Хватит. Я больше не могу. Ты надоел мне. Сколько можно мной распоряжаться? Я же не твоя собственность! Я просто пришла в твою жизнь, неосторожно приоткрыв двери твоего сердца. Но это не значит, что ты можешь мучить меня.

Я – гитара.

Да, примитивня шестиструнка, на которой ты привык играть. И только ты владеешь мною профессионально. Только в твоих руках инструмент звучит так, как ему положено свыше. Только ты можешь настроить меня так, как не настроит никто. Когда тебя нет, я нема, я вслушиваюсь в тишину. Для меня перестает существовать пространство. Но приходишь ты, и я снова оживаю, в моем сердце просыпаются простенькие, незамысловатые, но такие трогательные в своей беззащитной прелести аккорды. Ты поешь, и наши голоса сшиваются невидимыми нитями, эти нити прочны, их не разорвет никакая сила.

Ты меня... ты меня разрываешь на куски. Когда ты упражняешься, разучивая этюд или сочиняя песню, мне больно. Это действительно адское состояние, когда ты ищешь ко мне подход и не находишь его. Ты небрежно касаешься струн, теье важно охватить произведение “в общем”. А я страдаю. Мне тяжело.

Но когда проходит период адаптации, “ притирки характеров”, когда в твоих пальцах появляется нежность – это чудо! Твою игру можно слушать до бесконечности и наслаждаться ею. Мы чувствуем друг друга. Это лучшие мгновения в моей жизни.

Сейчас ты не играешь. И не вешаешь меня на гвоздь. Ты держишь меня в руках и раздумываешь, что же со мной сделать. Может быть, ты положишь меня на колени, сдавишь мой гриф цепким баррэ. И мелодия, сперва приглушенная, а потом выразительно-резкая, польется из моего сердца. Твоя любимая тональность – ре минор. Тональность боли. Тональность последней любви. Тональность предсмертной записки. Римский-Корсаков в каждой тональноси видел свой цвет. Ре минор – белый туман, окутавший дырявые сугробы. Цвет грязи, хранящий тайную, незримую чистоту.

А может быть, ты просто оставишь меня здесь одну. И я буду глотать темноту, пока она не станет светом. И эхом будут звучать аккорды, притаившиеся в комнате.

Или же ты решил слоамть меня, переполовинить, четвертовать, разбить на кусочки? Что ж, твоя воля. Это лучше, чем отдать меня кому-нибудь другому. А ведь ты можешь. Я не люблю, когда меня касаются чужие руки. И тогда я не могу звучать так, как ты хочешь.

Итак, я жду твоего решения.

Ты вертишь меня в руках. Решаешь.

Я не имею права торопить тебя.

Я – всего лишь гитара.

Ты кладешь меня на колени. Свершилось! Я всем корпусом касаюсь твоего тела.

Ты будешь играть.

Хотя, может быть, и не будешь. Еще один вариант: ты положишь меня в чехол. Будет темнои душно. Но я буду с тобой и в дальней дороге, ударяться о пол или о стены, томиться в ожидании, иногда повиснув в воздухе. Ни в чем не буду обвинять тебя.

Ты касаешься пальцами колков. Это означает: или ты будешь настраивать меня, или спустишь струны, чтобы забыть обо мне на три месяца. Это вроде пояса верности.

Итак, я жду твоего решения...