ГЛАВА 11

ЛОМКИ

 

- Зря ты так хорошо одеваешься, – в который уже раз предупредил Рустам.

- Не могу же я совсем как бомжиха.

Марина придирчиво оглядывала себя в зеркало.

- Попортят одежду.

- Не попортят. Я буду в сторонке стоять.

- Ах ты хитрая! Но тогда тебе ничего не достанется. Принцип такой. Ну всё, пора выходить. А то без нас уйдут.

Рустам протопал к двери, Марина за ним. В кирзовых сапогах, в старых потёртых джинсах, в драной лётной куртке, доставшейся от отца, он, действительно, был похож на бомжа, или на колхозника.

- Студенческий взяла? – спросил он с порога.

- Взяла, – ответила Цветкова, похлопав себя по карманам.

- Ну пошли.

Добравшись обычным путём до студенческого городка МАИ, потом до площади перед институтом, они обнаружили там толпу человек в сорок. Погорелов, он же Славин, был уже на месте. Рустам поздоровался с ним и ещё с одним знакомым парнем. Остальных он не знал, хотя присутствовали явно не первокурсники.

- Мало народа, – констатировал Дима. – Таким составом мы никого не сломаем.

- Может подтянутся ещё?

- Вяло идут. Действительно, ломки умирают.

Тем не менее, в течении получаса подошли ещё человек двадцать, и продолжали прибывать. Не было Паши Веснина - руководителя маёвских ломок. Наконец подъехал и он, на машине. Погорелов пошёл с ним поздороваться. Рустам стоял, обнявшись с Мариной. Был одиннадцатый час вечера, конец октября. Поддувал прохладный ветерок, Марина ёжилась.

- Замёрзла? – Рустам распахнул куртку и укутал девушку её полами.

- Немного.

- Ломаем Ленком, – сообщил Дима, вернувшись.

- Ленком? Это хорошо, – одобрил Стерхов. - В Ленкоме я ни разу не был.

Через минут десять, пополнившись ещё несколькими студентами, толпа тронулась по направлению к трамвайной остановке. На трамвае добрались до Сокола. В метро шумящей подозрительно одетой толпой заинтересовалась милиция. Готовые к этому студенты повытаскивали студенческие билеты.

 

В первом попавшемся здании все подъезды были с домофонами. Во втором тоже. Лишь в третьем доме, в одном из подъездов, домофон был сломан. Там и приняли решение заночевать. На входе Веснин предупреждал всех не шуметь, вести себя тихо, с жильцами не ругаться.

- Это здесь мы будем ночевать? – спросила Марина.

- Здесь.

- Ужас!

- Я тебя предупреждал. Вполне подходящий подъезд.

Старые московские подъезды с широкими лестничными клетками, где видно, как за сеткой движется архаичный лифт с двойными дверями, которые нужно открывать вручную. Есть в них что-то романтичное. Рустам с Погореловым, как опытные, заняли место на площадке между этажами. Тем, кто оказался около дверей квартир, повезло меньше.

- И как здесь спать? – поинтересовалась Цветкова.

- Очень просто.

Рустам снял свою толстую лётную куртку, положил её на пол и сел на неё, оперевшись спиной о стену. Раздвинул ноги.

- Садись, – предложил он подруге.

Та с сомнением оглядела спальное место. Ничего больше придумать было нельзя. Она присела на краешек лётной куртки. Спинкой ей служил Рустам. Он обнял её сзади, прижал к себе.

- Комфортабельное место, номер люкс.

- Да уж.

Вокруг сновали студенты, перешагивали через ноги. Многие никак не могли устроиться. Несмотря на предупреждения громко переговаривались, плоско шутили, смеялись. Услышав подозрительный шум, из-за дверей стали испуганно выглядывать жильцы. Самая героическая их часть – бабки бесстрашно вступили в борьбу по защите своих прав на отдых. Нашлись дебилы, которые стали им грубо отвечать. С возгласом «козлы» на разборки ринулся Паша Веснин ещё с двумя активистами. Но было уже поздно. Через минут пять в подъезд вошла московская милиция, и студенты были безжалостно выдворены.

- Вот из-за таких уродов каждый раз страдаем, – возмущался Дима, пока искали другой подъезд.

Жильцы следующего подъезда, видимо, были уже привычны к студенческим толпам. Сразу предупредили: «Хотите здесь ночевать, ведите себя тихо. И не писайте в подъезде». Наконец разместились и угомонились. Несмотря на дикие условия, Марине было не так уж плохо. Рустам тепло сжимал её в объятьях, ласкал через одежду груди и целовал. Скоро она задремала. Пытался и Стерхов, но ему было неудобно подпирать холодную стену. В конце концов, они распластались: он на голом бетонном полу, она на его куртке. Благо подъезд был тёплый.

Часов в пять утра прозвучала тревога. Пост, выставленный у кассы театра, заметил приближение конкурирующего института.

- Быстрее, быстрее на выход, – командовал Веснин. – Просрём «Ленком».

Маёвцы высыпались на улицу и бегом – к кассам. Но не успели. Там уже стояла толпа таких же бомжеватых молодых людей, но числом поболее.

- МИФИ, – издалека определил Веснин. – Вон Вовчик Карпенко. Не сломаем, мало нас. Вот бляха муха!

Силы, действительно, были не равны. Ребят из МИФИ было раза в два больше. Тем не менее, Паша отправился на переговоры. Через минут двадцать вернулся ни с чем. Уступать конкуренты не собирались, откупаться – тоже. Но кое-какой результат всё же был. Была получена информация о диспозиции других ВУЗов. МГУ стоял в тот день сразу у двух театров: у Большого и МХАТа. МГУшники как раз сломали МИФИ у МХАТА, и тем пришлось придти к Ленкому. За Малый театр собирались ломаться Институт стали и сплавов и Архитектурный. Значит там тоже делать нечего. Вокруг театра на Таганке вообще страсти разгорелись. Там собирались ломаться МВТУ имени Баумана против объединённой команды МГИМО и Горного института.

- Что теперь? – нетерпеливо спрашивала Марина, ёжась на холоде.

- Сейчас решат бонзы.

Через минут пять разнеслась команда: идём ломать театр Сатиры. Настроенные на Ленком маёвцы недовольно тронулись. Ленком считался одним из самых модных и интересных театров Москвы. Многим хотелось попасть на его интересные свежие спектакли. А тут такой облом. Но ничего не поделаешь, если не собралась приличная команда, то можно вообще ничего не сломать. Такое грозило маёвцам в то утро.

По Настасьинскому переулку от Ленкома вышли на улицу Горького. Тут ими опять заинтересовался милицейский патруль. Но Паша Веснин – старый боец, его милиция хорошо знает. Поздоровались с ним за руку и дальше поехали.

А маёвцы по ночному городу продолжили своё шествие к Садовому кольцу. На холодке сон прошёл, но шли молча, сосредоточенно. Подустали уже, сил на шум и глупые шутки не осталось. А впереди ещё ломки.

К театру Сатиры подошли около шести часов. Там уже занято. Глупо было ожидать чего-то иного.

- Кто такие?

- Плехановская академия.

И опять соперников больше, чем маёвцев. И опять тщетные переговоры Веснина. И опять отход. Не везло. Настроение падало на ноль. Ребята перегорали.

- Не отчаиваться! – кричал Паша. – Идём к Моссовету. Здесь два шага.

И действительно, театр Моссовета оказался совсем рядом, здесь же на Большой Садовой. Правда, о нём Стерхов уже вообще ничего не знал и не слышал, такой у него был уровень популярности. Что ж, расплата за то, что не собрали большую хорошую команду. Рустамом овладели усталость и безразличие. Марина тоже поднывала, что мол скорее бы всё закончилось. Однако всё только начиналось. Театр Моссовета тоже был занят. Перед закрытой кассой толпились студенты.

- Театров в Москве до хрена, но ВУЗов больше. – констатировал Погорелов.

На этот раз это был Первый Медицинский. Правда на вскидку силы были равны. Даже, вроде, поменьше медиков было.

- Ломаем. Однозначно. Без всяких переговоров, – донеслось со всех сторон.

- Так, разделились на три группы, – скомандовал Веснин. – Две с краёв от стены отдирают, одна из центра выкидывает. Давай, на три группы. Ты что мнёшься, давай или туда, или сюда. Девушки, вы в хвост. Всё, пошли.

- Ну, наконец, ломанём кого-нибудь.

- Ураа.

Перед видом надвигающегося противника медики сгруппировались и вжались в стену театрального здания. Первая группа маёвцев врезалась в хвост очереди. Вторая начала заходить в начало, но не дошла, сцепившись с оборонявшимися. Послышались возбуждённые возгласы, девичьи взвизги. Из очереди полетели первые медики но и первые маёвцы упали на асфальт. Драться по настоящему, наносить удары, царапаться, кусаться запрещалось. Только тянуть и толкать. Но при этом ни одежда, ни части тела не щадились. Рустам выбрал какого-то парнишку ростом пониже, явно первокурсника, и вцепился в его матерчатую куртку, слишком хорошую для такого мероприятия. Потянул за рукав, швы затрещали. Парень поддался, уступив полметра между собой и стеной. Тут же в это пространство влез Погорелов, и вдвоём со Стерховым они вытолкнули беднягу из очереди. Дима образовал собой плацдарм, куда Стерхов попытался примкнуть, однако Погорелова с двух сторон уже выталкивали. Пришлось Рустаму подпереть его собой. Но изгнанный медик его самого сзади обнял за талию и изо всех сил рванул на себя. Вместе они свалились на асфальт.

