеческого мяса.

Существовали и другие всевозможные методы и технологии слежки, вплоть до особых отделов полиции, тайных канцелярий Правителя. Поощрялось всё то ужасное и скверное, что было в людях: злоба, ненависть к ближнему, зависть, желание отомстить и «заложить» тех, кто рядом. Особо отличившиеся во всем этом пополняли армию воинов Правителя. Им разрешалось делать всё, что угодно: издеваться над мирными жителями, пить спиртное в немереном количестве, насиловать женщин, но при условии, что они будут вечно преданы Жалову. Не было ничего надежнее, чем эти отряды головорезов-извергов. В основном это были те, кто когда-то сидел в тюрьмах по тяжким уголовным статьям. И теперь страна жила по суровым воровским законам. Авторитетами стали наемные убийцы, растлители малолетних, тайные каннибалы, некогда пойманные с поличным.

В Сибири были созданы лагеря, где день изо дня трудились каторжники. Вначале Жалов наказывал только «провинившихся», но затем решил, что это лишняя работа и стал просто ссылать всех подряд без разбору. Эшелоны людей отправлялись и отправлялись туда. Многие замерзали, падали от недоедания. И никто не мог выдержать больше недели – даже самый крепкий, сильный и выносливый падал и умирал. Это было неважно – человеческий поток на рудники, шахты, лесоповалы тянулся бесконечной змеей.

Россия была погружена в кромешную тьму, и никто не ждал увидеть рассвет.

Молодым длинноволосым парнем был Андрей Петров. Хотя теперь его звали иначе – № 2324695. На его правой руке было яркое клеймо с этим номером.

Он вошел в огромный деревянный барак, грубо сколоченный из толстых дубовых бревен. Было видно, что строители не очень-то и старались, когда наспех сооружали это бесхитростное здание. Крыша почти сразу же прохудилась и была не способна защитить ни от дождя, ни от снега. Стены барака зияли множеством щелей – ветры продували его насквозь, и внутри было также холодно, как и снаружи. Дверь без замка открывалась туго и неприятно скрипела. Андрей с силой дернул за ручку, и медленно пошел вперед по холодному земляному полу.

В бараке на жестких железных койках лежали люди, внешне очень похожие друг на друга. Одетые в поношенное, рваное тряпье, с номерами на руках, они дрожали, протяжно и уныло стонали. Дети – худые, с вздутыми животами и торчащими ребрами, робко смотрели по сторонам чистыми, наивными, но познавшими горе и лишения глазами, прислушались к тревожному гомону.

Андрей, оглядевшись по сторонам, пошел искать своих. Лена, поджав под себя ноги, сидела с маленькой девочкой на руках. Она пыталась согреть обернутого в лохмотья ребенка, изо всех сил прижимала к себе, целовала. Не помогало. Девочка плакала.

Это была их дочь. Андрей очень боялся, что маленькая Светлана заболеет чем-нибудь серьезным. Они с Леной все-таки дали тайно имя дочери, и никто, кроме них, об этом не знал. Ребенок был внесен в списки как неблагонадежный по состоянию здоровья под номером 23595050. Пневмония – эта страшная болезнь, теперь гуляла по Москве и всей России. И Андрей понимал, что если его дочь подхватит заразу – никто, конечно, не станет лечить, и Света будет безжалостно убита. Но пока, слава Богу, беда обходила их стороной…

Касьян Жалов взорвал храмы и расстрелял всех без исключения духовных лиц. Под удар попали все конфессии. Мученическую смерть одновременно принимали и православный батюшка, и мулла, и раввин. Касьян провел эту операцию в кротчайшие сроки. Он говорил, что на эту «мелочь» много времени тратить не надо: мощные бульдозеры и взрывчатка – и нет храмов; вывел, поставил к стенке – и нет священника. Так просто. Он, Жалов, заменил самим собой церковь, духовников, посмел встать на место Христа, публично объявив себя безгрешным и чистым. Призвал поклоняться ему и только ему. Народ покорно слушался и подчинялся.

Все его бывшие политические противники и оппоненты – Нестеров, лидеры прочих партий, а также «друзья», некогда состоявшие в «Богатой России», были расстреляны или повешены. Тяжелее всего пришлось, конечно же, Григорию Нестерову. Сам Жалов отдал особое распоряжение, согласно которому «эту сволочь повесить за ноги и выставить на всеобщее обозрение. И пусть каждый прохожий пнет ногой того, кто посмел идти вразрез с Правителем»

Теперь только народ понял, как же Нестеров был прав, говоря о Жалове как о будущем деспоте, изверге и угнетателе. И никто не хотел бить беспомощного патриота. Наоборот, в сердцах жалели его и сочувствовали. И тогда люди в форме, придя в бешенство от такого поведения, всякого, кто прошел мимо бывшего партийного лидера и не ударил, догоняли и жестоко забивали тяжелыми палками и плетьми до смерти. Волей-неволей пришлось людям наносить удары по подвешенному вниз головой Нестерову. На его белоснежных зубах блестела алая кровь, и он плевался ею на брюки извергов, за что получал всё новые и новые удары. Прошло семь часов, и Григорий Нестеров отдал Богу свою несчастную, незаконно измученную и оболганную душу.

Глядя на происходящие ужасы, может сложиться впечатление, что у всего народа и у Андрея, в частности, опустились руки, и никто не будет бороться с произволом, который бесчинно вытворял Жалов. Но это было далеко не так.

Лежа в насквозь продуваемом бараке, Андрей по ночам тщательно готовил план революции и продумывал все возможные варианты свержения Жалова. Пока что четкого отлаженной программы действий у него не имелось. Стихийный бунт будет, без сомнений, подавлен в одночасье, считал Андрей. Этот вариант означал верную смерть для него и тех, кто согласится ему помогать. Но также Андрей понимал, что в сложившихся условиях нет, и не было никаких других альтернативных вариантов. И, все же, даже если вдруг ему удаться голодный, ослабленный народ поднять на восстание, как они смогут безоружные справиться с безумно огромным легионом Жалова, где каждый солдат был обучен и имел при себе как минимум автомат. Андрей вспоминал тезис большевиков, который они сформулировали еще в начале XX века, о том, что революцию надо не только организовать, но и вооружить. А это при сложившихся обстоятельствах было просто-напросто невозможно.

Иногда у Андрея возникала мысль, что надо каким-то образом переманить солдат Жалова на свою сторону. Но это было крайне тяжелая, фактически невыполнимая задача. Армия снабжалась всем необходимым, и там не было недовольных. Более того, Самахон уже надежно проник в сердце каждого воина, присягнувшего на верность Жалову. И никого из её рядов не получится привлечь на свою сторону лозунгами и призывами к свержению Касьяна.

Был еще один возможный вариант – обратиться за помощью к мировому сообществу и попробовать привлечь внешние силы, как когда-то это сделала белая армия с Антантой. Но Европа и даже Америка боялись Жалова – он открыто и цинично грозил им ядерной войной, не шел ни на какие политические уступки, не желал сотрудничать. Они, в свою очередь, прекратили торговлю с Россией, но Касьяну не было до этого никакого дела. Его государство было самодостаточным и держалось за счет рабского труда всех граждан на благо военной диктатуры Правителя. США пыталась принять какие-то меры и отправить своих солдат на территорию страны. Но это было отклонено Ассамблеей ООН, так как подобное вторжение напрямую вело к ядерной войн – у Жалова был «черный чемоданчик».

И потому Андрей не знал, как поступить, и где находится тот самый неведомый, недостижимый единственный выход.

Барак, где временно обитал Андрей с семьей, был местом сбора для отправки каторжников в Сибирь на лесоповалы. Андрей не мог понять, каким образом ему вообще удалось остаться в живых: он находился в стане Нестерова и состоял в рядах Социалистической партии, а во время последней чистки практически все, кто хоть как-то были с ней связаны, подлежали уничтожению. Видимо, решили, что от молодого и крепкого парня будет больше толку, если он поживет еще несколько недель и немного попилит вековые кедры где-нибудь подальше от Москвы.

Ждать пришлось совсем недолго. Ранним утром, когда серое, хмурое небо вот-вот обещало наконец выбросить на землю свой первый убийственно-холодный снег, в барак вошли солдаты с автоматами. Они вывели всех обитателей на улицу, заставили построиться в шеренги. Мороз крепчал. Даже солдаты, одетые в теплые на меху шинели, мялись и грели руки. Длинный, с небольшой плеткой в руках офицер, медленно обходил ряды будущих каторжников, всматривался в лица, ухмылялся. На его узкой груди блестело несколько медалей. «Интересно, - подумал Андрей, глядя на них, - за какие такие заслуги этот офицеришка получил награды? За особое рвение угнетать и беспощадно убивать своих сограждан?». Неожиданно Андрея кто-то резко и грубо ударил прикладом по спине. Лена вскрикнула. Она стояла недалеко, дрожала от холода, крепко прижимая ребенка к груди. Офицер крикнул:

- Шагом марш, живо! Давай, стадо, давай!

«Да, на эту сволочь рассчитывать ну никак нельзя!» - решил про себя Андрей, шагая по дороге. Босые ноги то утопали в липкой холодной грязи, то умывались ледяной водой луж. Впереди него шли люди, такие же, как и он – подавленные и голодные. И Андрей не знал, как им помочь, как вселить в их сердца надежду на лучшую долю, на спасение из этого ада на земле.

На пустом и одиноком вокзале стоял длинный поезд, состоящий из больших товарных вагонов. Люди набивались в них до отказа. Дышать было нечем. Возникало ощущение, что ты не человек, а килька в банке. И было все же одно преимущество – от тесноты становилось хоть немного теплей.

Через полчаса поезд тронулся. На перроне стояли солдаты, курили и смеялись. Каждый из пассажиров бросал прощальные взгляды на Москву, сознавая, что видит эти оскверненные, но все же родные места в последний раз. С ужасом вспоминали бараки напротив Кремля, что выглядели, как чудовищные звери с пустыми глазницами на фоне былой красоты столицы.

Андрей потерял счет времени. Сколько они ехали – он не знал. Лежа на грязном сене, смотрел в небольшую щель на заброшенные поля, некогда колосившиеся золотом хлеба, на сожженные, обугленные дома деревень, на одиноко стоящие тонкие голые деревья. Крепко прижав к себе супругу, он понял, что готов сражаться, чего бы это ему ни стоило. В его сердце кипела благородная ненависть, ярость к разрушителям.

«Я отдам все, лишь бы защитить их!» - он смотрел на Лену, которая сильно похудела и обессилела за последнее время. На дочь, что перестала кричать и забылась на время в тревожном сне.

Андрей бросил взгляд на молодого светловолосого паренька, что сидел на полу рядом с ним.

- Ты откуда? – обратился к нему Андрей.

- Коренной москвич.

- Почему здесь очутился?

