Я облюбовала этот пляж года два назад. Первый раз приехала зализывать душевные раны после бурного разрыва отношений с человеком, которого считала уже почти родным. Хотелось одиночества, и ни одного знакомого лица в радиусе ста километров.

 

«Ласточкой» добралась до Туапсе, сняла комнату около железнодорожного вокзала, хозяйка и подсказала мне пляж, о котором мало кто из приезжих знает. Едешь электричкой в сторону Адлера, выходишь на остановке у пансионата «Весенний», идешь где-то с километр в сторону Гизель-Дере. И обязательно выйдешь на крохотный пятачок под названием Четыре Камня.

 

Все ленивые, толстые, а также мамки с малолетними детьми отвалятся по дороге. К Четырем Камням добираются только самые упертые. Название этой небольшой мелкогалечной площадке дали четыре плоских валуна, на которых в знойный июльский полдень, я так подозреваю, можно жарить яичницу. Настолько они накаляются! Я не жарила, и в июле у Четырех Камней не была. Не люблю жару. И не люблю отдых с чужими детьми. Когда они вопят, носятся, как заводные, или громко и нудно выканючивают вареную кукурузу, я сама накаляюсь, как тот июльский валун. И уже на мне можно смело жарить яичницу, а оно мне надо? В сентябре же количество орущих детей на квадратный метр пляжа стремится к нулю.

 

В этом году я выбрала для отдыха две последние недели сентября. Конечно, можно было поискать комнату в поселке пансионата «Весенний» и тем самым избавиться от электрички. Но за два года я подружилась с туапсинской хозяйкой, да и в плохую погоду, когда на пляже делать нечего, в Туапсе больше возможностей развлечься.

Словом, в первый день своего законного отдыха, в 8,08 я уже сидела в электричке, предвкушая, как совсем скоро, не торопясь, буду идти знакомым берегом к Четырем Камням, наслаждаясь необыкновенно вкусным воздухом этих мест, любуясь изумрудной водой моря.

 

Я не грузилась лишним, в рюкзаке у меня орехи, изюм, бутерброд с сыром, чай в термосе, вода и бонус от хозяйки — пирожки с капустой и яйцами. Этого походного запаса вполне хватит, чтобы за день не умереть с голоду.

 

Каково же было мое разочарование, когда на своем — я уже считала его своим! - пляже я увидела небольшую компанию. Настроение у меня резко упало. Прощай уединение! Ого! А вот это сюрприз так сюрприз! На одном из четырех валунов расположилась мамка с ребенком. Пышных форм дама под сорок и такой же упитанный мальчишка лет десяти. Я прибыла как раз к завтраку. Слоники, как я с ходу окрестила благородное семейство, закусывали копченой курочкой. Полянку накрыли со знанием дела: свежие огурчики, десяток вареных яиц, пучок зеленого лука - завершали картину пляжного пира.

 

Я оглядела компанию в центре моего пляжа. Четыре надувных матраса образовали звезду с расходящимися лучами. На трех из них в красивых позах ловили утренний загар три грации лет тридцати. Причем, одна из граций лет десять назад могла бы претендовать на звание Мисс Нижние Драндуны. Сегодня же на нее, наверняка, западают только пляжные фотографы да фальшивые кинорежиссеры, которым после второго стакана все равно, кого танцевать. Они легко обещают главную роль в фильме века, правда, умалчивают о том, что фильм этот существует только в их буйном пьяном воображении.

 

Две другие девушки - без возраста, без отличительных признаков, словно отштампованные по одному лекалу — безликие серые мышки, задача которых служить фоном подувядшей красотке мисс Нижние Драндуны. Одна радость, что загорелые. Мое появление всполошило этот гламурный курятник.

 

- Катенька, - закудахтали Загорелые Мышки, - ну, ты посмотри — прутся и прутся, словно городского пляжа им мало.

 

Я оглянулась посмотреть, кто, кроме меня еще приперся на мой, на минуточку, пляж. Никого. Только в море, метрах в ста от берега, кто-то бултыхался, нырял и выныривал. Катенька лениво приподнялась, сняла очки и устремила на меня оценивающий взгляд. Мама дорогая! Три тонны декоративной косметики утром! На пляже! Я представила, как это великолепие расползется цветными разводами на потной физиономии к полудню, когда припечет солнце, и ухмыльнулась. Но не для Слоников же Катенька красилась так старательно и не для Загорелых Мышек. Если на диком пляже девушка красится так, будто она индейский вождь, объявивший войну, и сегодня предстоит генеральное сражение, значит, есть некто, кому предназначен этот разноцветный месседж.