- Начало атакуйте, что вы в хвост упёрлись! Могли бы и так очередь занять! – орал Веснин. – Давай в начало.

Легко было сказать. В начале очереди образовался приличный клубок из медиков, который распутать было не так просто. Однако Паша был прав: оказаться в конце, или даже в середине было совсем не интересно. Поэтому Рустам, поднявшись, поспешил в начало. Там уже вовсю рубились. Сперва невозможно было подступиться. Поднатужившись, он вклинился в копошащийся рой. Ему тут же пребольно досталось локтём под дых, причём от кого-то из своих. От краёв медицинского роя маёвцы стали отдирать по одному человеку и передавать дальше. У оторванных не было шансов. Передавая из рук в руки, их выталкивали на периферию. Рустам что есть силы упёрся ногами в асфальт и попытался хотя бы немного приблизиться к центру. Это ему долго не удавалось. Нужно было бороться с выталкиваемыми медиками, усиленно рвавшимися назад, а также расталкивать своих. Однако через минуты три он, изрядно вспотев, продвинулся на два корпуса, затем ещё на один.

Медиков продолжали теснить. Маёвцы побеждали. Через десять минут после начала схватки очередь состояла наполовину из них. Ещё через пять минут – процентов на восемьдесят. Но медики так просто сдаваться не собирались. Отпрянув, они перегруппировались и всеми своими силами попытались снова вклиниться в начало. Состоялась ещё одна потасовка, в которой маёвцы выстояли. Рустам в результате оказался где-то в первой трети очереди. Он изрядно выбился из сил. Саднила ладонь, поцарапанная при падении на асфальт, ныла разбитая губа.

Рыжая растрёпанная шевелюра Погорелова мелькнула в толпе. «Марина!» - вспомнил Стерхов. Её видно не было. Увлечённый борьбой, Рустам совсем забыл про подругу. Где она? Не покалечили? Однако покидать с таким трудно завоёванное место в очереди и отправляться на поиски было бы не правильно. «Не пропадёт, - подумал Рустам. – Но и не пробьётся ко мне. Не пропустят».

Ломка утихала. Медики, в основном, смирившись со своим поражением, отошли. Правда несколько человек, особенно стойких, остались вкраплениями среди чужих. Их уже не трогали. Теперь основной задачей было удержать завоёванную позицию в борьбе со своими, которые либо оказались дальше, либо вообще в стороне. Они нагло лезли вперёд, пытаясь пристроиться к своим более удачливым друзьям. Правила ломок это запрещали. Разгорелись несколько локальных конфликтов на этой почве. Потом всё устаканилось. Кто-то всё-таки влез в очередь, кто-то ушёл в конец.

Оставалось дождаться десяти часов, когда откроется касса. А было начало восьмого. Это время ожидания было одним из самых трудных. Во-первых, нудно стоять, хотелось одновременно пить, есть и в туалет. Но отойти нельзя. Во-вторых, мог подойти ещё какой-нибудь ВУЗ и вытолкать маёвцев. Ну и прочие театралы, которые скоро начнут появляться, будут орать: «Безобразие, невозможно к кассам подойти, стоят какие-то». Самые противные – истеричные тётки преклонного возраста. Начнут лезть без очереди и визжать как недорезанные свиньи. Постояли бы сами тут всю ночь, поломались бы.

Когда медики оставили свои попытки взять реванш и организованно снялись с объекта, обнаружилась, наконец, Марина. Она скромно обходила очередь в поисках Рустама. Руки в карманах, одежда чистая, целая. Похоже, действительно, не участвовала в ломке.

- Мариша! – позвал её Стерхов.

- Ты здесь? Я тебя потеряла.

- Ну как тебе битва?

- Грандиозно.

- Я, видишь, стою. Завоевал.

- Вижу. А мне что делать?

- Слушай, принеси чего-нибудь попить. И поесть.

- А где я возьму?

- Не знаю, посмотри тут в округе, может, магазины открылись какие. Может, дежурный есть.

- У! – надула губки Цветкова.

- Ну ладно, киса. Всё интересней, чем здесь торчать. Ещё ведь часа три здесь... Я тебя люблю, – Рустам послал ей воздушный поцелуй.

Марина ушла. Через минут сорок вернулась с бутылкой пива, батоном и нарезанной докторской колбасой в обёрточной бумаге. Умная девочка!

- Уау! – оценили соседи по очереди – Какая у тебя женщина.

- Завидуйте.

Рустам поделился с ними колбасой и хлебом, и за это Марину пустили в очередь. Стерхов попытался выяснить у рядом стоящих, на какие спектакли лучше взять билеты, и какие вообще здесь идут. Но они были такие же театралы, как и сам Рустам. Сказали только что-то про «Братьев Карамазовых». Паша мог бы объяснить подробно, но он был далеко, первым в очереди. Возьмёт билетов сколько и каких ему надо. Потом их перепродаст, обменяет на товары или нужные ему услуги. Где и как менять, он, конечно, знает. Билетная мафия советских времён, самая безобидная мафия.

В десять часов, когда ноги уже отваливались, а мочевой пузырь трещал, открыли кассу. Последнее напряжение сил, и ещё через полчаса Марина с Рустамом оказались внутри. Стерхов схватил четыре билета на «Карамазовых», два на «Вдовий пароход» и два на «Суд над судьями». Все на одну неделю. Театральная у них с Мариной будет неделя.

- А зачем на «Карамазовых» четыре? – спросила Марина.

- Мы сейчас пойдём к театру Сатиры и там у плехановцев обменяем на какой-нибудь другой спектакль, который они наломали, – ответил Стерхов. – Обычай такой. Они, возможно, некоторые сами сюда придут.

И точно, когда Марина с Рустамом вышли из кассы, им подвернулся парнишка, который предложил два билета на обмен. Но не в Сатиру, а, почему-то, в «Театр на Таганке», на «Пять рассказов Бабеля». Стерхов, конечно, сразу поменялся. Таганка славу имела, там Высоцкий когда-то играл. И точно, из четырёх спектаклей, на которые они потом сходили, «Пять рассказов Бабеля» самым живым и интересным оказался. Заодно узнали, кто такой Бабель…

 

ЁЁЁЁ

 

Рустам возвращался из института, где у него состоялась одна из редких встреч с куратором, во время которой он пытался задавать начинающие уже одолевать вопросы по диплому. Окончательно убедился в полном безразличии доцента Столешникова.

В электричке на соседнем через проход сиденье живо щебетали о чём-то две симпатичные девушки, одна из которых время от времени бросала на Рустама заинтересованные взгляды. Постепенно это Стерхова завело. И как-то внезапно накатило осознание того, что давненько у него не было яркого безоглядного секса. Такого, чтобы ах: и обо всём на свете позабыл. Такого, как с Мариной в начале их знакомства. Рустам с сожалением подумал, что в последнее время у них всё реже случаются такие минуты. Секс стал привычным. Тело подруги изучено до последней родинки. Но скоро, скоро их время вообще закончится. Расставание - вот что их ждёт впереди. Эта мысль впервые пронзила сознание Рустама. И сразу чувство вины захлестнуло его. Неужели после всего они расстанутся? И расстанутся по его желанию, вернее, по нежеланию. Стерхову стало неприятно от этих мыслей, и он отогнал их прочь.

Приехав в Опалиху и войдя в дом, он намеренно тихо, не топая, стал подниматься по лестнице. Почему-то захотелось зайти неожиданно и застать Марину врасплох. Что она там делает без него?

Марина спала. Покрывало чуть сползло, открыв узкую полоску спины. Опустившись на колени, Рустам стал целовать эту белую полоску, вдыхая тонкий запах молодой женской кожи. Девушка не шевелилась, как будто спала так крепко. Нежными прикосновениями губ Рустам ласкал плечи, худощавые лопатки, опускаясь постепенно к бёдрам.

- Как хорошо, – прошептала Марина.

- Солнышко моё, выспалась?

- Я не сплю. Проснулась, когда ты к дому подошёл. Почувствовала.

- Ты поспи, а я тебя поцелую.

Марина повернулась на спину. Лицо её выражало блаженство. Стерхов сел на кровать, положил её стройные ножки к себе на колени и стал гладить их. Девушка закрыла глаза. Губы её подрагивали, как будто она что-то хотела сказать. Рустам переживал очередную волну вожделения.

- Рустам. Что бы ты хотел со мной сделать, чего мы ещё не делали? – вдруг спросила она.

Стерхов вспомнил, как он во время одного из первых свиданий, когда они прогуливались по студенческому городку МАИ, хотел овладеть ей прямо на улице, затащив в заросли кустов, раскинувшихся около «Ледокола». Причём она должна была стоять, опираясь руками о дерево.

- А почему не сделал так? Здорово было бы, – со сладкой улыбкой сказала Цветкова. - А ещё?

- О, у меня такие фантазии. Боюсь, не поймёшь.

- Ну, скажи, скажи…

- Я хочу тебя… Да нет, обидишься.

- Не обижусь, скажи.

Стерхов, съёжившись, сказал. Марина вытаращила глаза и надула щёки.

- Это уже извращение…

- Пусть, пусть извращение, – осмелел Рустам. – Давай попробуем.

Цветкова в недоумении хлопала глазами. Рустам стал раздеваться.

