Вячеслав Бекарев Моя игра Я был одиннадцатилетним мальчишкой. Еще были десятилетний Данил и восьмилетний Шамиль. Они были братья. Еще была восьмилетняя Наргизка. Она была девчонкой. И еще была семилетняя Настя. Она была моя сестра. В первом доме на нашей улице был восьмилетний Бахтиер. Он был никем и никто с ним не дружил – это было плохим тоном, нет, не потому, что он был такой дурной, а потому, что на любой улице всегда есть кто-то, с кем никто не будет дружить, и, слава богу, если это не ты, не так ли? А еще была Ленка. Она появилась на нашей улице в середине июля. Приехала жить к бабушке на лето. Я увидел ее рано утром, когда катался на велике. Ехал и вдруг увидел девчонку-сверстницу, которая играла с котенком напротив третьего дома. Я проехал мимо, выворачивая голову, чтобы лучше рассмотреть. А потом проехал еще раз. А потом… не помню… А потом мы познакомились. Я уже долго общался с Ленкой и многое, что помню, связано с ней. Я обязательно расскажу вам об этом, но сначала мне хочется, чтобы вы узнали финальную историю, которая случилась однажды. Ведь финальные истории все случается однажды. Рано или поздно. Ленка проснулась утром на белой простыне и с очень чистой мыслью. Она заправила постель, напевая: «Ла-ла-ла…» А когда завтракала, у нее было очень хорошее настроение. Потом она вышла на улицу и позвала Наргизку. Они о чем-то пошептались, причем Наргизка достаточно громко заявила: «Настю не надо, лучше всего ее вообще не впутывать». Ленка после разговора с подружкой ушла домой, напевая себе под нос: «Ла-ла-ла…» Хорошее настроение у нее продержалось до вечера, когда на улицу вышли все. В какой-то момент, когда стало очевидно, что играть больше не во что, мы сидели скучные на лавочке возле нашего дома, и Ленка вдруг ни с того, ни с сего предложила: – Давайте сыграем в казаков-разбойников. Интересная игра. – Давайте, – поддержала ее Наргизка. – Давайте! Мы посмотрели на нее грустными глазами. Ленка невинно что-то напевала себе под нос – я не прислушивался, что именно, кажется, что-то похожее на «Ла-ла-ла…» Данил вопросительно посмотрел на меня – я пожал плечами, это означало: «А в принципе, почему бы и нет?» Наргизка одобрительно за нами наблюдала. Данил зевнул и сказал: – Скучно… – А мы можем сегодня сыграть не как всегда, – заявила Ленка. Наргизка промолчала. – А как? – спросил я. – Мы разделимся на две команды: пацаны против девчонок. – И что здесь нового? – самоуверенно спросил я. Когда мы в прошлый раз играли в казаков-разбойников, тоже было две команды: пацаны против девчонок. Мы их мгновенно переловили, три минуты выпытали у них пароль, загаданный ими; среди них всех не выдержала Наргизка – она оказалась морально не подготовленной к двухминутной пытке щекотанием. – Мы будем пытать вас, – сказала Ленка и хихикнула: – Вам понравиться. Данил сказал: «Давайте» – прежде чем я его остановил. Моя ненормальная интуиция считала, что здесь местами не все так. Чуть глубже, чем кажется на первый взгляд… Но все же я его не остановил. – Ну? – подначила Наргизка. – Хорошо, – сказал я и посмотрел на Шамиля. – Ладно, – согласился и он. Мы – пацаны – встали и отошли в сторону, чтобы придумать пароль. – Давайте «Ты – сука!» – предложил Шамиль. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы. – Нет, – возмутился его брат. – Лучше «Я хочу тебя!» – Красивей звучит, – поддержал его я. – Можно «Мы не придумали пароль». Она тебя пытает, а ты ей его говоришь, а когда-нибудь потом объясним в чем соль. – Все фуфло, – заявил Шамиль. – Это пароль? – спросил я. – Давайте «Я хочу тебя», – настаивал Данил. – Ну, давайте, давайте… Я не знаю, куда побежали Данил и Шамиль, я за ними не следил, а сам я побежал на железнодорожное полотно и дальше по рельсам к будке железнодорожников. За мной гналась Ленка. Она бежала и кричала: «Ла! Ла! Ла!» Я