О младшей сестре Жанны Дарк, Катрин, известно только то, что она была на три года моложе. Её судьба таинственна: то ли умерла совсем молодой от болезни, то ли исчезла... Вместе с тем, вскоре после казни Жанны Дарк появилась очень похожая на неё молодая женщина, которая знала удивительно много о Жанне и которую братья Орлеанской Девы признали своей сестрой. Не было ли связи между этими двумя персонажами истории?

* * *

Париж медленно привыкал к своему новому хозяину - королю Карлу Седьмому. То тут, то там время от времени обнаруживалась английская или бургундская символика, которую парижане стыдливо и поспешно уничтожали, чтобы она не попала на глаза новым правителям. Дворец короля производил скорее впечатление крепости, которую каждый посетитель должен был взять штурмом.

Катрин сошла с лошади, неуверенно остановилась перед входом в королевский дворец и вопросительно посмотрела на мужа:

- Робер, ты уверен, что мы не ошиблись? Я совершенно не знаю Париж, а тем более дворец короля. Мне кажется, нас здесь не ждут.

Прямо перед ней появился невесть откуда вынырнувший Ла Ир, он же Этьен де Виньоль:

- Всё в порядке, Жанна! Просто вы пришли чуть раньше времени! Сейчас я всё устрою.

Катрин прекрасно знала, что означает "устроить" в устах Ла Ира, и поспешно закрыла уши ладонями. Это был очень правильный поступок, так как Этьен заложил два пальца в рот и засвистел так звонко и заливисто, что двое уличных мальчишек, вертевшихся неподалёку, обернулись и уставились на него с восхищением учеников, увидевших великого маэстро.

* * *

В семействе Дарк было две дочери: старшая Жанна и младшая Катрин. Жанна была хорошей, правильной, примерной девочкой, желанной для всех будущих женихов, она добросовестно посещала церковь даже тогда, когда никто от неё этого не требовал, помогала всем бедным и нуждающимся, которым её отец предлагал выбор между батрачеством и пинком под зад, и выхаживала всех больных зверюшек и птичек. Катрин была сорви-голова, бедовый мальчишка в теле девчонки, она выглядела старше своих лет. Она победоносно дралась со сверстниками-мальчишками Домреми, с малых лет заездила всех отцовских лошадей, бросала камни так, что ей ничего не стоило сбить ворону с макушки высокого дерева, самолично делала рогатки и пробовала их на чём и на ком попало. Несмотря на то, что Катрин была тремя годами младше Жанны, она была гораздо крепче сложена и закалённее. Лицом сёстры были на удивление схожи. Боевая слава Катрин так прогремела в деревне, что из страха перед ней мальчишки не смели обижать и её совсем не столь воинственную старшую сестричку, а местные мамаши с ужасом думали, что же будет вытворять младшая дочка Дарк, когда подрастёт.

* * *

- Ваша светлость, пожалуйте, его величество ждёт вас!

Лакей согнулся в подобострастном поклоне перед Катрин, лишь с опозданием сообразив, что пригласить следовало и Робера... который, впрочем, не привык к придворным любезностям, а потому, не дожидясь, пока о нём вспомнят, с шумным топотом ввалился в прихожую. Супруги дез Армуаз, за которыми следовал Этьен, прошли в главную залу дома, где король любезничал с придворными дамами.

"Катрин, будь внимательна, вдруг король снова захочет устроить трюк с переодеванием!" - внезапно услышала внутри себя Катрин предостерегающий возглас сестры.

* * *

Этот день навсегда остался в памяти Катрин. Вовсе не потому, что ей исполнилось одиннадцать лет. И, конечно, не из-за того, что в тот день Жанна была очень задумчива - такое случалось более чем часто. Ближе к вечеру, Жанна подошла к сестре и неуверенно обратилась к ней:

- Катрин... прости, пожалуйста, я хочу попросить тебя, чтобы ты научила меня...

Катрин не сразу поняла, о чём говорит сестра, и та, сконфузившись, добавила:

- Ну... я имею в виду - вот это всё, что ты умеешь: скакать на лошади, драться на кулаках и палках, бросать камни...

Катрин очень удивилась:

- Жанна, зачем это тебе? Я-то ладно, я в нашей деревне притча воязыцех, но ты - самая лучшая и благочестивая, мечта всех женихов!

- Катрин... я, наверное, никогда не выйду замуж.

При этих словах сестры Катрин не удержалась, присела и хлопнула себя по ляжкам:

- Ну ты даёшь! Ты что, в монастырь собралась? Вот до чего доводят эти бдения в церкви и трепотня с отцом Фронтом! Жанна, зачем тебе монастырь, туда же только самые уродливые из бесприданниц идут, а за нами отец не поскупится! Да тебя-то и без приданого в любую семью возьмут и счастливы будут! Стой, тут что-то не то, зачем бы это тебе в монастыре кулачные бои...

- Катрин... прости, я не имею права тебе рассказывать... пожалуйста, просто научи меня - и всё, ладно?

* * *

Король вроде бы не собирался обманывать Катрин. Едва увидав её на пороге, он вздрогнул и резко переменился в лице, но тут же оправился и поспешил к ней навстречу:

- О, милая госпожа дез Армуаз, как я рад, что вы навестили нас! Прошу вас, угощайтесь, чувствуйте себя как дома!

Катрин смутилась. "Он что... не узнал меня? Или, вернее, узнал, понял, что я - не Жанна?"

"Он узнал тебя, Катрин, он почти поверил, что ты - Жанна. Но он боится живой Жанны и ненавидит её. Перед твоим приходом он был уверен, что Жанна мертва, а ты - самозванка. Он был уверен в этом, потому что сам договорился с англичанами о моей смерти и не сомневался, что своё обязательство они выполнили. А теперь он ни в чём не уверен."

* * *

То был приятный июльский день, назавтра после освежающего дождика, и до полудня на траве ещё можно было заметить остававшиеся кое-где капельки росы. Сёстры Дарк пасли стадо коров на лугу неподалёку от леса, а заодно тренировались на палках. Катрин про себя удивлялась, как быстро Жанна осваивала эту пусть и нехитрую, но коварную технику рукопашного боя. Жанна терпеливо сносила попадания по пальцам и по ногам, не отступая ни на шаг, только бледнела и закусывала губу от боли, и продолжала поединок, пока не заставляла сестру отступить. Впрочем, сразу после этого отбрасывала палку и дула себе на руки, потирала пальцы и синяки на ногах, а потом отходила в сторону и выполняла физические упражнения. Уже несколько раз, когда местные мальчишки неудачно вступали в стычки с соседями из про-бургундской деревни, обе сестры со своими палками вовремя оказывались на поле боя и полностью меняли ход событий. "Бургундцы" прозвали их обеих "ведьмами". На лошади Жанна уже ездила едва ли не лучше сестры, правда, бёдра её были невыносимо натёрты, но она словно и не замечала этого.

Ближе к вечеру сёстры загнали стадо в коровники, а затем вернулись на луг и прилегли подремать. Катрин проснулась раньше Жанны, когда солнце клонилось к закату. Она заколебалась - то ли будить сестру и идти домой, то ли подремать ещё. Вдруг она услышала, как Жанна заговорила, не просыпаясь:

- Нет! Пожалуйста, не трогайте Катрин! Я сделаю всё, чего вы требуете! Я уже готовлюсь к этому! Умоляю вас, пусть Катрин живёт и будет счастлива!

Катрин оцепенела. С кем это Жанна разговаривает во сне? Разбудить её?

Пока Катрин раздумывала, Жанна проснулась. Она встревоженно глянула на сестру, но та решила сделать вид, будто ничего не произошло.

* * *

Катрин сделала самый глубокий и вежливый реверанс, на который только была способна. Король очень приветливо улыбнулся... правда, левая щека его почему-то при этом задёргалась. Он подал руку Катрин и помог ей подняться. Катрин твёрдо взглянула ему в глаза:

- Ваше величество, я пришла, чтобы засвидетельствовать вам своё глубочайшее почтение и заверить, что я готова вернуться к исполнению своих обязанностей главнокомандующего французской армии!

* * *

Накануне вечером Жанна попрощалась с Катрин. Она сказала, что снова уходит в Вокулёр, и попросила, чтобы Катрин не волновалась и не провожала её. Обе сестры выглядели очень спокойными. Жанна - потому, что не хотела расстраивать Катрин. Катрин - оттого, что вовсе не собиралась надолго расставаться с сестрой.

Утром Жанна встала очень тихо, чтобы никого не разбудить. Она оделась, взяла узелок, собранный на дорогу, и на цыпочках направилась к двери. Весь дом спал, и никто не препятствовал её уходу.

Жанна обулась, бесшумно открыла дверь и, поёживаясь, вышла наружу, на январский холод. Не успела она пройти несколько шагов, как перед ней вырос отец с палкой в руках:

- Опять собралась к своим солдатам?! Ну, дрянь, сейчас ты у меня получишь! На сей раз тебе живой не уйти! Утоплю, как собаку!