- Когда Жалов победил, я только-только поступил в институт, а с его приходом потерял всё. Моих близких друзей расстреливали одного за другим. Отец некогда был влиятельным и уважаемым человеком. Он решил поговорить с властями, высказать всё то, что наболело. Я помню утро, когда он, надев свой серый поношенный пиджак и поцеловав на прощание маму, ушел. И с тех пор я его не видел больше… Быть может, тебе известно что-нибудь о студенческом бунте полгода назад? Я как раз принимал в нем участие, чудом спасся и избежал расстрела. А сколько тогда погибло – никто до сих пор точно не знает.

Парень на минуту задумался. Наверное, он уже давно хотел высказать кому-нибудь всё то, что наболело. И, похоже, такой случай, наконец, представился:

- Временами я думаю, - продолжал он, - эх, если будет у меня возможность отомстить, то я отдам тогда свою жизнь, но эти изверги понесут наказание за пролитую ими кровь невинных!

- Как тебя зовут?

- № 2328612, – парень сплюнул на пол, когда произнес это.

- Забудь про эти цифры, какое у тебя было имя до прихода к власти Жалова?

Светловолосый парень недоверчиво взглянул на Андрея.

- Не бойся, я пострадал от произвола Жалова не меньше тебя, и никогда не сдам тебя, можешь мне поверить!

- Петр Канин, - в полголоса процедил паренек.

- Ты готов сражаться?

Петр улыбнулся, и, выставив вперед левую руку, произнес с иронией в голосе:

- Готов-то я может, и готов, но что с этим прикажешь делать? – он имел в виду вшитый магнитный чип.

- Пока не знаю, но я постоянно думаю об этом.

- Планируешь бунт? – мужичок с небольшой жидкой бородкой сидел в стороне, внимательно слушал их разговор. Впрочем, как и весь на время затихший вагон.

Андрей помолчал. Колеса мерно стучали.

- Мне кажется, - ответил он, - лучше сражаться, чем погибнуть в муках от холода и голода, или вы не согласны?

- Мы готовы биться. Страшно говорить – но народ долго терпеть не может. Мы звереем. Пусть нет оружия, будем вгрызаться зубами и ногтями в глотки. И, если надо, отдадим руки на отсечение, чтоб избавиться от чипов, во имя счастья! – Петр поднялся на ноги. - Так, товарищи?

Кто-то из пассажиров робко сказал «Да» или качнул головой, другие промолчали. Лена все время внимательно слушала своего мужа, затем, слегка покачивая ребенка на руках, сказала:

- Андрюша, ты ведь можешь погибнуть, - в ее голосе перемешались любовь и опаска за самого дорогого человека.

- Я и так погибну! – Андрей допустил резкость и даже некоторую грубость в общении с женой, но так было нужно для дела. Затем он обратился к людям в вагоне. - Граждане, друзья, товарищи! Сейчас я расскажу вам всю историю о том, кто такой Касьян Жалов и что за бес им управляет. Только ничему не удивляйтесь, пожалуйста, ведь эта правда тяжела для понимания, - и он поведал им историю воплощения Духа Тьмы. Никто не смеялся и не спорил. Разве что на лице Петра читалось некое удивление и непонимание. Андрей знал, что творит недопустимое: тот, кому известна истина, должен пройти через все круги страданий. Но такова была сложившаяся ситуация, тем более, что эти люди и так переживают не лучшие дни, а едут в неизвестном направлении навстречу смерти. После Андрей ответил на вопросы:

- Но, раз уж этот Самахон столь силен, ему и чипы не нужны, чтоб нас вычислить и уничтожить! – обратился один пассажир интеллигентного вида. На кончике его носа свисали тонкие очки в пластмассовой оправе.

- Он бессилен против меня, - ответил Андрей. - Духу Тьмы недоступна практически никакая информация о том, где я нахожусь. Правда, он может заведомо выставить на моем пути преграды, барьеры, но точно обнаружить – никогда. Думаю, объединившись все вместе, мы составим мощную армию, а вести нас будет Дух Света. Вы все составите легион освобождения России, став единым целым. И тогда Касьянов «третий глаз» не даст ему никакой информации о том, где мы – еще в Сибири, или уже подходим к самой Москве! И я буду всегда среди вас. До последнего.

Наступила ночь. Колеса поезда продолжали стучать все также мерно и однообразно. Забывшись тревожным сном, рабы деспотичной системы Жалова тряслись в холодных железных вагонах. Луна – огромная, полная и красная, ярко светила на фоне тусклых звезд.

«Красный цвет луны, - подумал Андрей, глядя на нее в ту же небольшую щель. - Раньше полагали, что это предвещало войну. А древние редко ошибались»

Андрей проснулся от легкого толчка в плечо.

- Поднимайся, - шепнул на ухо Петр. - Приехали наконец.

Андрей еле-еле смог встать. Ноги отказывались держать его, голова кружилась.

- Быстрее, быстрее, быдло! – услышал он командный голос.- Давай живее!

Солдаты лихо орудовали дубинками. Каждый третий, кто выпрыгивал из вагона на снег, без каких-либо причин получал тяжелый удар по спине. Люди протяжно стонали, охали, матерились вполголоса. Кто-то, упав лицом в снег, поднимался на колени, вытирал грязным рукавом проступившие на глазах слезы. Но не было чувства жалости и сострадания у солдат. Жалов, предоставив им всевозможные материальные блага, наградив привилегиями, превратил их в бесчувственных зомби.

Для чего ему была нужна столь сильная и злостная армия, проводившая боевые учения на собственном народе? Ответ прост – Касьян и правда решительно готовился к долгой и кровопролитной войне. Обращения со стороны мирового сообщества, призывы положить конец геноциду и унижению русского народа приводили Жалова в бешенство. Он пинками выгонял из кабинета западных дипломатов.

А, тем не менее, люди плакали и умирали. Но их стоны и мольбы не вызывали жалости у мучителей, а напротив, несказанно их радовали.

В Сибири был трескучий, невыносимый мороз. Зима здесь уже давным-давно правила бал, буран танцевал со вьюгой, наметая новые и новые сугробы. Андрей вспомнил Москву, где снег обещал выпасть только в тот день, когда они уезжали. Ему стало грустно. Вместе с воспоминаниями о Москве неожиданно всплыли в его памяти картины некогда счастливой и радостной жизни в Добросветске. Андрей помнил тот день, когда они вечером с Леной гуляли, заходили в ресторан к знакомому весельчаку-повару. И это казалось чем-то далеким, сказочным, теперь недоступным. Тогда выпал первый снег, мороз крепчал, но он вовсе не ощущал холода… И солнечное, беззаботное детство в родной деревне Боголюбово… как давно это было! Это время навеки ушло.

Неожиданно ему пришлось вернуться в реальный мир: он получил очередной увесистый удар. Его озябшие ноги проваливались в снег. Идти было просто невозможно, но остановка означала смерть для кого угодно – будь то хоть женщина, старик или ребенок.

Разрезая треском морозный воздух, за спиной послышался выстрел. Огромная черная ворона, сидевшая на кедровом суку, от неожиданности, сбрасывая снег на землю, с криком поднялась в воздух. Седовласый мужчина лет семидесяти упал, не в силах подняться, идти дальше, и солдат бесстрастно выстрелил ему в голову, затем спокойно прошел по трупу. Андрей обернулся, но тут же опять получил прикладом.

«Куда нас ведут? – подумал он, глядя вперед, где виднелся только густой лес. - Что будет с нами?» Он посмотрел на свою супругу, что еле-еле перебиралась через сугробы. Крепко схватив ее за руку и, Андрей тут же почувствовал, как она вся дрожит. Лицо Лены было сосредоточено.

Через десять минут они вошли в лес, и Андрей, продолжая внимательное вглядываться вперед, наконец смог различить вдали невысокие черные квадраты – очевидно, это были бараки для каторжников.

- Еще чуть-чуть, осталось несколько шагов, милая! – Андрей еще крепче сжал руку Лены. – Постарайся не упасть!

Солдат машинально подтолкнул ее в спину. Это даже в какой-то мере помогло.

Лена последовала за своим мужем, хотя это было в принципе необязательно. Андрей пытался всячески убедить ее не делать этого, что не принесло никаких результатов. Лена уверяла, что без него она точно пропадет, да и ему самому будет невыносимо тяжело одному. И, конечно же, Андрей никак не мог с этим не согласиться. Он решил, что так угодно тем силам, что стоят у него за плечами.

Лена знала, что, скорее всего ее обязанностями будет какая-нибудь грязная работа – стирка формы, мытье полов. И, конечно же, приготовление пищи для солдат. По правилам, еду для каторжников никто не варил – им доставались остатки со стола армейцев Жалова, которые сливали в один общий чан, как помои.

Квадраты бараков, тем не менее, приближались, все более и более увеличиваясь в размерах. Наконец колонна каторжников смогла добраться до расчищенной от снега дорожки, по которой идти было гораздо легче. Солдаты шли на лыжах, и теперь отдали приказ остановиться, чтобы снять их. Один из них держал дуло автомата наготове, направив их на спины людей. Андрей внимательно осмотрелся по сторонам. «Глухое место, однако! - решил он про себя. - Отсюда, должно быть, и разгорится великий народный бунт».

Их ввели в один из пустых бараков. Он практически ничем не отличался от прежнего, московского – его строили на тот же лад – быстро, неумело, без какой-либо заботы о будущих жильцах. Более того, в этом новом бараке было гораздо холоднее, чем в предыдущем: ведь это Сибирь, а не Москва.

Каторжникам дали немного времени, чтобы отдохнуть после долгого пути в вагонах и трудного шествия по нехоженой сибирской тайге. Но ровно через час их опять вывели. Выдали увесистые топоры и приказали следовать за офицером. Потом они подошли к месту, где стояли высокие кедры. Было много пеньков, припорошенных снегом. Тот самый офицер с орденами, на которого Андрей обратил внимание еще на вокзальной площади, чинно обратился к каторжникам:

- Здесь, как видите, трудились и до вас. Вы продолжаете начатое дело. Так что, как говориться, не вы первые, не вы и последние. А теперь живо беритесь за работу!

Андрей крепко и уверенно держал в руках свой инструмент. Он знал, что сегодня он будет валить деревья, но скоро придет время, и от мощных, увесистых ударов будут падать головы безбожных эксплуататоров, орошая кровью этот белый и невинный снег.

Вечером после работы вокруг его койки собрались каторжники. Хорошо, что никакого надзора за ними в бараке не велось – да и кто из солдат согласиться провести ночь в этом холодном, никак не отапливаемом месте? И все же за ними следили – недалеко находился пост, и в случае, если кто-то вздумает совершить побег, с ним быстро и бесцеремонно расправятся. Но этого даже никто и не опасался. Отсюда нет путей – на тысячи миль растянулась Тайга, и раздетый беглец не уйдет далеко – замерзнет, умрет от голода, или его съедят дикие звери.