 

Я не ошиблась. Пока устраивала себе лежбище на одном из четырех валунов, из воды, фыркая и тряся лохматой головой, вышел ныряльщик. Ага, сообразила я, а вот и крепость, которую атакует мисс Нижние Драндуны. Так себе крепость, средней паршивости. Склеротический румянец любителя выпить, суетливые жесты и манеры типичного повесы в поисках приключений. Этакий провинциальный бонвиван, подуставший свободный художник. Небось наплел Катюхе, что будет ваять ее из мрамора в полный рост. Ага! Или даст ей эпизод из разряда «кушать подано» в сто пятнадцатой серии сериала, но без слов и со спины, зато крупным планом. Знаем, плавали! Жди, Катюха, авось дождешься!

 

Я снимаю шорты, кроссовки, футболку и иду плавать. И напрасно, дружок, ты постреливаешь в меня блудливыми глазками, я от такого, как ты, два года назад еле избавилась. Да и мисс Нижние Драндуны напряглась, еще приревнует. Хотя на ее переживания мне как раз наплевать.

 

Вода теплая, ласковая. Я стою на границе воды и суши, маленькие волны, шипя, облизывают ноги. Спиной я чувствую взгляды этой странной компании, я и в самом деле их чувствую, если бы взгляды могли прожигать, меня уже можно было бы использовать вместо дуршлага. Я нисколько не переживаю. Мне 44 года, и я знаю, что для своего возраста выгляжу замечательно. Ни грамма жира, ничего лишнего, все строго соразмерно. Недаром же блудливый киноскульптор обшарил меня своим липким взглядом с головы до ног.

 

Я слышу, как нарочито громко кто-то, скорее всего мисс Драндуны, произносит:

 

- Максик, ты когда-нибудь видел такие безобразные ноги? Меня удивляет, как некоторые женщины не стесняются показывать такое уродство. Такие ноги надо прятать. Правда, Максик?

 

Максик мычит в ответ что-то неопределенное. Еще бы! Он хоть и потертый, но все же мужик, а значит, стройные ножки, вроде моих, его впечатляют, но и ссориться с Катюхой ему не хочется, поэтому Максик отделывается мычанием...

 

Однако! Мисс Нижние Драндуны пытается меня троллить, но так бездарно. Я слышу излишне громкий смех, должно быть мисскина свита - Загорелые Мышки - запоздало играют королеву, на этот раз королеву троллинга. Такая у них незавидная роль этим летом — служить фоном для Катюхи. И еще я слышу за спиной тяжелый топот. Слоники, заморив червячка курочкой, промчались мимо меня и, подняв тучу брызг, упали в воду. Море на секунду вышло из берегов и вернулось, качая Слоников, как надувные матрасы: один большой, другой поменьше.

 

Я улыбаюсь, захожу в воду, огибаю по широкой дуге дрейфующих Слоников, и долго-долго с наслаждением плаваю. И даже на какое-то время забываю про гламурный курятник на берегу.

 

Солнце в зените, когда я возвращаюсь на берег. Диспозиция поменялась. Слоники дремлют под разноцветным пляжным зонтом, Катюха плавится, как сыр в микроволновке, то и дело промокая потное лицо влажной салфеткой. Пляжный зонт ее не спасает. Загорелые Мышки и киноскульптор растянулись на матрасах и собирают южное солнце своими зажаренными до черноты спинами.

 

А у самой воды расположилась еще одна курортница. А может, она из местных? Я не могу определить сходу. Женщине лет шестьдесят, может, больше. Невысокого роста, болезненно худая. Голубой купальник с кокетливой короткой юбочкой в трогательных синих букетиках. Женщина стоит раскинув руки. Загорает. Волосы спрятаны под белую косынку, на носу кусочек газеты. Не так давно она была достаточно пышной, вроде мамы-Слоника. Но судя по всему, резко сбросила вес, и кожа на руках и ногах не успела или не смогла справиться с этой переменой, обвисла сморщенными тряпочками.

 

- Как водичка? - спрашивает дама в букетиках.

 

- Замечательно теплая! И такая прозрачная, кажется — уронишь монетку — и можно будет разглядеть номинал.

 

- Вы тоже обратили внимание? - обрадовалась моя собеседница. - Вы знаете, я уже лет сорок хожу именно на этот пляж. Я здесь недалеко, в поселке живу. Сначала с мужем ходили, а теперь, когда мужа не стало, хожу одна. Вы сейчас будете смеяться, но я считаю этот пляж своим, я к нему за это время приросла.

