«После тяжёлых переходных лет количество пишущих стихи сильно увеличилось…

У больного «болезнью стихов» поражает полное отсутствие ориентации не только в его искусстве и литературных шагах, но и в общих вопросах, в отношении к обществу, к событиям, к культуре… Больше того, больной «болезнью стихов» не интересуется и самой поэзией… Весь вековой путь русской поэзии ему незнаком»

Осип Мандельштам

 

Мой личный опыт десятилетних наблюдений, мой путь поэта привёл к выводу: представление о сути и сущности поэзии, соответствующее, например, уровню представления о ней граждан поэзии (поэтов и читателей) периода так называемого Серебряного века известно и поддерживается примерно каждым из каждых десяти тысяч человек, тем или иным образом вовлечённых в поэзию. Соответственно, число поэтов, то есть число тех, кого могли бы с полным основанием назвать поэтами, например, Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Есенин, Блок, Гумилёв, Ахматова, на сегодня, а именно, на начало третьей десятки лет третьего тысячелетия — можно определить в пределах, по моим прикидкам, не более десяти человек. Это те, кого можно назвать поэтами, в смысле, пишущими поэзию, а не просто хорошие и плохие стишки. Число читателей, в смысле, людей умеющих отличать поэзию, прежде всего от хороших стишков, варьируется, по моим оценкам, от пятидесяти до ста человек на всю страну, включая рядовых граждан поэзии и тех, кто с регалиями, кто «выбирает лучших из худших» в различных конкурсах и проектах.

 

Хорошие стишки, то есть произведения людей серьёзно не познавших поэзию жизни, людей непоэтических в восприятии, произведения, вполне себе ладные и складные с технической стороны, имеющие внешние признаки поэзии, но не содержащие в себе поэзию как таковую, не обладающие её тайным очарованием — завоевали полное господство на всём литературном пространстве нашей современности.

 

Хорошие и плохие стишки поставлены на поток: на сегодняшний день, только в сети выставлено на всеобщее обозрение, продвигается и культивируется, примерно, ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ СТИШКОВ, которые поставили на конвейер труженики пера в составе около МИЛЛИОНА человек.

 

В этих условиях, у поэзии и поэтов нет никаких шансов на то, чтобы хотя бы немного замедлить ускоренный темп всероссийской нравственной и культурной деградации. Представление о поэзии настолько массово трансформировались в рифмованную прозу, в фигуральную, но не образную речь, в столбики слов с зарифмованными лучшими чувствами или злобой дня, в рассказы о том как дело было, в краткие и длинные летописи правдивого бытования, не имеющие ничего общего с художественным вымыслом, с поэтической речью искусства поэзии, что вся пришлая «свобода доступности публичности» превратилась в «публичный дом» размером со страну.

 

Почётное звание «читатель», ценитель поэзии не пришлось ко двору многочисленных пишущих людей, как бы перескочивших читателя и сразу водрузивших себя на пьедестал поэта. Но у поэта пьедестал в виде эшафота — пожизненного забвения и поругания, равнодушия и отчуждения.

 

Чем лучше пишешь или так : если пишешь поэзию, а не просто хорошие и плохие стишки, то, значит, априори находишься — на полвека впереди современников по значимости написанного и на полвека позади современников по количеству читателей, способных не над могилой, а вживую, в глаза оценить написанное…

 

Поэт и поэзия сегодня — «капля в море»? Да, но и «один — в поле воин». Сражение за утончённость восприятия — уже не взрослых, они уже проиграли себя, разбазарили свои шансы на приобщение к поэзии, почти все они, почти все шансы, сражение — за их детей, внуков, за новые поколения тех у кого «еле-еле душа в теле», если конечно всё не прервётся скоропостижным финалом очередной цивилизации потребления жизни.

 

Я предлагаю каждому, кто соберётся с силами осмыслить выше сказанное, порыться в ворохе случаев собственного опыта и привести пример из ряда современных творчеств, пример именно поэзии, а не просто хорошего стишка. Пример потребует от ищущего поэзию, основания для маркировки, не достаточно будет сказать, например: «мне понравилось вот это стихотворение», придётся конкретизировать в чём или чем именно там проявлена поэзия, поэзия, то есть речь, дух захватывающая, превышающая все приятности и складности хорошего стишка.