Собравшиеся внимательно слушали речи Андрея:

- Нам необходимо точно установить дату восстания. Каждый из вас должен сообщить об этом людям из соседних бараков. Вы, должно быть, заметили, что надзирателей на каждом участке лесоповала не больше двух-трех. Очень жаль, что у нас ни у кого нет часов. Если бы мы в одну и ту же минуту обрушились на них, то солдаты вообще не смогли бы тогда опомниться и поднять тревогу. Если у нас все получится, то тогда мы заполучим себе их одежду, оружие, боеприпасы, и, конечно же, еду. И даже если нас потом, в конечном счете, смогут подавить, мы все равно хоть несколько дней поживем, как люди, а не как животные.

- Очень важно, - начал теперь Петр, - провести все задуманное как можно скорее. Иначе у нас просто не останется сил. Мы все ужасно устали сегодня, и я уверен, что больше недели нам не протянуть в таких условиях. Предлагаю назначить дату восстания не позднее, чем на послезавтра.

- Да, - послышались голоса, - на послезавтра. А утром мы постараемся предупредить всех.

- Давайте спать, - сказал Андрей. - Друзья, скоро начинается революция!

Лена готовила суп, помешивая огромной деревянной ложкой густое варево в чугунном чане. Девочка лежала недалеко от печи.

«Слава Богу, - подумала Лена, с любовью глядя на нее, - здесь тепло. Свете ничего пока не угрожает».

На кухню вошел молодой солдат лет двадцати. Он присел около печки и начал отогревать свои раскрасневшиеся на морозе ладони. Продолжая готовить, Лена обратила внимание, что он все время как-то косо на нее посматривает. От этого навязчивого взгляда внезапно стало не по себе. Что творилось у него в голове?

Однако вскоре, немного согревшись, он поднялся на ноги и, подойдя с боку к Лене, хитро прищурился. В его голосе чувствовались нотки превосходства и некоторой брезгливости:

- Готовь лучше. Старайся! А не то узнаешь, что такое солдатские ласки! - он медленно провел рукой по ее волосам, затем опустил ладонь на плечо. Лена съежилась. Ей стало страшно: за себя и за дочь.

«Андрюша, поспеши! – в сердцах молила она

Он жадно смотрел на нее. Но вдруг послышалась властная команда с улицы – звал офицер. Чертыхаясь, солдат направился к двери.

- Не переживай, я обязательно вернусь! – обернувшись, сказал он крикливо-противным голосом. Затем, широко распахнув дверь, вышел на улицу. После его ухода в хорошо натопленную кухню потянуло морозом.

В это время каторжники орудовали топорами, и могучие великаны-деревья с треском падали на снег. К обеду уже практически до всех участков лесоповала дошли сведения о готовящемся восстании. Кому-то удалось шепнуть об этом на ухо во время скудного завтрака в грязной, просмоленной от дыма столовой. Другие получили записки, написанные кровью на обрывках сигаретных пачек. Табак, конечно же, каторжникам не выдавали, поэтому пришлось тайно, стараясь оказаться незамеченными, подбирать пустые пачки, за ненадобностью выброшенные солдатами.

Инициатива оказать решительное сопротивление мучителям была поддержана абсолютно на всех участках. Каждый с нетерпением ожидал наступления следующего дня, чтобы отплатить этим извергам за разбитые семьи, за друзей и близких, незаконно повешенных и расстрелянных. Кровь возбужденно бурлила в венах, учащенно и трепетно бились сердца. Наконец-то появился у народа лидер и защитник, готовый не просто командовать, а шагать впереди, несмотря на то, что его могут убить, стереть в порошок. Андрей внушал доверие и уважение своим бесстрашием, мужеством, готовностью пойти на любой шаг, чтобы вырезать эту вредоносную опухоль по имени Жалов, освободить Россию от тоталитарно-деспотичного яда его правления, и подарить свободу своему народу. Многие для себя решили, что добровольно отдадут на отсечение руку с магнитным чипом, лишь бы спасти мир от воцарившейся нечисти.

В этом и заключался один из самых грубейших просчетов Духа Тьмы – в силу своего темного происхождения он не учел, что человек склонен к жертвенности во имя великих целей.

Проснувшись раньше всех, Андрей увидел, как медленно на востоке поднималась утренняя заря. Багряный свет показался из-за верхушек деревьев, прогоняя ночную тьму. Не в силах ничего поделать, сумрак проигрывал свету, таял, уходя в никуда.

«Как давно я не видел солнца? – спросил сам у себя Андрей, глядя туда, где столь неожиданно появилось это огненное знамя грядущего великого дня. - И вот теперь оно с нами, сражается на нашей стороне, вместе с угнетенным народом».

- Живее, живее! – солдат грубо подталкивал прикладом в спину. - Давайте, работайте!

Снег блестел на солнце. Над головами каторжников тревожно летали вороны. На участке Андрея было трое наблюдателей. Они, дав указания, отошли в сторону, раскурили сигареты.

Андрей посмотрел на Петра, а тот аккуратно подмигнул другому парню с топором.

- О, черт! – неожиданно и пронзительно крикнул Петр и упал на снег. Вслед за ним Андрей присел на колени и символически взялся за живот, а парень, что держал в руках топор, просто немного пригнулся.

На лицах солдат читалось недоумение. Но затем, поняв всё, они нехотя затушили сигареты, и медленно пошли к ним, чтобы заставить встать на ноги и продолжать работать:

- А ну поднимайся, быдло! Вставай и работай, я кому говорю! – солдат снял с плеча автомат, намереваясь, как обычно, с размаху ударить прикладом. Не успел. Мощный, сокрушительный удар топором раскроил ему голову на две части. Алая горячая кровь брызнула и запятнала снег. Все трое ударили в унисон, действуя предельно быстро и слаженно. Прочие каторжники, моментально, позабыв про свою работу, подбежали к месту, где лежали, распластавшись, тела солдат. Их мертвые лица навеки запечатлели ужас, испытанный в последние минуты своей позорной жизни.

Андрей перебросил автомат через плечо:

- Берите всё, что у них есть, снимайте теплую одежду! Нам надо спешить.

В морозном воздухе царила леденящая тишина. «Что же на других участках, неужели не хватило решимости?» - мелькнула тревожная мысль у Андрея. Но буквально через мгновение послышался гулкий треск выстрелов. Это означало, что на каком-то из соседних участков каторжникам не удалось сработать также отлажено и чисто, как это было проделано только что ими. Возможно, не обошлось без жертв со стороны восставших.

Прошло несколько минут, и на участке Андрея стали собираться каторжники со всего лесоповала. Часть из них уже была вооружена автоматами, остальные же держали в руках топоры или трофейные солдатские ножи. Андрей с болью в сердце увидел, как двое несли на руках бездыханное тело в лохмотьях. Это был еще совсем молоденький парень – ему трудно было дать больше семнадцати лет. «Вот и первая жертва революции», - печально заметил про себя Андрей, глядя, как каторжники бережно положили юношу на снег.

Все смотрели на Андрея, ждали, что он скажет. Но тот не спешил давать команду к действию, хотя времени было в обрез. Не выдержав тишины, он, наконец, произнес:

- Мы обязательно похороним этого героя со всеми почестями. Уверяю вас, его имя точно войдет во все учебники истории возрожденной из пепла России. Мы предадим его тело земле, но немного позже. А сейчас давайте группироваться в отряды. Надо срочно идти на штурм, уничтожить охрану. Они не ждут нападения, и мы сможем застать их врасплох!

Бунтовщики с сосредоточенными, покрытыми щетиной лицами уверенным шагом следовали за Андреем. Они вновь за долгое время смогли вдохнуть полной грудью пьянящий воздух свободы. Поняли, что они суть единое целое под общим, светлым и праведным названием народ. Что они россияне, а не быдло. Что у них есть имена, которые пишутся с большой буквы. И трудно понять, откуда вдруг появились силы и это бурное, яростное рвение идти в бой.

Источником возникшей энергии, безусловно, была вера. На лагерь надвигалась невиданная, огромная сила, сметающая все и вся на своем пути.

Лена вздрогнула от неожиданности. Резко обернувшись, она увидела стоявшего в дверях того самого солдата, что приходил вчера. Он медленно, слегка покачиваясь, приближался к ней. В возбужденных глазах горел пугающий, ядовитый огонь страсти. Он грубо схватил ее за плечи и прижал к себе. Она попыталась вырваться, но не удалось. За оказанное сопротивление она получила увесистую пощечину. Солдат слегка тряхнул ее, засмеялся. Его бледно-розовое лицо приблизилось вплотную. Изо рта исходил резкий коньячный запах. Крепко обхватив за талию, он принялся ее целовать. Девочка, лежавшая возле печи, проснулась из-за шума и стала кричать. Солдат на секунду отвлекся, отбросил Лену. Она упала на пол, сильно ударившись головой.

- Надо заткнуть ей пасть! – прохрипел он, доставая нож. Стальное лезвие зловеще блестело в свете огоньков печи.

Лена неожиданно вскочила на ноги и набросилась на него, чуть не напоровшись на нож. Он вновь грубо оттолкнул ее:

- Подожди, не спеши так! Твое время тоже скоро придет. Пора тебя как следует наказать! Плохо, ой, плохо ты, однако, готовишь!

- Не надо, пожалуйста! – Лена рыдала, слезы орошали бетонный пол. Поняла, что теряет сознание.

Очнувшись, она увидела, что ее обидчик лежит, беспомощно распластавшись на полу. Его глаза были открыты, но зрачки закатились. Волосы слиплись от крови в кривые сосульки. Над ним стоял Андрей, держа в руках автомат. Он выхватил нож из ослабевшей руки солдата, потом принялся снимать с него одежду. Затем помог Лене подняться на ноги, бережно взяв за руку. У нее сильно гудела голова, она покачивалась, еще до конца не понимая, что только что произошло.

- Давай быстро надевай всё это и натяни сапоги. Они, конечно, вряд ли будут тебе впору, но это лучше, чем разбитые башмаки.

Через минуту они уже вышли на улицу. К Лене подошел старичок в солдатской форме и шапке-ушанке. Он выглядел приветливым и смешным и был похож на деревенского сказочника. На его лице светилась улыбка. Он держал в руках теплое ватное одеяло:

- Оберните ребенка этим. Должно согреть.

Лена благодарно посмотрела на него, затем аккуратно, с любовью укутала девочку.

Бывшие каторжники выстроились в шеренги. Они гордо расправили плечи, улыбались, смотрели на небо – туда, где над их головами светило радостное, согревающее землю солнце. Все ждали, что снег начнет таять, но этого пока не могло произойти – зима была еще слишком сильна. Они все были одеты и вооружены. К их общей радости, на складе оказалось столько всего полезного и нужного, что не просто хватило на всех, но осталось и про запас еды, одежды, патронов.

- Это наша первая победа, друзья! – обратился к ним Андрей. - И впереди еще не одна битва.

Люди переглянулись, и выкрикнули громко и слаженно «УРА!!!» три раза. Ликующее эхо их голосов гулом разлетелся по округе, и Андрей даже испугался: как бы не услышали солдаты на соседних рудниках и шахтах.