мчался быстро, но откуда-то сбоку вдруг выскочила Наргизка и понеслась мне на перерез. Я сразу не сообразил, потом метнулся в сторону, ноги заскользили по гравию, которым посыпаны железнодорожные пути, и я чуть не упал. Две девчонки настигли меня. Ленка подбежала сзади и похлопала по спине: – Пять, пять, пять – Казахская печать: Убегаешь – Не играешь… Я сел на рельс и попытался отдышаться. Наргизка улыбалась, Ленка ухмылялась. – Давай пять, – сказала она Наргизке: они хлопнули по ладоням. – Идем за другими. Сначала Данила, потом его брата. – Эй! – закричал я и побежал следом за ними. – Данил! Осторожней! Меня поймали, теперь тебя! Лена шикнула на меня – я отскочил. Пока они гонялись за Шамилем и Данилом, я сидел на лавочке и подкидывал камушек. Минуты через три появился Данил и сел рядом со мной. Он внимательно следил за моим камушком. Спустя еще какое-то время подошли они – Шамиль чуть впереди, а сзади, как конвоиры, Наргизка и Ленка. – Ну, че? – спросила она. – Может, скажите пароль и на этом разойдемся? – Я хочу тебя, – признался Данил. Наргизка подпрыгнула, а Ленка разулыбалась, очевидно, ей понравилась идея. – Ну, зачем же так быстро… – прошептала она. – Идемте, – сказала Наргизка. – Мы будем вас пытать. – Куда идемте? – не понял я. – Почему нельзя здесь? – Это ко мне вернулась моя интуиция. Она снова заподозрила что-то неладное. – Здесь не так интересно, – объяснила Ленка. – Еще кто-нибудь прибежит на твой жалобный крик… Твоя сестра, например… Кстати, где она? – вдруг подозрительно спросила Ленка. – Посуду моет. А че? – Да так просто… из вежливости… Идемте… – повторила Ленка и пошла: легкая, свободная, непринужденная походка от бедра. Алису Фрейндлих перещеголяла. Только с кем, интересно, она служебный роман затевает? Данил, Шамиль, Наргизка пошли следом, я, что-то подозревая, – тоже. Наргизка потом догнала Ленку и пристроилась к ней, нас вели за собой две девчонки – вперед – мимо наших домов, прочь с улицы – вперед – к заводу железобетонных изделий. Рядом с нашей улицей есть этот завод. Мы там все дырки знаем, даже самые неприличные. В одном из самых глухих его уголков, где никогда не ступала нога простого рабочего, есть огромная свалка непонятных арматурных каркасов. Что это, мы не знаем, но в них очень интересно играть в разные вещи. Ленка и Наргизка вели нас именно туда. Мы были не против. Оказалось, что в кармане у Ленки есть обрывки бечевки. Меня это рассмешило. Выяснилось, что они – девчонки – собираются привязать нас к этим арматурам. Мне было все еще смешно, когда мои щиколотки и запястья стали крепко прижаты к горячим железякам; мне было по-прежнему смешно, когда я наблюдал, как привязывают Данила и Шамиля. Шамиль еще что-то пошутил, а Данил снова крикнул: – Я хочу тебя! – Он был привязан по середине, как когда-то Христос, между мной и братом. Ленка ему ничего не ответила, только снова проверила, крепко ли мы привязаны. Когда она совсем в этом убедилась, то вдруг снова запела: «Ла-ла-ла…» – себе под нос и посмотрела на Данила. На нем были только футболка и джинсовые шорты с бахромой на неровно обрезанных краях. Моя интуиция вдруг начала петь… «Ла-ла-ла…» Я почувствовал неожиданный приступ неуверенности в завтрашнем дне. – Эй! Наш пароль – «Я хочу тебя!» – В самом деле? – с интересом спросила Наргизка. Хочешь за поворотики? Я определенно знал, чего хочу: – Развяжите меня! Данил и Шамиль смотрели на меня. В любой другой ситуации они бы подняли меня на смех, но не сейчас… Когда в воздухе чувствуется привкус железа, мы, наконец, осознаем некоторые из своих ошибок. Очень часто в этот момент возникает просто физическая потребность их исправления, но как правильно заметил Петр, шагая по воде к Иисусу, не все зависит от наших желаний, сил, возможностей… Нужно что-то еще. Наверное, присутствие бога. Ла-ла-ла… Ну, не