Соль цедила в воронках хаотичных стихий времени голографическую память алмазного океана, взбивая

судьбоносными течениями ячеистые пузырьки и числовые значения, приводившие механизированную часть

человеческой сути к исполнению записанных за ней заданий. Камера распознала в старушечьей синеве морских

впадин симуляцию полета птицеобразных людей. Кружась в маслянистой мантии шестихвостой повитухи – кометы,

они теряли крылья, напитывались землей, обзаводились семьями. Главенствовавший смысловой прогрессатор «Я -

ЕСМЬ» подобрал мотиваторы жестких ролевых систем для раскрытия человеческого потенциала, исключив

выборность действий в процессуальном программном кодировании.

Анима видений океана настроила Соль на водительствовавший трезвон колокола, вспышки сердец рождественской

Москвы. Имевшие наружность керосинки душеприказчики, целовальники коптили масленичные конторки в хайле

города. Писари выгрузили на метрику чернильные отпечатки ног утопленников, узаконив их вечное рабство. Пуще

всех в рождественскую ночь горели артисты, озорно подливая в каскад из бокалов гармонию голосовых переливов.

Архиерей запитал праздничное застолье сиятельных электрофоромашин, впустил в притвор снежное веретено,

доносившие упрощённое понимание чуда.

Сгорбившаяся кармическая сила глядела на прихожанина изнутри, нарекая его царем осязаемых предметов его

околотка. Колебавшиеся нитевидные тени обметанного узора жизни заполняли пустоту мебелирашки, связав волокна

нонагона, триагона и сентагона с объединявшим духом новогодней ели, обновив ликовавшую в празднествах Москву

облачной каруселью. Снег лепил гравюры скованных комбинезонами лыжниц, выбеленные кудри париков,

эдвардианские статуи выездных лакеев.

В дверцы - бабочки паровозного котла запорхнула одна из станционных жизней, вернувшая Соли сомнамбулический

рассвет в теплушке «поезда счастья». Бушевавшая над уцелевшим технопарком огненная дыра солнца напомнила

Соли, что она родилась уже утопленной в утробе матери. Её неопознанное тело перешло из вод в горючий лед

неразборчивого добра, сотворенного на погосте скорченного атомного распада. Кладбищенский смотритель отдал

несчастнорожденную в кормиличную деревню, где в тепле паровых двигателей аэротуннеля росли искусственно

вскормленные дети.

Возничий работал «на лопату», стараясь загнать вагоны на хребты лежавшего над жалостью божественного

милосердия. Встречные метеоритные потоки шелестели дождем траурных лент в угольно-черном ореоле планеты.

Девочка отыграла свою дорожную антрепризу и вышла из окна каретного вагона в гриппозную горячку Вестингауза.

Соль вмерзала в пригвожденную лазерами пелену холода, нащупывая в ней черепа крыш, выкованных из

метеоритного железа. Она встраивала себя мышцами сердца в фантомную колодезность мира, техногенную передачу

мысли и света. Управляемые потоки красной пыли верховодили в изъеденных ветром дельтах, инкорпорируя,

намагничивая через радио человеческие судьбы. Пятна земных сознаний гасли циферблатами единиц в токсичном

эфире, излучая подключенную к ним напряженность времени.

Пассажирская капсула пробороздила пустошь слезного снега. Соль нащупала жесткий корпус скафандра. Вместе с

другими первоклассниками она отправлялась в свое первое космическое путешествие. Запущенная ребятами

железная птица взмыла над цветной карамелью озер пустынного острова. Соболиная гора встретила их пением

льдов, мощью ратраков и зажгла на своем ожерелье звезды, под которыми рождалась индивидуальность. Реальность

сна, в которой развивались дети, была для них полезнее полученных в школе представлений о мире.

Кровавый ручей струился из раны ледника в зарево небесного залива. Спрятанные в глубине губы речки и ерики

несли в океан такой же объем воды, как Волга и Дон, Днепр и Нева вместе взятые. Яркие столбы коронарных

разрядов уходили в высоковольтную плазму тектонических блоков. Заряженные частицы поднимались над водой,

образуя газовые шары с блескучими лепестками. Облачная карусель раскрутила бархатные лоскуты вирги, пряча в

снежных зарядах таинство рождественского чуда.