 

В рамках этой творческой задачи — поиска днём с огнём поэзии в нашей современности — хорошо бы найти в современных творчествах, хотя бы и прежде всего для себя или в себе, примеры хороших стишков. Советую начать с произведений победителей и лауреатов различных конкурсов, премий. Там — «сплошь и рядом стишок взрывает тень поэзии снарядом!».

 

Итого: предлагаю начать с первого класса школы постижения поэзии, практически с белого листа, как будто бы и нет у вас за плечами сотен написанных стихотворений, как будто вы и не шли на компромисс, расхваливая годами вместо поэзии «хотя бы что-то» на неё похожее.

 

Без «начать с начала», без «откровения от кровения поэзии», без возвращения в Серебряный век высоты пропасти, без собственной встряски и жажды замены «маргарина стишков» на «масло поэзии», никакие сообщения и обобщения не помогут выбраться из режима «синица в руках вместо журавлей в небе», поскольку сложность проблемы заключается в том, что с «хорошими» стишками можно вполне комфортно и успешно существовать в литературной среде. Поэзия очарует, но и усложнит жизнь, потребует иного миропонимания и отношения к известной вам жизни. Хорошие стишки так или иначе раскрашивают серые будни, они, по выражению Твардовского «избавляют от груза невысказанных переживаний, облагораживают помыслы». Пусть и не более того. Но и не менее. Поэтому, всем, кто решится «всё бросить» ради приобщения к поэзии, всё-таки стоит трижды задуматься о том, что после возвращения из «хорошего» к «лучшему» не будет : ни понимания, ни помощи, ни поддержки, ни хлеба насущного, ни статуса знающего среди пишущих — только «грусть по журавлю», два-три поэта, пять-десять ценителей, коих ещё надо будет отыскать по закоулкам родины и умирание с достоинством и улыбкой посреди и на глазах респектабельно идущих на компромисс с совестью и хорошо-бездарным сообществом представителей отряда вольных литературных хлебопашцев.

 

Поэзия — это несопоставимая с хорошими стишками высота речи, но это речь сновиденная, это высота пропасти: приобщение к поэзии будет фактически означать: перечёркнутое собственное творчество, признание себе в совершённом когда-то самообмане, в смысле, перепрыгивании через любовь читателя к ражу писательства.

 

Постижение поэзии будет сопровождаться — одиночеством, непониманием со стороны прежних друзей и товарищей, равнодушием со стороны большей части «экспертного сообщества», полной переоценкой ценностей!

 

Поэзия только гостит на Земле, вечное посреди временных. Земное небожительство поэзии не соседствует, а противостоит земноводной душевности хороших стишков.

Ищите в себе желание перемен, ищите отличия поэзии от хороших стишков, ищите себя, не останавливайтесь на достигнутом — вот главное задание, которое хотел бы предложить в рамках этого эссе.

 

Моё деление : есть стишки (хорошие и плохие) и есть поэзия. Они существуют в параллельных мирах, но не родственны друг другу. Можно писать и любить то и другое, главное уметь четко и обосновано отличать одно от другого. Делюсь личным опытом десятилетних раздумий и поиска.

 

По существу и вкратце я бы отметил следующие признаки «хороших стишков», кои присутствуют в них, либо по отдельности, либо в комбинации:

 

1. «Поддаётся пересказу, что на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии». (Мандельштам). То есть, либо это рифмованная проза, когда окончания вроде бы зарифмованы, предложения размещены построчно, но по сути своей произведение представляет собой повествование в столбик — обыкновенное перечисление действий, характеристик чего-то, которые могут быть щедро сдобрены авторской душевной причастностью, но при всём уважении к этой душевной причастности, произведение не принадлежит поэзии, как таковой, просто использует её форму. Это небольшой рассказ «о том как дело было». Такое произведение очень легко перевести в разряд прозы, надо всего лишь, например, убрать построчность формы или рифмовку окончаний, и всё, стишок становится рассказиком, поэма становится новеллой.