Он замахнулся на Жанну, но в момент удара его палка натолкнулась на препятствие. Это была ещё более длинная дубинка, которую держала в руках Катрин:

- Отец! Не смей трогать Жанну! Ты ведь знаешь её, если ей нужно куда-то идти - значит, это и вправду необходимо! И не смей оскорблять её! Хочешь - оскорбляй меня, по крайней мере, меньше ошибёшься! И не пытайся напасть на Жанну, не то я тебя отдую! Жанна на тебя никогда руки не поднимет, даже чтобы защититься, а я - другое дело, ты меня хорошо знаешь!

На пороге появились мать и братья. Жак Дарк опустил палку:

- Да... выкормил я двух гадин, пригрел на груди... Вы, значит, заодно... ну, ладно... Пошли в дом, добрая моя доченька Катрин...

Катрин быстро подбежала к Жанне, обняла её свободной рукой, поцеловала в щёку, сделала сестре знак прощания и, убедившись, что все родные вернулись в дом, последовала за ними.

* * *

На мгновение Катрин показалось, что король сейчас упадёт в обморок: по его лицу резко разлилась бледность, он вдруг перестал дышать и споткнулся на ровном месте. Нет, не упал. Все придворные застыли, напряжённо глядя на развёртывавшуюся перед ними сцену, смысл которой был понятен всем до единого. Убийца, хладнокровный, жестокий, вероломный убийца, и перед ним - его жертва. Жертва, которой убийца обязан всем, что у него есть. Жертва, которая осталась жива, но не взывает к мести. Сможет ли убийца последовать её примеру?

Король окончательно пришёл в себя:

- Жанна... давайте отложим этот вопрос. Прежде всего, расскажите, как вам удалось выбраться живой и невредимой из этого страшного Буврея?

Катрин мысленно пожала плечами. На этот вопрос она отвечала уже столько раз, что привыкла к этой истории, и временами ей даже казалось, что всё, что она рассказывает, на самом деле произошло с ней. С ней... но не с сестрой. * * *

- Венчается раба Божия Катрин рабу Божию Колену...

Катрин стояла, как паинька. О том, что ей предстоит выйти замуж за некоего мэра Грё, она узнала три дня назад. Собственно, не такой уж плохой вариант придумал отец. Катрин ожидала от него худшего. С рук долой строптивую дочь - и всё. Положа руку на сердце, Катрин вовсе не собиралась задерживаться в отчем доме.

При виде стройной длинноногой черноглазой невесты с правильными чертами лица, мэр Грё даже не заикнулся о приданом. А вот Катрин, едва увидев, кого ей прочат в мужья, потребовала, чтобы её оставили с женихом наедине на пять минут. Да, конечно, не принято... но родители девушки прекрасно знали, что дешевле обойдётся выполнить её желание. Едва все вышли, Катрин жёстко взглянула на Колена:

- Сударь! Правду сказать, я только сейчас узнала о нашем предстоящем бракосочетании! Вас не смущает, что вашей невесте всего четырнадцать лет?

Колен немного смутился. Неприятный вопрос. Что называется - "она тебе в дочери годится". Но ведь так хочется эту красивую девочку...

- Сударыня... Клянусь, я предоставлю вам самые лучшие условия...

- Я этого не требую. Я привыкла жить скромно, довольствоваться малым. Прежде всего, я должна быть уверена, что, если мы обвенчаемся, вы не воспользуетесь своим положением и не попытаетесь взять меня силой. Вы должны дать мне слово, иначе я нарушу волю родителей, и никто на свете не сможет меня принудить. Возможно, вы знаете, что мою старшую сестру родители пытались выдать замуж насильно, но она через суд добилась отмены помолвки. Мне бы не хотелось пойти по этому пути. Не исключено, что, живя с вами вместе, я привыкну и стану хорошей женой и матерью ваших детей - но при условии, что ни малейшего принуждения с вашей стороны не будет. Вы готовы поклясться?

Колен недолго колебался. Он был уверен, что без труда сможет получить Катрин, не нарушив данное ей слово.

* * *

После рассказа Катрин в зале воцарилось напряжённое молчание. В это слишком трудно было поверить. Однако... и ничего неправдоподобного тоже не было. Куда менее удивительно, чем всё то, что до сих пор было известно об Орлеанской Деве. Король уже мысленно проклинал себя за то, что связался с этим ослом Бедфордом, которому всего-то требовалось привести в исполнение приговор церковного суда. Но не возвращать же эту девчонку к командованию армией...

Внезапно королю пришла в голову спасительная мысль. Он оживился и заулыбался:

- Жанна... мне почему-то вспомнилась наша самая первая встреча. Меня тогда восхитило, что вы смогли узнать меня в толпе придворных. Но ещё больше понравилось мне то, что вы сказали, когда все посторонние вышли. А вот сейчас я почему-то запамятовал эти ваши прекрасные слова. Не напомните ли, что вы мне тогда сказали?

Катрин немного удивилась: король хочет это - при всех? Впрочем... в самом деле, сейчас-то уже нет смысла скрывать. Наверное, всё ещё проверяет.

- Да, ваше величество. Я тогда сказала, что вы сын короля Франции и вы получите назад своё королевство, а доказательством этому явится меч Карла Великого, спрятанный под алтарём церкви святой Екатерины в Фьербуа, с которым я пойду в бой по воле Бога.

* * *

Катрин в последний раз оглянула комнату. Кажется, взяла всё своё. Из чужого, то есть того, что принадлежало так называемому мужу, - только старую драную одежду мальчишки-слуги, подошедшую ей по размеру, - хорошо, там оказалась ещё и шапка, закрыть волосы, - кинжал, да немного еды с кухни. Пора идти, оставаться здесь больше нельзя.

В первую же брачную ночь Колен нарушил свою клятву. Он выпил за столом так много вина, а новобрачная была так прекрасна и желанна, что ему стало совершенно безразлично, погубит ли он свою душу. Катрин не ждала от него подлости и не успела приготовиться к сопротивлению. После этого Катрин несколько часов лежала, содрогаясь от рыданий, не в силах заснуть. Затем она опомнилась: от этого человека нельзя рожать детей. Тогда она подошла к своему узелку и взяла снадобье, которое ей под большим секретом дала с собой матушка. Тогда же она твёрдо решила уйти от постылого супруга. Каждую из последующих ночей, когда она допускала мужа до своего тела, она старалась думать о том, что ещё нужно приготовить для побега.

В комнату вошёл Колен. Он очень удивился, увидев свою прекрасную супругу в более чем странной одежде:

- Дорогая... куда это ты собралась в таком виде?

- Сударь, вы бесчестный человек и насильник. Я не могу более оставаться в вашем доме. Не беспокойтесь, ваших денег я не беру ни монетки. Вот эту одежду, которая на мне, я нашла на свалке, по-моему, её собирались выбросить. Прощайте. Надеюсь никогда более не увидеться с вами.

Она направилась к двери, но Колен загородил ей путь:

- А ну - стой! Ты кое что забыла, дорогая! Ты - моя законная супруга, принадлежишь мне, и только я вправе решать, где ты должна находиться!

- Сударь, я ухожу, и вы не сможете удержать меня силой! Возьмите себе другую жену! Можете объявить, что я умерла! Ещё немного в постели с вами - и это будет правдой! Пропустите меня немедленно!

- А ну - стоять!

На мгновение Катрин пришла в голову мысль вынуть кинжал... но Колен нанёс такой позорно-безграмотный удар, который невозможно было не парировать. Катрин легко перехватила руку мужа и резким рывком швырнула его на пол. Колен сильно ударился и, хотя не потерял сознания, не смог сразу подняться. Он посмотрел на свою бывшую жену с явным испугом и растерянностью. Право же, братья Дарк дрались куда лучше.

* * *

На сей раз король отреагировал очень спокойно. Собственно, задава свой вопрос, он был почти уверен в том, какой ответ услышит. Да, это она, Орлеанская Дева. Архиепископ ошибся, приняв её за самозванку. Английские оковы и костёр инквизиции оказались бессильны перед ней. Ведьма. С ведьмой бессмысленно бороться силой. Но ведь есть ещё хитрость. Король расплылся в жалостливой улыбке:

- Сударыня... боюсь, что память вам отказывает. В те минуты вы сказали нечто совсем иное...

Катрин удивлённо посмотрела на него. Ошиблась? Что-нибудь спутала? Этого не может быть!

"Катрин, он лжёт! Ты сказала всё правильно! Он хочет доказать, что ты - самозванка! Он ни перед чем не остановится! Он готов пойти на новое преступление!"

* * *

Катрин бежала по лесу что есть духу. Вслед ей летели редкие стрелы, но она петляла между деревьев, и попасть в неё было невозможно.

Она уже несколько дней до этого шла по лесу, надеясь выйти к Вокулёру. Неожиданно путь ей преградили несколько оборванцев. "Разбойники!" - мелькнула мысль. Катрин выхватила кинжал и резким движением заставила ближайшего негодяя отскочить в сторону, но за ней погнались.