- У меня осталась на кухне приготовленная еда, - сказала Лена. - Целых два чана супа и один риса. Думаю, хватит, чтобы накормить вас всех.

- Да, пройдемте в столовую! – с гордостью за своих воинов произнес Андрей.

Бывшие рабы жадно накинулись на еду, лихо опустошая тарелки. Лихо били ложками по железным мискам. Многие после сытного обеда раскурили трофейные сигареты. Откинувшись на стульях, с удовольствием выпускали изо рта густые облачка дыма. То там, то тут был слышен смех, веселье, шутки:

- Мы, Ванька, - теперь уже никто не боялся обращаться друг к другу по имени, - быть может, и домой возвратимся. Родные там плачут, думают, что мы обречены на гибель.

После трапезы к Андрею подошел невысокий парень в больших очках с толстыми линзами:

- Меня зовут Михаил Зеленов. До прихода к власти Жалова я учился на хирурга. Вы еще не приняли решения относительно чипов?

- Пока нет, - ответил Андрей. - Это, пожалуй, самый больной вопрос. У меня нет иного предложения, кроме как отрубить всем левые руки. Но я никак не могу на это решиться, даже если все пойдут на это добровольно.

- Нет, ни в коем случае. Как однорукая армия сможет противостоять режиму? Вы подумали об этом? Они будут просто не в состоянии держать автоматы!

- Я знаю это. А у Вас есть альтернатива?

- Думаю, мне удастся их вырезать. Сегодня проведем эксперимент и посмотрим, как глубоко они находятся в теле. Насколько мне известно, чипы вшивали всем в одном и том же участке руки. Одному мне это будет проделать очень тяжело. Но в лагере есть еще несколько бывших докторов, и они мне помогут. Правда, хочу предупредить: солдаты революции некоторое время будут испытывать сильную боль и не смогут стрелять. Но потом, когда раны от разрезов заживут, они вновь станут полноценными воинами. А с однорукими мы просто обречены.

- Согласен. Я обязательно подумаю насчет Вашего предположения. Скоро мы отправимся освобождать соседние рудники, шахты, лесоповалы. Будем надеяться, что и там найдутся специалисты в этой области. И вообще, сейчас любые врачи нам очень необходимы. У многих обморожение, простуда, кашель. Будут раненые во время штурмов – к сожалению, нам вряд ли удастся избежать этого. Назначаю Вас, Михаил, ответственным по этому вопросу.

- Спасибо за доверие, - парень немного смутился, и, крепко пожав Андрею руку, удалился.

Вечером того же дня, когда солнце – знамя победы, медленно клонилось к закату и скрывало свой огненно-красный лик за верхушками кедров, бывшие каторжники опустили в могилу тело первого павшего товарища. Они с усердием в течение пяти часов при помощи кирок и лопат долбили замерзшую землю. «Теперь все должны быть похоронены по-людски, - сказал тогда Андрей. - Жаль, не можем по православным канонам – через три дня. Сейчас тяжелое время». К всеобщему удивлению, в лагере даже нашелся бывший, не понятно каким чудом спасшийся от расстрела, священник. Андрею на мгновение показалось – а не отец ли Виктор это? Уж больно похож. Но нет, он ошибся – это был приходской батюшка из одной захолустной деревни. Ему удалось скрыть от властей, каким родом деятельности он занимался, и потому он всё еще был жив.

Он читал молитвы, стоя перед наспех сколоченным гробом, пел псалмы. Все стояли, опустив головы и сняв шапки, несмотря на то, что мороз крепчал. Несколько ребят сидели в стороне и аккуратно скрепляли веревкой две немного кривоватых ветви – это был крест.

После окончания церковного обряда перед собравшимися выступил Андрей:

- Никто из нас не знал и, к сожалению, теперь так никогда и не узнает имени этого юноши, которому вряд ли было больше семнадцати лет. Только проклятый сатанинский номер, который был дан ему насильно. Это – первый герой-мученик народного восстания. Он верил в то, что освобождение возможно, и потому с уверенностью пошел на этот мужественный шаг и достойно ушел в иной мир. Так давайте же все вместе, друзья, поклянемся перед его могилой, что мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы отомстить за него извергам. Клянемся, друг: мы, как и ты, отдадим себя за освобождение России от ига. Поднимем страну из пепла, вновь построим храмы, и сделаем всё, чтобы этот кошмар больше никогда не повторился. Клянемся!

Все, кто стоял рядом, также поклялись. Их лица были сосредоточены и печальны. Тот старичок, что утром подарил Лене одеяло, стоял в сторонке, плакал, утирая седой бородой слезы, крестился.

Заколотив гроб, его медленно опустили в могилу, затем аккуратно забросали комками замерзшей земли и надежно, глубоко, с уверенностью, что никогда не упадет, был поставлен первый крест на могиле за всё время правления Жалова.

Михаил Зеленов работал с помощниками непрерывно и слаженно. Они, конечно же, спешили, но относились к работе добросовестно, ведь любая халтура была просто недопустима. Магнитные чипы бросали в небольшие алюминиевые ведра. Их выносили на улицу, и, высыпав в небольшую кучу, тщательно давили прикладами. Никто не знал точно, портились ли они благодаря этому, теряли связь со спутником, или нет. Понятно было лишь то, что долго оставаться на одном месте было нельзя. Раз в неделю на каждый лесоповал обязательно приезжала проверка. А революция пока что находилась в зачаточном состоянии и ее легко можно было подавить в одночасье.

Пока хирурги работали, Андрей отправил разведчиков исследовать округу. Они донесли, что в нескольких километрах отсюда есть шахта. Она охраняется примерно так же, как и их лесоповал. Но, однако, есть очень важная деталь – наблюдательная вышка. Нужно найти у себя меткого стрелка: снайпера, способного точным выстрелом снять оттуда солдата, караулящего окрестность. Мощный станковый пулемет внушал тревогу. Вышка находилась на очень удобном месте, и с нее очень хорошо видна вся округа. Потому близко подобраться к ней было просто невозможно.

Еще один разведчик исследовал местность на востоке. Там, по его словам, находилась небольшая деревня, в которой жили только несколько стариков, женщин и больных детей. Андрей решил, что это вполне подходящее место для обустройства временного командного пункта.

- Как ты думаешь, - спросила Лена вечером, когда они сидели вдвоем в небольшой избе, где раньше жили солдаты. - На твой взгляд, если революция развернется и дойдет до Москвы, нам удаваться уничтожить Жалова? Ведь Дух Света поведал тебе, что его нельзя просто убить физически.

- Да, это действительно так. Всё и правда зашло чересчур далеко. Но я надеюсь, что когда мы прижмем его, схватим за горло, ему просто некуда будет от нас убежать, скрыться, обойти. И тогда уже больше никто и никогда не поверит ему, его пустым обещаниям и обманам.

- Андрюша, милый, мне страшно за тебя. Ведь я очень тобой дорожу, и не хочу потерять.

- Пусть будет так, как угодно Богу, - он нежно обнял ее и поцеловал в губы. Света лежала на теплой печи, хорошо укутанная несколькими одеялами. Она сладко спала, посасывая маленький указательный пальчик, что-то мурлыкала, успокоенная тихим пением сверчков.

Они сидели вместе, прижавшись друг к другу, и смотрели на нее. Это была первая минута удовлетворения за долгое время, когда они могли спокойно быть вдвоем вот так, не боясь того, что их тотчас грубо разгонят дубинками. Время издевательств, лишений, казалось, было уже позади.

Снайпер в отряде нашелся. Ему, правда, было уже за шестьдесят, и, конечно же, зрение подводило. Зато он обладал колоссальным опытом стрельбы. Винтовки со снайперским прицелом отыскать не удалось. У солдат здесь не было такого оружия – только автоматы Калашникова, ножи и гранаты. Правда, в офицерской избушке на стене висела как украшение старая, еще времен Великой Отечественной войны, винтовка Мосина. К счастью, она вполне была пригодна для стрельбы и хорошо смазана. Валентин Дмитриев, тот самый снайпер, был очень доволен этой находкой. Признался, что еще очень давно, в молодости, ему приходилось иметь с ней дело. Осознавая всю возложенную на него ответственность, он усердно тренировался, вдребезги разбивая из нее бутылки с разного расстояния.

Андрей был также вынужден провести учения по стрельбе среди своих солдат, ведь мало кто из них когда-либо держал в руках оружие. Патронов на это было выделено строго определенное количество – боеприпасов пока что было не очень много, и повстанцы вынуждены были экономить. Да и сам Андрей, бывший журналист, абсолютно не умел стрелять.

«Как же тяжело нам будет! – сокрушался он, в очередной раз промахиваясь по мишени. - Солдаты Жалова только то и умеют, что палить из автоматов, убивать, крушить, мучить. А мы? Здесь собрались рабочие, ученые, учителя, врачи, сельские труженики. Как мы будем сражаться? Пока у нас только два преимущества – быстрота и неожиданность».

Утром, когда планировалось наступление, после завтрака Андрей выстроил людей в шеренги. Он с болью смотрел на них и понимал, что кому-то уже уготована смерть. Вполне возможно, и ему самому тоже. Да, они сложат свои головы, но не впустую – это будут отнюдь не бесполезные жертвы. Народные отряды бесстрашно ринуться в пекло с великой, благородной целью, чтобы их жены, родители, дети и будущие поколения были полноценными, нормальными людьми здорового государства. В эти лихие времена нелегко было многострадальной России. Она тяжело болела – в самом чреве появилась злосчастная опухоль, которая стремительно, бешеным темпом распространялась. И, если ее сейчас вовремя не вырезать, пока еще не совсем поздно, то наступит конец. Да, эти люди, что выстроились перед ним, были своеобразными врачами, хирургами, призванные Духом Света вырезать эту опухоль и спасти Россию. А он, Андрей, согласно высшему небесному указанию, стал во главе этой операции и должен сделать все возможное, чтобы она прошла успешно.

- Как Вы себя чувствуете, готовы стрелять, рука не дрогнет? Ваша рана после удаления чипа хорошо зажила? – спросил Андрей у снайпера Дмитриева.

- Не то, чтобы совсем не болит, но терпимо. Да за руки свои я вообще всегда был уверен. Вот глаз бы не подвел – в последнее время что-то он у меня не очень острый.

- Постарайтесь. От Вас сейчас зависит жизнь каждого из нас. Солдаты! – он обратился к бывшим каторжникам. Густое облачко пара вырвалось из его рта. – За мной. Освободим наших пленных братьев.

Сначала они уверенно шли в ногу, распевая бывший гимн своей страны, в котором были огненные, воодушевляющие строки о нерушимом союзе великих братских народов. Ведь среди каторжников были не только русские, но и украинцы, белорусы, башкиры, армяне и азербайджанцы.

