Все меняется.

Все меняется…

 

 

«……………………

Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза

В нашем смехе, и в наших слезах и в пульсации вен.

Перемен. Мы ждём перемен…»

 

Отрывок песни группы «Кино» «Хочу перемен».

 

 

«Брокен Хилз 35»-сказал Патрик, опуская в прорезь карточку. Он всегда возвращался домой на автотакси. Не любил других видов транспорта. Почему? Наверно потому, что просто сказал нужный адрес, откинулся на кресло и можешь молча смотреть, как мимо пролетают улицы за улицами, миллионы людей, бесчисленные неоновые вывески. Машина не задаёт вопросов, все, что ей нужно, так это адрес. Здание, в котором он работал, располагалось в нескольких милях к югу от Мехико, в большом комплексе зданий принадлежащих немецкой фирме «NGL»,которая отстроила целый городок «дабы расширять рынок сбыта на других континентах». Дурацкий слоган, он опоздал лет наверно на 200. В эпоху тотальной глобализации, когда от границ стран остались лишь названия ,от наций лишь воспоминания глупо «расширять границы сбыта», или как это там звучало на открытии первого в Центральной Америке представительства «Содружества европейских производителей». И все же для того чтобы добраться домой, ему приходилось ехать либо через всё Мехико, на одну из окраин, или же в объезд по скоростному платному Хайвэю. Как правило, он выбирал первый путь. Тут он мог дольше наслаждаться одиночеством, что стало редкой роскошью в сегодняшнем мире. За зеркальными стеклами машины принадлежащей фирме Global Transport Company, он чувствовал себя лучше, чем дома, или же где либо еще. Стеклопакеты не давали городскому шуму проникнуть в салон, да и автоматический водитель проявлял интерес только лишь к дороги. Впрочем, Патрик был ему за это только благодарен. Откинуться назад и полежать в тишине было истиной наградой после рабочего дня.

Так, пролежав всю дорогу, он, наконец, добрался до своего дома. Трущобы. Приземестые серые здания тянуться вдоль грязной улицы. Тусклые фонари уныло освещают лишь часть улицы, вырывая куски освещенного зыбким желтым светом асфальта. Остальное пространство улицы потонуло во мраке, какой бывает где-то на грани дня и ночи, когда день уже угас, а ночь ещё не вступила в свои права. На одной из скамеек сидела девушка. Ее яркая, кислотного цвета, куртка сверкала даже в неярком свете фонарей хромированными бляхами, короткая мини-юбка из псевдокожине прикрывала ноги ровно на столько, чтобы можно было увидеть сетчатые с нарочитыми дырками, колготки. Голову же её «украшала» модная среди молодёжи во время второй волны хиппи прическа, уже, кстати, безнадёжно устаревшая. Короткий ежик с размытым рисунком. Словно капля бензина в луже, также и голову её обливали все цвета радуги, мерцая и чуть переливаясь. Типичный ночной житель, каких с легкостью можно встретить в любом городе мира после захода солнца. Но внимание Патрика привлекла не её одежда или прическа, а то, что она сидела и кормила бездомную собаку. В эти трущобы редко забредали собаки или кошки. С тех пор, как города залили бетоном и углепластиком, бездомным животным становилось всё труднее выживать в этих каменных джунглях. Держать домашних животных стало модным в богемных кругах, где можно было встретить весьма экзотических животных. Те же, кому с хозяевами повезло меньше, были вынуждены сбиваться в стаи и жить на огромных федеральных свалках, что имеется около каждого крупного города. Эта же зашла на эту улицу видимо в поисках сьесного. Но даже и не собака привлекла внимания Патрика. Выражение лица девушки, еще почти девочки поразило его. Какое-то детское умиление застыло на её лице, столь не уместное на этой грязной, тёмной улице. Столь не подходящая к её броской «кислотной» одежде наивная улыбка. Вдруг из-за угла выскочил полицейский двухместный кар. Разрывая предночьное затишье воем сирены, пронизывая мрак двумя мощными прожекторами, он пронёсся через всю улицу и скрылся за большим неуклюжим зданием. Собака, непривыкшая к столь громким звукам, взвизгнула и, поджав хвост, бросилась под заграждения, отделяющее одно здание от другого. Девушка подняла глаза вслед убежавшей собаки и Патрик, все это время простоявший на одном месте, встретился с ней глазами. Глаза её были полны невысказанной, какой-то животной тоски, которая бывает в глазах зверя, которого ведут на бойню. Боль, разочарование смешались в искусственно обесцвеченных зрачках. Патрик резко развернулся, не в силах более смотреть в эти глаза, вставил магнитную идентификационную карту в прорезь слева от косяка двери и толкнул дверь.