Счастье, что метко стрелять из лука на бегу ещё никому не удавалось. Судя по крикам сзади, разбойники даже попали в кого-то из своих. Деревья становились всё реже и реже... кажется, скоро лес кончится... Катрин оглянулась на бегу: преследователей нигде не было видно. Всё равно, останавливаться нельзя, разве что немного сбавить скорость.

Ещё несколько минут бешеного бега в никуда - и перед тяжело дышавшей Катрин предстали величественные стены монастыря. Не раздумывая, она бросилась к воротам и забарабанила в них кулаками. Справа открылось окошечко, и Катрин увидела лицо монахини:

- Что вам, дитя моё?

- Умоляю, откройте скорее, за мной разбойники гонятся!

- Сейчас, открою вам... Только вы не сможете здесь долго оставаться. У нас женский монастырь.

Женский монастырь? А ведь... почему бы нет? Как знать, что происходит сейчас в Вокулёре!

- Простите, сестра! Я женщина... девушка! Я переоделась в мужскую одежду, потому что меня похитили силой, а я бежала!

Маленькая створка ворот рядом с окошечком привратницы открылась, и спустя мгновение Катрин очутилась внутри монастыря.

* * *

Катрин была полностью ошарашена. Вот уж в самом деле... Невозможно же заявить: "Ваше величество, вы лжёте!". Оскорбление величества...

Катрин стояла молча и неподвижно, глядя перед собой, полностью уничтоженная наглым подонком, предавшим и погубившим её сестру, а теперь глумившемся над нею. Как была права Жанна, когда уговаривала не приходить сюда...

Король приблизился к Катрин и произнёс совсем тихо:

- Я совсем забыл... Ведь вам, милая Жанна, вынесен инквизицией смертный приговор. В тот самый момент, когда вы попадёте в руки светских властей, вы должны быть сожжены заживо на костре. Неужели вы этого добиваетесь?

* * *

Вопреки ожиданиям Катрин, монастырь, куда она попала, был изрядно удалён от Вокулёра, вокруг простирались бургундские владения. Видимо, в своих блужданиях по лесу Катрин выбрала ошибочное направление.

К удивлению самой Катрин, монастырская жизнь вовсе не оказалась ей в тягость. Неприхотливая и работящая, она не чуралась тяжёлых работ, от которых отлынивали белоручки из знатных семейств, а церковные службы, хотя и позабавили её вначале, в последующем стали привлекать всё больше. Постепенно она начала понимать, почему Жанна так тянулась к этим вещам, которые Катрин ещё недавно называла про себя дребеденью. В монастыре она назвалась Клод, рассудив, что Катрин Дарк всё равно уже умерла, а если нет, то её вполне может разыскивать некий Колен, тогда как Клод, дальняя родственница семейства Дарк, живёт где-то ближе к Парижу, и едва ли здесь, в этом монастыре, её кто-либо знает. Имя Клод было удобно и тем, что его можно было носить как девушке, так и парню. Настоятельница монастыря, которая сперва настороженно восприняла новенькую, явно не стремившуюся стать Невестой Господней, в последующем резко подобрела к ней. Она поручила одной из монахинь обучить Клод-Катрин грамоте, неоднократно беседовала с девушкой, тактично избегая задавать ей щекотливые вопросы о прошлом, и всё чаще стала поручать куда более приятные работы, нежели уборка конюшни.

Катрин не знала, что одной из причин столь резкого изменения настроения настоятельницы явились её политические убеждения - она была ярой патриоткой, несмотря на родство с графом Люксембургским, - а также то, что она была недавно в Вокулёре и видела там Жанну. У настоятельницы не возникло ни малейшего сомнения в том, что Жанна и Клод - близкие родственницы.

Встречаясь то там, то здесь с Катрин, настоятельница как бы мимоходом передавала ей новости, которые приходили в монастырь иногда назавтра после события, а в другой раз и с месячным опозданием. Так, с немалой задержкой Катрин узнала, что Жанна уже отбыла с отрядом в Шинон, а значит, идти в Вокулёр уже не было смысла. Узнавала она постепенно и о приёме её сестры дофином Карлом, и о церковной проверке Жанны в Пуатье, и о сборе ополчения под знамя Девы. После этого - вдруг, разом, в один день - пришли вести о боях под Орлеаном, ранении Жанны, бегстве войск Тальбота и присвоении Орлеанской Деве титула графини Лилий. Весь монастырь всколыхнулся, настоятельница ходила сияя. Она вызвала Катрин и самолично проэкзаменовала её по итогам обучения грамоте. Оставшись удовлетворена результатами, она немного помялась и сказала:

- Клод... Я догадываюсь, что ты родственница Девы Жанны. Молчи, не отвечай. Я понимаю, что ты у нас здесь не надолго. Очень возможно, что вскоре её армия будет в этих местах. Полагаю, ты захочешь присоединиться к ней. Так вот, я прошу тебя не спешить. Ты будешь намного полезнее для своей сестры, если ещё поучишься у нас, наберёшься знаний, сведений о короле, дворе и придворном этикете, а затем поедешь к ней. Она девушка необычайная... да простит мне Бог поспешное суждение - она святая. Но ей не хватает знаний, и из-за этого она может попасть в беду. Будет лучше, если ты придёшь к ней на помощь, вооружённая теми познаниями, которые мы сможем тебе дать, и пусть рядом с Девой будет сведущий человек, которому она сможет доверять.

Катрин задумалась. Она и сама не была уверена, когда именно ей следует ехать к Жанне, а в словах настоятельницы был явный резон. Катрин поколебалась, но согласилась, что пока она для сестры скорее оказалась бы обузой, нежели помощницей.

Прошло ещё несколько дней. В одно утро монахини проснулись от сотрясения земли и звона металла. Они повыбегали наружу, к стенам. Мимо монастыря проходила огромная армия. "Бургундцы" - подумали сёстры во Христе. Только через несколько дней они узнали о катастрофе английских войск в долине Луары и о бескровном походе Жанны на Реймс.

* * *

При виде того эффекта, который произвели на Катрин его слова, король окончательно приободрился и пришёл в благодушное настроение. Он вернулся к придворным и обратился к ним:

- Господа! Как вы понимаете, всё это - не более чем шутка! Мы с очаровательной госпожой дез Армуаз заранее договорились разыграть вас! Я надеюсь, никто из вас не подумал, что она и вправду намеревалась изображать здесь, перед нами, это несчастное дитя - Деву Жанну, с которой наши враги поступили столь жестоко в Руане! Прошу вас, продолжайте веселиться, праздник продолжается! И не забывайте о нашей милой гостье и её супруге!

- Ваше величество! - раздался вдруг суровый голос архиепископа. - Если госпожа дез Армуаз решила подшутить над нами, то ей следовало выбрать менее щекотливый образ, нежели тот, что принадлежит женщине, казнённой за ересь, колдовство, идолопоклонство и клятвопреступление! Мне доподлинно известно, что присутствующая здесь дез Армуаз и ранее приписывала себе упомянутый образ - во время пребывания её в Орлеане и других местах, а также при встречах с достойными уважения людьми! Я представляю здесь пресвятую католическую церковь! Я требую, чтобы госпожа дез Армуаз публично отреклась от своих пагубных заявлений и понесла наказание, положенное ей как самозванке и возмутительнице общественного спокойствия! Если же она откажется это сделать... Приговор, вынесенный так называемой Деве Жанне, никто не отменял!

* * *

В тот день настоятельница вызвала к себе Катрин сразу после отъезда гонца, привозившего письма, а заодно и новости. Настоятельница была бледна, её глаза покраснели.

- Клод... девочка моя... случилось нечто ужасное. Во время боя под Компьенью Жанна попала в плен к нашим... бургундцам. Её предали, перед ней закрыли ворота города, когда ей пришлось отступать перед превосходящим противником. Я боюсь, что это - начало очень страшных событий.

Катрин встревожилась... но не настолько, чтобы впасть в отчаяние. Может быть, настоятельница преувеличивает?

- Матушка, я, правда, не очень хорошо разбираюсь в этих вещах, но так ли всё плохо? Король Франции в состоянии заплатить за Жанну выкуп, кроме того, её могут обменять на пленных английских капитанов, которых она же захватила. Разве нет?

- Клод... я тебе всего не рассказывала. В последнее время архиепископ Франции почему-то сильно разозлён на Жанну. Это его родственник командует в Компьени, он и приказал закрыть перед Жанной ворота. Я только что получила его письмо, подтверждённое королём, в котором он говорит, что она наказана за свою гордыню. Это очень, очень плохо и опасно для Жанны. Я боюсь, что король не придёт к ней на помощь. Её могут выдать англичанам, и тогда она погибла.

Катрин задумалась... но не надолго.

- Матушка... мне кажется, пришло мне время вернуться в мир...