- Нет, нет, ну ты подожди…

- Не могу ждать.

- Постой, Рустам…

Стерхов голый скользнул под одеяло. Слава Создателю, подарившему людям секс.

 

 

ЁЁЁЁ

 

С Гаем произошло ужасное. Это ужасное надолго выбило парня из колеи. А было так. По учебному плану несколько уроков физкультуры у их группы проходили в бассейне, на специально арендуемых институтом дорожках. Дело приятное – искупаться. Заранее предупредили их, что необходимо с собой принести мочалку, мыло и полотенце, и перед входом в бассейн в душе хорошенько помыться. Гай парень дисциплинированный, всё в точности исполнил. Правда, опоздал немного и когда пришёл в раздевалку, там уже никого не было. Поэтому не видел он, что почти все требование о мочалке и мыле проигнорировали. Гай хоть и торопился, встал под душ и обстоятельно стал намыливаться. При этом мысли его были заняты тем, что плавает он плохо, а придётся после двух – трёх занятий сдавать плавание на время. Плавки мыться мешали, и он, на автомате, снял их и положил в пакет из-под мыла. Как будто дома он. А потом, такой же задумчивый, забыл одеть, и без плавок в бассейн вышел.

- Стою с этим дурацким пакетиком в руках, высматриваю свою группу, – рассказывал он. – А мысли опять где-то далеко. Чувствую, что-то не то. Во-первых, стал в бассейне шум стихать. Потом Галку Филиппову увидел из нашей группы. Она подплывала по лягушачьи, и как-то криво улыбалась. Потом почувствовал холодок в середине тела.

- Яйца-то не привыкшие без одежды, – вставил Крутов.

- Тут понял, в чём дело. Ё-маё, позорище. Не знаю, что делать. Толи назад в душ бежать, то ли плавки одевать.

- Чем закончилось?

- Убежал. Вообще ушёл из бассейна. Теперь не знаю, как завтра в группе появиться. Засмеют.

- Да ладно, Гай! – подбодрил его Зимородок. – Подумаешь, эта Петрова член твой увидела. Она теперь тебя хочет. Говорят, у армян самые большие. А, Гай?

- Она, наверное, шокирована была величиной. Не утонула? – прикалывался Козлов.

Подольян молчал. Ему было не до смеха. Это же вечные приколы теперь до конца учёбы. И потом, когда на виньетку будут смотреть одногруппники, будут вспоминать:

- А вот этот голым в бассейне бегал.

- Он хотел всех баб там переиметь.

Вообще, не везло Гаю в последнее время. Стали с каким-то дурацким постоянством нелепые случаи с ним происходить. Ездил в августе в стройотряд. Там красил фасад здания на высоте второго этажа и пристегнулся к оконной раме страховочным поясом. А потом забыл, что пристегнулся, и спрыгнул со второго этажа, когда работу закончил. Ну и повис в идиотском, беспомощном положении, вниз головой, от земли в метре. Все как раз на обед шли и видели. Ржали полчаса.

Потом в сентябре Зимородок его уговорил в конную секцию в Тушино сходить. Гай пошёл. Там новичков, кто в первый раз, посадили на лошадей нормальных, смирных. Они всех спокойно катали в манеже по кругу, команды выполняли. Гаю же дали гигантского молодого жеребца по кличке Храбрец. Он сразу Гая запрезирал. Подольян маленький, никак не мог на жеребца взобраться. А когда сел, наконец, с помощью двух инструкторов, тот стоял демонстративно посреди манежа и нули на своего всадника кидал. Инструкторы кричали: «Пришпорь его, уздечкой стукни». А он сидел, двинуться даже боялся, чтобы конь его не сбросил. Хотелось лечь и шею жеребца руками обхватить, чтобы не упасть. Сильнейший стресс. Зимородок потешался, гарцуя вокруг.

Потом, когда уже всё закончилось, заставили их под уздцы лошадей в стойла отводить. Гай – душа в пятках – завёл своего, еле доставая рукой до того места, где нужно уздечку держать. А в стойле в кормушке морковка лежала. Коняга ринулся и пребольно так Гаю на ногу своим огромным копытом наступил. Подольян неделю потом хромал и зарёкся навсегда ходить в конную секцию.

 

ЁЁЁЁ

 

Марина уже который день рассказывала Стерхову о том, как на платформе Перловской её встречает какой-то мужик и навязчиво предлагает пройти к нему домой для занятий сексом. Каждый день как новая серия. По словам Марины, она всячески избегает встреч, назвалась не своим именем, в общем, ей эти домогательства неприятны. Как неприятны были эти рассказы Рустаму, слов нет, однако он продолжал их слушать, не перебивая, чтобы вовремя уличить Цветкову в чём-то: то ли в неверности, то ли в заигрывании с прохожими мужиками.

В тот день он, наконец, высказал ей, что пора прекратить эти заигрывания и что, если бы она хотела, то давно бы это уже сделала. А раз не прекращает, значит ей это нравится. И так далее, и так далее. В общем, они в очередной раз поссорились. Не разговаривали. Марина сочла себя оскорблённой. Она ничего от Рустама не скрывала, всё выкладывала, а он, вместо того, чтобы посмеяться над этой ситуацией, устроил скандал. Как будто, ей самой это нравится. Хотя …

Надутые друг на друга легли уже спать. И тут зазвонил телефон. Взяла Марина трубку и погрузилась в какой-то липкий разговор. Через секунды Стерхов понял, что с ней кто-то заигрывает. Звонил аноним. Намекал на скользкие обстоятельства их встречи и просил угадать, кто он. Марина увлечённо (специально, чтобы задеть Рустама) включилась в эту игру. А он лежал и молча бесился. Не прерывал разговор, не нажимал на рычаг телефона для того, чтобы выяснить всё до конца, узнать, кто звонит. И узнал. Звонил Гена - друг и сожитель Инны Путро. Поняв это, Марина бросила трубку и изложила свои догадки Рустаму. Она обиделась. Не на то, что к ней кто-то приставал по телефону, а на то, что это был хорошо знакомый человек, который это делал ради шутки.

А Стерхов взбеленился. Когда Гена позвонил второй раз, он взял трубку, и наговорил такого, что единственным продолжением событий могла стать только дуэль. Гена позвонил ещё раз, и поскольку они с Мариной трубку не взяли, через три минуты прибежал пьяный и взбешённый сожитель хозяйки Саша с разборками. Еле успокоили, сказав, что они тут ни причём, что по телефону их кто-то достаёт, и что завтра Стерхов поедет разбираться.

 

ЁЁЁЁ

 

Дуэль состоялась на следующий день. С утра Рустам был заряжен, как патрон. В глазах отвага, в груди лёд и страх, в желудке ком. Марина отговаривала, но как-то вяло.

Драться Стерхов не любил. Дрался всего четыре раза. В жизни каждого мальчика, юноши, мужчины бывают периоды, когда приходится быть агрессивным. Мобилизуя все силы, соскребая агрессивность со стенок души, приходится отстаивать своё достоинство, место, право называться мужчиной.

В четырнадцать – семнадцать лет мальчики ходят, глядя на всех волками. Так надо. Они крутые. Они сильные. Они любого размажут по стенке. На улице мальчики заглядывают с вызовом в глаза каждому встречному. Но стоит пшикнуть, половина из них разбежится. Оставшиеся вступят в долгие мирные переговоры. После каждой прогулки по улице они выбиваются из сил: слишком трудно поддерживать в себе это состояние. Есть, правда, такие, которые, действительно, нападут, если их задеть. Для них агрессия – естественное состояние, не требующее напряжения сил. И таких бойся.

Стерхов был не из последних. Всё естество его протестовало против того, чтобы его били. И поэтому он держал себя в железных тисках воли, чтобы не пойти на попятную, и разжигал в себе злость. После работы одел старую одежду, которую не жалко было испортить, брюки пошире, и отправился к Марине в институт. Еще накануне выяснил, где скорее всего можно этого Гену встретить. В электричке постарался расслабиться, потому что начинал уже перегорать. Даже провалился в тяжёлую дремоту. Сойдя на платформу, Рустам внутренне собрался, и быстрым шагом направился искать врага. На подходе к институту он встретил Марину, которая в последний раз попыталась Рустама отговорить. Уточнив возможные координаты Гены, Стерхов оторвался от подруги и поспешил к одному из корпусов, ожидая и одновременно не желая найти его там.

Но до корпуса он не дошёл. Когда продирался сквозь стоящую перед входом толпу студентов, высунувшаяся из толпы рука схватила его за локоть.

- А ну-ка, стой.

Гена стоял в окружении ещё троих парней. Мирно беседовали. Когда-то Рустам усвоил, что если дело идёт к драке, лучше дело не откладывать. Лучше не вступать в перепалку с угрозами и оскорблениями, тем более, не пытаться увильнуть. Нужно скорее драку начинать. Во-первых, потом не будет стыдно за трусость. Во-вторых, чем быстрее всё начнётся, тем быстрее закончится. А эта тягомотина перед дракой – самое изматывающее состояние. И Стерхов, не произнеся ни слова, размахнувшись, съездил Гену по физиономии.

- Обана, – это один из парней, стоявших рядом.

Гендос от неожиданности отскочил, засопел громко как паровоз и встал в стойку.

«Чёрт, слабый удар», – подумал Рустам.

Когда-то, непродолжительное время, он занимался боксом и рассчитывал первым ударом послать соперника в нокдаун, как это получилось у него в одну из прошлых драк.

