В конце мая 1986 года после двух лет срочной службы в пехоте рядовой Андрей Решетников вместе с земляками из своего полка возвращался домой, в чудесный украинский город N-ск. Восемь парней, два года назад одновременно призванные на службу, теперь также вместе ехали на поезде обратно. Пьянящий воздух свободы кружил голову: они были готовы смеяться и действительно смеялись по любому поводу, знакомились с девушками в вагоне, как водится – пили водку (впрочем, умеренно) и всю дорогу пели строевые песни, веселя соседей.

Андрей радовался вместе со всеми, хотя и не пил. Зная, что ему «вера не позволяет», сослуживцы не настаивали, но прагматично рассудили, что «им же больше достанется».

Родная земля встретила солдат не только хлебом-солью и сердечными объятиями близких, но и хмурым взглядом полковника Прокопчука, начальника военкомата, к которому они были приглашены в кабинет, когда через два дня пришли становиться на воинский учёт.

– Значит, так, хлопцы, – с первой же минуты разговора взял быка за рога полковник. – Родина поручает вам ответственное задание, как только что прошедшим школу мужества в Советской армии и наиболее физически подготовленным военнослужащим. Слышали уже, наверное, что в Чернобыле, под Киевом, небольшая авария произошла на местной электростанции? Так вот, месяц – полтора вам нужно будет там ещё потрудиться... При современной технике это совершенно безопасно... А потом уже на воинский учёт встанете и отправитесь по домам... Так что даю вам ещё «три дня на разграбление города»: повидаться с семьёй, попить горилки, к подружкам сходить, а затем в указанное время (повестки вам сейчас выдадут) сбор здесь, в военкомате.

Так неожиданно перед Андреем и его товарищами замаячила угроза продолжения военной службы, по сути, на неопределённый срок. Что такое по-русски «месяц – полтора», солдаты хорошо понимали. Слухи о Чернобыльской АЭС уже ходили самые ужасные. И потому неудивительно, что сослуживцы Андрея все как один проявили завидную энергию, подключили имеющиеся в городе связи, мало-мальски влиятельных родственников, и спустя три дня явились в военкомат со всевозможными справками и ходатайствами, заверенными внушительными печатями и подписями. В предъявленных бумагах сообщалось о многих уважительных причинах, по которым указанные лица, к сожалению, в настоящее время не имеют никакой возможности участвовать в ликвидации аварии в Чернобыле и просят перепоручить это ответственное дело другим достойным товарищам...

И только рядовой Решетников явился на сборный пункт без всяких справок, трогательно попрощавшись с родителями, простыми верующими людьми, и предав вместе с ними в молитве свой путь Богу. Удивился этому полковник Прокопчук, испытывавший в те дни давление со всех сторон (его телефон звонил, не умолкая!) и вновь пригласил Андрея к себе в кабинет.

– Ну что, готов ещё немного послужить?

– Готов, товарищ полковник.

– И никого не просил освободить тебя от новой службы?

– А мне и некого просить. Кроме Бога, конечно...

– Ах, да! Ты же у нас верующий, – вспомнил полковник, – баптист, кажется?

– Так точно.

– Вот время настало, – горько сказал Прокопчук. – Родину некому защищать, кроме сектантов... Иди, Решетников, и зови сюда свою команду!

Через пару минут все восемь солдат, трезвые и взволнованные, уже сидели в кабинете в ожидании своей участи. Из приоткрытого окна доносились громкие голоса и патриотическая музыка – во дворе шла перекличка, там формировались ещё несколько команд «чернобыльцев».

Прокопчук медлил. Для пущего драматического эффекта он неторопливо и аккуратно сложил в одну стопку все принесённые ему прошения и даже нежно разгладил их ладонью. После чего вдруг разом схватил эти бумаги и, потрясая ими в воздухе, поднялся во весь свой высоченный рост.

– Это что такое? – грозно спросил полковник и, наслаждаясь произведённым на солдат впечатлением, повторил ещё раз, погромче: – Это что такое, я спрашиваю?

Если кто-то в своей жизни не нуждался в микрофоне или ином усилителе голоса, так это полковник Прокопчук. Его гремящий бас, унаследованный, по-видимому, от запорожских казаков, закалённый многолетним опытом командования, мгновенно заполнил собой кабинет и, не вмещаясь в нём, с грохотом выплеснулся через окно на улицу, побежал по длинным коридорам военкомата, пугая там подчинённых обоего пола. Солдаты, понурив головы, молчали.

– Уклоняетесь от службы? – продолжал распаляться полковник. – Хотите дезертировать? Заступников себе ищете? В сталинские времена я бы вас...

В общей сложности не более четверти часа продолжалась воспитательная беседа мастера крепкого русского слова полковника Прокопчука. Можно сказать, что он был по-военному немногословен. В заключение начальник военкомата демонстративно разорвал все собранные солдатами бумаги и гневно закричал: «Все – в Чернобыль! Все до одного! Я вас научу Родину любить!..»

Когда подавленные солдаты, получив приказ строиться во дворе, покинули кабинет Прокопчука, полковник неожиданно окликнул Решетникова. Андрею пришлось вернуться и снова предстать перед суровым командиром.

Полковник, расстегнув китель, курил.

– Во втором окошке встанешь на воинский учёт, – спокойным голосом сказал он. – Я сейчас позвоню туда... Можешь идти домой и благодарить Бога!

– Спасибо... то есть: «есть»! – от неожиданности растерялся Андрей.

– А ты что думал, товарищ полковник меньше тебя в Бога верует? – Прокопчук хитро посмотрел на Решетникова. – Иди да не забудь: в церкви своей поставь за меня все свечки, как полагается... Иди, пока не передумал!

Андрей вышел из кабинета, восхищённо шепча: «Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его».*

Так нежданно-негаданно «Родину защищать» на этот раз пришлось другим…

 

________________________

* Притч. 21.1.