 

- Вы сейчас тоже будете смеяться, - говорю я, - но и я считаю этот пляж своим, хотя приезжаю сюда всего третий раз.

 

- Откуда приезжаете?

 

- Из Липецка.

 

Мы смеемся, эта немолодая женщина мне симпатична, гораздо симпатичней гламурного курятника.

 

- Господи, как же надоели эти пoнaexи! - слышу я громкий раздраженный голос за спиной. - Ну, нигде от них покоя нет! И прутся, и прутся! Ну, есть же санаторный пляж, так нет, им обязательно сюда надо припереться.

 

Второй раз за утро меня попрекают, что я приперлась туда, где меня не ждали. Еще и пoнaexом обозвали. Придумали же словечко! Хотя, если разобраться, все мы на Земле своего рода пoнaexи. Интересно, как тогда в стиле понаехов называть местных жителей? Пoживyхи? Пoживyнчики? Или просто живуны?

 

Однако вступать в перепалку с курятником мне лень, слишком благостно вокруг. И кто это на меня наехал? Катюха? Что же это ей неймется? То мои ноги ей не ноги, то я сама. Что же ее так раздраконило-то? Оборачиваюсь и вижу: Максик вовсю кокетничает с Катюхиной свитой — Загорелыми Мышками. Ну, понятно! Страдает Катюха: солнце растопило боевой раскрас, красота облезла, и Максик того и гляди вырвется из-под контроля. Но влезать в этот клубок мне совершенно не хочется.

 

- Меня Юлей зовут, а Вас ? - спрашиваю я даму в букетиках.

 

- Вера Никитична. Просто Вера.

 

- Пойдемте пить чай, Просто Вера! - приглашаю я свою новую знакомую, - у меня с собой отличный чай, бутерброд с сыром и обалденные пирожки с капустой и яйцами. Это меня хозяйка балует!

 

Но Катюха не успокаивается:

 

- Женщины, я к вам обращаюсь. Вы что не видите? Вы загородили мне море!

 

Вера широко улыбнулась и громко, нараспев продекламировала:

 

- У берега моря кофейня. Как вкусен густой шоколад!

 

Я с удовольствием подхватываю:

 

- Лиловая жирная дама с тоскою глядит на закат.

 

Нет, не зря, не зря Вера мне сразу понравилась! Чую родственную душу.

 

- Мадам, отодвиньтесь немного, подвиньте ваш грузный баркас, - с выражением продолжает читать Вера и приглашающе взмахивает руками, словно дирижер. И следующие две строки мы читаем уже хором:

 

- Вы задом заставили солнце, а солнце прекраснее вас.

 

Мы хохочем и идем к моему валуну пить чай. Вера продолжает читать:

 

Сосед мой краснеет, как клюква, и смотрит сконфуженно вбок.

- Не бойся! Она не услышит: в ушах ее ватный клочок.

 

По тихой веранде гуляет лишь ветер да пара щенят,

Закатные волны вскипают, шипят и любовно звенят.

 

Весь запад в пунцовых пионах, и тени играют с песком,

А воздух вливается в ноздри тягучим парным молоком.

 

О, море верней валерьяна врачует от скорби и зла...

Фонарщик зажег уже звезды, и грузная дама ушла.

 

Над самой водою далеко, как сонный усталый глазок,

Садится в шипящее море цветной, огневой ободок.

 

До трех просчитать не успели, он вздрогнул и тихо нырнул,

А с моря уже доносился ночной нарастающий гул.

 

Мы усаживаемся на нагретый солнцем валун, я разливаю чай. Гостье - в кружку, себе — в крышку от термоса. Мы едим обалденно вкусные пирожки и запиваем их ароматным на травах чаем.

 

- А я в эти пирожки еще зеленый лучок добавляю! - говорит Вера. - Пальчики оближешь, до чего вкусно!

 

В гламурном курятнике, глядя на нас, тоже решили подкрепиться. Загорелые Мышки шуршат, раскладывая на покрывале какие-то судочки и мисочки, Максик ушел поплавать, пока девчата накрывают поляну. Катюха, пользуясь его отсутствием, срочно реставрирует макияж. Напрасный труд! Глупая Катюха, на какие муки идет, чтобы заарканить мужика. Древним бабам тоже было нелегко — и день, и ночь оберегать огонь в пещере - замаешься. Но огонь — это жизнь. Это я могу понять. Но весь день жарить на своей физиономии тональный крем, пудру, румяна, чтобы сохранить нарисованное лицо — это лютейший треш. И ради чего? Ради жизни? Нет, ради потасканного Максика! Сомнительный приз.