- Ссука! – зашипел Гена и ринулся на Рустама.

И закипела драка. Самая настоящая, один на один, без правил, без рефери, без жалости. Парни осыпали друг друга ударами. Били куда ни попадя, не уворачиваясь от ударов противника. Сразу видно: неопытные драчуны. Силы были равны, а в этом случае драка почти всегда переходит в партер. Сцепились. Рустам попытался применить переднюю подножку - один из двух приёмов, которые помнил (когда-то также недолго занимался самбо). И они покатились по асфальту.

Вокруг уже собралась толпа. Все шумели.

- Ребята, прекратите! – кричала какая-то девушка.

- Кончайте, мужики, – предлагал один из парней, с которыми Гена разговаривал минуту назад.

Но силы ещё были. Сперва Гена подмял под себя Рустама. Но тот вывернулся, зажал его голову под мышкой и хотел применить захват. Гендос тоже выворачивался изо всех сил, бил Рустама кулаками, пытался достать ногами. Тогда, разойдясь, Стерхов стал колотить его головой об асфальт.

- Прекратите! - услышал он уже истошный женский вопль у себя над головой.

И вдруг что-то оторвало Рустама от тела соперника, взметнуло в воздух, и он повис. Потом довольно грубо был опущен на землю.

- А ну хорош!

Стерхов стоял, удерживаемый за шкирку каким-то здоровенным парнем, за два метра ростом, с широченными плечами. Гена вскочил и, утирая кровавые сопли, бросился на Рустама.

- Хватит, я сказал! – И Гена тоже был приподнят за шкирку.

Драку прекратили. На последок Стерхов выкрикнул несколько ругательств и угроз, получил ответ, вырвался из цепкой клешни великана и зашагал прочь от института. Краем глаза увидел, что собралась довольно приличная толпа (всё-таки, нужны народу зрелища). Его догнала Марина и взяла под руку.

До платформы дошли молча. Стерхов отдышался. Неощутимые в пылу драки, стали проявляться на теле полученные травмы. Ныли колено и локоть, сильно болела разбитая губа, левый глаз заплывал.

- Ого! - При свете фонарей на платформе Марина оглядела Стерхова. Отряхнула куртку, с тревогой прикоснулась к появляющемуся синяку. Рустам отшатнулся.

- Да ты у меня драчун, – с гордостью сказала она, и ласково обняла его.

В электричке практически не разговаривали. К ним присоединилась однокурсница Марины, которая жила по той же железнодорожной ветке, что и они, в селе Нахабино. И всю дорогу Марина болтала с ней. Рустам замкнулся. Необходимость драться, которая держала его в напряжении весь день, прошла, наступило облегчение. Вроде бы в грязь лицом он не ударил. Показал свою мужественность перед подругой. Не был бит, даже одерживал победу, когда их разняли. Особых травм не получил.

Другое мучило его. Зачем он ввязался в эту драку? Ведь Гена просто позвонил по какому-то делу (они всё же на одном курсе учатся), а когда Марина его не узнала, решил подшутить. Явно никаких намерений насчёт Цветковой у него не было. А Рустам взбесился потому, что Марина так себя вела, специально стала поддерживать разговор, да ещё заигрывать. Дразнила его. На неё он взбесился, но сразу как-то не осознал этого и обрушился на Гену. Хотя и он тоже виноват. Но всё же главная виновница - Цветкова. А теперь сидит себе, и всё ей по фигу. Как будто ничего не произошло. С ним даже и не разговаривает. Коза. А сам он козёл, что купился. Да.

Марина разговаривала с Танькой Балашиной об учёбе, о том, как далеко они живут от института, о том, где можно купить хорошую косметику. И не было конца женскому разговору. Но мысли её были о другом. Она переживала в душе ситуацию сегодняшнего дня. Ей было приятно, что из-за неё произошла драка. Рустам повёл себя как мужчина. Не испугался приехать в чужое место, надавал обидчику по морде. Хотя какой Генка обидчик? Это же парень её лучшей подруги. Хотя, конечно, Марине он всегда был не особо приятен. Но теперь у неё подруги нет. Из чего возникла вся эта ситуация, не понятно. А завтра вся группа будет жужжать об этой драке. И ещё не известно, как аукнется. Не будет ли Генка мстить (а он может). Мало ли, подкараулит где-нибудь с дружками в тёмном переулке. Да нет, до этого, наверно, дело не дойдёт.

Марина старалась отвлечь Таньку от Рустама. Тот сидел угрюмый донельзя, куртка и брюки в грязи (что-то незнакомая одежда), на лице ссадины. Знает Танька про драку, видела или нет? Но вопросов не задаёт.

Так и доехали до Опалы. Зайдя в дом, Стерхов первым делом направился на кухню умываться. Хозяйка, увидев его, всплеснула руками.

- Да как это ты не побоялся? Там же их целая мафия.

Откуда она взяла про мафию? Смыв с лица и рук грязь и заглянув в зеркало, Рустам убедился, что ничего страшного на лице нет. Синяк не такой большой, рассосётся через несколько дней, царапины ещё быстрей пройдут. Умывшись, он поднялся к себе в комнату, переоделся, завалился на кровать и сделал вид, что уснул. Не стал даже дожидаться ужина, который Марина готовила. Не хотел больше ни о чём говорить.

 

 

ЁЁЁЁ

 

- Я хочу на седьмое ноября съездить домой. Поехали со мной.

- В качестве кого?

Марина задумалась. Рустам тоже. Невольно они затронули тему, которая постоянно крутилась у обоих в голове, но которую они тщательно до сих пор обходили. Как же будут дальше развиваться их отношения? Что-нибудь выйдет из их совместного проживания, или нет? Жили они уже вполне настоящей семьёй, и жили неплохо. Марина ждала от него предложения, или во всяком случае, объяснения. Рустам его всячески затягивал и прятал эту проблему для себя за другими, как бы более важными делами: дипломом, окончанием института. Сейчас Стерхов неосторожным своим вопросом задел за живое и себя и подругу.

- Просто поехали со мной. Увидишь мою родину.

- Да нет, ну как я там буду?

- А какие проблемы?

- Да нет, Марин, нет.

- Ну Рустамчик, ну поедем. Я так хочу с тобой куда-нибудь съездить. Мне так с тобой хорошо.

- Нет, лапушка, нет. Ну что я заявлюсь туда неизвестно кем. Что ты скажешь своим родителям?

- А мы к родителям не поедем, мы только в Сыктывкар. У Галки поживём.

- Нет, Мариша, нет. И точка. И хватит об этом.

Рустам представил, что поедь он с Мариной, не избежать расспросов да намёков. Этого ему крайне не хотелось.

- Жалко как, – Цветкова искренне огорчилась. – Ну ладно, одна поеду. – вздохнула она.

«Ведь изменит же», – подумал Стерхов, и противная ревность прихлынула к сердцу…

 

ЁЁЁЁ

 

- Ты не доверяешь Марине?

- Я не могу ответить на этот вопрос однозначно.

- Но ведь она тебя любит.

- Да, наверное.

- Ну так в чем же дело?

- А ты думаешь, любящая женщина не способна изменить?

- Что ж, вопрос не простой. А ты обрати его к себе. Если ты любишь, сможешь изменить?

- Сомневаться не приходится. А найдётся ли такой мужик, который откажется от подвернувшейся возможности овладеть новой женщиной? Наверное, нет.

- А найдётся ли такая женщина, хочешь спросить?

- А чем, собственно, они отличаются от мужиков в этом плане? И тут дело даже не в том, любит, или нет. Дело совершенно в другом, в чём-то давно забытом в современном мире. В этом татьяналаринском: «Но я другому отдана, и буду век ему верна». В целомудрии дело. Слово-то какое хорошее.

- Но ведь ни в измене, ни даже в попытке ты Марину не изобличил.

- Да, но её рассказы о многочисленных мужчинах, об изменах им, о поездке через весь город без трусов… А если за ней станет ухаживать кто-нибудь получше меня? Как она поведёт себя? Выдержит ли? Да и насколько, в конце концов, я её устраиваю? Не обманываюсь ли в своей уверенности, что любит?

- Да! Глядя на вас, я постоянно задаюсь вопросом: почему вы так эгоистичны относительно своих половых партнёров? Кто вселил в человека ревность? Почему нужно ревновать свою половину, если, может быть, даже её не любишь. Даже если ненавидишь – всё равно ревнуй. Многим, ах как многим из вас это портит жизнь. Многих с ума сводит. Слетают люди с нарезки, убивают, сами убиваются. А ведь ещё недавно, каких-то десять тысяч лет назад, жили люди общинами, где каждый был мужем или женой любого другого. И, наверное, не было ревности. Зачем потребовалось что-то менять? Зачем стали образовываться моногамные браки, когда женщина, уходя жить с одним, обязана была отдаться всем мужчинам общины, как бы выкупая у них для своего избранника право на себя.

Рустам молчал.

- Вижу, отношения с Мариной всё больше становятся для тебя проблемой.

- Да, проблема. Надо определяться, что делать дальше.

- И что же ты думаешь?

- А ты что чувствуешь?

- Как будто Марина– не та, с которой ты готов соединить себя навеки. Во всяком случае, естество твоё протестует.

- Да, это так.

- Но с другой стороны, ты привык к этой девушке, сроднился с ней душой. И расставаться теперь – себя надвое разрывать. Потихоньку, день за днём распиливать, раздирать.

