Он смутно помнил, что собирался кого-то здесь ждать, что-то хотел узнать, что-то собирался сделать. Но теперь все это было неважно. Важно было уйти подальше, хотя он сознавал, что никуда уйти не удастся. Ни ему, ни многим, многим, многим другим.

А.,Б. Стругацкие. "Улитка на склоне".

 

Мы не знаем, как его звали и откуда он был - тот, чьи записки вы сейчас прочтете. Грязные, рваные, измятые, пропитанные кровью листочки нашли в кармане его пиджака, и они были главным свидетельством на скандальном процессе по делу объекта 228А, приведшем, как вы знаете, к почти полной смене кабинета правительства. Сегодня, спустя полгода, мы впервые публикуем рукопись в ее максимально полном виде, ибо только сейчас это оказалось возможным по ряду причин. Все подробности того зловещего дела хорошо известны, и лишь имя автора записок, благодаря которым мы все узнали, так, похоже, навсегда и останется тайной... Как парадоксально, не правда ли?..

 

"Это был ее последний танец. Предсмертный танец. Он продолжался секунды две - не больше; две мучительные, судорожные, спазматические секунды в тусклом свете фар грузовика. Конечно, шофер не успел ни затормозить, ни даже отвернуть - слишком неожиданно это произошло. "Куда?" - только успел крикнуть он, но было поздно. Машину слегка тряхнуло, и Миша хорошенько выругался (про себя - постеснявшись своей пассажирки). Надо было остановиться и глянуть. Что случилось, то случилось, не воротишь, а посмотреть надо: не звери же мы какие-нибудь, а люди, верно?

Все было именно так. Миша рассказал мне это, только-только приехав и еще не успев обнаружить, что на обратный путь бензина не хватит. Не успев еще понять, что ему тут теперь кантоваться как минимум неделю - пока не придет следующий грузовик с провизией. Да и я не успел еще потерять надежду наконец выбраться отсюда. В тот-то день все и началось. Врач, которая приехала вместе с Мишей, первая поняла, что ситуация выходит из-под контроля. Но сказать об этом она уже никому не успела... Если раньше и был шанс, что Рустамов разрешит позвонить на "материк", то сейчас даже этой возможности нет. Живым отсюда никто не уйдет, и ваш покорный слуга в том числе.

Последняя записка - она уже написана. Бутылок из-под пива на берегу валяется сколько угодно, но на послания больше нет времени. Вот она, последняя: "S.O.S. 55 гр.18 мин. с.ш. 53 гр. 11 мин. в.д., секретный объект 228А. Маньяки вырвались на свободу. Скоро никого не останется в живых. Призываю на помощь, и как можно скорее. И.о. директора "питомника" интендант граф де Жебрельи".

Не знаю, что с ней будет. Скорее всего, ничего, как и с предыдущими двумя. До ближайшего населенного пункта тут километров 20, вниз по реке, отгороженной от меня высоченным забором (на этом участке он состоит из толстых, плотно подогнанных железных прутьев). Так что можно смело сказать, что свою жюльверновскую корреспонденцию я отправляю в никуда. Из места, о котором никто не знает, ибо его нет ни на одной карте - а значит, и из ниоткуда. Так велики ли мои шансы?..

 

Странная вещь человеческий разум - чем больше я размышляю на эту тему, тем меньше я что-либо понимаю. Способен ли он управлять жизнью человека? В блаженный век Просвещения это был доказанный факт. Но чем дальше, тем меньше оставалось оснований верить в этот, казалось бы, очевидный тезис. Темная сторона человеческой психики, бессознательное, нижняя часть ментального айсберга в конечном счете движет человеком и рулит историей - вот что оказывается при внимательном рассмотрении. Есть ли история равнодействующая миллионов воль? Навряд ли. Скорей миллионов бессознательных побуждений, комплексов, естественных потребностей, а также архетипических, врожденных представлений и идей. Ведь практически ничего из преобразований общества не осуществляется так, как задумывалось.

Очевидно, все дело в разгадке сущности человека. Откуда берутся в нем жестокость, агрессия, способность к безнравственным и просто чудовищным, звериным поступкам? Соответствуют ли эти свойства его сути или они каким-то образом приобретаются (либо наследуются)? Сколько я ни читал трудов по этим вопросам, ответа нет. Я думал, что найду его здесь. Если бы у меня было больше времени, возможно, я и приблизился бы к разгадке. Но свет блеснул передо мною лишь на несколько секунд, и вот я готовлюсь отправиться в неведомое путешествие за пределы земной оболочки. Хорошо, если там хоть что-то есть.