Настоятельница глянула на Катрин, быстрым движением смахнула слёзы:

- Да, Клод... я не сомневалась, что ты так скажешь. Вот только... прежде чем я отпущу тебя, скажи: что именно ты собираешься предпринять?

Катрин смутилась. Конечно, матери настоятельнице можно многое рассказать, но... эх, была не была:

- Матушка... Я думаю переодеться мужчиной и поехать в Компьень, в армию. Там наверняка сейчас пытаются сделать что-то для спасения Жанны.

- Да... конечно, так правильнее всего. Я дам тебе рекомендательное письмо к моим друзьям. Кажется, в армии сейчас недостаток грамотных солдат, нужны писцы, а ты уже многое умеешь. Вот только... тебе надо изменить внешность, уж больно ты в глаза бросаешься.

- Я думала постричься коротко...

- Да, это обязательно, но так ты ещё больше будешь похожа на Жанну. Знаешь что? Это, конечно, ужасно, но... завяжем-ка мы тебе левый глаз. Вот так тебя никто не узнает.

Катрин задумалась. Нет, не о завязанном глазе. Получается, что завтра-послезавтра уезжать...

- Матушка... прежде чем я уеду, я должна перед вами покаяться. Простите меня, грешную, я обманула вас. На самом деле меня зовут не Клод, а...

- Ни слова больше! Иди, готовься к отъезду!

* * *

Катрин по-прежнему оставалась неподвижной перед королём и придворными, которые тихо пятились от неё, словно от чумной. Всё погибло...

"Катрин! Сестричка моя милая! Умоляю тебя, отрекись! Я ведь тоже отреклась!"

"Жанна! Ты отреклась - а они тебя всё равно убили!"

"Катрин! Ты должна жить! Я хочу этого! У тебя семья, муж! Я, я нуждаюсь в этом, слышишь?!

- Жанна! Мой муж откажется от меня, узнав, что я - самозванка!"

К Катрин подошли прево - судебный исполнитель Парижа - и четверо стражников. Стражники взяли Катрин за плечи, стянули ей руки за спиной верёвкой...

- Мадам дез Армуаз! Вы настаиваете на том, что являетесь еретичкой, известной под именем Дева Жанна?

Робер и Этьен стояли неподалёку - оба бледные, в явной растерянности...

Катрин опустила лицо:

- Нет... я солгала... я не Дева Жанна. Я всего лишь на неё похожа.

* * *

Невзрачный кривой мальчишка в старых доспехах с чужого плеча мало привлекал внимание защитников Компьени, у которых хватало собственных дел. Катрин потихоньку привыкала к своей новой жизни. Она уже могла без отвращения смотреть в зеркало на эту физиономию с чёрной повязкой на месте глаза. Она успела повидать прославленных военачальников - Жиля де Рэ, в отряде которого она теперь служила, Ла Ира, де Сентрайля, и других, - и, увы, у неё сложилось тревожное впечатление, что они заботились в основном об обороне города, а не о спасении Жанны. Рассуждая здраво, так оно и должно было быть, в конце концов: всего-то - привезти выкуп... Но день за днём проходил, а Жанна оставалась в заточении.

Пребывание в осаде было неприятно и томительно, но не представлялось опасным. Город был защищён великолепно, сил у осаждающих явно недоставало, и временами Катрин казалось, что как англичане, так и бургундцы остаются у стен Компьени просто потому, что и тем, и другим неудобно отступать первыми.

Во время одной из вылазок против бургундцев Катрин была ранена выстрелом из арбалета. Стрела попала между ключицей и шеей. Сквозь пелену боли Катрин услышала, как кто-то из старых воинов сказал: "Прямо как Деве под Турелью попало. Повезло тебе, парень, выходит, Бог на тебя глаз положил."

* * *

В тот самый момент, когда стражник захлопнул дверь темницы, оставив Катрин наедине с духотой, сумраком и оковами, в её сознании что-то щёлкнуло, и она совершенно явственно увидела себя прикованной к железной кровати, среди скудного освещения от факелов... а возле двери - двое английских солдат с алебардами... а за дверью, должно быть, ещё трое... Сейчас войдёт граф Уорвик, и опять он что-нибудь придумает, чтобы причинить мне боль... А завтра утром меня снова поведут на суд инквизиции, чтобы задавать нелепые, подлые, повторяющиеся вопросы, единственная цель которых - заставить меня оговорить саму себя... Катрин дёрнулась, тяжесть и звон массивных цепей на руках и ногах подтвердили: да, так оно и есть, это происходит с тобой...

Катрин тряхнула головой: чепуха, этого не может быть, видение. Так, наверное, обращались с сестрой, когда она томилась в Буврее... но я-то не в Буврее, а в парижском Дворце Правосудия. Лучше не спрашивать Жанну об этом.

"Да, Катрин, всё это на самом деле было со мной. Мы с тобой сейчас - единое целое, и моя память, моя судьба - всё это становится также твоим. Катрин, мне очень страшно. Умоляю, отрекись, спаси нас обеих! Отрекись - ради меня! Снова на костёр - я этого не выдержу! Сестричка, миленькая, пожалуйста, сжалься надо мной!"

* * *

Весть о том, что Жанна продана англичанам, ударила, словно гром среди ясного неба. Ещё накануне казалось, что всё будет замечательно: после победы над осаждающими французские капитаны готовились к какой-то экспедиции, и Катрин ни на минуту не сомневалась, что речь идёт об освобождении её сестры. Разумеется, она была бы очень непрочь участвовать в операции, но добровольцев не вызывали, а сама она не решалась привлекать к себе лишнее внимание. И вдруг...

Катрин заметила того гонца, но по его виду нельзя было сказать, что он привёз страшную весть, да и капитаны разговаривали с ним довольно спокойно, пожалуй, даже весело.

У Катрин не уладывалось в голове, как это могло быть: ведь достаточно было держать небольшой отряд возле места заточения Жанны, проследить за конвоировавшими её бургундцами, перехватить по дороге, отбить пленницу, ведь французы сейчас намного сильнее бургундцев и англичан - вместе взятых... Объяснение случившемуся могло быть одно: Жанну вовсе не собирались освобождать. Катрин вдруг с пугающей ясностью поняла, что плен Жанны стал большим подарком для арманьяков, французских патриотов: ведь с того самого момента, когда её захватили, огромные силы бургундцев, а позже - англичан, были отвлечены на то, чтобы устеречь непокорную узницу, которая уже дважды пыталась бежать, оба раза была близка к спасению, и...

И ТОЛЬКО ВМЕШАТЕЛЬСТВО ПРОВИДЕНИЯ ОСТАВИЛО ЖАННУ В РУКАХ ЕЁ СМЕРТЕЛЬНЫХ ВРАГОВ.

Катрин охнула и села на пол, чтобы не упасть от этой мысли. Да... Ведь Жанна уже почти покинула Болье, когда её вдруг совершенно случайно заметил стражник. А позже, при спуске из окна Боревуара, у Жанны оборвалась верёвочная лестница, когда до свободы оставалось всего несколько ярдов. Вмешательство судьбы... Бога... Господи... да неужели... этого не может же быть... Господи, скажи, что это неправда... Господи, Ты же не можешь желать гибели Жанны - самой доброй и чистой, самой прекрасной, благородной и честной... Господи, Ты не можешь погубить ту, которой дал самую тяжкую и мучительную миссию всех времён...

Катрин сильно тряхнула головой, отгоняя зловещие мысли. Нет, нет и нет. Просто - не повезло. Дважды - не повезло. Ещё не всё потеряно. Заплатить выкуп можно и англичанам. Захватить кого-нибудь из знатных, самых знатных англичан, кто у них во Франции... Бедфорд? Кардинал Винчестерский? На днях по городу пронёсся слух, что и малолетний король Генрих Шестой пожаловал или собирается во Францию...

- Привет, Клод! - услышала Катрин голос своего командира, - собирай свои шмотки, бумажки с перьями, двигаем в Нормандию! Говорят, там можно будет здорово поживиться!

* * *

Зала заседаний тюрьмы парижского Дворца Правосудия была достаточно чистой и просторной... по крайней мере, для того, чтобы принять такую важную особу как еретичка и колдунья Орлеанская Дева - или самозванку, столь похожую на неё. Из стрельчатых окон доходил слабый намёк на свет заката, и основное освещение поступало от факелов на стенах, да ещё от свечей на большом судейском столе. Судьи были увлечены разговором о чём-то своём, и Катрин задумчиво вглядывалась в украшения на резных балках свода. Она же решила признать себя самозванкой... в самом деле, выбор-то - либо позор, либо костёр. Робер, конечно, откажется от неё, он-то женился на графине Лилий, а не на жалкой обманщице... Как жить потом? Как-нибудь... Прежде чем думать о будущем, надо выйти отсюда на свободу.

- Обвиняемая! Ваше имя!

- Меня зовут Клод дез Армуаз.

- Ваш возраст?

- Мне двадцать пять лет.