- А ей, наверное, ещё тяжелее. Потому что любит и надеется.

- А любит ли? Может и для неё это такой же эксперимент, временный, так сказать, вариант? Как проверить, как узнать?

- Да, вляпался я. Дотренеровался. Старательно, до мелочей выстраивал отношения такими, о которых мечтал. Отрабатывал, экспериментировал. Всё отработал, всё получилось. А дальше что? По всему выходит, что теперь это всё предстоит разрушить собственными руками.

- Или не стоит?

- Не знаю, к какому берегу пристать. Подходит срок определяться. Уезжать где-то в начале марта. Если жениться, то затевать всё нужно сейчас. После подачи заявления свадьба не раньше чем через два месяца. Этот срок в ЗАГСах для осмысления дают. Но не перед самым же дипломом свадьбу устраивать. А это значит, что заявление нужно прямо сейчас подавать. Прямо сейчас. Но не могу я определиться, никак не могу.

- Ты, вроде, принимал решение: «Вот приду сегодня и сделаю предложение». И тебе становилось легче.

- На полчаса. Но тут, как на зло, встретились на пути девчонки. Все, как на подбор - красавицы. Длинноногие, пышноволосые, полногрудые. Одна блондинка, в моём вкусе, другая жгучая брюнетка. И встал вопрос до боли остро: а что, мне такого уже не суждено? Я всю жизнь буду жить с женщиной, которой не смогу любоваться как самым великим сокровищем на Земле? А вокруг будут ходить вот такие, красивые, свободные, гордые. И какая-нибудь из них вдруг полюбит меня.

- Но в этом случае всегда ведь можно развестись.

- А если будут дети? И потом, если заранее думать о разводе, зачем тогда вообще жениться? Никто же не понуждает. Марина, надо отдать её должное, исправно предохраняется. Если бы захотела залететь, давно бы уже это сделала.

- А это, согласись, стало бы для тебя подспорьем. Тогда ты перестал бы сопротивляться, поплыл по течению.

- Может быть. Но не могу я сейчас закрыть для себя этот женский океан. Что, заниматься карьерой, пелёнками, на дачу ездить, а на других женщин – не взгляни? Это же, считай, жизнь закончилась.

- Океан? Ты думаешь, тебе доступен океан? Много ли у тебя было женщин, которые бы тебя устраивали? Ну хотя бы на пятьдесят процентов? Вспомни, а. Ни одной. А как ты искал? Целенаправленно, неустанно. Но Дон Жуан из тебя, надо сказать, никакой. Ты вообще боишься подойти к девушке, которая тебе нравится. Дрожишь, слабость в голосе, руки потеют. А уж если решишься после трёхмесячной подготовки, выяснится, что она уже десять раз замужем, двадцать раз отбита и ждёт ребёнка. И тебе в компании её ухажёров делать нечего. Затеряешься бледный.

Рустам вздыхал. Возразить было нечего. Всё правда. И он в который раз убеждал себя, что Марина – хорошая для него партия. И то правда: как гармонична их сексуальная жизнь. Каждая близость – праздник, полное удовлетворение. И деловая она, предприимчивая. Не ленивая, во многих отношениях - умница. И потом, её будущая специальность - товаровед. Будет работать в магазине, и по нынешним временам с ней не пропадёшь.

Но знал, что пройдёт мимо очередная красавица, и все рассуждения полетят к чертям.

 

 

ГЛАВА 12

ЧТО ЖЕ ТЫ НЕ ДАШЬ МНЕ СЧАСТЬЯ?

 

Фирменный поезд Москва – Сыктывкар отбывал с Ярославского вокзала в 13.06. В одном из его купе сидели надутые друг на друга Марина и Рустам. Вернее, Рустам лежал на верхней полке. Как всегда рассорились из-за пустяков: собирались, спешили, нервничали, накричали друг на друга. Теперь не разговаривали. За окном уныло плыл осенний лес. По стеклу моросил дождик. Поезд был так себе, фирменный мог бы быть и получше. Кроме них в купе ехали муж с женой, в возрасте уже, лет по пятьдесят. Он, сразу видно, весельчак, жизнелюб и заводила. Она спокойная, флегматичная, во всём с мужем согласная. В общем, хорошо подходили друг другу.

Сразу, как Марина с Рустамом зашли, сосед представился.

- Николай Иосифович, врач-психиатр. Будем знакомы

- Рустам, студент, – ответил Стерхов.

- Очень приятно. А жену Вашу как зовут?

- Марина зовут мою жену. Тоже студентка.

- А это Татьяна Станиславовна, – представил Николай Иосифович свою половину.

Через некоторое время, когда поезд тронулся, все переоделись и расположились на своих местах, настырный мужик, глядя на молчащих молодых людей определил.

- В ссоре?

Цветкова со Стерховым промолчали.

- У вас, случайно, карт нет, молодые люди? – не отставал Николай Иосифович.

- Нет, – ответили те в один голос.

- Во что бы нам тогда сыграть, чтобы время скоротать. Не взяли ничего почитать, забыли, – поделился он.

- В города. – тихо сказала его жена.

- В города будете играть, ребята?

- Нет, - ответил Стерхов.

Тут Марина протянула ему снизу записочку: «Предлагаю мир». Рустам, которому надоело дуться и молчать, спустился вниз, сел рядом с подругой и обнял её за плечи.

- Предлагаю сыграть в «пха».

- В «пха?» В первый раз слышу про такую игру. – поправил на носу очки Николай Иосифович.

- Хотите, научу?

- Будьте любезны, научите.

Рустам полез в карман своей куртки, висящей на вешалке, и извлёк оттуда всю мелочь, какая была.

- Игра на деньги, не боитесь?

- Ой, не надо на деньги, он всё проиграет, – в шутку взмолилась Татьяна Станиславовна.

- Так, я готов.

Николай Иосифович вытащил из кармана пиджака бумажник и заглянул в него.

- Сколько на кону? Сто рублей хватит?

- На кону только мелочь. Бумажными не играют.

- Прекрасно. Танечка, иди разменяй.

Супруги рассмеялись.

- У меня есть мелочь, – женщина полезла в кошелёк и достала две десятикопеечные монеты и один пятак. – Хватит?

- Так, вы выставляете двадцать пять копеек. А я… сорок две.

Рустам положил на стол две монеты по двадцать копеек и двушку.

- Я больше поставил, значит, я первый хожу… бью.

Он выстроил на купейном столике пирамидку из монет. Внизу пять копеек, потом две по двадцать, две по десять и двушка. Все орлом вниз.

- Задача перевернуть монеты дыханием. Показываю.

Он сосредоточенно размял губы, как музыкант перед игрой на саксофоне, почти приник ими к монетам, набрал в лёгкие воздуха и с силой выдохнул.

- Пха.

Пирамидка свалилась, двушка и одна из десятикопеечных монет перевернулись.

- Эти мои, – сказал Рустам и отодвинул их в сторону.

- Грандиозно, – оценил Николай Иосифович. – Где это вы научились этой игре?

- В школе играли.

Двадцатикопеечные монеты упали так, что опирались одним краем на пятак, под ними образовался небольшой зазор. В этот зазор Стерхов и направил свой следующий удар. Пха. И сорок копеек тоже были отодвинуты.

– Вот пятак трудно перевернуть, – сказал Рустам.

Пха. Пятак приподнялся одним краем, но шлёпнулся обратно, решкой вверх.

- Давно не играл. Потерял класс, – посетовал Стерхов. – Ваш ход. Советую начать с десяти копеек.

Николай Иосифович снял очки, протёр их платком, одел, так же как Стерхов, размял губы и, приникнув к столику, с шипением выдохнул.

- Ххх.

Монеты не шелохнулись. Жена его прыснула со смеху.

- Нет, надо выдох разделить на две составляющие. Первая «п», она приподнимет край монеты. Вторая «ха» - перевернёт. «П» надо резко делать, губами. Вот так:

- Пха.

Десять копеек высоко подпрыгнули, сделали два оборота и упали также, орлом вниз.

- Сейчас я слишком сильно сделал. Тут нужно ещё к каждой монете приноровиться.

Началась игра, в которой приняла участие даже Татьяна Станиславовна. Николай Иосифович смеялся над ней, она над ним, Рустам с Мариной над ними и друг над другом. Хохотали до коликов. Николай Иосифович довольно быстро научился переворачивать монеты, даже пятак, его жене это никак не удавалось. Стерхов, потренировав забытые навыки, два раза перевернул даже рубль, обнаруженный у Марины в кошельке. Заглянувшую в купе проводницу тоже пригасили принять участие, но она оказалась без юмора, только подозрительно окинула пассажиров взглядом.

В общем, время провели весело. Стерхов выиграл почти всю мелочь и заказал чая с печеньем. Пили чай. Когда наконец веселье стихло, и женщины стали располагаться спать, мужчины вышли в коридор.

- Вы мне доставили большое удовольствие. Давно так не смеялся, спасибо. – поблагодарил Рустама Николай Иосифович.

- Завтра я Вас научу ещё в «липу» играть.

- Тоже на деньги?

- А как же.

- Тоже в школе играли.

- Угу.

- Да, славное школьное время.

- Николай Иосифович, - вдруг посерьёзнел Стерхов, - Вы говорили, что Вы врач-психиатр?

- Так точно.