Квартира его была маленькая. Состояла из крошечной кухни, где мог поместиться только один человек, да и то с трудом, душевой и комнаты не на многим более чем остальные помещения его жилища. Убранством комната тоже не могла похвастаться. В углу стоит неаккуратно заправленная кровать, Левее стол с терминалом, а за ним старый, почерневший от старости книжный шкаф, заполненный книгами лишь наполовину. Вся одежда, которой в прочем было не много, помещалась во встроенный стенной шкаф. Вот уже несколько лет он приходил сюда каждый вечер, сбрасывал одежду на низкую скамью перед терминалом, ложился на кровать и забывался беспокойным сном. Но каждый раз, перед тем как провалиться в сон он спрашивал себя. «Почему так? Как так вышло?» вопрошал он и, не дождавшись ответа, проваливался в объятия липкого сна.

…………………………………………………………………………………………………

Патрик Такеда не всегда жил так. Мать он помнил до 10 лет. Именно столько ему было, когда она скончалась от очередной эпидемии желтой лихорадки, что ходила в то время по Европе, и от которой тогда еще не изобрели вакцины. Он запомнил её как усталую женщину с печальными глазами, которая иногда гладила его по голове. С отцом же он жил до своего совершеннолетия, но знал его еще меньше чем мать. Ему было известно, что среди его родственников есть японцы, тоже, разумеется, не чистокровные, отсюда и фамилия Такеда. Вообще сейчас никого нельзя было назвать «японец», «немец» или «мексиканец». Все уже давно смешались. Глобализация, кто её проклинал, кто приветствовал, ей было наплевать. Отмена границ внутри объединенной Европе, массовые миграции из стран ближнего востока после истощения последних нефтяных месторождений и появление единой транспортной системы Global Transport Company принесли свои плоды. Вдобавок к ним создание Виртуальной Всемирной Сети способствовало процессам глобализации. К чему же это привело? К каким-то политическим, экономическим выгодам или потерям. Но случилось намного более важная вещь. Наступил век, когда все мировые культуры, что крепли и созревали не одну тысячу лет, смешались, превратились в какой-то смешанный клубок. Всего за каких-то 100 лет, за несколько поколений перемешавшиеся культурные наследия разных народов превратились в нечто однородно-серое. Не кто уже не вспоминал, чем занимались их предки, всем было глубоко наплевать, где их историческая родина. Человечество захватил водоворот техногенного бума. Изобретение ВВС открыло огромные возможности, люди проводили больше времени в виртуальном ОNLINE, чем в реальной жизни. Человечество не было готово к такому повороту, слишком много возможностей свалилось на головы жителям Земли. Патрик работал как раз над программным обеспечением одного из местных серверов ВВС. Так вот его отца звали Лоуренс Такеда. Но на этом известные факты об отце Патрика заканчивались. За 18 лет совместной жизни вместе с отцом Патрик понял лишь то, что Лоуренс Такеда весьма скрытный и странный человек. Они некогда не говорили что называется «по душам», да и вообще говорили друг с другом редко. Отец и сын жили в разных мирах, имели совершенно разные интересы. Возможно, отец и хотел бы сблизиться с сыном, но он слишком плохо знал людей, и не имел понятия, как стать ближе к сыну. Возможно, это мучило его всю жизнь, а может ему было ровным счетом плевать. Вообще он не часто проявлял эмоции, был замкнут и молчалив. Патрик запомнил его таким, а после восемнадцатилетия уехал и с тех пор нечего не знал про своего отца. Даже жив ли он? На