- Какое отношение вы имеете к известной еретичке Жанне Дарк из Домреми, приговорённой к смерти в мае 1431 года трибуналом инквизиции в Руане?

На этот вопрос Катрин ответила не сразу. И всё же, после паузы:

- Я... просто самозванка. Я только лишь на неё похожа.

- С какой целью вы выдавали себя за неё?

Катрин чуть задумалась.

- Я хотела таким способом заработать деньги. Завести связи.

- Вы хотите сказать, что подданные его величества давали деньги той, кого считали еретичкой и колдуньей?

Катрин смутилась. Ещё не хватало подвести ни в чём не повинных людей.

- Нет... очень мало. Почти ничего. Потому я и пришла к его величеству, что надеялась получить от него помощь.

Главный судья не мог не возмутиться:

- Вы хотите сказать, что полагали наихристианнейшего короля способным оказать покровительство еретичке?

Катрин чуть не стало плохо. Как же выкрутиться...

- Я признаю свою вину. Я - обманщица, самозванка. Я совсем не подумала, что женщина, за которую я себя выдаю, признана еретичкой и колдуньей. Я надеялась, что обман его величества позволит мне получить помощь у других людей.

- Кого вы имеете в виду? Имена, имена!

- Я... не знаю. Ещё раз: я признаю свою вину, я обманщица и самозванка, и я прошу досточтимый суд оказать мне снисхождение.

- Подсудимая, это правда, что под именем Девы Жанны из Домреми вы участвовали в боевых действиях против англичан и были ранены?

Катрин насторожилась, но не нашла в вопросе никакого подвоха.

- Да... в Нормандии и под Парижем.

- Кто вас допустил к участию в боях?

"О, проклятье! Мне сейчас придётся назвать Жиля де Рэ!"

- Я сейчас этого не помню. Я была контужена и болела несколько дней, после чего у меня начались провалы в памяти.

Судьи переглянулись. Второй судья прокашлялся и вступил в допрос:

- Подсудимая, вы утверждали, что являетесь самозванкой. Между тем, врач, осмотревший вас, нашёл особые приметы, совпадающие с теми, которые известны у Девы Жанны, в том числе и следы ранений. Как вы можете это объяснить?

Катрин смешалась. "Кажется, дело становится очень плохо. Неужели они намерены сжечь меня?"

- Если бы я не была похожа на Деву Жанну, я и не пыталась бы выдавать себя за неё. Все совпадения случайны. Что касается ранений, то как раз они и навели меня на мысль выдать себя за Деву Жанну. Когда меня ранили вторично, один солдат сказал, что то же случилось и с Орлеанской Девой.

- Подсудимая! Вы неоднократно утверждали, что англичане пощадили вас потому, что на защиту к вам пришла Анна Бедфорд, француженка по рождению, сестра Филиппа Бургундского, покойная жена бывшего регента оккупированной англичанами части Франции, которая поймала мужа на супружеской измене и шантажировала его. Вы также говорили, что в тот момент, когда вас вывели из темницы якобы на казнь, вас заменили похожей девушкой. По вашим утверждениям, в последующие несколько лет вас содержали в одном из замков Джона Бедфорда во Франции, а после его смерти отпустили на свободу. Это верно?

- Я всё это придумала. Я понятия не имею, каковы были отношения между Анной и Джоном Бедфорд. О том, что Бедфорд умер, я узнала случайно. Кроме того, я слышала, что Деве Жанне в день отречения угрожали костром. Её наверняка бы сожгли, если бы она не отреклась. Мне даже странно, что все, кому я рассказывала свой вымысел, не обратили внимания на события, происходившие в день отречения Девы Жанны, когда её просто невозможно было подменить.

Судьи снова переглянулись.

* * *

На улице было довольно холодно, заканчивался февраль. Капелла замка Буврей была набита зеваками: всем хотелось посмотреть на знаменитую колдунью и еретичку, пока её ещё не сожгли. Несколько верхних ярусов скамей были заполнены до отказа публикой, а нижние предназначались для судей. На возвышении восседал председатель суда, тучный епископ Пьер Кошон в парадной мантии. На нижних ярусах расположилось около полусотни судей, облачённых в чёрное, - теологи из Парижского Университета, инквизиторы и рядовые ассессоры. Перед нижним ярусом стояла на невысоком помосте небольшая скамья без спинки, возле которой стояли, тихо переговариваясь, двое солдат в доспехах и с алебардами. В зале слышался шелест одежд и звучал негромкий гулкий ропот: зрители не смели беседовать громко, робея перед суровыми святыми отцами, а те переговаривались шёпотом, явно не желая, чтобы их секреты стали достоянием любопытствующих.

Наконец, председатель суда епископ Пьер Кошон поднялся с места и выкрикнул в коридор:

- Введите подсудимую!

При этих словах зал моментально притих, да так, что снаружи стало слышно завывание февральской метели. Все глаза устремились к нижнему входу. Среди этих глаз был один, принадлежавший некоему кривому мальчику. Катрин сидела совсем рядом с верхним входом, с полным основанием полагая, что её личность здесь едва ли кого-нибудь заинтересует.

В коридоре послышался нарастающий равномерный лязг железа. Странный звук для оружия стражников.

В дверь вошёл стражник с алебардой. Он сделал пол-оборота, пропуская арестованную, за которой следовал другой вооружённый солдат.

Жанна была в облегающей чёрной шерстяной мужской одежде с большим воротником. Она была закована в кандалы по рукам и ногам - именно её цепи, а вовсе не алебарды стражников, производили лязгающий звук на каменных плитах пола. Она передвигалась медленно, задумчиво опустив лицо, словно догадываясь, какой конец ей уже уготовили святые отцы. Жанна казалась усталой и ослабевшей. Когда она, сев на скамью, подняла лицо и посмотрела вокруг, её бледность на фоне чёрной одежды показалось Катрин белее снега. Катрин подумала, что сестра стала ещё прекраснее, чем была прежде... и ужаснулась мысли, что это - красота мученичества.

В нижних рядах произошло движение: один из зрителей - английский солдат - поднял руку и почтительно отдал честь Жанне. Узница, чуть привстав и слегка улыбнувшись, ответила ему.

Катрин уже больше двух лет не видела сестру, и сейчас всё смешалось в её душе. Не так, а совсем иначе она рассчитывала встретиться вновь с Жанной. Катрин невнимательно слушала, что говорили убийцы Жанне. Кажется, они требовали от неё покорности и присяги по угодной им форме, а сестра не соглашалась. Она готова была принять присягу с условием, что ей будет разрешено умолчать о том, чего она не сочтёт возможным рассказывать. Судьи возмущались, орали, бесились, угрожали, но на Жанну это не производило ни малейшего впечатления. Катрин почему-то вспомнила свои беседы с матерью настоятельницей. Что она рассказывала однажды про ересь? Вроде бы каждый обвиняемый в ереси имеет право потребовать, чтобы его судил Папа Римский... Возможно ли такое? Правильно ли поняла её тогда Катрин? Не слишком ли много найдётся желающих? Но - допустим, что так. А ведь Папа едва ли захочет в угоду англичанам губить Жанну. Правда, Папы сейчас, собственно, нет, его функции переданы Базельскому Собору... фактически, впрочем, - тот же Папа... Но ведь англичане не выпустят свою пленницу ни в Рим, ни в Базель? Зато и получить обвинительный приговор инквизиции, чтобы сжечь Жанну на костре, наверное, тоже не смогут... Во всяком случае - почему бы не попробовать?

Катрин как бы между прочим встала, огляделась по сторонам... возле двери - никого... Все присутствующие смотрят на Жанну... Катрин приотрыла дверь, выглянула наружу... в коридоре - пусто... Эх, была-не была...

Внезапно посреди мертвенно-благостной атмосферы всеобщей травли беззащитной девочки прозвенел громкий голос Катрин:

- Жанна, требуй суда Папы в Риме!

Прежде чем кто-либо успел обернуться, чтобы рассмотреть возмутительницу всеобщего благолепия, Катрин уже мчалась стремглав по коридору - прочь, на выход.

* * *

"Мы, судьи города Парижа, назначенные его величеством королём Франции, признаём подсудимую Жанну дез Армуаз, супругу Робера дез Армуаз, виновной в намеренном обмане, самозванстве и мошенничестве с целью извлечения прибыли. Подсудимая будет выставлена у позорного столба на Гревской площади, где должна будет произнести формулу отречения и покаяния, после чего её надлежит наказать плетью в назидание иным обманщикам".

Катрин не без облегчения выслушала приговор. Отрекаться под страхом костра - это в нашей семье дело привычное. Странно только... почему они не указали в приговоре, за кого я, самозванка, себя выдавала?

* * *

Близился к концу месяц май, когда в Руане разнеслась радостная для каждого английского патриота весть о том, что Деву Жанну признали виновной в ереси, колдовстве и разжигании кровопролития, и что сегодня её сожгут на костре. Катрин, как и прежде переодетая кривым мальчиком и не без основания считавшая, что в этом костюме ей разоблачение не грозит, слилась с толпой и вместе с людским потоком просочилась на кладбище Сент-Уэн.