И, кстати, неплохо было бы вернуться.

 

Впрочем, все эти умственные спекуляции - не более, чем мой последний выход на сцену, мой последний танец. Незримый, невидимый ни для кого, безмолвный мысленный танец на краю пропасти Смерти в ярком ядовитом свете заходящего Солнца. Там, за забором, за рекою - запад, там - место, где умирает Солнце, умирает для того, чтобы на следующий день воскреснуть и в очередной раз проехаться в своей золотой ладье по мрачному плаксивому куполу осеннего неба. Тебе хорошо, о златоликая звезда, дарящая миру свет. Тебе есть зачем жить, тебе есть зачем просыпаться каждое утро после сомнамбулического путешествия по подземному царству среди бесплотных теней, после зазеркальной дороги с запада на восток, предшествующей твоему новому рождению. А я - нужен ли я кому-то?

Что ж, все кончено. Скоро за мной придут. И вот я исповедуюсь перед тобою, о мудрое всепонимающее светило, ибо исповедоваться перед собой скучно, а больше никого вокруг не осталось. Никого, кроме безумных маньяков, которые скоро явятся сюда за мной, обходя свои новые владения. А потом они перережут друг друга, и настанет тишина и спокойствие внутри этого достославного человеческого зоопарка, окруженного непроницаемой стеной с колючей проволокой под смертельно высоким напряжением. И только ты будешь этому представлению свидетелем, о всевидящее око, только ты удостоишься чести лицезреть сию драму, финальный аккорд которой прозвучит здесь, на берегу речки Ик, на неровных холодных гальках и зыбучих песках.

Кажется, я впадаю в бестолковую патетику, перескакиваю с темы на тему и никак не могу приступить к главному. На самом деле я слегка нервничаю - если это можно так назвать. Скорее, у меня просто трясутся руки...

 

Ну, так с чего же все началось? Почему вообще происходят катастрофы на секретных предприятиях? Потому ли, что помощи в случае непредвиденных обстоятельств ждать неоткуда, а разобраться самостоятельно, как правило, невозможно - не хватает информации?

Объект 228А - неприступная крепость, со всех сторон окруженная здоровенным забором, плюс колючая проволока, плюс высокое напряжение, как я уже говорил - одним словом, тройная защита от всей семьи. От всей этой замечательной семейки, членом которой я поневоле стал более полугода назад. Втянул меня в это болото сам главврач Рустамов. Поначалу я даже заинтересовался. Лекции по истории МХК, социологии и культурологии - моя прямая специальность, а здесь я мог не просто опробовать свое лекторское "искусство" на необычных студентах (читай: пациентах), но и попробовать разобраться в своей научной теме - в сущности человеческой деструктивности и агрессии. На мой взгляд, это одна из самых загадочных и важных проблем нашего жестокого времени, и где же ее еще решать, как не здесь, в "питомнике".

"Шайтан, тут не одну диссертацию можно написать! - говорил мне Рустамов. - Материала завались. Конечно, как и в любом деле, существует некоторый риск. Но, во-первых, где его сейчас нет, а во-вторых, подумай о том, сколько денег тебе за это предлагают. В твоем паршивом ВУЗе тебе обещали, если не ошибаюсь..."

Конечно, он был прав. Десять тысяч раз прав. И столько же тысяч раз неправ. Но здравый смысл возобладал над инстинктом самосохранения, и я стал одним из пастырей "питомника" - этого гадюшника, этого клоповника, этого обезьянника.

 

Само собой, финансирование было государственное. Абсолютно секретное. Предварением были подписка о неразглашении, проверки в соответствующих органах, рекомендации из школы-института, и прочая, и прочая. Внутри, на самом объекте - опытный персонал обслуживания, охранники из спецназа, современное оборудование, повальная компьютеризация и сигнализация. А чего вы хотите? Сюда со всей страны свозили пойманных и признанных невменяемыми, а потому подлежащих психиатрическому обследованию особо опасных преступников, маньяков, отморозков, безумцев, убивавших людей. Кто-то убивал просто из удовольствия, кто-то из-за корысти, а кто и по убеждению, по идейным соображениям. Зачем их собирали здесь? Для чего? С какой целью? Об этом - отдельная песня.