- У меня к Вам … просьба. Дело в том, что …

И Рустам тихим голосом, чтобы никто не услышал, рассказал про свою проблему, про видения, являющиеся ему время от времени. Собеседник его внимательно слушал, задавая скупые вопросы.

- Не могли бы Вы помочь мне. Ну, прообследовать, что ли. Только, пожалуйста, не говорите об этом Марине, – попросил Рустам в конце. – Она не знает. Никто не знает об этом.

- Николай Иосифович открыл дверь купе, извлёк из кармана пиджака маленькую картонную карточку, закрыл дверь и протянул карточку Рустаму.

 

НИИ МОЗГА

103064 Москва, пер.Обуха 5

Психиатрическое отделение

Заведующий, доктор медицинских наук

ЯНДОЛА НИКОЛАЙ ИОСИФОВИЧ

(095)917-19-09

рассмотрел Стерхов в тусклом свете приглушённых на ночь светильников. Впервые он увидел визитную карточку.

- Вы же в Москве живёте? – уточнил её хозяин.

- Да.

- Вот вернётесь в Москву, позвоните по этому номеру, и мы с Вами договоримся о приёме. Только не раньше, чем через две недели. До этого времени я не вернусь. А теперь спать, спать…

 

ЁЁЁЁ

 

В Сыктывкар прибыли по Москве в 14-40, но уже темнело. Встречали обе маринины сестры, одна из них с мужем, другая с дочкой. Облобызав Марину, стали представляться. Почувствовав на себе всеобщее внимание, Рустам стушевался.

От вокзала решили идти пешком: было не так далеко. Марина с одной из сестёр и племянницей убежали вперёд, остальные еле поспевали. Рустам не знал, о чём говорить, и чувствовал себя сковано. Пришли домой, а там уже компания: муж сестры Галины и сосед. Стол почти накрыт.

Встречу отпраздновали как положено. Неожиданность: сосед оказался узбеком. Как его занесло в Сыктывкар? Он всё допытывался, кто Стерхов по национальности. И ещё оказалось, что сосед работает лётчиком в местном авиаотряде, летает в Москву. Поэтому его все уважают: с билетами вечные проблемы.

Старшей сестре Марины, Галине, Рустам понравился. Она всё время сравнивала его с каким-то Андреем Закорой, видимо её первой любовью. Говорила, как Рустам на него похож. Галина - простая баба, живая и разговорчивая, уже в годах и довольно бесформенная. Такой же бесформенный и её муж, Николай, здоровенный мужик с трёхдневной щетиной и любовью к спиртным напиткам на лице. Средняя сестра - Александра - казалась более сдержанной. За её немногословностью и спокойствием скрывалось чувство собственного достоинства. Из трёх сестёр она показалась Рустаму самой симпатичной, даже красивой. Муж её, по виду, был года на три моложе: скромный белобрысый парень, из тех, кто носит костюм с кроссовками.

Обе сестры были замужем вторыми браками. У Галины первый муж погиб в авиакатастрофе, а от Александры ушёл. У племянницы Марины - Наташки, девочки лет девяти, простой и смешливой, как её мать, отсутствовали два передних зуба. В общем, это была нормальная советская семья, которая после двух рюмок водки стала Рустаму нравиться, а после четырёх он уже обнимался и оживлённо беседовал о чём-то с соседом и галиным мужем, сам не понимая, о чём.

На ночь Марине с Рустамом без лишних вопросов выделили отдельную комнату. И они любили друг друга долго и с особенным наслаждением. Видимо новое место вызвало новые эмоции.

Следующий день прошёл в экскурсиях по магазинам, из коих был один только местный ЦУМ и достопримечательностям, которых, практически, в Сыктывкаре не обнаружилось. Вечером Стерхова привели в какой-то центральный ДК, где в тот день проходила праздничная дискотека. И здесь он окончательно осознал разницу между большим столичным мегаполисом, таким как Москва, или Ташкент, и маленьким провинциальным городком как Сыктывкар. В начале на дискотеке, как и положено, тусовалась молодёжь. Но чем дальше, тем больше зал наполнялся людьми не такого уж молодого возраста, в основном женщинами. Высокие и маленькие, не особо симпатичные, в красивых платьях и в старых, вышедших из моды кофтах, они всё прибывали и прибывали.

- А здесь совершенно некуда пойти. – как бы угадав мысли Рустама, пояснила Марина. - Это ДК – чуть ли не единственное место досуга.

Следующую ночь Марина и Рустам провели в коммунальной квартире, где им уступили комнату Александра с мужем (сами ушли ночевать к Галине). Ещё одно открытие для Стерхова.

- Когда с первым мужем развелись, пришлось квартиру разменивать. – поясняла Цветкова. Теперь вот со вторым в коммуналке живут.

И опять на новом месте сексуальные фантазии их разыгрались, притупившиеся чувства обострились, и они провели незабываемую ночь. Марина осталась довольна, Стерхов гордился собой. Лаская подругу в новых позах, он представлял себе её сестру Александру, на чьём ложе они находились, и от этого желание его усиливалось. Саша ему несомненно понравилась. Выйдя освежиться, Рустам смотрел на забитый барахлом коридор, на облезлые стены, на разбитую текущую сантехнику в санузле. Он думал, что всё это может быть только в общежитии. А, собственно, коммуналка – это то же самое общежитие. В каком же возрасте советские люди достигают жилищного благополучия?

Следующий день, уже не праздничный, начался как-то неуютно. В чужой квартире, да ещё в коммунальной, ни умыться толком, ни позавтракать. Поспешили обратно к Галине. Погода портилась. Резко похолодало, подул ветер, чувствовалось приближение настоящей зимы. В Москве климат не тропический, но есть места похолоднее. Галина квартира стала неуютной и темной от наступившей на улице темени. Хозяева на работе, племянница в школе. Марина с Рустамом привели себя в порядок, перекусили. Потом долго занимались любовью. В конце Рустам почувствовал усталость и пресыщение. За последние два дня были вытянуты из него все соки: когда Марина пошла в душ, он захотел овладеть ей там, но уже не смог.

Отдохнув, Цветкова села за телефон и стала обзванивать подруг. На беду застала дома какую-то Юлю, и та мгновенно примчалась. Рустам был представлен и тут же забыт. Подруги уселись на кухне и начался обычный женский трёп, участвовать в котором у Стерхова не было никакого желания. И вообще не было настроения, вернее настроение сделалось препаршивое. Он ушел в комнату, побродил вдоль скупо заставленных книжных полок, потом взглянул в окно. На улице разыгрывалась непогода. Холодный ветер гнал на город густые низкие тучи. Высотные здания стали как будто ниже, склоняясь, чтобы не цеплялись за их макушки мокрые клочья. В воздухе повисла сырость и предчувствие необратимой зимы. Прохожие зябко ёжились и ныряли в подъезды.

Рустам отошёл от окна и прислушался к разговору девушек на кухне. Они обсуждали какую-то Натулю, которая десять раз разводилась и сходилась со своим мужем. Подруга Марины рассказывала гнусавым голосом, какой он подлец, и как он достаёт эту Натулю, и что ей давно пора его бросить окончательно. На улице стемнело, но Рустам сидел в комнате, не включая свет. Ему было одиноко в чужом доме. Про него забыли. Непогода давила на мозг, вгоняла в сон. Откинувшись на диване, он задремал. Проснулся оттого, что Марина дотронулась до его плеча.

- Рустам, мы с Юлькой сходим к Натуле. Я её сто лет не видела. Пошли, если хочешь, с нами. Пошли?

- Нет, не хочу я с вами идти.

Больно интересно сидеть с этими лопочущими клушками. К тому же она явно хотела попасть к этой Натуле без него. Ну и пусть катится.

- Ну мы тогда быстро.

Зашуршала одежда, хлопнула дверь. Рустам остался один в тёмной квартире. Не долго думая, он развалился на диване и мгновенно уснул.

 

ЁЁЁЁ

 

В итоге, для того, чтобы вступить в контакт с людьми, майронам пришлось вмешаться в человеческую биологию. Для этого они долгое время изучали земную жизнь как таковую и людей, как биологический вид. Разобравшись наконец во всём, они решили усовершенствовать мозг некоторых из людей, сделав его способным улавливать свои коммуникативные сигналы. Добившись этого, майроны смогли внушать изменённым людям необходимую информацию. Дополнительно мозг их избранников получил ещё кое-какие усовершенствования, которые позволили им занимать главенствующее положение среди своих сородичей, в имеющихся уже на тот момент социальных группах. В результате, майроны получили контроль над довольно большими человеческими ресурсами.

Надо сказать, что пришельцы не преследовали целей подчинить, или, тем более, уничтожить человечество. Они проводили исследования, не очень-то понимая, как можно использовать эту планету с такими неподходящими для них условиями. И вмешательство их в земную жизнь первоначально носило минимально необходимый характер: они лишь стремились создать технологическую базу, чтобы обезопасить себя от вымирания на чужой планете.

Непосредственный контакт с землянами был сведён до минимума, почти полностью исключён. Даже те, кто получал от майронов команды, не осознавал этого. Вся информация о захвате, оперативном вмешательстве и последующем проживании в неволе до полной реабилитации впоследствии стиралась из памяти людей. Для того, чтобы не выполнять эти действия всё с новыми поколениями землян, майроны перестроили генетический код избранников так, что все внесённые в их мозг изменения передавались по наследству. Они следили, чтобы модифицированные таким образом люди и их потомки не расселялись за пределы территорий, на которых шло строительство баз. Для этого велась чёткая родословная, и каждый потомок избранников был на контроле.