Сразу при входе на кладбище Катрин увидела приготовленный костёр. Костёр, предназначенный для её сестры. Камень в виде усеченной пирамиды со ступеньками, в верхней части которой торчал толстый деревянный столб с закреплёнными в его верхней части цепями. Вокруг столба - кучи сваленных дров и множество вязанок хвороста, обильно проложенных соломой. У подножия камня Катрин увидала палача и двух его подручных в ярко-красных балахонах. Перед ними стояла жаровня, из которой торчали пылающие факелы. Чуть поодаль - два помоста. Один из них, большой, под широким навесом, защищающим от солнца, устланный коврами, с многочисленными креслами, предназначался для высшей английской знати и главных судей Жанны. Другой, поменьше и поскромнее убранный, уже был занят остальными судьями, городскими священнослужителями и дворянами. Вокруг помостов и костра стояли оцеплением английские солдаты в блестящих стальных доспехах.

У Катрин защемило сердце. Неужели сегодня Жанны не станет... через огонь... сестричка моя миленькая, да не дай Бог такого... Господи, Ты ведь можешь хотя бы послать дождь на этот проклятый костёр! Господи, если Ты допустишь гибель Жанны, то хуже Тебя нет никого и ничего на свете! Никакой Сатана не может быть страшнее Бога, погубившего Жанну! В глазах помутнело от слёз. Катрин стиснула зубы, наклонилась и вытерла глаза. Она заставила себя успокоиться: вот так и попадаются самые глупые из лазутчиков. Катрин отошла в тень деревьев: во-первых, там её не так видно, а во-вторых, в случае чего можно проскочить к ограде и перемахнуть через неё. Спустя несколько минут между Катрин и костром уже стояла толпа людей. Если бы кто-то задался целью найти кривого мальчишку, то сделать это теперь было бы довольно трудно.

Среди толпы возникло движение, послышался лязг железа. Английские солдаты вели закованную Жанну, тащили её за цепь, обёрнутую вокруг пояса. Девушка казалась измученной, отрешённой, безразличной к происходящему, словно всё это не касалось её. Она рассеянно посмотрела по сторонам, мельком оглядела зрителей... Катрин показалось, что на ней взгляд сестры задержался чуть дольше... и вдруг Жанна очень резко отвернула голову в противоположную сторону. Увидев костёр, узница заметно вздрогнула всем телом, зазвенев железом. Солдаты подтолкнули её, пленница понурилась и обречённо направилась к предназначенному для неё месту на малом помосте, перед костром. Несколько камешков, брошенных из скопления зрителей, ударили её в правое плечо, и пленница негромко вскрикнула от боли.

Наступила тишина. Задуманное Винчестером и Кошоном представление должно было вот-вот начаться.

На большом помосте произошло движение. Катрин увидела, как вперёд вышел один из судей Жанны, державший в руках листки бумаги. Прокашлявшись, тучный оратор приступил к выразительному чтению своих записей, которые касались обвинения, вынесенного убийцами Жанне. Со стороны казалось, что Жанна задремала от усталости и пребывала в полном безразличии по отношению к декламатору. Однако, впечатление это оказалось обманчивым. Стоило субъекту в чёрном произнести что-то против короля Карла, как Жанна встрепенулась, подняла голову и негромко сказала:

- Это неправда! Клянусь своей верой перед лицом смерти! Карл - наихристианнейший из королей, преданный сын веры и церкви!

Оратор запнулся на полуслове. Наступила гробовая тишина. Катрин даже услышала, как невдалеке поют птицы.

Неожиданно кто-то в середине толпы зааплодировал, и публика разразилась овацией. Катрин не поняла, что, собственно, понравилось слушателям: неожиданная реакция замученной девочки, её упорная наивность и нежелание признать коронованного ею суверена отпетым мерзавцем и предателем, или конфуз незадачливого святого отца.

Проповедник позеленел от злости, чуть не упал с помоста и, обернувшись к прево, заорал, указывая на Жанну:

- Заткни ей глотку!

Этот вопль возымел обратный эффект. Слишком велик был контраст между усталой, закованной девочкой и отъевшимся крючкотвором. Послышались смешки и свист. Впрочем, кардиналу Винчестерскому стоило всего лишь нахмурить бровь, и толпа заткнулась. В конце концов, не для того она тут собралась, чтобы оценивать ораторское искусство убийц и их жертвы, а ради удовольствия увидеть огненную гибель Жанны.

Кое-как придя в себя после конфуза, оратор хрипло продолжал свою речь. Однако, при переходе к заключительной части, его голос окреп и зарокотал:

- Опомнись, Жанна! Ради чего ты готова пожертвовать своей молодой жизнью? Ты же совершаешь истинное самоубийство! Ты уже ничего не изменишь! Покайся в грехах своих и подчинись воле святой матери - католической церкви! Только так ты спасёшь своё тело от этого костра, который уже приготовлен за твоей спиной, а свою душу - от много худшего, адского пламени!

Жанна устало подняла глаза на своего мучителя:

- Я уже говорила, и не раз: я готова предстать перед судом Папы Римского или Базельского Собора!

Катрин не поверила своим ушам. Так Жанна всё сделала правильно! Она услышала и поняла её, Катрин, отчаянный выкрик - в тот страшный день начала суда в Буврее! И всё равно её готовятся убить...

Судьи загалдели все разом. Жанна опустила лицо в ладони и застыла неподвижно. Едва святые отцы умолкли, пленница снова посмотрела на них и твёрдым голосом заявила:

- Только суд Папы Римского или Базельского Собора - я соглашусь принять!

Судьи сбивчиво затарахтели, что Папа далеко, а их полномочия вполне достаточны...

Английские солдаты заволновались. Им уже наскучила эта болтовня. Перед ними находилась девушка, которую они считали своим злейшим врагом, и они готовы были взбунтоваться ради того, чтобы увидеть её пепел. Кошон сделал знак палачу, тот подошёл к пленнице и взял её за плечо. Жанна вскрикнула. В тот же миг проповедник ловким движением убрал свой прежний текст, выхватил откуда-то из одежд листок бумаги, сунул его в лицо узницы и надрывисто возопил:

- Отрекись, Жанна! Иначе через минуту ты будешь в пламени! Тебя ждут вечные муки ада! Спаси свою жизнь и вечную душу!

Наступила тишина. Палач не двигался с места, по-прежнему держа Жанну. Она боязливо оглянулась на него и, дрожа, обратилась к оратору:

- Мессир, о каком отречении вы говорите? Что я должна подписать?

Тот победно взмахнул листком бумаги, словно флагом:

- Ты должна будешь переодеться в женское платье и перестать слушать Голоса, которые привели тебя на костёр! Вот и всё! И с этого момента ты будешь находиться под защитой пресвятой католической церкви! Неужели ты предпочитаешь сгореть в мужской одежде, лишь бы не вернуться в лоно родной церкви?

Публика и солдаты притихли, затаив дыхание. Происходило нечто такое, к чему они не были готовы. Катрин тоже слушала ни жива ни мертва, не веря своим ушам. Нужели Кошон готов забрать Жанну из Буврея? И англичане согласятся на это?

Посреди всеобщего безмолвия раздался голос Кошона. Он зачитывал смертный приговор. Палач потянул Жанну за цепь, которой были скованы её руки. Беспомощно пытаясь сопротивляться, девушка закричала:

- Я повинуюсь! Я подпишу...

Палач отпустил её. Жанна устало опустилась на колени и закрыла лицо ладонями.

Один из судей подошёл к пленнице и принялся читать ей текст отречения. Жанна, не открывая лица, повторяла за ним. Собственно, это было то же, о чём ей уже говорили: покаяться, подчиниться церкви, переодеться в женское платье, не слушать более Голоса...

Катрин не отрываясь смотрела на эту сцену. Вдруг ей показалось, что судья быстрым движением убрал текст отречения и вынул другую бумагу, на которой было куда больше текста... впрочем, Катрин могла и ошибиться. Жанне сунули в руку перо, обмакнутое в чернила. Жанна беспомощно глянула на судей:

- Я не умею писать! Я могу только поставить крестик!

- Поставьте крестик.

Жанна тяжело вздохнула и выполнила то, чего от неё требовали. Тут же вмешался Кошон:

- Э, нет, так не годится! Она должна подписаться своим именем! Кто-нибудь, помогите ей!

Тотчас услужливо подскочил секретарь английского короля. Он взял Жанну за руку и, двигая ею, вывел имя девушки. Раздался шумный вздох облегчения десятков судей. Кошон краем глаза глянул на бумагу и принялся зачитывать отмену вердикта об отлучении. Жанна прислушивалась с видимым удовольствием. Но...

"Однако, поскольку ты тяжко согрешила, и дабы избежать твоего повторного впадения во грех, ты приговариваешься к пожизненному заключению".