Мне удалось выяснить окольными путями, что на высоком государственном уровне это называлось проект "Питомник". На него делались очень большие ставки. С проектом "Питомник" как раз и была связана кампания за отмену в России смертной казни.

Всей правды я, конечно, не знаю. Могу только строить догадки. Здесь было очень много химиков, биологов, врачей, фармацевтов. Этот факт, а также кое-какие их оговорки заставили меня предположить, что частью общего дела вполне могла быть секретная программа под названием типа "Заводной апельсин", в честь известного романа Энтони Бёрджеса. Ведь научные исследования генетических корней безумия, врожденной природы агрессии ведутся уже давно, хоть и вполне безрезультатно. Все равно невозможно определить серийного убийцу по лицу. Все равно невозможно устранить в человеке ген, отвечающий за деструктивное, антисоциальное поведение. Ведь тогда это будет просто очередной формой насилия над свободой личности - насилием, которое узаконено и освящено государством. Еще одно ограничение свободы воли людей на благо самих же людей. А когда речь идет о таких абстрактных вещах, как благо человечества, неизбежны перегибы. Головокружение от успехов. Тем более, что агрессия имеет и вполне благоприятные для выживания вида проявления. Полностью подавить их следовало бы обезглавить человека, лишить его способности к активной, экспансивной жизнедеятельности. Все эти вопросы требуют самого тщательного изучения.

В "питомнике" опыты по насильственной переделке личности на благо общества, безусловно, велись. Увенчались они успехом или нет, мы уже прекрасно видим. Невооруженным, так сказать, глазом.

 

Боже, мне кажется, что мое тело уже издает характерный сладковатый запах гниения. Я уже труп, о прекраснодушное и равнодушное светило, я уже разлагаюсь и кормлю птичек... Как же это чудовищно - знать, что тебя ждет, и не знать, как этому помешать! Возможно, так же чувствовали себя некоторые герои мифов, которым оракулы предсказывали судьбу. Эдип, Ахиллес, ответьте, каково вам было?..

И, тем не менее, что-то заставляет меня надеяться. Разумом я понимаю, что это бесполезно, но все-таки продолжаю надеяться. Откуда это берется? Это что-то помимо разума? Значит, разум - это далеко не все, что позволяет человеку быть человеком?

Но надеяться не на что. Тем более, после того, что творил тут главврач. "А я вытяну, вытяну из них клещами все, что мне нужно, шайтан их всех побери! - говаривал, бывало, Рустамов. - Они у меня еще попляшут на битом стекле!"

Я видел своими глазами, как он висел, окровавленный, длинный и страшный, в петле, скрученной из его же ремня. Директор "питомника", он же здешний хозяин, царь и бог. Конечно, его "пациенты" заслужили и побои, и электрошок, и карцер, и инъекции новоизобретенных препаратов, и жесткие медицинские опыты. Они еще и не то заслужили. Мне было ничуть не жаль этих уродов, что бы с ними ни делали, и я не считал себя ни в чем виноватым. Когда я читал их личные дела, этих нелюдей-маньяков, у меня волосы вставали дыбом, и я чувствовал, что еще чуть-чуть, и я хлопнусь в обморок от ужаса - ну чисто выпускница института благородных девиц. Хотя тут уж не до шуток: я просто пытался представить, что ощущали родственники жертв этих... этих преступников. И я надеялся, что уберусь отсюда раньше, чем все закончится. Но не удалось. А потому что не бывает ничего безнаказанного. "Для пользы общества, для пользы науки" - высокие, напыщенные слова. Сомневаюсь, что общество смогло бы оценить эти исследования, а особенно различные правозащитники. Поэтому проект "Питомник" и был секретным, потому он и провалился. Рано или поздно система должна была дать сбой.

Как же мне радостно, как же мне легко от всего этого на душе, о мудрое проницательное светило! Просто праздник какой-то!