следующий день после своего дня рождения он собрал вещи и, сказав отцу «Я вряд ли вернусь. Пока» хлопнул дверью своего дома, теперь уже бывшего. Просто однажды он понял, что необходимо что-то менять в жизни. Уехать было для него самым простым вариантом. Тем более он был молод, полон сил и веры в будущее. Нет, он не был оптимистически настроенным идеалистом, что часто встречаются в богатых семьях. С юных лет он привык к самостоятельности, к тому, что ничего не достаётся даром. Он не ждал подачек от судьбы. Просто ему было, в сущности, не чего терять. Он не был к чему-то особенно привязан. Отец. Да он всё-таки любил его, но эта любовь была слишком непохожа на те чувства, что должен испытывать сын к отцу. Так или иначе, он твердо решил уйти из дома. С тех пор он много где был, много чего видел и встречал многих людей. В каждом городе, где он останавливался, у него появлялась целая куча знакомых, нередко подружка, но, тем не менее, он чувствовал, что он от них далек. Патрик сочетал в себе общительность и замкнутость, открытость души и в тоже время её скрытность. У него было много знакомых, но очень не многие из этих людей знали, что у Патрика на душе, чем он живет. От чего так вышло? Он и сам часто задавался этим вопросом. Наверно это от того, что с детства он привык ценить свой внутренний мир. Он не был одинок, но привык полагаться только на себя. В этом мире каждый изначально один. Эту истину он понял достаточно рано. От того он начал делить весь мир на себя и на все остальное. Просто Патрик всегда ощущал четкую границу между миром внутренним и миром внешним. И он отправился странствовать по этому внешнему миру. Так делали многие, кто хотел начать жизнь с начала, кто хотел что-то изменить. Несколько лет такой жизни дали ему опыт работы во многих должностях, во многих местах, всех не помнил даже он сам. Он даже думал, что счастлив. Но в один момент он понял, что в его жизни что-то не так. Это чувство пришло как-то незаметно, он сам был удивлён своему неожиданному открытию. Вроде все осталось по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось. Он просто перестал понимать, для чего он это делает. Хотя наверно он и не понимал этого раньше, просто задал себе этот вопрос только сейчас. Он продолжал жить как обычно, но жил уже, словно по инерции. Как кукла, которую завели, а потом забыли про неё, а она все шагает и шагает, до того момента пока не кончится завод. У него было ощущение, что та ниточка, за которую он, идя по жизни, всегда держался, вдруг кончилась. Он продолжал идти в том же направлении, что и раньше, но в его жизни исчезла очень важная вещь. Раньше он всегда был уверен, что делает правильно, что он идет верным путём. Теперь же эта уверенность исчезла. Он словно остался один в тумане, не имея ориентиров. Какая-то апатичность овладела его существом. Словно душа его впала в спячку, в стазис, его чувства зарылись куда-то на самое дно души. Странное ощущение охватило его с тех пор. Как будто одна его половина его сознания продолжает жить дальше, а другая наблюдает за первой откуда-то со стороны. Он устал от людей, да и люди устали от него, устал он от такого образа жизни, когда у тебя нет дома, а лишь есть места, где можно переночевать. Однажды, когда он был проездом в Мехико, ему на глаза попалась голографическая реклама фирмы «NGL», а так же приглашение на работу. Он решил, что дальше не поедет и осел на одной из окраин Мехико. С тех пор каждый день его начинался и заканчивался одинаково.

 