начинать же рисовать крестики на своей собственной жизни? Это, может быть, просто шутка. Как шуткой было загадать пароль «Я хочу тебя»… Неудачной шуткой. – Не развяжу, потому что не верю тебе. – У вас другой пароль, – подтвердила Наргизка. – И мы сейчас узнаем какой… Ленка начала с Данила. Она шагнула к нему. Он был привязан так, что они оказались лицом друг к другу. Я боюсь писать дальше. Ленка задрал его майку, оголив пупок. – Какой у вас настоящий пароль? – спросила она. Данил больше не бравировал. Он был десятилетним мальчишкой, его интересовали голые женщины, он был весьма не против, чтобы Ленка разделась перед ним, но сам оказаться без одежды перед ней не мог! Для того мальчишки это была смерть! Вспомните… Данил очень боялся этого, он сам мне это сказал… – Какой у вас настоящий пароль? – повторила Лена. – В последний раз спрашиваю. «Я хочу тебя». Ну, так что же ты? ХА-ХА-ХА! Ха-Ха! ха-ха! Что больше уже не смешно? Ленка медленно расстегнула пуговицы. Данил дрожал. Его шорты упали к ногам, привязанным к арматуре. Он остался в зеленых трусиках. – В последний-препоследний раз спрашиваю. Какой пароль? – Я хочу тебя. – Данил чуть не плакал. Его трясло так, словно вместо сердца у него работал вибратор. – Ну, давай… Ленка взяла снизу за края трусиков и потянула их к земле. Все медленнее. Данил трясся. Все быстрее. Наргизка стояла в стороне, и с ужасом, и с интересом наблюдала за ними. Ленка смотрела в глаза Данила, когда сдернула с него трусы. Данила трясло так, что его пенис и маленькие яички болтались, как своеобразная новогодняя игрушка. Данил плакал и все бился. Ленка отошла на два-три шага, чтобы полюбоваться проделанной работой, а затем сказала Наргизке: – Ты иди к Шамилю, а я к Андрею. Мне стало плохо. Так опозориться… Так (обнажаться) облажаться … Ленка подходила ко мне. Я харкнул в нее. Я стал дергать руками-ногами, чтобы освободиться, и я харкался, чтобы не подпустить ее к себе. Она в ответ плевалась тоже. Я с трудом попадал – все плыло, слюны не хватало. Шамилю удалось высвободить руку. Он с силой ударил Наргизку – она почти отлетела от него, и он начал сдирать веревку со второй руки. Ленка увидела это и отскочила от меня, возможно, она хотела подбежать к Шамилю, чтобы остановить его, но ничего не сделала, только стояла и смотрела то на него, то на Данила. Конец этого представления она явно не прорепетировала. Ну, явно, что она не кэвээновская команда, чтобы работать на сцене экспромтом. Шамиль между тем высвободил вторую руку и наклонился к ногам. Ленка кинулась ко мне, намереваясь, очевидно, хотя бы еще с одного из нас содрать штаны. Шамиль высвобождался, Ленка не обращала внимания на плевки, пыталась расстегнуть пуговицы, я чувствовал прикосновение ее рук и извивался. Она смогла расстегнуть только две пуговицы и уже видела краешек моих белых трусов, но тут Шамиль полностью высвободился. Они – Ленка и Наргизка – побежали, как могли быстрее, Шамиль сначала кинулся следом за ними, но потом остановился и вернулся к брату. Он не знал, что делать: то ли его одеть, то ли только развязать. Я продолжал дергаться и высвободил ногу. Девчонки убежали. Данил стоял, все еще привязанный, свесив голову. Самая больная поза – он смотрел на свой член. Шамиль надел на брата трусы и, а потом шорты – он застегнул их только на верхнюю пуговицу. Я высвободил левую руку и отвязал правую. Шамиль выпускал брата. Я полностью высвободился. Шамиль выпустил брата. Он, избавившись от веревок, сел на пол и уставился прямо перед собой. На нас он не глядел. Круто вниз. Я сел слева от него, а Шамиль справа. Мы молчали и глядели перед собой. Мы сидели так втроем: я, Шамиль и Данил с расстегнутой ширинкой. – Я убью ее, – прошептал он. Ленка все время потом пряталась дома. Она переставляла горшки с цветами, смеялась и напевала себе под нос: «Ла-ла-ла…» Наверное, с этой строчкой у нее были связаны какие-то хорошие воспоминания. Данил, Шамиль и я сидели у нее под окнами, как самые верные поклонники, и терпеливо ждали. Она иногда мелькала за занавесками, нежно улыбалась и посылала нам воздушный поцелуй. Несколько раз она выбегала на улицу, проносилась как вихрь к Наргизке домой и потом назад к себе. Однажды я сказал: – Это бессмысленно. Мы не должны сидеть у нее на виду. Нам нужно спрятаться, иначе ее никогда не сможем поймать. Данил зло посмотрел на меня. Последнее время он на всех так смотрел. – Он прав, – поддержал меня Шамиль. Данил перевел взгляд на него… Через некоторое время мы уже прятались на железнодорожном полотне за вагонами. Сидели рядом, сплевывали и ждали. Рассказывать анекдоты было бесполезно – все равно никто не смеялся над ними. Над нами. В этот день ничего не случилось, возможно, потому что Ленка видела, как мы засели в засаду и интуитивно чувствовала наше неодобрительное присутствие. Впрочем, для нас это было неважно – лето было в самом разгаре, каникулы заканчивались нескоро, времени для убийства было предостаточно. Кстати, я вот, чего не понимаю: почему Ленка не уехала от бабушки. Навряд ли бы мы смогли ее найти где-то в городе, а тем более прижучить. Значит, она оставалась специально? Хотела нас, а точнее одного Данила, подразнить еще? Однажды Ленкина бабушка послала ее за хлебом. Ленка отпиралась, как могла, но у бабушки был железный характер, и послушная внучка – Красная Шапочка, – воровато оглядываясь, вышла на улицу. Нас она не заметила и, напевая что-то себе под нос, побежала за хлебом к магазину «Джамиля» самой короткой дорогой. Самая короткая дорога вела через завод железобетонных изделий. Я боюсь дальше писать. Она купила две буханки хлеба, положила их в пакет с надписью «Петр I. Великая Россия», а сдачу – в правый карман джинс и, напевая, побежала, обратно. На астрологическом календаре ее знака этот день должен быть явно отмечен черным кружком или, по крайней мере, обведен в черную жирную кайму. Дорога свернула за поворот, Ленка свернула следом. Она держала в одной руке пакет с надписью «Петр I. Великая Россия», а другой свободно размахивала и совсем не ожидала увидеть нас: меня, Данила и Шамиля – мы стояли так, как висели тогда, привязанные ее бечевкой к теплым железякам. Ленка вскрикнула от неожиданности, но совсем тихо, как вздох, который никто не услышал, а потом смело пошла вперед. Может, она верила, что мы расступимся перед ней, как Черное море перед Моисеем. Может, все происходящее воспринималось ею, как чуть-чуть неудавшаяся, затянувшаяся шутка. Она не приняла в расчет наших чувств, и в особенности чувств Данила. Она пошла прямо на него. Они оказались лицом друг к другу, словно вдруг смогли перенестись назад во времени туда, где все еще звучит детский голос, до которого пока не добрался тестостерон: «Я хочу тебя!» – Пусти, – сказала Ленка. Она не хотела обходить Данила. Она хотела, чтобы он отошел в сторону и дал ей место, чтобы уйти. Чтобы победить. Данил схватил ее за руку, ту, в которой она держала пакет с надписью «Петр I. Великая Россия», и потащил в сторону. В сторону недостроенных заводских павильонов. В сторону свалки, где никогда не ступала нога простого рабочего. Я знал, зачем он это делает. Ленка ударила его по руке, которой он ее держал. Данил охнул, а девчонка вырвалась. Она швырнула в него сумку с хлебом и побежала прочь. Пакет, ударив Данила, упал так, что стала видна только часть его надписи: «Великая». «Великая Россия». Мы втроем кинулись за нею одною. Она убегала от нас, а мы догоняли, впереди был Данил. Я рад, что не мог видеть его лица; скошенное от злобы, оно напугало бы меня. Ух ты! Мы снова играем в казаков-разбойников, и у нас снова две команды: пацаны категорично против девчонок. Пять, пять, пять – Казахская печать. Убегаешь – Не играешь. Конечно, мы догнали ее. Мокрые, вспотевшие, мы притащили ее на свалку. Привет, ромашки! Она в самом деле была похожа на Земфиру: безумный, наркотический взгляд девочки-скандала сквозь спутанные волосы; мне показалось, что она сейчас начнет прыгать, швыряться пухом и петь «Снег», наблюдая за беснующимся Рижским залом. Я держал ее за руки, Шамиль за ноги, а Данил вытащил из кармана мягкую, алюминиевую проволоку. Он нагнулся и начал прикручивать Ленку к арматуре. Данил затягивал узел все сильнее до тех пор, пока она не закричала: – Черт, ублюдок… Мне же больно! – Я стараюсь, – ответил Данил. Он затянул узлы на ее руках и ногах так сильно, что проволока врезалась ей в тело, а кожа вокруг посинела. – Отпусти. – Не сейчас. Сначала скажи пароль. – Пошел в жопу! – Неправильный пароль. Твой правильный пароль – «Я хочу тебя». Повтори. – Перебьешься! У Данила остался еще один кусок проволоки. Он распрямил его. – Повтори. – Иди к черту. Данил подошел к Ленке: – Повтори. – «Иди к черту». – Последний-препоследний раз спрашиваю: повторишь? Ленка молчала. Данил обернул мягкую алюминиевую проволоку вокруг Ленкиной шеи. Это выглядело как дешевое украшение. – Повтори. Один поворот. – Повтори. Другой поворот. – Повтори. Всё туже и туже, и нечем дышать. Не за чем дышать. – Повтори. Всё глубже. – Повтори. Всё больнее. – Скажи мне. Всё… ВСЁ! Голова упала и тело провисло. Данил отступил, чтобы полюбоваться проделанной работой. Вдруг он шагнул к ней и дрожащими, быстрыми руками начал рвать на ней майку, сдергивать джинсы. Мы стояли и смотрели. Я хотел бы увидеть, как умрет Бахтиер, тот самый, с которым никто не хотел дружить. Какая разница? Увидел, как умерла Ленка. Всё едино… Всё… ВСЁ! Понятно, что она была все еще теплой, когда он ее мацал. Тела так быстро не остывают… Шамиль тоже шагнул к ней. Я – нет. Давайте, без этого. Давайте, наполним небо добротой. – Все кончено, – сказал я. – Куда мы ее теперь денем? Может, отнесем к бабушке вместе с хлебом? Пока Данил и Шамиль откручивали проволоку, я собрал обрывки ее майки и засунул в карман ее джинс. Мы придумали, куда положим тело. Мы спрячем его в бомбоубежище. На территории завода есть огромный, зарытый в землю павильон. Двери, ведущие вниз, всегда открыты, а там в фотографической темноте стоят лавки. Это настоящее бомбоубежище. Внутри я был несколько раз и впервые с моими одноклассниками Сашкой Павловым и Женькой Сафоновым. Шамиль взял ее за ноги, Данил за плечи, и потащили ее туда. Я стоял и смотрел, нет ли кого рядом, никто не побежит ли при виде нас с диким криком и квадратными глазами. Они протащили ее через двери и спускались вниз, а я стоял снаружи, но вокруг было так тихо, что я все равно слышал, как шлепают ее ладони по бетонным ступенькам. Я спустился за ними. Они ушли вместе с ней в темноту. Там осторожно положили ее на лавку и вернулись ко мне на свет. Свет божий. Свет, который бог придумал уже на второй день бытия. Мы поднялись из бомбоубежища и прикрыли за собой двери. Они ржаво скрипели. Я смотрел прямо перед собой. Она сейчас остывает там. Давайте, вот без этого. Только что убегала от нас, а теперь этого никогда не вернуть, для этого нужно что-то мощное, сильное, большее, чем просто наше желание. Не знаю чтó? Наверное, присутствие бога. Она смотрела на нас как Земфира, а теперь лежит с темными линиями на руках, ногах, шее. Темными линиями, которые будут расти, постепенно становясь гнилью. Плесенью. Запахом. Прахом. Наргизку мы потом убили проще: столкнули с крыши недостроенного четырехэтажного здания, а после этого бежали по улице к ее дому и испуганно кричали, что Наргизка упала и больше не шевелится. Не моргает, как на фотографии, где все мы – дети, которые пытаются выглядеть взрослыми. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