Зловещая чаша с ядом уже ожидает меня, и в ней должен быть некий высший смысл - смысл обретения жизни в смерти, в вечности, потому что куда, как не к ней, мы все слепо бредем; каждый своей дорогой, кто-то дольше, кто-то быстрее. Перед нею, родимой, мы все равны - и главврач Рустамов, и шофер Миша, с его запасом бензина в один конец, и любой из этих больных маньяков-убийц, да и та ни в чем не повинная лиса, сбитая Мишей на пути сюда. Здесь, именно здесь, на берегу речушки Ик, сегодня расположились врата в мрачный Аид. И никто, никто, кроме тебя, о безупречное всезнающее светило, даже не поймет, что же здесь произошло, за горизонтом событий, куда не пробраться без специального пропуска, откуда не выйти и не сбежать. Откуда не может просочиться наружу никакая информация.

 

Я неоднократно спрашивал Рустамова, какие опыты он проводит над своими "пациентами". "Неужели крики спать мешают? Нет? Тогда это не должно тебя беспокоить, - со своей кислой ехидной улыбкой отвечал он мне. - У тебя тут есть свое дело? Вот и пиши свою гениальную диссертацию. Я надеюсь, ты уже выяснил, откуда берется агрессия? Нет? А ты как думал? Шайтан, люди веками бились над этим вопросом, а ты решил за полгода... Хотя, думаю, скоро твоя тема перестанет быть актуальной..." И больше ни слова. По сути, я здесь тоже один из подопытных, просто это не так заметно.

Неплохая, кстати, мысль. Неожиданная даже для меня самого. Один из подопытных. Всего лишь один из.

Достоверно я не знаю ничего. Своих "подопечных" я видел только на лекциях. Их приводили скованных за спиной наручниками. 10-15 спецназовцев "при полном параде" стояли вдоль стен и непосредственно передо мной. За стеклом, невидимые с этой стороны, ждали своего часа еще несколько охранников. Все дословно фиксировалось на видеопленку и, очевидно, использовалось потом доктором Рустамовым для своих экспериментов. Что именно использовалось и как - не знаю. Иногда маньяков было меньше, иногда больше. Часто они бывали побитые, иногда перевязанные, иногда с ожогами и переломами. Ночами мне снились их глаза - звериные, свирепо ненавидящие, люто жаждущие крови, вспоротых животов и перерезанных артерий. Никаких фантазий - эти существа сами признавались в своих интимных желаниях, критически оглядывая меня с головы до ног. Пару раз их психика не выдерживала столь изощренного измывательства, как лекции по социологии, и спецназу приходилось прикладывать максимум умений, чтобы удержать ситуацию под контролем. Это были жуткие, кровавые побоища. Вплоть до самой ночи у меня потом дрожали руки, и я почти ненавидел себя за это.

Кажется, я взялся не за то дело, думал я тогда. Мне никогда даже близко не подойти к пониманию того, что происходит у маньяков в том месте, где у всех остальных - мозги. Разумны ли эти люди? Хотя этот вопрос я, пожалуй, формулирую неверно. Ведь агрессия в чистом виде - не связанная с защитой или добычей пропитания - не что иное, как родовое свойство человека, это мы знаем прекрасно. У животных она практически не встречается. Именно разум с помощью логических, рациональных доводов, различных заумных идей может обосновать практическую пользу или оправдание умертвия себе подобных. Но даже это, в сущности, к делу не относится. Вопрос в другом: как наличие разума сочетается со стихийной, ничем не объяснимой склонностью к убийству? Болезнь ли это разума, отклонение, аберрация, деформация? Или естественное свойство, "подавляемое" общественными устоями, моралью, воспитанием, образованием? Каково соотношение разума и бессознательного в "обычном" человеке и в маньяке-убийце, опытные образцы которых содержатся в нашем "питомнике"? Как не хочется, чтобы эти вопросы так и остались риторическими...

Попробуем выяснить, пока есть время. Выше мы уже установили, что история есть равнодействующая миллионов бессознательных стремлений. То есть реальный смысл событий, происходивших и происходящих в мире, от нас скрыт совершенно - мы лишь интерпретируем их так, как нам хочется. Ведь бессознательное (не-ум) есть прибежище интуиции, творчества, способности мгновенно проникать в суть вещей и разгадывать коаны. Значит, в чем-то оно мощнее разума, и, следовательно, более жизнеспособно. Логика маньяка, управляемого своим бессознательным, своим "Оно", есть, таким образом, иная логика, логика животная, ассоциативная, асоциальная, и потому понять ее со стороны нельзя в принципе - это возможно только изнутри. Но за кем тогда будущее? Кто станет отработанным материалом в ходе эволюции? Ведь выживают, кажется, сильнейшие... В этих каменных джунглях... По крайней мере, я уже представляюсь себе этаким отбросом социального развития, бомжом на помойке...