Ж-жж-жж. Словно назойливая муха. Подумалось Патрику, находящемуся где-то на самой границе сна, Некоторое время он пытался определить, откуда идёт этот назойливый неприятный звук. «Вибробудильник» наконец дошло до него. Маленькая коробочка похожая на наручные часы. Она будила его каждое утро на работу, и он по привычке установил 6.40 на дисплее, несмотря на то, что сегодня было воскресенье, единственный день, когда он мог выспаться. Патрик попытался нащупать будильник там, откуда, как ему казалось, шел звук, но будильник упорно не попадался, хотя по-прежнему отчетливо издавал своё сердитое жужжание. После долгих поисков, свалив на пол бумажник и рекламную брошюру, лежащую на маленьком столике возле кровати, ему все же удалось заставить этот, не на шутку разбушевавшийся, будильник замолкнуть. Он снова упал на подушку. Сознание упорно не желало просыпаться. Над ним клубилась темнота, создаваемая светоглушителями, встроенными в оконные стекла. Странно просыпаться в полной темноте. Сперва не понимаешь, открыты у тебя глаза или нет. Потом начинаешь соображать, где низ, а где вверх, и только, проснувшись окончательно, понимаешь, где ты, возвращается способность нормально ориентироваться. Он любил темноту, долго и внимательно в неё всматриваться, не о чем не думая. Если долго смотреть, то краем глаза можно увидеть силуэты, ускользающие сразу, как только посмотришь на них прямо. Ему казалось, что он лежит на самом дне глубокого океана, там, куда не проникнет не один лучик света. В пучине, где царит вечная тьма, где под миллионами тонн черной, как чернила, воды живут диковинные морские чудовища. Бороздят тяжелую воду их огромные скользкие тела. А еще глубже, там, куда не заплывет ни одна рыба, где нет жизни, света, тепла, простирается унылая каменная пустыня. Порой, устав от суеты, бешеного ритма городской жизни, Патрику хотелось оказаться именно там, где нет звуков, где тишина и покой. Только камень под ногами и толща воды над тобой, на много километров вверх… «Все, пора вставать» пробурчал Патрик себе под нос и рывком поднялся с кровати.

Дом, где жил Патрик, находился на окраине города. Если пройти пару кварталов еще севернее, можно выйти за городскую черту, в пригородные районы, где располагались виллы и коттеджи богатеев. В этот ранний час все жильцы этих домов еще спят. Именно по этой причине Патрик решил отправиться именно туда.

 

Да, трудно представить, что совсем рядом с огромным мегаполисом, таким как Мехико, есть улочки с маленькими коттеджами, утопающими в зелени. Пройдя всего несколько кварталов, попадаешь из мира огромных небоскрёбов, бетона, стали и пластика, в мир двух - трехэтажных домиков, скрытых наполовину роскошными ухоженными садами. Тут свежий воздух, большая редкость в современном грязном мире, особенно вблизи от крупных городов, нет надоедливого шума миллионов машин и людей. Идеальное место для спокойной жизни. Вокруг этих районов тянется полоса зеленых парков и скверов, которая выполняет две функции. Во-первых, скрывает от глаз жителей «большой город», что создаёт иллюзию его отсутствия. Во-вторых, в кустах и перелесках укрыты установки аэробарьеров, новомодное изобретение японской компании «Тонаго Дзю Электроник». Из этих установок под большим давлением вылетает воздух, который создаёт воздушный барьер для проникновения вредных газов из города и прочего окружающего мира, кроме того, он отсекает также и городские шумы, что не дают спокойно отдыхать жителям коттеджей. Пару слов о них самих. Эти небольшие аккуратные домики, с виду скромные и непритязательные, стоили просто астрономические суммы. Это было жилье не просто для сильных мира сего, а для ОЧЕНЬ сильных и ОЧЕНЬ богатых людей. Глав корпораций, энергетических магнатов, крупнейших акционеров крупнейших предприятий. Но стоило отойти от этого «райского уголка» на какие-то несколько улиц, как начинались трущобы. Грязь, нищета, теснота, наркотики, проституция. Серые пластиковые стены, к которым, прислонившись, сидят множество бродяг. Чуть поодаль высятся громады огромных заводов, чьи трубы денно и нощно выпускают в атмосферу тонны продуктов распада всевозможных веществ, зачастую вредных для человека. Безотходное производство было введено там, где это было выгодно самим корпорациям. Ночью трущобы вспыхивали неоном, чтобы привлечь прохожих в игорные дома, бордели и грязные бары.