«Когда-то давно, - подумал Андрей, вспоминая Россию до прихода Жалова, - существовали между нами всеми непонятные проблемы и противоречия. Теперь я понимаю, что это все в прошлом, и отныне все народы неотделимы, надежно скреплены дружбой, а также и ненавистью к тирании Жалова. Зло медленно уходит в прошлое, и скоро, очень скоро о нем вообще забудут. Мы вместе поем старый гимн и знать не хотим новый, где воздается хвала режиму Касьяна».

Через полчаса Андрей отдал приказ прекратить петь и идти молча. До шахт оставалось не более пяти-шести километров. Их голоса гулким эхом разносились по округе, потому существовала опасность оказаться замеченными.

Наконец они вышли на опушку. Андрей скомандовал всем оставаться пока в лесу и не выходить на открытую местность. Сам же, приметив большой камень, спрятался за ним вместе со снайпером.

- Отсюда видна вышка, - сказал Андрей. - Но даже я со своим хорошим зрением никак не могу различить, караулит ли на ней кто-нибудь, или нет.

Валентин Дмитриев был одет в специальный костюм белого цвета. Благодаря маскировке он мог приблизиться еще ближе, оставаясь при этом незамеченным.

Андрей достал бинокль. Протерев рукавицей запотевшие линзы, он слегка приподнялся из-за камня и высунул голову, чтобы изучить обстановку. К сожалению, вышка была не пуста – на ней караулил солдат. Он стоял, лениво осматриваясь по сторонам, медленно обводя глазами округу. И видел только снег и лес. Ничего подозрительного, казалось, не замечал. Рядом с ним на треноге стоял тяжелый пулемет.

- Оставайтесь здесь, - сказал Дмитриев, - а я попробую подобраться поближе.

-Берегите себя, Валентин Сергеевич. Действуйте осторожно.

Тот не ответил. Обведя еще раз пристальным взглядом округу, он медленно пополз вперед, оставляя за собой глубокую борозду на снегу.

Андрей то и дело приподнимался и смотрел в бинокль. Прошло уже как минимум минут пять, но ничего не происходило. Все замерло. Создавалось ощущение, что он, Андрей, один, и нет никого на сотни километров. Приподняв рукав на левой руке, он взглянул на трофейные офицерские часы: уже прошло десять минут. В голове рождались тревожные мысли: а не засекли ли его, не забрали в плен. Не должны – из лагеря никто не выходил, все было спокойно. И ведь даже если бы просекли, то это вызвало бы панику и много шума. Но всё было тихо, мирно, спокойно, как в гробнице фараона…

Внезапно раздался выстрел – сухой и резкий треск, который показался столь неожиданным и громким, что Андрей решил, будто бы он оглох. Но нет. Вслух произнес свое имя и убедился, что все в порядке. Нервно, трясущимися от волнения и холода руками Андрей посмотрел в бинокль – солдат был жив. Он судорожно вставлял пулеметную ленту, затем принялся стрелять длинными очередями. Увидел ли он Дмитриева, или просто в панике палил наугад, было непонятно. Гулом по округе прокричала сирена – моментально в лагере подняли тревогу.

«Операция провалилась, - как гром промелькнуло в голове. - Все кончено». Он опять посмотрел в бинокль и не поверил своим глазам: на этот раз вышка была пуста. Опытный снайпер повторным выстрелом все-таки снял оттуда солдата.

- Вперед, на штурм! – во весь голос прокричал Андрей. Поднявшись на ноги и встав во весь рост, он побежал вперед. Из лесу, подобно огромной стае лесных хищников, стали выбегать люди. Андрей услышал за спиной надрывные крики «Ура!» и «Бей гадов!» Сам, тем не менее, продолжал бежать впереди, подняв вверх над головой пистолет.

Поднялось солнце, снег слепил глаза.

Похоже, враг был не готов отразить нападение. Солдаты выбегали на мороз, одетые в одни тонкие хлопчатобумажные рубашки.

Один офицер яростно размахивал руками. На его груди, помимо медалей, висел бинокль. Андрей остановился, как можно точно прицелился. Прогремел выстрел, после которого офицер бездыханно упал лицом в сугроб, широко раскинув руки и ноги. Второй человек после случая в столовой, которого убил Андрей. Это была война.

Та небольшая кучка солдат, что вместе с офицером рискнула выбежать за ворота, теперь неподвижно лежала на земле. Андрей взглянул на вышку – еще один солдат внезапно забрался туда, но не успел он взяться за ручки пулемета, как получил пулю в лоб. «Валентин Сергеевич надежно взял вышку под контроль» - подумал Андрей. Но не было никакой уверенности, что это стрелял именно Дмитриев, а не кто-то другой.

Повстанцы ворвались в лагерь. Они забегали в каждую избу, резко выбивая ногами двери. Были слышны выстрелы и душераздирающие вопли.

Андрей, держа в одной руке пистолет, а в другой – нож, с размаху ударил по двери в командирский домик, и она с треском слетела с петель. Внутри было намного темнее, чем на улице, и Андрей не сразу смог разобрать, есть ли там кто-нибудь, или нет. Прищурившись, он разглядел сидевшего на кровати полураздетого командира. Рядом с ним в двух шагах на небольшом столике лежала его кожаная портупея и пистолет. Командир, конечно же, понял, что, если потянется за револьвером или сделает хоть какое-нибудь резкое движение, то моментально получит пулю в лоб. Он обреченно поднял руки.

- Выходи! – приказал Андрей, держа его на прицеле. Тот, поднявшись с кровати, покорно выполнил это указание.

- Мы сохраним тебе жизнь, если расскажешь нам всё о близлежащих рудниках, шахтах и лесоповалах.

- Кому угодно, только не ему! – Андрей обернулся назад, услышав реплику у себя за спиной. Это был его бывший главный редактор Дмитрий Дружинин. Очевидно, его сослали именно сюда. Он стоял в изодранных штанах, грозно держа в руках автомат. Его трудно было узнать с первого взгляда – слишком серьезные произошли перемены с тех пор, когда они последний раз виделись. Андрей и сам изменился – отпустил длинные волосы, а в последнее время появилась щетинка растущей бороды. Вся Россия изменилась с приходом к власти Жалова. Вот и Дружинин изрядно похудел. Его лицо было уставшим, серая кожа потрескалась, мозолистые пальцы рук были покрыты множеством слабо заживших ран. На левой щеке от уха до уголка рта был глубокий кроваво-алый шрам. Андрей подумал даже, что, если такого Дружинина кто-нибудь увидел тогда, в мирное время, до прихода Жалова, то наверняка принял бы за призрака, зомби, воскресшего мертвеца – кого угодно, но только не за человека. Да и как можно быть похожим на человека, решил Андрей, когда живешь в таких ужасных условиях. Дружинин, покачиваясь, еле-еле держался на ногах.

- Я ждал этого. – Злобно, из последних сил выкрикнул Дружинин.

У командира дрожали губы. Он умоляюще посмотрел на Андрея, затем вновь перевел глаза на черное дуло автомата, направленное на него и готовое вот-вот досыта накормить свинцом.

- Нет, он нужен нам живым! Не вздумайте стрелять! – Андрей заслонил собой командира подразделения.

- Этот подонок расстрелял мою семью, ты это можешь понять?! Я даже не верил, что мне в этой жизни представится возможность отомстить. Он творил невиданные бесчинства в Добросветске и других городах. И после этого ты хочешь подарить ему жизнь?!

Андрей не знал, что на это сказать. Немного поразмыслив, он дал команду:

- Связать! И не сметь творить самосуд! – затем он обратился к Дружинину. - Мы – не армия Жалова, и пришли не затем, чтобы расстреливать, вешать, казнить, убивать. Да, началась война, но, несмотря ни на что, все пленные будут жить в нормальных человеческих условиях, потому что мы – не изверги, не поклонники Самахона, а будущее России! – Андрей прекрасно понимал, что его слова обязательно должны вызвать протест и недовольство в умах униженных режимом людей, но он также не хотел, чтобы страна утонула в крови. Нужен контроль над событиями, иначе затеянная им операция, в конечном счете, окажется еще большим злом.

Подбежали двое. Грубо повалив командира лицом в снег, скрутили руки и связали. Волоком потащили в избу и бросили на кровать.

- Охранять! – Андрей дал новое указание. - Отныне эта изба – для военнопленных.

Затем он внимательно посмотрел на Дружинина. Тот понуро стоял, опустив автомат. По лицу текли слезы. Он уже почти отомстил, а теперь…

Андрей обнял его:

- Не переживайте, Дмитрий Олегович. Зло не побеждается насилием, и наша народная революция должна обойтись без террора. Не будем уподобляться правящим собакам. Вам обязательно нужно отдохнуть, одеться и поесть. Без помощи докторов тоже не обойтись. Теперь мы вместе доберемся до Москвы и положим конец деспотизму и произволу.

Дружинин улыбнулся. Андрей изумился – у него почти не осталось зубов!

- Ладно, пойду в тепло. - С этими словами Дружинин направился к одной из избушек по соседству.

- А где снайпер? – крикнул Андрей. Ответа не улышал. Все суетливо бегали из стороны в сторону, подбирали оружие, уносили трупы.

- Где Дмитриев? – заорал он истошно.

Плюнув, бегом бросился на поиски. Выбежав за ворота, он, судорожно перебирая ногами и время от времени проваливаясь по колено в снег, звал: «Валентин Сергеевич!» - его слова протяжным эхом раздавались по округе, но в ответ он слышал только зловещий и пугающий голос тишины. «Валентин Сергее-е-вич!»

После получаса поисков Андрей наконец нашел снайпера. Он распластался на снегу лицом вверх. Рядом с ним лежала винтовка Мосина, блестела на солнце начищенным стволом. На груди сидела огромная черная ворона. Андрей неожиданно понял, что в самые нелегкие периоды, когда случается пережить нечто тяжелое, он всегда видит эту птицу. Она как предвестница горя, печали и смерти.

Ворона, взглянув на приближающегося человека, вспорхнула вверх. Андрей подбежал и склонился над телом. На белом комбинезоне были три ярко-красные точки – все-таки солдат на вышке сумел его обнаружить и достать. Андрей поднял голову – ворона кружила над ними, и ее большая черная тень отражала на земле полет. Крепко сжав зубы, Андрей судорожно достал из кобуры пистолет и, с яростью нажимая на курок, высадил всю обойму в воздух. Не попал. Лишь только несколько черных перьев медленно упали на снег.

Командный пункт был организован в селе Туево, которое, как уже говорилось ранее, разведчики обнаружили на востоке. Андрей первоначально планировал остаться в захваченном лагере, но это было небезопасно: прошла неделя, и на лесоповал уже должна наведаться проверка. Если народное восстание не развернется быстрыми темпами и не получит общероссийский охват, то их могут всех легко перебить в одночасье.

Андрей денно и нощно размышлял, строил планы, склонившись над небольшой картой. Она была, безусловна, неточна, так как составлена на основе допроса пленного командира.