В результате такого вмешательства, на двух островах, подконтрольных майронам, человеческая цивилизация за короткий срок расцвела. Базу в Тихом океане пришельцы велели людям называть Майро, в Атлантическом – Лаланда. Они умели заглядывать в будущее и увидели, что именно это название будет присвоено их звезде французским астрономом Жозефом Лаландом, который откроет её в конце восемнадцатого века.

Чтобы высвободить время землян, затрачиваемое, в основном, на поиски пропитания, пришельцы вкладывали в их головы знания о возможности культивирования растений и животных, которые они сами успели получить в процессе изучения планеты. Люди стали заниматься сельским хозяйством, образовались избытки продуктов, появилась торговля. Технологии обработки камня, глины, добычи и выплавке железа, строительстве, передавались людям вместе с командами о сооружении необходимых майронам зданий, где они размещали оборудование для гидролиза воды, печи для сжигания углеродсодержащего топлива, обогатительные предприятия для получения жизненно важных минералов, энергетические установки.

Нельзя сказать, что с людьми у майронов не было проблем. Поскольку психика основной массы не была подавлена, вскоре у людей возникло ощущение бессмысленности огромных усилий, направленных на строительство ненужных им сооружений. Для решения этой проблемы майронам пришлось придумать для людей религию, богов и обряды. Теперь строения, необходимые пришельцам, представлялись людям величественными храмами, а посредники майронов - не только вождями племён, но и жрецами. Сами майроны стали богами: невидимыми и всесильными. В большую часть построенных сооружений люди никогда не заходили, поскольку им внушалось, что там живут боги, и тревожить их нельзя.

 

ЁЁЁЁ

 

- Рустам. Рустам, – теперь его трясла за плечё Галя. – А где Марина?

Стерхов с трудом принял сидячее положение. Выкарабкаться из глубокого на редкость чёткого сна стоило серьёзных усилий.

- Рустам, да что с тобой? Никак не проснёшься?

Галина с интересом склонилась над ним, окатывая спиртовыми парами. Из створа двери за ними наблюдал Николай.

- Маринка - то где?

- Да она… - Рустам напрягся, с трудом выбрасывая из головы остатки сна. - она к подруге пошла. С другой подругой, с Юлей.

- Вот умница! – воскликнула возмущённая Галина. - Оставила гостя одного. Он аж заснул от скуки, бедный.

Она потрепала Стерхова по голове.

- Она тебя хоть кормила?

- Да, обедали.

- Пойдём, мы вино домашнее принесли. Пойдём, выпьем. Пошли, пошли.

Рустама перебазировали на кухню, где Николай уже доставал из сумки трёхлитровую банку с тёмно-бардовой жидкостью. Галя стала быстро собирать на стол. Наташка крутилась под ногами, делая вид, что помогает матери. Скоро подтянулся и сосед, который, похоже, был здесь частым гостем. Когда Марина вернулась от своей Натули, все уже были изрядно навеселе. Рустам же был пьянее остальных. Он старательно пытался заглушить накатившее одиночество и опустошение этим ужасным домашним вином, не подозревая о его коварных свойствах, возбуждённо и агрессивно участвовал в беседе, всех перекрикивая и отпуская острые шуточки. Спиртное всегда придавало Рустаму раскованности. На этот же раз он особенно разошёлся.

- А, Маруся пришла! Иди ко мне, Марусечка!

- Ты что, напился? – растерянно произнесла Цветкова.

- Чудесное домашнее вино, – сказал Стерхов и допил остаток тёмной жидкости из стакана.

- Классный парень твой Рустам, клаасный. Во такой, – оттопырил большие пальцы сосед.

- Сдружились уже?

- А что нам, узбекам? – пьяно ухмылялся Стерхов. – Узбек узбека видит издалека. Или ты татарин? Уу, татарский морда.

- Неее, сам ты татарин. Ман узбекман. Ассалому алайкум. – он протянул Рустаму руку

- Ва алайкум ассалом. Калайсиз?

- Ааа!

Они расцеловались. Марине всё больше не нравился разошедшийся друг, она никогда не видела его таким.

- А это потому, что ты трезвая, – сказал вдруг Рустам, пронзая её холодным злым взглядом. - Садись, напейся.

- Садись, Марина, – Николай уже наливал ей вина.

- Какая гадость, – воскликнула Цветкова, отхлебнув и зажав рот рукой.

- Вся наша жизнь гадость, – ответил Стерхов. – Никто и не обещал, что будут цветы. А пить надо. Надо пить. Потому, что всё… - он поднёс наполненный Николаем стакан к губам и опрокинул в себя, - … дерьмо.

- Не пей больше. Хватит тебе, – прошептала ему на ухо Марина.

- И всем нам хватит в жизни сожаленья, и всем нам хватит в жизни пустоты. – процитировал Стерхов неизвестно кого.

«Какие узбеки, какие майроны? Боже, как мне плохо», - подумал он и встал из-за стола. Тихонько, держась за стенку, прошёл он в комнату, где позапрошлой ночью они спали с Мариной, и без памяти свалился на кровать.

- Ты что же кавалера своего одного бросила? – взялась Галя за Марину, как только Стерхов удалился. – Он аж заснул, бедняга.

Цветкова промолчала.

- У вас с ним как, серьёзно?

Старшая сестра наступила на больную мозоль. Хотелось бы Марине сказать, что серьёзно и поделиться своими планами на дальнейшую жизнь: вот закончат институт, свадьбу сыграют… Но нет. И хотелось поговорить об этом с сестрой, кто же ещё поймёт, как не она (у самой нелёгкий жизненный опыт), но не в присутствии же двух почти чужих мужиков. А те уже приготовились слушать.

- Ну что молчишь, сестрёнка? – пробасил Николай.

- Да кто его знает? Сама не знаю ещё, – выдавила из себя Марина.

- Парень хороший. Ты держись за него, – сказала серьёзно Галя.

Не слишком часто слышат девушки этот совет от матерей, у матерей критерии строже. Чаще – от старших сестёр.

- Легко сказать, – с грустной улыбкой промолвила Марина…

 

ЁЁЁЁ

 

На этот раз всё было хуже. Не люди угрожали им, и даже не злые духи, а кто-то гораздо более сильный и страшный. Всё чаще и чаще являлся ему Оирши, теперь даже когда шаман этого не хотел. Великий вселялся в него, и видел Тнапишти ужасное. Будто падает Солнце на Землю и раскалывается Земля, и смешивается с небом. И льётся с неба огненный дождь из камней, скал и пепла. Всё горит, и нет ужаснее огня. Земля раскалывается и огненная кровь её вырывается наружу, поглощая леса и долины, дома и людей. И уходит земля под воду, врывается море в земную рану и закипает. Огромные волны, взметнувшись там, где была твердь, несутся во все стороны и поглощают его остров, оказавшийся на пути. «Небо под ногами», которое когда-то спасло их, отделив от злобных преследователей, теперь грозило гибелью.

Вновь и вновь возникали у него в голове видения ужасной катастрофы.

- Что же делать? – восклицал он каждый раз, когда вселялся в него Оирши. – Как спастись теперь?

И Великий научил его.

Нужно было опять строить лодку. Но не такую, как сделали они, спасаясь от Берири. Нужна огромная лодка, чтобы туда поместились они все, и съестные припасы и вода на две Луны плавания. И нужно взять животных и семена растений, чтобы разводить их на новом месте. Но как же они построят такую лодку, из чего?

И приходил к нему Оирши вновь и вновь. И наставлял его и учил.

В лесу, на склонах невысоких гор, раскинувшихся в центре острова, росли красивые деревья с красными стволами. Велел Оирши сдирать с них кору и набивать ей бурдюки, сшитые из шкур буйволов. Кора этого дерева такая лёгкая и совсем не впитывает воду. Когда они сшили первый бурдюк и опустили его на воду, он не тонул, даже если на него взбирались трое сыновей Тнапишти. Целое стадо буйволов убили они, сделали из их шкур бурдюки и набили их чудесной корой. Потом они срубили много деревьев, удалили с них часть ветвей, а с помощью оставшихся скрепили стволы друг с другом. Получился огромный плот, по краям которого они привязали бурдюки.

Но построенный плот этот они не смогли подтащить к воде. Пришлось разобрать его и собрать заново на самом берегу. В центре плота Тнапишти с сыновьями поставили большой шалаш, где можно было укрыться от дождя самим и укрыть пищу. На всё это ушло три Луны. Затем Тнапишти выбрал из их стада самых лучших коз, овец, буйволов и диких кабанов, которых недавно удалось приручить. И стали женщины их откармливать, чтобы были они тучны и здоровы и выдержали далёкое плавание.

А любимая жена его, Кейсе, вынашивала ребёнка и должна была разродиться от бремени. Но не разродилась, умерла. Для Тнапишти, чьи силы и нервы в последнее время были на пределе, это был страшный удар. Не выдержал он, заболел и слёг, и впал в забытьё. И явился ему вновь Великий.