 

Никому отсюда не уйти живым, никому не пройти сквозь бетонный событийный горизонт "питомника". Ты, кажется, уже садишься за него, о многохитрое светило? Подожди, ибо хочу я, чтобы ты все-таки стало свидетелем. Идиотская мысль пришла мне в голову, да будет тебе известно: мне кажется, что этот "интернат" для опасных психов - лишь маленькая модель, "пиратская копия" всей нашей жизни. Что ты думаешь по этому поводу, о радующее взгляд и пробуждающее чистые помыслы светило? Ничего не думаешь? Скажешь, мы не живем, как эти маньяки, лая друг на друга, пожирая друг друга, отламывая конечности и вырывая с мясом сердца? Что, разве не управляет всеми нами какой-нибудь равнодушный, но в меру жестокий и циничный главврач, ставящий над нами свои столь необходимые для прогресса науки опыты? "Шайтан! - бывало, говорит этот самозванный доктор Моро, брезгливо вытирая белым платочком окровавленные руки. - Опять ничего не получилось! Нет, я все-таки добьюсь своего, я выясню все, что мне от вас нужно, злодеи! Шайтан! Вы еще смеете противиться мне! Да вы должны молиться Аллаху, чтобы я вообще сохранил вам жизнь, червяки навозные!"

Но я отвлекся: все это лирика, лирика... Среди подопытного зверья я сразу выделил двоих: их фамилии были Хариус и Рукавишников. Очень уж странно они себя вели, в отличие от других. Они внимательно слушали лекции, а потом, как прилежные студенты, обязательно задавали вопросы. Честно говоря, я так до конца и не понял, зачем директору-главврачу эти лекции вообще понадобились; но это уже и не столь существенно. Видимо, изучали какие-то нюансы поведения "пациентов". Так вот, эти двое меня в некотором роде "заинтересовали", я даже окрестил их про себя "пара нормальных маньяков". Ход их мыслей часто был неожиданным. Во время лекции о средневековой культуре они устроили схоластический богословский диспут на тему, почему Господь дозволяет происходить злу, несправедливости и жестокости. (Что может убийца понимать под жестокостью? - У меня чуть голова не закружилась, когда я решил прикинуть). После того, как они вывели, что Бог на самом деле просто садист, и получает от этого удовольствие, я закончил занятие на 15 минут раньше срока. После лекции на тему "Социология семьи" Хариус задал мне вопрос, не считаю ли я институт брака отбракованным самим ходом эволюции. Обрадованный каламбуром, я необдуманно поддержал беседу и услышал в ответ (во всех подробностях), как именно он убивал свою жену. У одного из охранников сдали нервы, и он отоварил Хариуса дубинкой по шее, чтоб тот заткнулся. Рукавишников, сидевший рядом, зарычал и вцепился в руку спецназовца зубами. И тут началось такое... Последнее, что я слышал, были пророческие слова захлебывавшегося кровью Хариуса: "А ножичков-то у нас на всех хватит, суки!"

В следующий раз лекция состоялась только через полмесяца, причем две трети "слушателей" отсутствовало. Всех распихали по карцерам. Я и сам после драки чувствовал себя настолько ужасно, что не мог заснуть. А после прочтения личных дел "пары нормальных маньяков" у меня это желание пропало даже наутро. Они оба были серийными убийцами, один - из Сыктывкара, другой - из Днепропетровска. Оба были приговорены к смертной казни, но каким-то образом вырваны из рук правосудия и, одновременно с официальным сообщением об исполнении вердикта, тайно направлены в "питомник". Доктор Рустамов не замедлил дать мне подробнейший тошнотворный комментарий их "подвигов", отметив, что всему этому сопутствовал некий синдром де Жебрельи, якобы известный в криминальной психиатрии. Живет себе человек, обычный такой, рядовой, среднестатистический. И вдруг съезжает с катушек совершенно. И не представляется возможным выяснить, в чем настоящая причина. Ее просто нет. Он начинает убивать, да не просто так, а подводя под это фундаментальный философский базис. Он не станет отрекаться, будучи наконец пойманным - он обстоятельно объяснит и расскажет все, что вас интересует, от начала до конца, аргументировано обоснует свою точку зрения. Человек как будто враз теряет разум, становится не то животным, не то... непонятно вообще чем. С одной стороны - он может говорить, думать и рассуждать, но фактически он совершенно безумен, ибо у него только одна цель - убивать... Синдром де Жебрельи, елы-палы...