Он любил работать по ночам. Иногда, поднявшись из-за стола, Андрей подходил к окну и смотрел в темную даль, где нечетко виднелись верхушки деревьев. На огромном ночном небосводе загорались звезды, и поднималась огромная, красного цвета луна. Андрей видел ее еще тогда, когда ехал в товарном вагоне. Эта владычица неба укоряла его, говорила, что он идет по неверному пути.

Кровавая стезя. Революция. Позади – Россия, склонившаяся в приступе рвоты возле выгребной ямы. Впереди – вывороченная кишками наизнанку страна, распластанная на земном шаре и дергающаяся в предсмертных судорогах. Где выход?

Подобно слепому котенку, Андрей тыкался носом в неизвестность, медленно полз по неизведанной дороге – длинной и кривой, уходящей в никуда. Вдоль этой дороги мелькали столбы, на которых висели оскаленные человеческие черепа. Были слышны стоны и плач. Местами попадались глубокие лужи – то, что оставалось после кровавого дождя. «Нет, Андрей, - говорила ему луна. - Ты не прав и неверно считаешь, что для борьбы с тиранией все средства хороши. Только одно средство, одно!». «Какое?» - в надежде спрашивал у нее Андрей. «Я не знаю» - отвечала она ему своим холодом и одиночеством.

- Боже, что происходит?! Кажется, я начинаю вести разговоры с луной. Не может быть, - Андрей отходил от окна и вновь садился изучать карту.

И каждый раз неизбежно на смену ночи и кровавой луне приходило утро, и первые лучи оранжево-огненного солнца обязательно разгоняли тьму.

«Солнце – вот единственный выход, - думал Андрей, встречая рассвет. - Оно каждый раз побеждает. А не луна. Она не знает, где выход. Не знает. Но я иду вслед за ней, а не за солнцем, иду назад, тем самым только сгущая ночную тьму… Боже, я, кажется, уже окончательно запутался»

Лена всеми силами пыталась подарить ему надежду. Не получалось, потому что дела с каждым днем шли все хуже и хуже. Штурм шахт на севере не принес никаких результатов. Туда отправился хорошо вооруженный отряд из двухсот человек. Но, похоже, солдаты из армии Жалова уже были осведомлены о начале бунта, и устроили засаду в лесу. Они воспользовались главным приемом Андрея – действовали неожиданно и молниеносно. В результате в живых осталась только небольшая кучка бывших каторжников, да и то это были те, кто первым бросил оружие и в панике покинул поле боя. Лазутчики также принесли совсем не утешающие новости: сведения о восстании дошли до Москвы, и Жалов выслал несколько тысяч солдат на подавление бунта. А также прошли слухи, что в ближайшие дни в дело вступит авиация.

Боевой дух падал с каждым днем. И даже Андрей – единственный, кто способен хоть как-то повлиять на ситуацию, ходил мрачный и подавленный. Молчал.

Многие побросали оружие и решили добровольно сдаться властям. Решили покаяться, что, дескать, этот бунтарь затуманил мозги, а еще лучше, насильно заставил принять участие в афере. Они не догадывались даже, что у Касьяна, в отличие от Андрея, не было и капли жалости и сострадания. Их всех неминуемо ждала смерть.

Измученный, Андрей прилег на кровать. Она невольно скрипнула под тяжестью его тела. Закрыл глаза – и всё равно видел перед глазами раскрытую карту. Только эта, воображаемая, отличалась от той, что лежала на столе: со всех концов России в маленькую черную точку были направлены коричневые дугообразные стрелки – чтобы загасить пожар революции, на уничтожение его отрядов.

Он задремал.

«У тебя есть единственный выход, и ты должен найти его! – слышал он голос во сне. Но, казалось, это был простой сон, а не послание Духа Света. Он день ото дня думал об одном и том же, и не удивительно, что к нему стали приходить подобные сновидения. И, тем не менее, он слышал этот голос. Было ощущение, что это говорил он сам. Слова раздавались гулким эхом в сознании, доносились откуда-то издалека, - ты должен найти его, - и тише, - должен найти, - и совсем далекий, еле слышный отзвук, - найти…единственный выход…должен…»

- Что, черт возьми, там происходит?! – Касьян ударил кулаком по столу. На его пухлых белых пальцах блестел золотые, с драгоценными камнями, перстни, - я тебя спрашиваю, кретин, какой еще бунт?! И что, есть потери с нашей стороны? Говори, не мямли!

- Уже три сотни человек, господин! – перед ним, понуро склонив голову, стоял маленький, плешивый и щуплый мужичок, одетый в слегка потертый, поношенный костюм. На шее висел серый, с нечеткими выцветшими полосками, галстук. Его узкие плечи дрожали. Он боялся поднять глаза на Жалова. Наверное, просто этого не выдержал, и его сердце разорвалось от волнения. Он понимал, что теперь ему каторги не миновать, ведь он – министр безопасности, потому один несет всю ответственность. То, что должность уже точно потерял, и речи быть не могло.

- Дармоеды! – Касьян размахнулся и изо всех сил запустил в своего собеседника хрустальной пепельницей. Промахнулся – она, крутясь, как диск, прошла чуть выше головы и с дребезгом разбилась о стену. - Вон отсюда! – прокричал во весь голос, обуреваемый гневом.

Двое ребят атлетического телосложения, одетые в абсолютно одинаковые черные пиджаки, подошли со спины и повели под руки щуплого министра. Тот покорно следовал за ними. Его тонкие ноги заплетались. Лицо было бледным, как у мертвеца, и, казалось, он вот-вот потеряет сознание.

- К Вам министр иностранных дел, господин правитель! – из стоявшего на столе небольшого динамика послышался мелодичный, звонкий голос девушки.

Касьян, развалившись в кожаном кресле, медленно, не спеша отвечать, раскуривал сигару. Смотрел, как тонкая щепка, от которой он прикуривал, плавно догорает в его руках и медленно гаснет уголек. Затем с неохотой нажал на маленькую желтую кнопку и лениво процедил сквозь зубы:

- Ну, пусть уж входит, коль приперся.

Еле-еле сумев протиснуться в дверь, в кабинет вошел толстяк. На его носу понуро висели маленькие очки-кругляши. В руках он держал кожаную папку – такую же огромную и разбухшую, как и хозяин. Несмотря на то, что лицо было сосредоточено, дрожащие пухлые пальцы выдавали сильное волнение. Низко поклонившись, он попросил у Жалова разрешения сесть. Тот неохотно кивнул, указывая на кресло. Толстяк медленно погрузился в него. Касьян подумал: а хорошо бы, если бы оно не выдержало его веса и развалилось. С каким бы грохотом тогда этот мешок сала грохнулся. Уж развеселил бы, так развеселил! Но нет, кресло, хоть и сильно промялось, но все же держало на себе министра.

Наконец, немного отдышавшись и как следует собравшись с мыслями, министр иностранных дел преступил к докладу.

- Господин Правитель, Соединенные Штаты опять грозят нам военным вмешательством! Обозвали Вашу Честь диктатором, деспотом и, извиняюсь, но это не моя терминология, тираном. Если, как было сказано в ультиматуме, не прекратится геноцид, то Вам придется разделить судьбу Саддама Хусейна. Ну, если Вы, конечно же, помните такого политика…

- Я помню и знаю больше тебя. Я им покажу Саддама Хусейна! - Касьян опять выходил из себя. Он ударил кулаком по столу со всей силы. Чашка кофе, стоявшая на столе, подпрыгнула, и немного черного напитка выплеснулось на блюдце. - Саддама Хусейна, говоришь? А как, интересно мне знать, Вашингтон отнесется к тому, чтобы повторить судьбу Хиросимы? Передай им, что пусть срочно начинают лечиться от склероза и не забывают о том, что моя империя была и останется ядерной державой. Похоже, мне придется воспользоваться им еще раньше, чем предполагал.

- Господин, но они могут ответить нам тем же…

- Тогда аллилуйе! – его глаза задрожали, будто готовые взорваться. Он походил на разъяренного быка, готового уничтожить все и вся на своем разрушительном пути. - Что за бездарности меня окружают? До тебя тут приходил министр безопасности. Говорит, что каторжники сумели организовать и поднять бунт в Сибири. Притом не стихийный. Оказывается, у них там даже лидер имеется. Странно, мне недоступна о них никакая информация. Где они, черт возьми? Молчит мой великий дар, молчат космические спутники. Я не понимаю, что происходит. Почему так плохо организована работа? А тут еще в Москве, услышав о ситуации в Сибири, народовольцы вооружились чем придется и попрятались по подвалам. Но я их всех оттуда выкурю, как крыс. Через день-два они будут расстреляны. Вот так надо работать, понятно тебе, пузырь! – Касьян победоносно смотрел на министра, который, слушая, вплотную прижался к спинке кресла, желая как можно подальше отстраниться от пылающего Жалова, которого он боялся больше всего на земле. - Ничтожества, бездари. Вы ни чему не учитесь. Ничего не умеете! Придется вам всем, ребятки, малость потрудиться на лесоповале. Что побледнел? Никогда не слышал о таком суперсжигателе жира, как топор? А зря – прекрасное средство, скажу я тебе. Уверяю, что уже где-то через недельку обретешь талию. Точно тебе говорю! Там от вас толку больше будет. А я и один со всем справлюсь.

- Что «но»? Пошел отсюда!

Опять подошли двое ребят в пиджаках. Здесь был случай явно труднее – поднять огромную тушу им не удавалось. Они кликнули третьего, и только после этого с трудом вывели бывшего министра иностранных дел из кабинета.

Касьян, когда остался один, положил ноги на стол и взял в руки небольшой глобус. Фыркнул, с иронией рассматривая Северную Америку. Красным маркером он поставил крест на Соединенных Штатах:

- Вот вам, господа, и весь Саддам Хусейн! - Касьян истерически засмеялся и выбросил глобус в мусорное ведро.

В голубом, без единого облачка небе, пронеслись, подобно огромным хищным птицам, два бомбардировщика. Разрезая морозный воздух, они сбрасывали смертоносный груз на девственные сибирские леса. Там, среди высоких кедров и сосен, уткнувшись лицом в снег и закрыв головы руками, лежали люди. Побросав ставшие бесполезными против этих хищных птиц автоматы, они трепетно, в последней надежде, призывали на помощь Бога. Но тот, казалось, с тоской взирал на них с небес, не в силах остановить происходящий кошмар. На окровавленном снегу лежали оторванные руки, ноги и головы. Стоны - протяжные, гулкие, болезненным эхом разносились по округе. Внезапно поднявшаяся метель – родная сестра смерти, готовила им постель, укрывая белым саваном измученные мертвые тела.

Андрей в это время сидел за низким столом, уставив безразличный, пустой взгляд на разложенную перед ним карту. В углу, недалеко от печи, нервно и суетливо бегали пауки. Их активность говорила о том, что в ближайшие дни мороз должен усилиться еще больше.

В избу неожиданно вбежал Петр. Белые снежинки блестели на его плечах. В натопленный дом вместе с его приходом проник леденящий холод. Ветер, пробирающий до костей, нахально ворвался и резким дуновением сбросил со стола карту. Та беззвучно упала на пол. От нее теперь не было никакого толка.