Шаман стоял внутри огромного вихря, похожего на те, которые возникали иногда на море, когда оно сильно волновалось. Края вихря сплелись из тяжелых туч, наполненных ледяной водой. Вода сочилась из них при любом прикосновении. Вихрь вращался, и шамана мотало от этого из стороны в сторону. Приложив руки к лицу, он горько плакал. Кто-то нанёс ему обиду. Какую, он не мог осознать, но было очень постыло на душе. Было одиноко. Да, до ужаса одиноко в этом холодном сыром месте. В горле стоял горький ком. Ком выходил через глаза и сквозь пальцы сочился на дно, а потом испарялся, образуя эти самые кружащиеся тучи. Он плакал навзрыд, как плачут в детстве, не зная ещё, что это стыдно. А с недосягаемой высоты, оттуда, где заканчивалась вихрь, смотрел на него Великий. И больше никого не было на целом свете.

С горькой обидой и отчаянием возносил он руки к небу.

- О Великий, мне так плохо! Что же ты не дашь мне счастья? Почему вокруг меня никого нет? Почему мне так одиноко? Никого, никого нет рядом, – рыдал он.

- Как это никого нет? Рустам, а я! Я здесь, – Марина стояла рядом и обнимала его за плечи.

- Никого, никого нет! Дай мне кого-нибудь…плохо …

Рустам не успел добежать до ванной, его вырвало в прихожей на палас. Была уже ночь. Он с трудом возвращался в реальность. Закрывшись в ванной, долго сидел он, уронив голову в раковину. Какой позор. И как ему, действительно, плохо. Марина постучалась тихонько.

- Открой.

Молча взяла тряпку, намочила её, вышла. Прошло ещё какое-то время. Марина отвела его в комнату и уложила в постель.

- Мне так стыдно, – прошептал он в темноте.

Она промолчала.

 

ЁЁЁЁ

 

На следующий день утром Рустам не знал, куда девать глаза. Наверное, все всё слышали. Его сильно мутило, болела голова, он то и дело запирался в туалете. В довершении выяснилось, что они с Мариной убывают в Москву самолётом: вчера договорились с соседом. Он летит командиром экипажа и возьмёт их без билетов, которые так и не удалось приобрести. Однако без билетов – это не значит бесплатно.

После короткого завтрака, в котором Стерхов не участвовал – столь же короткие сборы. Провожать пошли обе сестры, средняя, Саша, - с мужем. Дойдя до автобусной остановки, Рустам обнаружил, что забыл часы, и они с Галиной помчались назад. Галя ворчала: опаздывали на самолёт. Выпавший за ночь снег весело хрустел под ногами.

- Простите, если что не так, – извинялся по дороге Стерхов.

- Да ладно. Ты главное, сестрёнку мою не обижай.

- Постараюсь, – обещал Рустам.

В аэропорту он купил два букета и вручил их Саше и Галине. Саша выглядела строгой и неприступной. Наконец к ним вышла работница аэропорта и, взяв деньги, вывела Марину с Рустамом через служебный вход на стоянку, где уже томился перед полётом ТУ-134, заполненный пассажирами. На трапе их встретил сосед и с улыбкой похлопал Рустама по плечу.

- Как дела?

- Вина вчера перебрал, – честно признался Стерхов.

- Долетишь?

- Куда деваться.

Сосед завёл их в салон, но провёл не к пассажирским креслам, а к какому-то служебному отсеку, задёрнутому шторкой. Откинув шторку, он пригласил:

- Располагайтесь.

В отсеке было темно. Кресла отсутствовали. На полу стояли какие-то сумки, вещи. Так летать на самолёте Рустаму ещё не приходилось. Заинтригованный, он вошёл.

- Прикольно. Вот так вот и полетим? – обратился он к Цветковой.

Марина, дувшаяся на него за вчерашнее, бросила коротко:

- Хорошо хоть так получилось. Лучше, чем на поезде тащиться.

Уселись. Жёстко и неудобно. Вскоре шторка опять отодвинулась, и бортпроводница завела ещё какого-то мужичка, который тут же деловито расположился на своей большой сумке, по виду мягкой, как будто специально приготовленной для того, чтобы на ней сидеть. Марина и Рустам молчали.

Засвистели двигатели. Самолет тронулся, пробежал по бетонным дорожкам, замер перед решающим рывком. Двигатели взревели, инерция вжала пассажиров в кресла. Рустам вцепился в темноте в стоящие рядом вещи, чтобы не свалиться. Через минуту самолёт уже летел.

В отсеке, где располагались Стерхов и Цветкова, было темно и шумно: не поговоришь. Для Рустама это было хорошо. Если бы Марина решила устроить разговор по поводу его вчерашнего поведения, у него не нашлось бы сил объясняться. Так и летели молча. Стерхов изо всех сил боролся с тошнотой и победил её. Когда вышли из самолёта в Москве, он вдохнул свежего воздуха и окончательно выздоровел.

Марина же всю дорогу была погружена в мрачные мысли. Вскрывалось истинное отношение к ней Рустама. Не зря же говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Хоть про неё лично он ничего и не сказал, но выразился ясно: никого, мол, рядом с ним нет. Это что же значит, она для него никто, ноль, пустое место? Это было не просто обидно, это было крушение. Она же думала совсем, совсем другое об их отношениях, чего-то ждала, во что-то верила. А все, значит, так? Зачем же он тогда с ней живёт и зачем всё затеял? Марина плакала, закрыв глаза руками. Хорошо, что ничего не было видно и слышно. Но к моменту, когда выходили из самолёта, взяла себя в руки. Взглянув друг на друга при дневном свете, они поняли – разговора не избежать. И так же молча сели на автобус и отправились в свою Опалиху.

 

ЁЁЁЁ

 

- Рустам, нам надо поговорить, – начала Марина, и у Стерхова внутри всё похолодело. «Удивительно, как я боюсь принять какое-либо решение», - подумал он.

- Нам надо определиться, что же мы будем делать дальше.

- Да, надо определиться, – тихо ответил Рустам и замолчал.

Марина тоже не знала, как продолжать разговор.

- Ты так и думаешь после диплома в Ташкент возвращаться?

- Да.

- А наши отношения продолжатся?

- Нет, – ответил Рустам сам не свой.

Маятник был остановлен в тот момент, когда он находился в положении «нет». Через полчаса Стерхов, возможно, ответил бы по другому. Но ответ был дан, решение принято. Однако от этого легче не стало. Рустам ждал, что Марина расплачется, впадёт в истерику, соберёт вещи, уйдёт (хотя, куда?). Но она продолжила разговор спокойным голосом.

- Ты так решил?

Стерхов молчал.

- А я думала, ты меня любишь? Но почему, Рустам? Что не так? Ведь у нас всё же с тобой хорошо. Почему ты молчишь?

- Понимаешь, Марина, – сорвался наконец и Стерхов, – ты мне нравишься, очень нравишься. Но я не могу сказать, что я тебя люблю. А обманывать я не хочу ни тебя, ни себя. Понимаешь, лучше сейчас расстаться, чем через два месяца после женитьбы.

- Зачем же тогда ты всё это начинал? Лучше было бы просто встречаться. Не было бы так больно, как сейчас…

Она всё же заплакала. Но не обидчиво – нервозно, а кинувшись к нему в объятья, как бы желая разделить горечь момента.

- Марина, Мариночка! Ты прости меня, хорошая моя. Ну прости. Я виноват перед тобой.

У него на глазах тоже выступили слёзы, а к горлу подкатил ком. Я не могу тебе лгать и не хочу.

- Нет, не надо, не извиняйся, - Марина успокаивалась. – Всё правильно.

Опять повисла пауза.

- Но всё же, что-то тебя во мне не устраивает, раз так?

Рустам молчал.

- Зря ты не говоришь. От того, что молчишь, я не могу ничего исправить.

Марина в упор смотрела на Рустама.

- Мне не совсем нравится твоя фигура, – выдавил он наконец.

- Да, да, – печально улыбнулась девушка, – тебе не нравится мой живот. Ну и сказал бы об этом с самого начала. Я бы хоть гимнастикой занялась. Вот Сергей мне об этом сразу сказал.

Ну вот опять. Стерхов взбесился. Сергей – один из бывших любовников Марины, которого она, по её словам, любила.

- Но больше всего мне не нравится, что у тебя была куча мужиков, и что ты постоянно об этом рассказываешь. Извини, но меня это не устраивает, – прокричал Рустам, вскочив, но на этом запал его кончился, и он опустился обратно на кровать, погрузив лицо в ладони.

Пауза.

- Эх, ёжик, ёжичек, – она провела рукой по его волосам, - если всё окончательно решено, давай хоть проживём оставшееся время спокойно. Это лучшее, что мы можем сделать. И ещё… ты не бойся, что я буду как-то насильно тебя удержать. Залетать от тебя в планах у меня нет. Спи спокойно.

Он не ответил. Он всё ещё опасался, что разговор перерастёт в истерику Марины. Но, похоже, этого не происходило. Похоже, она смирилась и приняла мудрое решение выпить до дна этот бокал, чтобы затем уже его разбить. В который раз проявлялась Марина как умная сильная женщина, не склонная в критический момент к глупостям. И опять кольнуло где-то в сердце: а может переиграть, может сказать слова, которые она так ждала всё это время. И вот уже на прихлынувшей волне чувств он решился, уже сделал вдох…

- Уж найду я кого-нибудь тебе в замену, – больно уколола его Марина.

И всё рухнуло.

 

 

Автор будет благодарен за любые отзывы, замечания, критику. Направлять по адресу: atoshev56@rambler.ru или здесь же, на поле "Написать рецензию", для чего, правда, придётся зарегистироваться.