Патрик как раз прошел мимо одного из закрытых, только час назад баров. Неоновая вывеска была отключена, и на Патрика смотрели унылые серые буквы, утратившие свой блеск и яркость. Пройдя до конца улицу, он, наконец, добрался до входа в «Поселок». Пройдя дезинфекцию (обязательное условия для пребывания в этом месте), Патрик вошел в парк, отделяющий «большой город» от «Поселка». Шагая по дорожке, он равнодушно смотрел по сторонам и не о чем не думал. В сущности, он пошёл сюда только по той причине, что дома он чувствовал себя еще более одиноким и отрезанным от мира. Он был одинок, но, странное дело, это его не особо волновало. Он четко сознавал, что у него нет друзей, женщины, которую он бы любил, родственников, о которых он бы заботился. Нет. И будут ли? Но это он воспринимал как некий факт. Как то, что сейчас утро, или то, что сейчас середина октября. Он понимал это бесстрастно, как будто его это не касается, относится к другому человеку. Патрик сошел с тропинки и решил пройти напрямик через перелесок. Он шел по устланному желтыми листьями лесу. Каждый его шаг сопровождался мягким шуршанием разгребаемых листьев. В воздух был по-утреннему холодный и прозрачный. В нем явственно чувствовался запах прелой листвы и земли. С дерева сорвался и бесшумно опустился на землю желтый лист. Патрик рассеяно проследил за тем, как легкий ветер, сперва, подхватил почти невесомый листок, чуть поиграл им, а после бережно опустил его на землю. И снова только шелест листьев под ногами…Вся эта картина была словно пронизана тем чувством, что возникает, когда видишь ещё красивый, но уже начинающий увядать, цветок. И спокойствие. Словно все вокруг засыпает, готовясь проспать всю зиму, чтобы снова ожить весной. Чувства Патрика заснули давно. Его душа словно впала в забытье, и жил только холодный разум и тело. Когда это началось? Он и сам этого не знал. В его жизни не было огня, искры, что бывает, когда у человека есть цель, к которой он идет. Он никогда не мог ответить на вопрос: зачем мы живём? На этот вопрос могут ответить лишь единицы. Но Патрику его цель представлялась в виде чего-то яркого, ослепляющее яркого, на что нельзя просто так взглянуть. Мы видим яркий свет и не можем определить, что есть его источник, но мы безошибочно знаем, с какой стороны идёт этот свет. С жизненной целью также. Мы не можем определить, что же она собой представляет, пытаемся всю жизнь её разглядеть, понять, что же она на самом деле, но зато мы видим примерно, где она. Цель освещает нашу жизнь, и мы интуитивно идём на этот свет, ибо надеемся рано или поздно достичь его источника. Но иногда этот свет пропадает….Наверно именно тогда, когда этот свет пропал, Патрик впал в равнодушную ко всему апатию. Он по-прежнему пользовался услугами Global Transport Company, работал, ел и пил, но в его жизни исчезло очень важная вещь, то, что одухотворяет её. Пропала искра. Минуты стали сливаться в часы, те в дни. Дни сливались в годы, а те в свою очередь в какой-то серый поток времени, который неизвестно где начинался и неизвестно где кончался.

Он вышел из леса. Улицы начали заполнять люди. По дорогам поехали первые машины, блестящие обтекаемые кары, каждый стоит целое состояние. Патрик ускорил шаг. Он старался не о чем ни думать, но мысли упорно лезли ему в голову. Зачем он здесь? Зачем, с какой целью. Он не мог дать себе ответ на этот вопрос. Он шёл по гладкому асфальту широкими шагами. Привычку ходить быстро, широким пружинистым шагом, Патрик получил за долгие годы странствий, тогда ему казалось глупо ходить медленно. Он считал, что тот, кто ходит медленно не куда не успеет. Куда он спешил? К такой жизни? Словно белка в колесе сучит ножками все быстрее и быстрее, предвкушая близкий конец своей дистанции. Увы… Он зябко поёжился. Всё-таки осень не лето. Взгляд Патрика скользил по лицам прохожих, не останавливаясь не на одном. Сколько лиц он видел за свою жизнь. И почти все были маски, а не настоящие лица. Что заставляет человека носить маску? Говорят, общество. А-а чушь. Это в большинстве случаев не так. Человеку кажется, что общество примет его, если он наденет ту или иную маску. Быть может опытного, разочаровавшегося в жизни человека, или же всюду вхожего весельчака. Но это ему так кажется. Он выбирает маску, руководствуясь лишь своими представлениями о «нужном обществу человеке». На самом деле это их представление – хаотичное нагромождение предрассудков и комплексов. Печально видеть изо дня в день одни маски, создаётся впечатление, словно присутствуешь на каком-то грандиозном кукольном представлении. Но самое страшное случается тогда, когда, однажды утром проснувшись, человек перестаёт понимать, что же есть маска, а что же его собственное лицо.