Петр нервно осмотрелся. В его серых, пустых глазах внезапно мелькнул странный, но едкий и пугающий огонек:

- Ты безнадежен, Андрей. Не пугайся, но все твои люди уже погибли. Выходи во двор. Кстати, ты окружен со всех сторон. Но прежде сдай мне пистолет!

- Ты что, Петя, - Андрей внезапно очнулся от меланхолической дремы. - То есть, как – погибли? Как понять – окружен? – он явно не мог разобраться в происходящем. - Петр, умрем, как герои! Живо закрывай дверь на засов и подопри ее чем-нибудь тяжелым! Вон тем комодом! Будем отстреливаться!

- Не получится, Андрей. Пойми, они вовсе не знали, где ты находишься – это я привел их сюда, в Туево. Они, конечно же, все равно бы рано или поздно нашли тебя здесь, но я ускорил этот процесс. Так что сдай оружие, или, в противном случае, я тебя, - Петр передернул автомат и направил его дуло на Андрея.

Андрей протянул ему пистолет, и, надев шубу, хотел было уже выйти. Но Петр грубо сдернул ее с его плеч:

- Шубу напялил! – с явным негодованием в голосе процедил он. - Тоже мне, понимаешь, барин какой нашелся! Ты теперь не лидер восстания – пойми это наконец, а последний оставшийся в живых из каторжников. Как зачинщика поступил приказ доставить тебя в столицу лично Касьяну Жалову. Можешь радоваться, что тебе оказана такая великая честь! А теперь на выход, живо!

Во дворе стояли сонные солдаты. Но когда Андрей вышел, тотчас же десятки автоматов устремили на него дула. Солдаты напомнили Андрею голодных и раздосадованных охотничьих собак, жадно сверкающих бездушными и хищными глазами. И, если бы не воля Правителя, они тот час же в один момент растерзали бы его на части.

- Что с Леной и моей дочкой? – Андрей с тревогой покосился на Петра. Тот, надвинувшись на него вплотную, истошно крикнул:

- Нет никакой Лены! – мелкие брызги слюны летели изо рта. - Запомни, у твоей жены был индивидуальный номер, и больше ничего! И еще, - он, криво улыбнувшись, показал свою руку. - Видишь, а ведь я вовсе не вырезал чипа! И хочешь знать почему? Я вовсе никакой не бывший студент, а особый тайный надзиратель Правителя. Такие, как я, обязательно должны быть на каждом руднике, шахте и лесоповале. А ты ничего не знал, правда? Это специально созданная организация, чтобы отслеживать таких, как ты. Я мог бы убить тебя в любой момент, но это не моя задача.

- Нет, ты Иуда.

- Замолчи! – Петр (а, может быть, его на самом деле звали иначе) замахнулся и со всей силы ударил Андрея по лицу. - Я никогда не был с тобой, и ты говоришь, что я предатель!

- Ты, может раскаешься потом, но это ничего не изменит. - Андрей вытер рукавом окровавленный нос.

- А вот это, думаю, вряд ли произойдет. Ты, кажется, спрашивал у меня про жену и дочь? Не беспокойся, они мертвы.

- Что ты сказал? – Андрей яростно вцепился ему в горло. Глаза Петра – два огненных шара с черными углями, выпучились и стали похожи на два блюдца.

Солдаты быстро подбежали к ним. Андрей беспомощно упал на снег. Кто-то плюнул ему на спину – скорее всего, пораженный и разгневанный Петр.

Андрей сильно ударился головой и потерял сознание. В глазах мелькали жуткие образы. Это были солдаты – но они уже совсем не были похожи на людей – мохнатые зеленые чудовища с гнилым оскалом пожелтевших зубов, смеялись, ругали и поносили его. Но среди этого гомона, этой дьявольского сборища кто-то тихо прошептал: «Единственный выход». Но эти два священных слова никто не услышал.

По маленькой и узкой, насквозь продуваемой камере, бегали мыши. Они тихо и недовольно пищали, недовольные появлением нового гостя.

В углу, на холодном бетонном полу, сидел босоногий Андрей. Его было трудно узнать теперь: казалось, кто-то посыпал его русые волосы мукой, и потому они местами побелели. Но нет, это была вовсе не мука, а появившаяся седина. Его лицо – темное, пыльное и уставшее, не выражало ничего, кроме печали и безысходности. Он молча наблюдал за тем, как маленький таракан ползет тихонько вверх по стене, синхронно перебирая своими лапками.

Незаконно измученная и униженная душа металась из стороны в сторону, пытаясь вырваться на свободу из цепких объятий уныния и отыскать выход. Но это не приносило никаких результатов.

Время с каждым ударом сердца все больше поджимало. Андрей решил, что оно стало с еще большей скоростью неутомимо бежать вперед, и там, вдали, не было никого и ничего, кроме огромной, дышащей смертоносным пожаром бездны. Земля начала бешено крутиться на своей оси, готовая сорваться с нее и упасть в пропасть. Андрей решил перестать думать и терзаться, а обратиться за помощью к Духу Света, ибо теперь без Него он бессилен.

Сначала Андрей не видел и не слышал ничего, кроме тишины и пустоты, которые время от времени нарушал разве что только мышиный писк. Темная, зловещая бездна, напряженно молчала, окутав Андрея со всех сторон густым туманом обреченности. И, наконец, голос, всё тот же, ставший знакомым и родным, что-то произнес в его сознании. Андрей попытался как можно лучше сконцентрировать все свое внимание, но так и не смог разобрать их смысла. Казалось, голос как будто гудел, переливался мелодией, и не нес в себе никакой информации. Но все же кое-что Андрею удалось разобрать. Все тот же магический шифр-послание: «Единственный выход. Найди его сам!»

Внезапно на стене появились какие-то тусклые фигуры, совершенно непохожие на человеческие, и пустились в дикий пляс. Это было огромное стадо бесов, необычайно довольных и в стельку пьяных. Их тени кружились на стене в бешеной вакханалии. Им не было числа – и все они были точь-в-точь похожи друг на друга. Сонмы злобных духов выходили бесконечным потоком из раскрытой зияющей бездны. Причиной их веселья был обещанный Самахоном близкий конец и уничтожение Духа Света, что в свою очередь означало гибель всего человечества. И над ними, там, где в темной стене была длинная искривленная трещина, виднелись очертания молчаливого хозяина бесов. Это был Дух Тьмы – властелин преисподней, генератор грехов, воплощение вселенского зла.

«Что же это за демонические тени? - Андрей никак не мог разобраться в том, что происходит, в чем смысл непонятного видения. - Откуда они?»

Однако картина вдруг изменилась. Вместо дьявольских теней на стене появились небольшие солнечные зайчики. Это выглядело совсем не реальным, ведь была середина ночи, и солнце находилось далеко отсюда.

Тем не менее, зайчики хаотично, подобно молекулам, бегали по стене, то становясь ярче, то внезапно тускнея или исчезая вовсе. Затем вслед загорались новые. Некоторые были гораздо больше и ярче остальных, но и их ждала та же участь, что и маленьких – они постепенно затухали.

Внезапно как будто бы кто-то грубый и бесцеремонный извне оборвал этот процесс, и стена стала такой же темной, покрытой щелями и трещинами. К Андрею пришло всё то же ощущение, что стена эта – безразличная бездна, у которой нет ни начала, ни конца.

Андрей пытался понять смысл происходящего. Солнечные зайчики – это, похоже, человеческие души. Некоторые, но немногие из них, были праведны, потому больше и ярче. И они тоже исчезали. Почему…непонятно. И куда всё пропало, куда делись зайчики, где они. Это – конец света?

Из окна через железную решетку на стену упал луч света. Отражаясь от стены, он невыносимо сильно слепил глаза. Андрей подумал, что это, должно быть, зажгли какой-нибудь прожектор, но ведь тот не мог светить столь ярко.

И вдруг он исчез столь же неожиданно и молниеносно, как и появился. Однако лишь только его не стало, на стене вновь, как и прежде, забегали такие же солнечные зайчики, как и мгновение назад: луч вернул их, но сам ушел в небытие.

Андрей внезапно очнулся.

- Что, что такое? – крикнул он.

- Никак приснилось что-то страшное, паренек? – послышался неприятный голос из-за решетки. - Наяву тебя ждут еще большие ужасы. Ты – последний, кто еще не уничтожен из непокорных. И скоро это упущение будет исправлено. Ждать осталось недолго…

Дух Тьмы ничего не знал конкретного о том, кто является избранником Света и существует ли еще вообще таковой на этой бесплодной, покрытой кровью и слезами земле. Для него также оставалось неясным, каким образом тот может повлиять на ход событий. Его воплощение в Касьяне Жалове – высшая стадия проявления воли тьмы за последние тысячелетия. Еще никогда Самахон и подобные ему не добивались такого тотального могущества. И тут какой-то наглый Андрей Петров, хилый повстанец, хочет влезть в планы? Нет, никогда!

В этом и заключается главная особенность теневых сил. Они считает, что всегда и во всем правы, но глубоко ошибаются. Добро и справедливость, наоборот, одетое не в золото и дорогие серьги, а лишь в одной штопаной бедняцкой накидке, всюду унижаемое и гонимое, в конечном итоге оказывается правым.

Ненависть и злоба залепляют глаза, и человек видит мир только через мутную призму грубого сознания. Предметы, что совсем недавно казались столь естественными и обыденными, внезапно начинают раздражать, возникает непреодолимое желание ударить, разбить. С этого начинается приход Духа Тьмы в пораненное сердце человека. Затем, подобно снежному кому, озлобленность набирает глобальные масштабы вплоть до ненависти ко всему, на чем держится наше небо. И горе той стране и всему миру, коль придет такой человек к власти. Дух Тьмы, как огромный и мощный генератор, беспрестанно вырабатывает ядовитую энергию, начинает питать ей людские души. Он нагло проникает всюду: его можно увидеть по телевизору, разглядеть темный и смеющийся лик между строк газет и книг. И полной победы он достигает тогда, когда все, принесенное им: разврат, ненависть к ближнему, пошлость и садистская жестокость становятся естественным для граждан страны. И тогда произойдет то, о чем с горечью предсказывали древние мудрецы: общество расколется на пастухов и овец, и первые, пьяные и похотливые, возьмут в руки плети и безжалостно станут избивать и гнать в пропасть стадо. И Дух Тьмы будет всецело управлять деяниями пастухов. Он, обретя плоть, положив начало новой эре кошмара, уничтожив религию, священников, монахов и всех тех, кто мог вести жизнь праведника и служить истинному Богу, стал почти непобедим. И его огнедышащее пламя каждый день пожирало всё новые и новые человеческие сердца.

И кто он – Андрей Петров, этот молодой человек, у которого уже появились седые волосы от пережитого? Он жалок, слаб и сидит в кандалах среди мышей и тараканов, дожидаясь участи. Он, потерял всех и всё, что любил и чем так дорожил, сражался и проиграл.

