* Пурпурный хлеб для гуманитариев: каноничнее Пушкина, сокровеннее Бродского Яков Есепкин Пергамские элегии XXI Увершают свои променады Хороводники смерти немой, Христиании спят колоннады, Страшны пиры с царицей Чумой. Здесь бродил сочинитель голодный, Пил нектары оцветников зла, Франсуаза букет старомодный Из воздушных гортензий несла. Голубицы благие, летите, Плакать с розами юнам другим, Всех пречтут о хрустальном графите Со путраментом свеч дорогим. Что ж летят валькирическим роем Херувимов свечных череды, Неба кровию мы не закроем, Упоим хоть исцветность среды. Здравствуй, темная скорбь, до витийской Грассировки найдут ангелков, За каких в колоннаде тристийской Принимали бегущих волков. XXII Гимназической желти победный Огнь в яичной горит скорлупе, Май иль вьюга, тезаурус бедный Отдал слог инфернальной толпе. Царскосельские лебеди мрамор Этой хмурой весны доклюют, Чрез осповники смотрят из камор Нехорошие музы и пьют. Осип снится ли мертвой Надежде, Точит камень гранитный вода, Косность вспомнит грезетка, но прежде Будет плакать без тени стыда. Мы сочтемся на береге Леты, В Петербурге легко умирать, Петь шафрану и нощи дуеты, Клясть бензин и хористов карать. Шарфы бренные Дьявол прилепит К шеям глупых пиитов, засим Те уйдут и Фонтанку ослепит Звезд пожар, чей альков негасим. ХXIII Расточит Леда, Низа ль младая Звуки флейты волшебной в саду, И поникнут цветы, увядая, Август вишен осребрит слюду. Ах, зазвали успенных иначить Монастырские яства, тайком Падших ангелов мелами значить И гуаши летучим силком. Исполать парфюмерному Грассу, Узы вешние ярче тесьмы, Исплетутся еще по анфасу Райанон виниетки зимы. Желтых роз юродицам блеющим Навили королевы мышей, Буде тех волшебству не соущим, Чают пусть нас опариной шей. Цвета ночи сейчас бутоньерки, В саде властвует огнь о листах, И ведут на дорогах проверки Лишь царевны с мышами во ртах. XXIV Златом красным тисните одежды, Темнозвездные вейте шелки, Юнам золотом налили вежды, Несть юродицам их колпаки. Над отроками плачет Ипатий, Монастырские тлятся балы, Вспомнят нас по кровавости платий Меццониты, когда веселы. Иль впустую сирени горели, Ангелочки витали в сени, Все цветение майское пели, Елеонов благих зелени. Разливается ныне охлада Мглы цветочной, ее не обить, Держат арки огонь винограда, Ненавидеть кого и любить. Наши тени о Коре сведутся, Осьмисвечницы суе кадят, Восстенают еще и зайдутся Плачем те, что пиют и ядят. XXV Грасс не помнят цветочные дивы, Цвет граната идет жемчугам, Бледный конь у червленой Годивы, Блед и мчит по воздушным кругам. Воспоим хоть весною фиалки, Паче мая сиреневый яд, Что мышей испугались гадалки – Гложут крысы беспечных наяд. Есть у августа вина, макают В них мизинцы рабыни страстей, Где вечерии тени алкают Фарисеев и мертвых детей. Всё летели за нами эльфиры, Свечи терпкие златом вили, Сердцевины их точат Зефиры, С тленом розным сие отцвели. В горьком сахаре вишни златые, Мелом смерти угашен престол, И огранки летят превитые На истерзанный гробами стол. |