 

2. Доминанта содержания. В хороших стишках, содержание, как правило, лежит на поверхности, является единственным, никакой анфилады смыслов нет, есть только выпирающее наружу желание автора стишка сказать наболевшее выстраданное, по типу «мораль той басни такова» — словесность содержания также характерна для стишков, как хороших ( то есть более складных и ладных в рифмовке и образах), так и в плохих (менее ладных в рифмовке и образах. Звукопись, ритм примитивны, односложны, недоразвиты.

 

3. Хороший стишок — это практически всегда выраженный частный случай, в котором автор рассказывает только свою душу и не в состоянии раздвинуть горизонт. Николай Гумилёв писал, что «рассказчики только своей души не могут стать сколько-нибудь стоящими поэтами». Ему вторит Александр Твардовский : «Ваши стихи – ваше частное дело, – вот в чём беда.. Писание стихов доставляет Вам радость, освобождает Вас от груза невысказанных переживаний, облагораживает Ваши помыслы и желания в Ваших собственных глазах, но не более того». Хорошие стишки — всегда «не более того», не более того, что автор знает и предлагает из своей жизни, а если и «более того», то в виде прозаическом (см.пункт 1) С Гумилёвым и Твардовским согласен Иосиф Бродский: «Чем больше цель движения удалена, тем искусство вероятней.. ибо что же может быть удалено от ежедневной реальности более, чем великий поэт или великая поэзия»

 

4. Хороший стишок, в отличие от плохого стишка, не допускает явных ляпов в стилистике, но язык хороших стишков, тем не менее, беден и бледен. Это по сути тот же самый язык повседневного общения, сведённый в столбики, строки и строфы. На этом языке хорошо беседовать о природе, погоде, сетовать на «несчастную солдатскую любовь» под три блатных аккорда, можно выражать негодование или философствовать довольно-таки удачно и интересно. Но поэзия, как высшая форма языка, отсутствует во всех вариациях стишков. «…легко усваиваемая поэзия, отгороженный курятник, уютный закуток, где кудахчут и топчутся домашние птицы. Это не работа над словом, а скорее отдых от слова» — написал Осип Мандельштам о хороших и плохих стишках.

 

5. Хорошие стишки имеют образность, арсенал сравнений, аналогий, но, как правило, это либо речевые клише, штампы, либо такая «образность», в коей сравниваемое и сравнение находятся слишком далеко друг от друга, невозможно выстроить мгновенный ассоциативный ряд, либо образность подменена фигуральностью речи, когда вместо фантазии возникает фантастика, вместо развития воображения происходит его оглупление или падение с переломом.

 

6. Хорошие стишки, как трамваи, движутся по рельсам, то есть тривиальны — от замысла, ракурса до исполнения. Либо уподобляются подвыпившей компании, которая демонстрирует «пьяную раскованность». Людей пишущих стишки Мандельштам назвал «прирождёнными не-читателями». «они неизменно обижаются на совет научиться читать, прежде чем начать писать. Никому из них не приходит в голову, что читать стихи — величайшее и труднейшее искусство, и звание читателя не менее почтенно, чем звание поэта; скромное звание читателя их не удовлетворяет и, повторяю, это прирожденные не-читатели…»

 

7. Хорошие стишки могут быть искренними, душевными, злободневными, дневниковыми, местечковыми или эпохальными, но в них нет тайны, чары, в них напрочь отсутствует приключение, художественный или правдивый вымысел, которые по выражению Вейдле «совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление, которые нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее бывание, а образ подлинного бытия». В хороших стишках, тем паче в стишках плохих вовсе отсутствует «нас возвышающий обман», который «тьмы низких истин мне дороже».

