Случай в магазине

 

Приближалось восьмое марта, и Руфина Кирилловна с наслаждением собралась купить своей загадочной подруге Надежде Алексеевне женский подарок. Она ценила женщин больше, чем мужчин, которых называла братьями меньшими и неполноценной расой.

В универмаге она, к радости своей, подыскала не очень дорогие, но хлёсткие сапожки, оплатила их стоимость и направилась к дому. У дома своего, по чисто женскому изяществу, она зашла в родной универмаг и уви-дела там точно такие же сапожки, но значительно дороже. Это ещё более подняло тонус её настроения, и она направилась к выходу, напевая про себя арию Рогдая из оперы Глинки Руслан и Людмила. «Та-ра-та-та-ра-та-та-ра-та-та-ра, ненавистный соперник уйдёт далеко…»

Но на выходе её довольно грубо и цинично заставили раскрыть свою сумку, извлекли из неё купленные в прошедшем магазине сапоги и обвини-ли в самой обыкновенной, пошленькой краже.

Она сначала вспылила, потом расплакалась, но ни пыль ни слёзы не возымели на охрану ни малейшего успеха, а её путаные объяснения о при-обретении товара в другом магазине и о достойнейшей подруге Надежде Алексеевне не оказали действия…

Очнулась она в КПЗ. Время уже было вечернее, на дворе тем-но. В камеру к ней вошел статный, толстоватый милиционер, бро-сил на пол засаленный бушлат и велел аккуратнее расстелить его, захватив как можно больше площади, потом объяснил ей, что хотя он, как хороший психолог-практик чувствует, что сапог она дейст-вительно не крала, но у неё заманчивые ноги, растущие чуть ли не от бровей, а положение очень невыгодное, придётся сообщить на работу в гнесинское училище о печальном, срамном происшествии, и это в дальнейшем очень усложнит её ситуацию.

Единственный выход – удовлетворить здесь и сейчас его воз-никшую непроизвольно потребность и идти принимать душ в до-машних условиях. Руфина Кирилловна зарыдала и принялась вы-полнять приказание, испытывая к своему оппоненту непреодолимое отвращение …

Придя домой, она действительно бухнулась в ванну и долго отмокала от всяческой нечистоплотности…

Утром она встала вся раздавленная и поплелась на работу, и лишь занятия любимым вокалом с любимыми учениками и учени-цами в конце концов отвлекли её.

Через несколько дней она стала почти забывать о происшест-вии, но сапоги подруге восьмого марта не понесла и вообще пре-кратила с ней всяческое обращение по надуманному предлогу…

Но каков же был её ужас, когда в один вечер, в четверг, раз-дался в двери звонок и на пороге очутился тот самый добротный милиционер. Но к первой потребности прибавилась теперь и вторая в виде бутылочки коньячку. Полный джентельментский набор, од-ним словом.

Что было делать? Шантажист твёрдо стоял на своём, и при-шлось пойти и на эти уступки…

Так и стало продолжаться в течение ближайших полутора лет. Жизнь превратилась в каторгу. Единственным удовлетворением бы-ло то, что с какого-то раза она решилась мелочно отомстить ему, купив не коньяк а кубанскую водку и добавив в неё для цвету ло-жечку жжёного сахару. Гигант ничего не заметил, а она внутренне загоготала.

Но в целом жизнь превратилась в пытку. Он ещё требовал от неё восторгов по поводу талантливости его, и приходилось симули-ровать экстаз. Она уже начала подумывать о самоубийстве, не все-рьёз, конечно, но могло перейти и на серьёзную почву, как вдруг шашист исчез, будто ветром сдуло, и больше она его никогда не видела…

А хороший человек, тоже преподаватель музыки, предложив-ший руку и сердце, старый девственник, так и никогда не узнал об этом этапе её жизни, да и она о нём почти позабыла и с чистой сове-стью ругала спутника жизни за не смахнутые со стола крошки.

Как сказал старикан Ницше, что если наша память говорит нам, что мы это сделали, а наша гордость – что сделать этого мы никогда не могли, то память с учтивостью уступает и раскланивается.