 

А в курятнике тем временем разгорается скандал. Катюха с обновленным лицом выплыла из-под зонта и тут же накинулась на Мышек:

 

- Да я эту дpянь ни за что есть не буду! Сами ее жpитe! Где моя морская капуста? Опять забыли? Только животные могут жpaть вот это! - она легким движением стройной ножки опрокидывает судок, на покрывало вываливаются пирожки. По виду очень похожи на те, что уплетаем мы с Верой.

 

- Катенька, это моя мама напекла! Свежие, с капустой и яйцами! Вкусные! - растерянно бормочет одна из Мышек.

 

- Вот и ешьте! Вам все равно, чем живот набивать! А я все-таки мисс Туапсе! (короткий взгляд в нашу сторону, слышали мы или нет!)

 

Проснувшиеся Слоники, разинув рты, наблюдают за развитием скандала. Подошедший Макс пытается успокоить Катюху, но она отталкивает его руку и продолжает орать. Все, Остапа понесло! Однако я и в самом деле угадала. Она действительно мисс-чего-то-там. Надо бы нести себя соответственно. Но сорвалась, не удержалась. По привычке включила стерву. Только вряд ли это поможет, скорее, отпугнет Максика.

И дело, мне кажется, даже не в пирожках, пирожки — так, последняя капля, переполнившая чашу терпения. А в этой чаше бурлит страх перед неизбежным старением, тоскливое одиночество нынешнее и еще более страшное — грядущее. И если она сейчас здесь, на этом диком пляже, не запрыгнет в последний вагон, в котором болтается чересчур осторожный Макс, вся конструкция, которую она так старательно возводила, рухнет. Ее жизнь рухнет.

 

Я вздохнула. Не то, чтобы мне стало жалко Катюху, нет. Такие дамочки не вызывают у меня сочувствия, хотя бы потому, что сами никому не сочувствуют. Я пожалела радостное настроение моего первого отпускного дня, которое так бездарно испoxaбила своими воплями эта истеричная красотка.

 

- Бедняжка! - громко посочувствовала Катюхе Вера. - Так не уважать себя, своих друзей.

 

Катюха резко развернулась и рявкнула:

 

- А тебя никто не спрашивает! Лучше заткнись! Она еще меня учить будет! Ты на себя посмотри. Посмотри! Старый мешок с костями!

 

Максик пытается успокоить разбушевавшуюся Катюху. Но она основательно завелась.

 

- Я бы таким, как ты, вообще запретила появляться на пляжах! Это неприлично в конце концов! На тебя противно смотреть!

 

Я искоса взглянула на Веру. Она не вспылила, не послала хамку туда, куда обычно посылают, хотя я поступила бы именно так. Верите, Вера смотрела на Катюху с жалостью. Она ее пожалела! И так спокойно, наставительно сказала, словно воспитывала двоечницу:

 

- Катерина, никогда не говорите слов, о которых вам придется сожалеть.

 

- Да пошла ты! - надменно бросила Катюха и отвернулась.

 

И тут уже я не сдержалась.

 

- Ах, простите великодушно! Мы и не знали, с кем имеем дело. Катерина, так ты мисска? Как там? Мисс Нижние Драндуны? Помнится, в тот год, когда ты блистала в своих Драндунах, главным призом был поросенок. Помнится, тебе его и вручили. Ну, как? Вырастила поросятку? Вижу - вырастила. Настоящая свинья получилась!

 

Катюха онемела, такого отпора она не ожидала. Мышки ойкнули, не зная, как реагировать на оскорбление своей именитой подружки. И тут случилось, на мой взгляд, несчастье, непоправимое для Катерины. Макс вдруг захохотал:

 

- Ой, не могу! Нижние Драндуны! Поросятко! Ха-ха-ха!

 

Робко заулыбались, глядя на него, Загорелые Мышки. Это уже походило на бунт. Бунт на корабле, где зарвавшуюся капитаншу вот-вот вздернут на рее. Катюха наконец-то вышла из ступора:

 

- Вы... я...какие же вы...

 

Она развернулась и бросилась в воду. Хм, а держать удар красотка не умеет.

 

- Держите ее! - вскочила одна из Мышек. - Ей нельзя! У нее аллергия на морскую воду. Да и плавать она не умеет. Утонет!