 

Хороших стишков и плохих стишков так много, особенно в нашей современности, что каждый пишущий может далеко не искать — заглянуть в собственное творчество и познакомиться с ними поближе))

 

Лучше всего для определения ценностей поэзии использовать эти же семь пунктов, как бы меняя в каждом пункте знак «-» на «+».

Например, поэзия:

 

1. Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы, не представляет собою рассказ «о том, ка дело было», то есть представляет собою не переводимое на язык прозы иносказание.

 

2. Содержание поэзии не ограничивается простым перечислением действий, характеристик, чувств, вещей, явлений в рамках заявленной темы. У поэзии есть «глубина вкуса» или анфилада смыслов, звукопись, включающая интонацию, ритм, аллитерации. Не один смысл, а целый комплекс звукосмыслов характерен для произведения поэзии.

 

3. Произведение поэзии, включая в себя частности в виде так называемых поэтических деталей, никогда не является частным случаем или произведением ограниченным личной жизнью автора. Это всегда «тысячеглазое» видение, в коем даже в случае размера сюжета с теннисный мяч, размер смыслов оказывается размером с эпоху с высоты «звёзд и комет».

 

4. Язык поэзии — необычен, необычайный и не потому только что не является языком повседневного общения, но поскольку это язык самих явлений, предметов, это язык «с другой стороны» или скоропись духа.

 

5. Произведение поэзии инициирует образность, вместо фигуральности речи стишков. То есть, сравнения поэзии развивают, а не коверкают или упрощают, оглупляют воображение.

 

6. Произведения поэзии оригинальны от замысла до исполнения, никаких банальностей, тривиальностей, клише и штампов, никакой простоватости или простоты, хуже воровства.

 

7. Произведения поэзии обладают художественным или правдивым вымыслом, вместо «правды-матки» стишков. В них развита так называемая отрицательная способность или ясность поданная через мутное стекло. В поэзии жизнь представлена как сонм неопределенностей, мобилизующих наитие, интуицию читающего, развивающих воображение, восприимчивость, утонченность восприятия, интеллигентность, а не простую образованность и «мораль той басни такова»

 

Если совсем кратко — семь ключевых ценностей или признаков произведения поэзии:

 

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы

2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами

3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай

4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить

5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи

6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише

7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

 

P.S.

 

Хорошие стишки имеют право на существование, на аудиторию поклонников, они не являются ступенью к поэзии, не являются её младшей сестрой или дальней родственницей, хорошие стишки не родственны поэзии, не этап на пути к ней, они есть временные попутчики и помощники «временных» людей, то есть людей, живущих как бы на поверхности человеческой жизни; хорошие стишки эмоционально раскрашивают черно-белую или функциональную, практическую жизнь хороших людей, тех, которым вполне достаточно одного содержания, одного мотива, или «односложной сложности». Мы можем наблюдать, например, две квартиры: на первом этаже и десятом. Все будет похожим по условиям проживания, разница почувствуется только на балконе — панорама, вид, уровень горизонта разные и будут значимы только для тех, для кого именно широта и глубина охвата жизненно важны. Поэзия — это несопоставимый со стишками потенциал для развития воображения, для расширения сознания.

 

Как нечто заметное и влиятельное — поэзия в нашей современности закончилась. Оставшиеся у неё два-три поэта и с десяток ценителей, кроме прощального взмаха над пропастью современной мёртвой жизни, вряд ли могут что либо сделать или изменить. Этот секрет Полишинеля можно растянуть над планетой в виде огромного многоточия, символизирующего завершающие годы пропадания пропадом «последних из могикан» поэзии. Но те, кто очнётся по подвалам и бункерам после завершения термоядерного пепла, кто будет честно вспоминать никчёмность последних десятилетий собственной и всеобщей жизни, в случае возникновения малейших шансов на продолжение цивилизации грабежа и разбоя, сможет передать в копилку нового золотого века человечества — что-то подлинное и глубочайшее по красоте и откровению о человеке, в том числе жизнь в искусстве, поэзию, как альтернативный путь в будущее. Тогда только, наверное, разница между «хорошим» и «настоящим» будет, как на ладони, близка и понятна до конца.