Выйдя из «Поселка», Патрик направился к центру города. Было одно место, куда он частенько захаживал. Маленький джаз – бар, спрятавшийся среди огромных небоскрёбов. Он не пользовался большой популярностью, а днем там вообще не было народу. Однако там было холодное пиво и приятная музыка. Он вошёл, поздоровался со знакомым барменом и сел за столик. Тут же над столом возникло изображение меню. Патрик, не глядя, ткнул на голограмму пальцем. Картинка сменилась, и теперь над столом висело изображение бутылки пива и ниже его цена. Еще один нажатие и через минуту бармен принёс пиво, но уже настоящее. Патрик глотнул, и, держа бутылку в левой руке, осмотрелся. Ему нравился этот бар своей атмосферой. Тут было просто приятно сидеть и давать музыки полностью тебя захватывать. Словно плывёшь на спине по реке. Слабое течение медленно уносит тебя куда-то, приятная прохладная вода мягко журчит, обволакивая все тело.

В двери вошла молодая женщина лет тридцати с виду. Одета она была неброско, но опрятно. Волосы стянуты в недлинный хвост и перехвачены специальным, эластичным пластиковым кольцом.

«У вас свободно?» - спросила она, подойдя к столику, за которым сидел Патрик, и, дождавшись кивка, села. Тут же выскочила голограмма меню. Женщина выбрала тоже пиво, что пил Патрик. Аккуратно откупорив бутылку, она налила пиво в высокий бокал, пригубила и поставила его на стол.

Над стойкой висел монитор и показывал дневные новости. Некоторое время они сидели молча, пили пиво, только тихо играла музыка, и бормотал, что-то ведущий новостей, но Патрик не слушал его, он рассматривал старое панно на противоположной стене. На нем был изображен какой-то пейзаж, не дурно написанный, но , по мнению Патрика, в нем не хватало красок.

«Как вы к этому относитесь?»

Патрик обернулся и непонимающе уставился на свою соседку.

«Что, простите?»

«Я говорю об этом законе, - она показала на экран монитора: как на ваш взгляд, они правильно сделали, что ввели государственный контроль над ВВС?»

«А вы полагаете, что что-то изменится? Они лишь узаконили то, что уже давно существовало. Пустая формальность. Правительство давало людям смотреть только то, что было нужно им, а не то, что хотели сами люди. Это было, есть и будет, пока существуют государства и правительства. А есть ли закон, позволяющий им это делать, или нет – разницы нет.»

« Вы умнее, чем кажетесь» -с улыбкой сказала женщина. «Люсия - Она протянула руку Патрику: я работаю с вами. Если я не ошибаюсь, Патрик Такеда?»

«Вы не ошиблись. Патрик."-ответил он и, допив пиво, заказал ещё.

Несколько минут они молчали.

«Патрик, вы ведь не недолюбливаете людей. Так ведь?» Вновь обратилась она к нему.

«С чего вы взяли?»

«Мне так кажется. Я не плохо разбираюсь в людях»

«Я сомневаюсь, что вы знаете моё отношение к людям. »

«Так же не любите, когда вам лезут в душу. Скрытны. Рассудительны, но часто не понимаете людей.»

Патрик, чуть прищурив глаза, словно оценивая, долго смотрел на эту странную женщину. Та с полуулыбкой на красивых тонких губах, не отводила взгляда светло-карих глаз, и изредка пила маленькими глотками пиво.

«Зачем вы мне это говорите?» наконец спросил Патрик

«Вы мне интересны. Я давно наблюдаю за вами, и за это время вы почти ни с кем не общались. Жили очень замкнуто. Вы ведь не здешний?»

«Да, я родился далеко отсюда, но я все же не понимаю…»

«Оставьте.- перебила она его, и поморщилась, от чего её лицо приняло забавное выражение: вы не понимаете, зачем я, незнакомый человек, говорю с вами об отношении к людям? Да какая разница. Просто мне захотелось с вами поговорить. Вот и все. Без задних мыслей, каких-либо причин или чего-то подобного. Неужели вам кажется это странным ?»

 

Патрик долго не отвечал, продолжая изучать лицо своей необычной собеседницы. У неё был тонкий изящный нос, тонкие же округлые брови, чуть поднятые на концах. Над правой бровью виднелась маленькая родинка. Челка светлых волос спадала на лоб, и закрывала его верхнюю часть. Её лицо нельзя было назвать красивым, но на него было приятно смотреть. Благородные, чуть неправильные черты понравились Патрику.