Тьма сгустила сумерки над Россией, обманула народ, обгадила ценности, уничтожила лучшие умы. И стремительно двигалась дальше, оставляя за собой кровавые следы.

Но был праведник, благословленный войной. И где-то был единственный выход…

Касьян развалившись, сидел за столом, курил, медленно цедил коньяк:

- Ладно, приведите-ка его ко мне, живо! – он отложил сигару и допил до дна рюмку. Его раздраженное выражение лица говорило, что скорая беседа для него не будет приятной.

Андрей – худой, как скелет, укутанный в серую, грязную материю-тряпицу, медленно вошел в кабинет. Удар– неожиданный и сильный, вынудил его упасть вниз лицом.

Сзади стоял мордоворот в черном костюме. Благородное одеяние явно не подходило к его бандитской, грубой внешности. Он крикнул басистым и громким голосом:

- Кланяйся Правителю, живо!

Касьян довольно ухмыльнулся:

- № 2324695, если я не ошибаюсь?

Андрей тяжело поднял голову. Из уголков его ссохшихся губ покатились красные струйки крови:

- Нет, Кося, меня зовут Андрей Петров.

- Что ты сказал? – мордоворот, молча стоявший сзади в тени, подошел к лежачему Андрею и с размаху ударил тяжелым ботинком по печени. Андрей, кувыркаясь, отлетел в угол и замер. Здоровяк решил продолжить начатое им зверство, но Касьян поднял верх указательный палец, украшенный золотым кольцом, и приказал:

- Перестань! Не все сразу. Помоги ему подняться на ноги … Однако смелый паренек, ничего не скажешь, - Касьян ухмыльнулся и налил в рюмку коньяк. - Подойди сюда, № 2324695. Выпей. И поговорим спокойно.

Андрей, казалось, не расслышал обращенных к нему слов. Он молча стоял, слегка покачиваясь и скрестив на груди руки.

- Не хочешь, что ж. Совсем не пьешь, не так ли? Ну и зря. А я вот страсть как люблю пропустить рюмочку-другую. Да и своим солдатам обязательно выдаю каждый день по литру на нос. И они мной очень довольны.

- Я не твой солдат, - Андрей спокойно, но с нескрываемой ненавистью смотрел на Жалова. - Я не намерен вообще слушать тебя. Делай что хочешь. Я не на твоей стороне, и ты знаешь это. Нам не о чем разговаривать.

- Но почему же, ты ведь даже и не ведаешь вовсе, какое предложение я намерен тебе сделать, - Касьян потер руки. - Несмотря на все злодеяния, ты прощен. Присягни мне на верность и поклонись сам, без помощи слуги, и тогда ты станешь моим воином!

- Мясником из твоей армии? Нет, никогда, Касьян!

- Ты не будешь никого убивать. Твой полководческий талант, смелость и находчивость так удивили и поразили меня, что я готов сделать тебя начальником над многими солдатами и приблизить к себе. Я вверю тебе в подчинение города и людей. Только присягни мне на верность!

Андрей зло улыбнулся. Их взгляды встретились: искусителя и искушаемого, напряженные и ядовитые угольки Касьяна, и красные, утомленные Андрея:

- Не рассчитывай, Касьян, не получится у нас с тобой никакой дружбы. Не купишь ты меня ни деньгами, ни обещаниями. Я всегда был и буду против тебя. Потому что я как никто другой на этой осиротелой земле знаю твою природу и даже то, откуда ты вообще взялся, Самахон! Посмотри на себя – ты убил много людей. Твои руки по локоть в крови: Нестеров, Дружинин, Лена и Света – миллионы других неповинных людей. Ответь мне, за что? За что ты мстишь человечеству?

- Замолчи! – Жалов покраснел.

- Все понял, Правитель! – телохранитель вновь вышел на свет. Нож – немного кривой и острый, блестел серебром стального лезвия. - Позвольте, я хоть сейчас отрежу ему язык!

- Не мешай! Не видишь, мы еще не закончили. Я дам тебе время вдоволь поразвлечься с ним, но потом, - Жалов злился. Мордоворот виновато опустил нож и вновь отступил назад.

- Значит, не желаешь служить мне? – Касьян встал из-за стола, и подошел к Андрею. - Но почему же? Ты знаешь, какая во мне сила. Да, знаешь, потому что проиграл. Здесь каждый относится ко мне трепетно, с уважением и почтением.

Андрей усмехнулся:

- Нет, это не так. Они просто тебя бояться.

- № 36559, - Касьян обратился к здоровяку в черном костюме. - Ты меня боишься? Отвечай!

- Никак нет, Правитель. Люблю и уважаю, ну и это, как его… то есть, - он переминался с ноги на ногу, из-за скудности ума не мог подобрать нужные слова.

- Так значит, не боишься? Ну и зря! – он запустил в него сигарным окурком. Телохранитель пронзительно вскрикнул – Касьян попал прямо в щеку. - Бойся, я тебе сказал!

Здоровяк покорно упал на колени. Жалов тяжело и возбужденно дышал, но гнев постепенно утихал:

- А ты, бунтарь, - он обратился к Андрею, - боишься, или нет?

- Я ненавижу тебя, сатана!

Касьян с размаху ударил его по лицу. Андрей с грохотом упал на пол. Но в ту же секунду Жалов ощутил резкую и пронзительную боль в сердце, будто в грудь укусила огромная пчела. Тяжело хватая губами воздух, он медленно опустился в кресло. В глазах бегали круги, сверкали молнии.

Он посмотрел в окно – на черном небосводе горделиво плыла среди звезд луна, но она была ярко-золотого цвета, а не кроваво-красная. Касьян оскалился, увидев ее, зажмурил от боли глаза.

И неожиданно перед ним предстал призрачный образ матери. Ее могильный голос говорил что-то не утешающее, звучал в сознании размеренно и гулко, подобно погребальному барабану.

«Мне плохо, мама! Я умираю! - взмолился он к ней. - Я ни в чем не виноват». «Еще как виноват! - отрезала она его. - Не ври мне! Теперь я всё знаю! Ты согласился добровольно служить Тьме, клюнул на его соблазн дать тебе «третий глаз»! Подонок, что ты наделал! Посмотри! Что, неужели не видишь?!». «Нет, нет, нет, не надо, прошу, не проклинай!» - Касьян задыхался. Над ним стояли доктора, а он бредил, не приходя в себя. Его губы дрожали. «Что случилось? – в последней надежде, ощущая, что падает в разверзшуюся огненную пропасть, Касьян обратился к Духу Тьмы, но не получил ответа, - ты где? Что происходит? Помоги мне!..»

Самахон стонал. Он вихрем поднимался вверх, кружился и рассеивался, как дым от костра. Касьян ощутил, что теперь духа в нем нет. Ровно как и сил в теле. Уходя куда-то далеко, Жалов спросил сам у себя: «Кто же я такой?» И не получил ответа, проваливаясь все дальше и дальше.

Андрей не мог пошевелиться. Голова сильно трещала. Но он тоже ощутил, что произошло нечто странное и непонятное. Но, похоже, ему каким-то образом удалось изменить ход событий.

Кабинет стал постепенно наполняться людьми. Врачи, простые слуги, прочий народ крутились вокруг вздрагивающего тела Жалова.

Андрей приподнял глаза. Его веки были разбиты, все лицо окровавлено. Он видел туманно предметы, фигуры людей двоились. Касьяна уложили на диван. Один из врачей крикнул:

- А ну выйдите все вон, живо!

Андрей решил, что его сейчас растопчут. Но люди оставались на своих местах. За исключением здоровяка в костюме, который уверенно приближался к нему. Пол дрожал от ударов его огромных, толстых ног.

- Я умираю за Россию! – еле слышно шептал Андрей. – Но за святую Россию. За тех, кого успел полюбить в этой жизни.

Мордоворот приближался. Он грубо приподнял тело Андрея и хотел было ударить, но отшатнулся, увидев его лицо. Открытые, не моргающие голубые глаза неподвижно смотрели куда-то вдаль. И не было в них ничего, кроме любви и печали. Изрезанные тонкие пальцы его правой руки сплелись в пучок, будто бы Андрей перед смертью хотел перекреститься, но не смог. Казалось, его тело сияло. И откуда-то исходило странное, но очень родное и близкое для любого русского человека благоухание.

Так пахнет черемуха по весне, и молодой человек с лаской и любовью бережно срывает маленький ее кустик и несет своей девушке. Так пахнет свежее сено, на котором сидят деревенские косцы и, глядя на церковь за рекой, отдыхают и мирно беседуют, пьют молоко. Так пахнет новорожденный, еще слепой, кричащий малыш, только-только пришедший в мир. Так благоухает сама жизнь, которая вновь вместе с солнцем и теплым согревающим ветерком вернется в каждый дом, в каждое сердце, принесет надежду.

Касьян лежал беспомощно на диване. Его тело не двигалось. Врачи, сняв повязки, сидели рядом с ним, смотрели друг на друга, курили в тишине. Никто из них не знал, в чем была причина внезапной смерти Правителя. Сердце. Но Касьян никогда на него не жаловался. Произошедшее, по меньшей мере, можно назвать странным.

Доктора затушили окурки. Еще раз взглянули друг на друга. У одного глаза сощурились, и он засмеялся. Обнял своих товарищей. Впервые они радовались тому, что не смогли спасти пациента. Врачи поднялись на ноги, и пошли прочь из душного и прокуренного помещения.

Они были поражены картиной происходящего. Люди на улицах Москвы смеялись. Дети несли в руках воздушные шарики, их мамы и папы шли, крепко обнявшись. Старички с румянцем на щеках сидели на скамеечках, облокотившись на тросточки. Вокруг бегали внуки, и их озорной смех ласкал слух. Глядя на них, в уголках глаз стариков блестели слезы умиления. Крысы попрятались в норы, боясь выйти на свет.

А там, глубоко в Сибири, на могиле безымянного юноши, отважившегося бороться против зла и погибнуть за счастье народа, пробилась из отогревшейся после долгих зимних морозов земли молодая трава и цветы. Крест, хоть и слегка покосившейся, стремился вверх, туда, где над могилой от края до края безоблачно-голубого неба раскинула свои разноцветные полосы радуга свободы.

Дух Тьмы был низвергнут. Жалову стало плохо, как только он ударил Андрея. Телу, в котором находился Самахон, ни в коем случае нельзя соприкасаться с праведником. Так было записано в древних книгах, но об этом все забыли. Но мы знаем, что это вовсе не тот единственный выход, который нашел Андрей. Он решил принести себя в жертву во имя спасения России.

Там, на небесах, вместе со святыми людьми, он сейчас трепетно молится о том, чтобы кошмар этот не повторился больше никогда. Рядом с ним в белоснежных одеждах стоит Лена и держит на руках их дочь. Лена бережно опускает Светлану, целует Андрея, с любовью смотрит в его прозрачные, голубые глаза, и тоже, с верой и надеждой, трепетно приступает к молитве.