Это был день, когда я окончательно понял: надо отсюда убираться, и чем быстрее, тем лучше. Но это просто сказка сказывается, а дело-то - оно нескоро делается: тащится, ползет, переваливается с боку на бок.

 

Боже мой, как они могли проглядеть, проворонить тщательно готовившийся бунт? Чем смотрел хваленый спецназ? Задним местом? Откуда у маньяков могли взяться ножи? С кухни? Как минимум 30 штук ножей? Чем дольше я об этом думаю, тем больше прихожу к выводу, что мы даже не пешки - мы вошки в политической игре сторонников и противников проекта "Питомник". Мы, "персонал пансионата", оказались мясом, которое можно даже не брать в расчет при планировании долгосрочных стратегических операций. Кому эта бойня была выгодна и зачем?.. Я просто теряюсь. Меня использовали.

Скажи, всепонимающее, всепрощающее, утром отрезвляющее светило, разве мало среди нас таких, как твой покорный слуга, интендант граф де Жебрельи - отчаянно ищущих место в жизни, готовых приложить свои силы и старания ради какого-нибудь действительно интересного и стоящего дела, не связанного со служением лжи, глупости и бесчеловечности, и все зря, и нет им места среди людей, потому что то ли дел таких уже нету, то ли все давно заняты да забронированы; и вот тычешься, как слепой щенок, во все углы, во все щели, и без толку, и приходится в конце концов оседать на каком-то уж совсем несообразном, ненужном и никчемном месте, работа на котором не приносит ни радости, ни удовлетворения, ни денег, в общем-то. Что, скажешь, мало таких среди нас, ты, бездарное, самодовольное, старое, жирное солнце? Мало таких, кого используют, как туалетную бумагу, используют в чьих-то чужих играх и потом оставляют умирать? Почему ты не отвечаешь? Ведь я спрашиваю тебя! Почему стараешься бочком, бочком смыться и погрузиться в смутные воды этой усталой реки, несущей неведомо куда мое третье бутылочное послание? Ты просто не хочешь видеть того, что происходит на самом деле, вот потому и уходишь - несносное, трусливое светило! Оставляешь меня подыхать, как ту лису, которую Миша сбил сегодня утром! "Бедная лиса", - сказала Мише врачиха, ехавшая в "питомник". И, подумав, добавила: "Зато жена тебя теперь сильнее любить будет". "Это почему?" - не понял он. "Ну, как же, Миша! А воротник?"

Да, да, все верно. Из всего нужно уметь извлекать пользу. Интересно, которому из этих "маниаков" я пригожусь на воротник? Или мое чучело пойдет кому-то из них за стекло? Или кто-то повесит мой несчастный скальп себе на пояс? Или же приспособит мой череп под чернильницу либо чашу для вина? Бедный Йорик! Я знал его... Или они вспомнят песенку о том, как аборигены съели Кука? Или я просто буду лежать здесь, на песке, и догнивать, как выброшенная на берег рыба?..

Уходишь, незадачливое, обреченное на вечные скитания светило? Садишься за свой горизонт событий? Не хочешь видеть вещи такими, какие они, увы, есть? Ну, счастливо тебе...

Боже, неужели на самом деле никто не найдет мои записи?.."

 

Граф де Жебрельи (так он сам назвал себя в рукописи), увы, оказался совершенно прав: смерть и в самом деле стояла у него за левым плечом, и она не стала медлить. Бегство к дальней границе территории "питомника" добавило ему лишь несколько часов жизни. А еще он действительно остался лежать на тех самых зыбучих песках, глядя пустыми мертвыми глазами в равнодушное небо, и бутылки его действительно так никто и не выловил из реки. Его нашли через неделю, когда прибыла очередная машина с продуктами, а все маньяки уже перерезали друг другу глотки. Выбраться за пределы "питомника" они, к счастью, так и не сумели. Пауки остались в своей банке, а точнее - в трансформаторной будке; за забором, по которому было пропущено высокое напряжение.

Графа де Жебрельи похоронили здесь же, рядом с огромным дубом, под скромным деревянным крестом. И на кресте было начертано: "Безумие все время где-то поблизости - надо лишь дать ему волю".