«Нет. Это не странно. Просто, как вы точно заметили, я не люблю, когда мне лезут в душу, а ваш вопрос её напрямую касается. Но я всё же отвечу вам. Да. Люди давали мне не раз повод их не любить. Ни чего удивительно, что у меня сложилось о них такое мнение.»

«А вы некогда не задумывались о том, что многие люди достойны жалости. И многие их поступки продиктованы безысходностью, пусть даже ими ещё не осознанной.»

«И вы предлагаете мне их за это полюбить? – Насмешливо спросил Патрик: многие люди сами виноваты, в том, что загнали себя в такое состояние.»

«Согласна. Но ведь у вас тоже не всё в порядке. Вы считаете себя счастливым человеком? Впрочем, можете не отвечать. Лучше скажите, кто виноват в том, что в ваших глазах столько безразличия, столько невысказанных мыслей? – Она наклонилась к нему, и тихо сказала: Все дело в вас. Вы просто перестали замечать другие стороны жизни.» Люсия откинулась назад и начала перекатывать в руках салфетку, свёрнутую в шарик.

Оба молчали. Каждый думал о своём. Патрик переваривал услышанное, мрачно уставившись на полупустую бутылку, а Люсия задумчиво смотрела в окно. Там, на улице начался дождь, но он этого не замечал.

«А какие светлые стороны, черт его возьми, я должен увидеть в такой жизни? Что кроме серости, пошлости я встречаю каждый день. – Нервно теребя бутылку, начал он: Пустые слова. Слишком много учат жизнь по долбаным теориям, то один, то другой. Все эти философы, которые выстраивали стройные теории мироздания. Учения как нужно жить…Да все они НИ-ХРЕ-НА, ни черта не знали о жизни.»

Патрик сделал паузу, собираясь с мыслями. На его лбу пролегли глубокие складки. Видно было, что эти слова давно были готовы сорваться с языка. Сколько раз он думал об этом, сколько бессонных ночей он провёл в раздумьях? Сколько раз прокручивал он в голове эти мысли?

« Теоретики. И как они только не изгалялись. Живи так, сяк. А сколько из этих учителей жить понимал своих жен, детей, друзей. Да почти никто. Только советы давали, а жизнь та, она не такая простая. Черта-с два ты по теории проживешь! Все эти «ученые» забывали за своими теориями о самой жизни. А потому эти советы…ничего они не стоят.»- устало закончил он.

«Патрик, а вы разве сами не забыли о жизни? Вы разве не сами отгородились от людей, от окружающей вас действительности? В силу каких-то причин вы стали агрессивно относиться к миру. Желая сохранить целостность своей натуры, свой внутренний мир, если хотите. Вы, словно опустили железный занавес на свою душу. Но, увы… Вы отгородились не только от агрессивного мира, но и от себя самого…Мне пора. Я надеюсь, мы встретимся с вами снова. Тут же через неделю, если вы не против. К этому времени вы переварите услышанное, обязательно сообщите результаты. До свидания, Патрик.» Она встала, оправила одежду, повернулась и скрылась за разъехавшимися при её приближении дверьми.

Патрик еще долго сидел, глубоко задумавшись. Бар начал заполняться посетителями, на улице кончился дождь. Зажглись фонари. Патрик направился домой. Воздух на улице дышал свежестью после дождя, было прохладно. Странное чувство охватило его. Он чувствовал себя на пороге чего-то нового. Всем своим существом он понимал, что что-то изменилось. Пока еще невидимое. Лишь маленький камушек откололся от вершины горы, маленький, незначительный, но именно этому камушку суждено стать причиной разрушительной лавины. Его наполнило чувство возбужденного ожидание. Жизнь неуловимо изменилась. Это были пока еще неуловимые глазу изменения, но лёд его застывшей души уже тронулся.

В эту ночь он заснул впервые за несколько лет с улыбкой на губах. Что его ждёт? К лучшему ли эти перемены? Не знал наверно даже сам господ бог, если таковой остался в эру нанотехнологий и генной инженерии. Но он засыпал с чувством, что завтра проснется другим человеком.