Катрин едва удержалась от крика. Как это - пожизненное заключение? Жанне? За что? Как вы смеете!

Впрочем...

Может, это уловка судей-французов... может, я напрасно так плохо думаю о них... В самом деле, что на это возразят англичане? А когда опасность минует, возможно, сестру отпустят...

Катрин обмерла, увидев, что к Жанне приблизились английские конвоиры. Почему они? Ведь Жанну обещали перевести в церковную тюрьму!

Увидев перед собой англичан, Жанна пронзительно вскрикнула. Не давая ей опомниться, её схватили за поясную цепь, локти и плечи - и грубо потащили.

Катрин была словно громом поражена. Сестру оставляют в руках англичан? Они обманули её... Напугав видом костра, пообещав забрать из Буврея, убедили подписать отречение - и обманули...

Они убьют Жанну...

Будьте вы прокляты, подлые злодеи...

Вдруг Катрин заметила, что не только её возмутил приговор - но, конечно, по противоположной причине. Английские солдаты, которые уже готовились было насладиться мучениями и смертью безвинной девушки, кричали, потрясали оружием, совершенно позабыв о своих обязанностях. Толпа зрителей волновалась. Катрин вдруг сообразила, что сейчас на неё никто не смотрит. Краем глаза она заметила, что выход с кладбища открыт...

Конечно, это была безумная затея, которая, вероятно, всё равно не спасла бы Жанну. И всё же...

Катрин вспомнила свои детские привычки. Она заметила на земле небольшой, но увесистый голыш... ещё раз огляделась по сторонам, подняла камень...

Кардинал Винчестерский совершенно случайно наклонился, поправляя свою одежду. Это движение спасло ему жизнь, так как метко пущенный рукою Катрин камень просвистел в тот же самый миг совсем рядом с его правым ухом.

* * *

- Эй, арестованная! Выходи!

Катрин очнулась от тяжёлого сна и увидела стражников, которые должны был конвоировать её к Гревской площади. Один из них приблизился к ней, вынул ключи и открыл замок, прикреплявший цепи Катрин к кольцу в стене. Катрин неловко поднялась и, пошатываясь, направилась к выходу. Свет факелов заставил её зажмуриться. Воздух тюремного коридора показался ей свежим и сладким после того смрада, которым пришлось дышать в темнице. "А ведь Жанне пришлось это, а то и худшее, выдерживать - не день, не два, а полгода. Значит, я и подавно справлюсь." Задавленная тяжестью цепей, Катрин шла за двумя стражниками. Ещё двое следовали за ней и временами подталкивали молодую женщину в спину - чтобы поторапливалась, не задерживала. Коридор за коридором, лестница за лестницей - медленно, тяжело, сопровождаемая мерным звоном собственных оков...

На улице её ждала тюремная карета. Как-никак, всё ещё жена почтенного дворянина... пока он не отказался от самозванки.

От свежего уличного воздуха у Катрин закружилась голова. Сев в карету, она прикрыла веки... и едва не заснула во время недолгой и мерной езды.

Дверца кареты открылась, и помощник прево велел ей выходить.

Очутившись на Гревской площади, Катрин осмотрелась по сторонам. Несколько десятков парижан собрались посмотреть на публичное развлечение. Посреди площади стоял позорный столб с закреплёнными цепями...

Катрин тряхнула головой, отгоняя воспоминание о таком же позорном столбе. Нет, нет и нет. Тогда было жестокое убийство, а теперь - всего лишь унижение и боль.

Стоявший рядом прево молча указал ей на небольшой помост перед позорным столбом. Катрин покорно вступила на него.

- Приговорённая, встаньте на колени!

Один из тех, кто судил Катрин, протянул ей листок бумаги.

Отречение.

Вся площадь застыла в ожидании.

"Сестра, прости меня за это унижение... - Нет, Катрин, это ты прости - за то, что у меня такая судьба."

"Я, Жанна дез Армуаз, признаю себя виновной в том, что с целью наживы я выдавала себя за другого человека, используя внешнее сходство. Я пыталась обмануть достойнейших людей Французского Королевства, в том числе августейшую особу его величества короля Франции. Я сожалею о своём преступлении и готова понести телесное наказание, назначенное мне за обман."

* * *

Было совсем ещё раннее утро, и прохожие в Руане были редки.

Недели не прошло с того дня, когда Кошон и судьи, запугав Жанну, вынудили её отречься, а Катрин вновь стояла посреди Руана... но теперь уже - на его Рыночной Площади. Именно сюда был перенесён предназначенный для Жанны костёр с кладбища Сент Уэн. Предусмотрительные организаторы зрелища не только не выбросили предназначенные для костра дрова, но даже не увозили их далеко, заранее зная, что узница обречена.

Накануне утром Катрин узнала, что Жанну приговорили к костру. Проникнуть в город было не так уж трудно. Из разговоров горожан Катрин поняла, что Жанна нарушила главное условие отречения - снова надела мужское платье. Жанна не могла не понимать, чем это ей грозит. Должно было случиться нечто страшное, чтобы заставить её так поступить. Что же это?

Катрин вдруг с ужасающей ясностью поняла, что именно произошло с Жанной в те дни и ночи, которые последовали за отречением, когда она, закованная и беспомощная, оставалась наедине со своими английскими стражами. Уж если Катрин безо всяких оков не смогла справиться один на один с Коленом... да... конечно, после такого Жанна согласилась даже принять костёр.

Катрин тут же оставила эту мысль. Сейчас ещё многое предстоит сделать. Поразмыслив, Катрин решила не светиться больше посреди толпы со своим завязанным глазом, который вполне мог примелькаться кому-нибудь из солдат или городских соглядатаев, а зайти в один из домов, окружавших площадь.

- Эй, малый, если хочешь посмотреть казнь ведьмы, то с тебя флорин!

Деньги у Катрин имелись, и она не стала спорить. Людей в доме было ещё мало, и Катрин заняла место на втором этаже. Высокие поленницы дров для костра были видны отсюда хорошо, позорный столб почти на уровне окна. Немного дальше девушка увидела оба помоста - совсем как на кладбище Сент Уэн шестью днями раньше. Катрин осторожно нащупала под складками одежды кинжал и расположилась на подоконнике так, чтобы с улицы её трудно было заметить.

Уныло потянулось время...

Появилось множество английских солдат, выстроившихся в оцепление вокруг костра. Другая группа англичан ушла влево и встала там длинной цепью, конец которой не был виден Катрин. Внизу понемногу собиралась толпа. Вот рядом с Катрин расположились двое парней. Девушка настороженно рассмотрела их: оба явно местные, жители Руана, в ремесленных робах. Вид у обоих был далеко не радостный. Глянув мельком на Катрин, они стали тихо переговариваться о чём-то своём.

Послышался глухой колокольный звон. Катрин заметила, как оба её соседа вздрогнули, переглянулись и напряглись.

Прошло несколько минут. Послышался медленный цокот копыт по булыжной мостовой. Катрин глянула налево - и впилась ногтями себе в ладони, увидев телегу, где было установлено нечто вроде решётки, к которой за руки была привязана тонкая женская фигурка в белом одеянии, с лицом, закрытым капюшоном. Там же сидели двое, лица которых показались Катрин знакомыми: кажется, она видела их в день начала суда над сестрой. В сердце Катрин снова проснулась надежда: может быть, всё-таки не Жанна?

Один из английских солдат что-то гневно выкрикнул, и тотчас к нему присоединились другие. Кто-то выскочил из цепи, подбежал к телеге и сдёрнул капюшон с приговорённой.

Сердце Катрин упало, перед глазами возникли огненные круги.

Жанна...

Её лицо распухло и покраснело от слёз, она содрогалась от рыданий...

Англичане радостно захохотали, засвистели, но быстро умолкли и встали смирно по местам.

Один из сидевших в телеге резко дёрнул капюшон вниз, закрыв лицо Жанны.

Им мало убить её, поняла Катрин, они ещё хотят покрыть своё преступление занавесом тайны.

Телега остановилась возле поленницы дров костра. Один из помощников палача взобрался на телегу и стал отвязывать Жанну. Англичане что-то закричали Кошону, и тот обратился к прево, указывая на девушку:

- Возьми её!

Помощник палача вылез из телеги, взял Жанну в охапку и грубо бросил на землю. Жанна вскрикнула и упала: у неё были скованы ноги. Помощник палача подтащил её к поленницам дров и поднял. Другой помощник и палач втащили Жанну за руки наверх. Тем временем один из судей скороговоркой отбарабанил проповедь о загнившей виноградной лозе, которую требуется отсечь, чтобы спасти виноградник. Катрин пришло в голову, что никто так и не удосужился объявить о приговоре Жанны. "Да и зачем это", - тут же подумала она рассеянно.

Катрин словно отключилась от происходящего. Она перестала думать о том, что сейчас сестра погибнет. Она даже не воспринимала происходящее как чью-то казнь. Просто - её память фиксировала события, к которым мозг должен был вернуться когда-нибудь впоследствии.

