Кошкой малец прокрался по зацелованному бликами акведуку Элио, подмел курчавыми космами прах погребальных

кварталов. Любовь продавалась, в том числе и на кладбищах, в разивших мочой купальнях, в местах

жертвоприношений на краю малярийных болот. Амори покинул опустевший, заваленный туфом шатер жрицы,

сделавшей его свободным. Он очистил ее ложе от следов механических людей и тяжести скверны и наполнил

ритуальные амфоры на жертвенном алтаре тягучей жидкостью, лишавшей человека контроля над своим телом.

Амори присутствовал одновременно в тысячи мирах. Где-то сейчас он впитывал женское целомудрие, покорялся

настойчивой силе предков – покровителей, украшал золотом священных рощ глушенное стекло усыпальниц.

Полевая туманность темного разума тянулась в равновесную пустоту вечного некрополя. Бодрствовавший понтифик

облекал себя в багряную тогу, осквернял и причащал, насиловал и подчинял перед бронзовым распятием в карете.

Учение Иисуса меняло людей куда быстрее, чем вода в водопроводах, куда радикальней, чем, кровь на аренах.

Сопровождаемый гвардейцами служитель церкви промчался мимо башен Модены и Болоньи и, любуясь с моста

барашками волн Самоджи, призвал под кожаный полог скорбевшего Амори.

Скрытая ярусами садов вилла Джулия стояла особняком, полукруглая галерея раскрывалась во двор, служа

партером. Рассеченные колонны подпирали окаймленные плющом руины слезного неба, в них барахтались

вылупившиеся люди. Опираясь на хрупкое плечо гостя, Юлий прошелся по лоджиям Нимфея. Сон выкупал его душу в

облагороженном роднике Аква Верджине.

В залитой пальмовым вином камере медного быка Юлий ощутил настигающую похоть, пульсацию боли, ёрзанье

стригиля, скоблившего его отмершую кожу. Мир втянулся во внеземную бездну своего бутона. Багровый пар шикал в

зареве никогда не наступающего завтра, и не чувствовалась трепыхания того, что осталась бы после него, что

оставило бы понтифику толику тени. Судьи трупного Синода, палачи церковного трибунала лишили священника во

сне трех пальцев руки, которыми он совершал крестное знамение.

На космическом дне фасеточных глаз Амори шли войны: священник увидел вспышки бомб на солнце, обломки

кораблей, людей с лунной радуги, зараженных недугом облеченных властью. В подоле песчаной бури завалялось

стекло с секретом. Предрассветный зефир на мгновенье перестал щекотать дурманившую ум пустоту. Спустившийся

по ступеням звездного амфитеатра холодок вскрыл язвы на ступнях понтифика, одним духом проявила себя болезнь.

- Римский народ больше не станет преклоняться предо мной,- тихо проговорил он. Дьявольский, сенсационный

трактат вышел из-под его пера. Он переписывался на лучших папирусах, обсуждался на рынках и форумах. В

истинной истории вознесенные до апофеоза императоры были побеждены и унижены, всесильная страна была

разделена и разграблена. Изгнанный вельможа бросал динарии в уготовленную для купола пантеона бетонную пену.

Ночами он вынимал пораженный грунт из ветхого храма и ждал, когда молодые планеты из числа тьмы прожгут

тяжелое веко окулуса. Горячие звезды, ковавшие жизни рабов и технократический уклад, превратят в Новый Рим

человеческое царство. Пустыни праха, реки крови обесценят телесную жизнь и придадут ей духовные смыслы.