 

Так вот почему Катюха жарилась весь день на солнце и даже не заходила в воду. Действительно, бедняга! Какие жертвы! Ну, теперь Максик просто обязан на ней жениться.

 

- Ну, что же вы? Макс! - Мышка бросилась к воде. - Я же плавать не могу! Ну, спасайте же ее, спасайте!

 

Макс ринулся спасать королеву. Конечно, это надо было снимать на кино. Жаль, киношников не нашлось, и только младший Слоник крутился вокруг со смартфоном. Мне поначалу показалось, что Катюха притворяется, и все эти вопли на берегу и испуганное кудахтанье — плохой спектакль. Но Максик выловил Катюху из воды почти без сознания. Вот принцесса Дурандот! Зная за собой такую беду, зачем-то полезла в воду. Чего хотела доказать? Бывшую королеву красоты города Туапсе долго приводили в чувство. Мокрая, жалкая, с расплывшимся макияжем, она утратила всю свою стервозность и стала похожа на обыкновенного нормального человека. Мышки поили подругу лекарством, я налила ей горячего чая, Слоники принесли кисть винограда.

 

Вера в ритуальных танцах вокруг незадачливой утопленницы не участвовала . Она так и сидела на валуне, печально глядя на море. Я села рядом, и мы молча смотрели в голубую слепящую даль, где, как в песне, плыл белый пароход. И почему белый пароход в море символизирует счастье? Для меня это был просто пароход, который тащил на себе кучу каких-то людей, которых я никогда не узнаю, а они не узнают о нас. Они там празднуют свой маленький личный праздник, а у нас тут мисс Туапсе тонет, сводит счеты с жизнью. Ничего себе символ счастья...

 

- Жаль, - Вера произнесла это слово очень тихо, как бы для себя. - Жаль расставаться с этой красотой.

 

Она помолчала и совершенно спокойно, даже как-то отстраненно сказала:

 

- Это мое последнее лето, последний сентябрь.

 

- Как это?

 

- Да очень просто. Врачи сказали, месяца три у меня еще есть. Может, меньше. (Помолчала) Жаль, елку в этом году не доведется наряжать. А то бы я непременно пригласила вас, Юля, в гости и угостила своими пирожками.

 

Я потрясенно молчала, не зная, что сказать. Не хотелось говорить дежурных слов этой женщине, не заслуживала она дежурных слов. Мы сидели и молчали. И воздух этого дивного места вливался нам в ноздри «тягучим парным молоком». Совсем по Саше Черному.

 

Собрались и ушли домой Слоники, следом за ними с пляжа потянулись развенчанная королева и ее свита. А мы пошли в море. Плавали, лежали на воде, раскинув руки, любуясь, как небо на западе расцветало пунцовыми пионами, снова плавали, пока не замерзли.

 

- О, море верней валерьяна врачует от скорби и зла...- улыбнулась Вера, выходя на берег.

 

- Наверное, не всех, - возразила я, - вот мисс Туапсе морским чарам не поддается.

 

- А я думаю, она ушла отсюда другим человеком. Вся ее злость напускная, просто она не очень счастлива, потому и злится.

 

Прощаясь со мной, Вера протянула мне руку и сказала:

 

- Спасибо, Юля! С вами хорошо молчалось.

 

Я долго помнила ее рукопожатие, крепкое, дружеское.

 

Ни на следующий день, ни в другие дни я больше ни разу не встретила никого из тех, с кем судьба свела меня в первый день отпуска. Иногда я приходила к Четырем Камням одна, иногда там бывали другие люди, но я не вступала с ними в разговоры. Не хотелось. Мои мысли были заняты недавними знакомцами. Я гадала, удалось ли Катюхе победить Максика и стать от этой победы чуточку счастливей, как надеялась Вера. Если это вообще возможно — быть счастливой с Максиком. Но больше я думала о Вере, о мучениях, которые ей предстоят, о мужестве, которое ей понадобится в борьбе с болью и которого ей, кажется, не занимать. О последней дороге, по которой она уже идет. Одна. Маленькая стойкая мудрая женщина, молчаливая поклонница Черного Саши и Черного моря, которое, кажется, действительно, «верней валерьяна врачует от скорби и зла».

 

Знать бы, какая дорога уготована мне...

 

Стихотворение Саши Черного "Из "шмецких" воспоминаний"

 

Все совпадения с реальной жизнью и реальными людьми (злой умысел автора - зачеркнуто) случайны.