Соседи Катрин сидели не двигаясь, напряжённо всматриваясь в происходящее внизу. Сколько людей сейчас смотрит вот так - внимательно и безнадёжно...

Катрин услышала, как Жанна слабым голосом попросила дать ей крест. Один из солдат, стоявших в оцеплении, отбежал в сторону, толкнул старика, опиравшегося на посох, переломил эту палку надвое, быстро связал какой-то бечёвкой и сунул наверх. Жанна всё равно не могла уже взять этот злополучный крест, так как помощники палача заломили ей руки за столб и начали связывать верёвкой. Палач взялся за свисавшие сверху цепи и принялся туго стягивать ими тело девушки. Катрин вспомнила, как настоятельница рассказывала, что обычно приговорённых к костру незаметно душат, чтобы они не мучились. Наверное, это произойдёт сейчас... Катрин прикрыла веки и принялась шёпотом читать молитву о спасении души сестры.

Палач и его помощники спустились вниз и взялись за факелы, торчавшие из чана, из которого выглядывали языки пламени. Жанна осталась одна, она не двигалась. "Кажется, её действительно задушили",- с мрачным облегчением подумала Катрин. Вдруг она услышала:

- Руан! Неужели ты станешь моей могилой?!

Катрин обмерла. Жанна ещё жива? Когда же они собираются избавить её от мук? Или - не собираются...

Солома уже горела, от неё занимался хворост. Пошёл дым, от которого защипало глаза и стало трудно дышать даже здесь, на расстоянии от костра.

- Господи! Иисусе!

Катрин еле сдержалась, чтобы не выпрыгнуть наружу. Жанна, что же тебе сейчас приходится терпеть...

- Святой Михаил-Архангел! Придите ко мне на помощь! Вы же обещали!

Извиваясь в цепях, Жанна смотрела вверх, в равнодушные небеса, словно не замечала едкий дым. Она кашляла, задыхаясь от дыма, но тут же возобновляла призывы. Уже возле её ног появились первые языки пламени.

- Иисусе! Умоляю, помоги мне! Мне очень больно! Святой Михаил!

Прочно связанная цепями, Жанна билась на столбе в агонии невыносимой боли и продолжала кричать сквозь приступы кашля. Дым чёрной стеной уже обступил её. Катрин не выдержала и закрыла уши, но продолжала смотреть.

Бог обещал сестре прийти к ней на помощь в трудную минуту. Бог заманил Жанну в ловушку, обманул её, погубил и предал самым страшным мучениям.

Будь ты проклят - подлый, жестокий, вероломный Бог...

* * *

Палач поднял Катрин с колен и подвёл её к позорному столбу. Взял за цепь, сковывавшую руки, закрепил её сверху. Дёрнул вниз её платье - то самое платье, в котором она была на аудиенции у короля, - и оголил спину молодой женщины. Катрин набрала воздух в лёгкие: так, как учила сестра.

Раздался свист плети, Катрин мгновенно выдохнула воздух - и дёрнулась, словно её спину окатило кипятком. Больно... очень больно...

Она снова набрала воздух...

Удар за ударом. Катрин беспомощно пыталась вырваться из прочных оков. Постепенно ощущение боли стало угасать, сознание начало потихоньку уплывать...

Перед Катрин стояла Жанна - испуганная, дрожащая, заплаканная. Жанна, жалеющая свою непутёвую сестрёнку, изнемогающую под пыткой.

Жанна... ты всегда и во всём была первая, лучшая...

Удар! Тело конвульсивно дёргается. Перед глазами - мгновенная вспышка огня.

Жанна... ты родилась раньше... самая добрая и благочестивая... святая...

Ещё удар! Звон цепей, из которых руки беспомощно пытаются вырваться.

Сестричка... ты так быстро научилась лучше меня драться и скакать на лошади...

Свист плети. Выдох. Ожог кипятком.

Ты спасла целую страну, Францию... а я даже не смогла выручить тебя... даже отомстить за тебя...

Радужные круги перед глазами. Вспышка, словно от порохового взрыва.

Тебе достался костёр... а мне - всего лишь публичная порка...

* * *

- Катрин, здравствуй! Пожалуйста, не плачь обо мне!

Жанна стояла перед Катрин. Живая... улыбающаяся... правда, улыбка такая печальная...

- Жанна... это сон, да?

- Да, Катрин... это и в самом деле сон, но... понимаешь, не спеши меня оплакивать. Всё обстоит не так, как ты подумала.

- Сестричка моя хорошая... я же видела тебя, твоё лицо... там... на площади... Но не думай, я не собираюсь оплакивать тебя. Вовсе нет. Я за тебя отомщу. Всем им.

- Катрин! Умоляю тебя - не надо! Честное слово, мне сейчас совсем не так плохо!

- Жанна, я знаю, о чём ты говоришь. Ты, конечно, в раю, на то ты и святая. Тебе и должно быть хорошо... а вот мне без тебя очень плохо. Лучше бы всё это приключилось со мной. Пусть тебе там и дальше будет хорошо и приятно, а мне, грешной, оставь месть.

- Катрин, милая моя, заботливая сестрёнка и защитница! Я не могу рассказать тебе сейчас обо всём! Просто потому, что сама многого не знаю и не понимаю. Но... ты видела моё лицо... а я видела твоё... не стоило бросать камень в Винчестера, даже если бы попала. А сейчас - поверь мне, забудь про месть!

- Сестричка моя дорогая! Даже если бы я точно знала, что ты жива и при этом в раю, я и тогда не отказалась бы от мести! И я знаю, что мне следует сделать! Я приду к ним - всем, кто предал и погубил тебя! Я притворюсь тобой! Я посмотрю в их лживые глаза! Пусть они знают, что Жанну Дарк убить невозможно!

- Ох, Катрин... я не смогу разубедить тебя? Тогда... я попробую помочь тебе... если хочешь. Мы будем снова вместе. Не всё время. Иногда - во сне, как сейчас, и я постараюсь приходить к тебе почаще. А в трудную минуту я буду с тобою вместе и наяву. Хочешь?

* * *

Измученную, окровавленную, полумёртвую от истязания Катрин освободили от цепей, облили холодной водой и бросили в стороне. Она лежала без единого движения. Если бы вот прямо сейчас умереть... быть вместе с Жанной...

"Что ты, Катрин, не смей даже думать об этом! Самое страшное уже позади! Приходи в себя и возвращайся к нормальной жизни!"

Сестричка милая... какая теперь может быть жизнь... обманщица, самозванка... ведь и правда - обманщица... муж, конечно, откажется...

- Жанна! Любимая, тебе трудно встать? Дай-ка я тебя заберу отсюда!

Катрин почувствовала, как сильные любящие руки мягко поднимают её с земли... и сразу вскрикнула от боли.

- Прости, любовь моя! Эй, лекарь, сюда, быстро!

Катрин подняла голову. Рядом с ней стоял нахмурившийся Робер, а чуть поодаль - растерянный Ла Ир.

Подбежал лекарь с помощником. Они вдвоём принялись осторожно обрабатывать раны Катрин каким-то бальзамом. Катрин сперва негромко вскрикивала, стонала, затем успокоилась и даже чуть-чуть задремала... по-прежнему лёжа на мостовой.

- Жанна, теперь тебя можно поднять?

Катрин почувствовала, как её осторожно накрыли одеялом. Рядом с ней остановилась карета. Их с Робером карета. Муж осторожно взял Катрин на руки, внёс её внутрь, сел сам и положил жену животом вниз, аккуратно поддерживая. Карета тронулась с места. Катрин заплакала - уже не так от боли, как от позора и стыда.

- Ну-ну, любимая, не плачь! В конце концов... прости меня, но так ли тебе нужно снова на войну?

- Робер... ты прощаешь меня? Ты меня не прогонишь?

- Жанна, о чём ты! Я ведь прекрасно понял, что произошло у короля. Не слышал, но понял. Он тебе пригрозил костром, не так ли? А уж архиепископа не услышать, не понять было невозможно. Если бы ты знала, как я проклинал себя - в тот день, когда тебя впервые заставили отречься... тоже - под страхом костра. Ведь я был там, на кладбище Сент Уэн, тогда... всё видел - и не вмешался. Из страха перед англичанами. А сегодня - снова не вмешался, на сей раз - из покорности королю.

- Робер, милый... прости меня... Я должна тебе признаться, что на самом деле обманывала тебя... В действительности, я не...

- Ни слова более! Что бы ты ни наговорила сейчас на себя, я всё равно не поверю! Знаешь - почему? Потому что я видел твои глаза - в тот день, когда ты отреклась от Голосов. И... сегодня, сейчас, во время отречения ты смотрела такими же, теми же глазами. Жанна, язык может лгать, внешность тоже, но вот глаза - нет. Жанна, не плачь, умоляю тебя! Или... лучше, если я буду звать тебя - Катрин?

Робер обнимал и целовал жену, а Катрин снова плакала - но теперь уже совсем по иной причине.