5 мая 2004 года.

 

Я врач-интерн в приёмном покое Областного центра СПИД и особо опасных инфекций. Молодая, мечтающая и смелая. Хочу спасать людей от самых страшных инфекций в мире.

Пять минут назад я закончила писать историю болезни пациента и заварила чашечку чая.

В тот же день на «Векторе» лаборантка Антонина Преснякова прошла инструктаж и медосмотр, а затем приступила к инъекциям подопытным морским свинкам, инфицированным вирусом Эбола. Закончив эксперимент, Антонина стала надевать колпачок на иглу шприца, и в этот момент её рука дрогнула. Игла проткнула две пары резиновых перчаток, которые были на руках Пресняковой, и проколола кожу на левой ладони.

В результате произошло заражение геморрагической лихорадкой Эбола. Несмотря на проводимую терапию, 19 мая 2004 года больная умерла. Ей было 46 лет.

Весь мир облетела эта печальная новость. Эбола всколыхнула мир ещё тогда. Впервые вирус Эбола был идентифицирован в экваториальной провинции Судана и прилегающих районах Заира в 1976 году. Вирус был выделен в районе реки Эбо́лы. Это дало название вирусу.

Вирус распространялся через прямой контакт с жидкостями организма, такими как кровь, от заражённых людей или других животных. Распространение могло также произойти от контакта с предметами, недавно загрязнёнными биологическими жидкостями.

Смерть наступала обычно на второй неделе болезни на фоне кровотечений и шока. Максимальная летальность 90%.

После госпитализации Антонины к нам поступили три человека, которые с ней контактировали. Я внимательно осмотрела всех, записала «истории болезни». Мы всех положили в специальные Мельцеровские боксы для наблюдения.

К пятнице стало понятно, что Антонина заболевает лихорадкой Эбола. Всё осложнилось тем, что у двоих из трёх остальных также поднялась температура до 38,0–39,0⁰С.

Я уходила с работы, в панике думая, что я ведь тоже с ними контактировала. Я ясно представляла себе симптомы Эболы. Усталость, слабость, снижение аппетита и головная боль, кажется, уже начинались и у меня.

Я держалась до тех пор, пока не зашла домой и не закрыла за собой входную дверь. В этот момент из меня вырвался крик в пространство: «Я не хочу умирать, я не хоооооочччччу умирать». Я рухнула на постель, уткнулась лицом в подушку и начала рыдать.

Ясно понимая, как всё может развиваться, осознавая драму происходящего, я ревела. Ведь я только что начала работать врачом-инфекционистом, и мне было так жалко себя, так страшно, так обидно, что всё сейчас может закончиться. Тогда я подумала о хрупкости человеческой жизни, как её сложно обрести и легко потерять. Я буквально кричала в пространство: «Я не хочу умирать!!!»

После двух дней рыданий на выходных я вернулась на работу. Вместе с Антониной остался наш врач-реаниматолог, который должен был провести с ней всё время до выздоровления или смерти, плюс инкубационный период от последнего дня контакта. Он не вернулся в этот день домой. И семья увидит его через 2–3 месяца.

Антонина ушла утром на работу 5 мая 2004, и больше никто из родных её не видел. Её похоронили по особым правилам: в цинковом запаянном гробу, засыпанным порошком хлора. Могила в два раза глубже, а сверху залита бетоном, чтобы не раскопали, не размыло водой. Её родные не могли попрощаться с ней.

У двоих контактировавших с Антониной оказалась банальная гнойная ангина. Они поправились, и через две недели были выписаны домой.

Больше никто не заболел.

Весь мир на всех языках опубликует эту историю с Антониной Пресняковой. Изменят правила работы. Будут разрабатывать лекарства. Потом всё будет использоваться во время будущих вспышек лихорадки Эбола.

Я же стану учёным-вирусологом, специалистом по особо опасным инфекциям в дополнение к профессии врача.